Иная судьба. Книга 3

Да, кажется, именно так говорится, когда хочется поблагодарить за что-то небеса.

«… сегодня и завтра, а, возможно, и до конца недели в суде не будут рассматриваться дела, требующие Высочайшего Присутствия. Вот какие слова я уже знаю. А прошений было много, я просто вспоте…» (Пришлось-таки зачеркнуть). «…утомилась читать. Но справилась. Были вдовы, которым надо назначить пенсион после гибели супругов на войне. Ой, не вдовы, а прошения от них…»

Наверное, «Ой» не слишком уместно смотрелось в «отчёте», но герцогиня храбро махнула на огрехи рукой. Потом перепишет начисто. Это у неё чер-но-вик – вот и ещё новое словечко, узнанное от мэтра Огюста.

При воспоминании о бывшем писаре мысли её невольно переметнулись на совсем иной предмет. Ах, какие письма он шлёт Фатиме каждый день! Конечно, османочка кое-что и ей давала почитать, они ведь настоящие подруги! Марта невольно расплылась в улыбке, припомнив:

«Возлюбленная горлинка моя!»

Ах, какие слова… Фатима каждый раз плачет, перечитывая, а потом ругается – и называет Огюста дурачком, совершенно не понимающим женщин. Почему? А вот почему.

«Если бы не воля небес, определившая нам родиться в разных державах, удалённых друг от друга, и не удары изменчивой фортуны, отбросившие меня на дно жизни, вследствие чего я вынужден добывать себе и престарелым родителям кусок хлеба насущного – добывать тяжким трудом, не свойственным представителю дворянского сословья… Как знать, возможно, своим супругом вы называли бы не покойного уважаемого мэтра Россильоне, а меня, нижайше припадающего сейчас к кончикам ваших прелестных туфелек с загнутыми носками…»

«Но клянусь вам, сударыня, все силы души своей употреблю, чтобы стереть разницу в положении между нами. И ежели в сердце вашем нет другого любезного друга – заявляю с полной ответственностью, что намерен сделать вас своей дражайшей и обожаемой супругой. Однако дайте мне время, чтобы добиться соответствующего статуса в обществе и предложить вам достойный кров, и обеспечение, которого хватит с избытком не только для наших детей, но и внуков и правнуков. Ибо в последнюю очередь я желал бы называться охотником до приданого, женящимся на золоте и коврах! Ничуть не сомневаясь в благосклонном ко мне расположении и в положительном ответе на свои признания, я, тем не менее, начну серьёзный разговор с вашим батюшкой не ранее, чем он сможет признать меня достойной партией для своей единственной дочери. Однако добавлю, ненаглядная моя небесная пери, что не собираюсь томить вас ожиданиями. Ваш будущий супруг – человек дерзкий, решительный, умеющий рисковать, но рисковать оправданно, а потому уверен: мы скоро будем близки, как того и жаждут наши любящие сердца».

Расчувствовавшись, Марта промокнула слезинку в уголке глаза. Но тотчас испуганно отдёрнула руку – не с платочком, оказывается, как думала, а с той самой ветошкой, которой давеча оттирала чернила. Ф-фу, зряшные страхи, другой стороной приложилась, незапачканной, благодаренье Богу, а иначе быть ей сейчас чумазой, как маленькие братцы на уроках чистописания.

Но что же это получается? Допустим, Огюст Бомарше, такой славный молодой человек, такой умный, такой… достойный, ей-богу! – считает себя пока чересчур бедным, чтобы просить руки богатейшей вдовы, а подозрения в возможной корысти для него оскорбительны. Это ещё понятно. Но почему почти так же думает о себе мэтр Максимилиан? И стоит ли писать об этом Жильберту? Ведь они не просто герцог и секретарь, они ещё и друзья; вдруг Жиль как-то поможет ему советом? В деньгах-то вряд ли есть нужда, секретарь всё равно что министр, и жалованье у него порядочное, да и дом есть за городом, не дом даже, а маленький замок, как однажды проболтались Берта и Герда, а рядом виноградники. Поговаривают ещё, что есть у мэтра Фуке паи в каких-то важных торговых компаниях, это тоже больших денег стоит. Его милость, похоже, человек очень состоятельный, но на сегодняшний невинный вопрос Марты – когда же, наконец, он сделает предложение известной им обоим даме – лишь сверкнул глазами и коротко ответил: «Она теперь намного выше меня по статусу. Недостоин. И оставим это».

Вот дела…

Возможно, у него нет титула?

Нет, об этом она писать не будет. Лучше потихоньку расскажет Жилю, когда тот вернётся. Пусть сам разъяснит, в чём тут загвоздка.

Машинально прикусила кончик пёрышка.

Вот ведь как получается…

Уже после их с Фуке уроков… то есть занятий государственными делами в Гайярд пожаловал сле-до-ва-тель из особой службы, и, поскольку Марта всё-таки Высшее Лицо, зачитал в присутствии её и герцогского секретаря, а «тако же заинтересованных лиц, а именно – наследницы вышеописанного недвижимого имущества, земель и денежного состояния, равно как ценных бумаг, госпожи Доротеи Августы Терезии Смоллет-Фицкларенс, в девичестве Глюк, а тако же сестры бывшего владельца оных недвижимости, земель и прочая… госпожи Изольды Элизабет Гейл, в девичестве Смоллет-Фицкларенс»… Ух, какие длинные фразы она научилась запоминать! В общем, оказалось, что на наследство Доротеи, не зная, что она, единственная пре-тен-дент-ка, жива и здравствует, разинул рот ни кто иной, как сэр Джордж Вильямс Гордон, посол короля Генриха. Оказывается, он был дальний-предальний родственник Смоллетов, седьмая вода на киселе, как говорится, да ещё от какой-то не совсем законной побочной ветви. У него в прадедах был королевский бастард, хоть и королевский, но бастард, а это делало права бриттского посла на «вышеописанное недвижимое имущество» весьма шаткими – по крайней мере, пока живы законнорожденные наследники.

Как ни прискорбно, он решил проблему в своём стиле, жёстко и беспринципно. И первый шаг сделал давно, много лет назад, после назначения Александра Смоллета, начинающего, но уже подающего большие надежды дипломата, в Галлию, страну, на которую у островной державы были весьма и весьма крупные планы. Алекс был удостоен нового поста не за происхождение, не за взятки, не про протекции, а за свои исключительные таланты на политическом поприще, за ум, находчивость, блестящее умение выводить из тупика самые сложные переговоры. Но Гордон, снедаемый завистью, упорно твердил, что «этот выскочка» его обошёл, унизил, подставил… ибо сам метил на его место.

А тут ещё фамильный замок, имеющий уникальный секрет, о котором нынешнее поколение владельцев, скорее всего, не знало, иначе пользовалось бы… Где-то в недрах его древних подвалов был замурован тайный Старый Портал, такой же, как в заброшенном имении неподалёку от Эстре. Прямое сообщение «Галлия-Бриттания», с мгновенным перемещением, минуя таможни, осмотры; исключительная возможность для тайной, а главное – скорейшей переброски сведений, депеш, доносов и нужных людей. Лазейка для бегства, в конце концов, или для отступления. Но всё это ещё нужно было найти, активировать, а прежде всего – заполучить во владения. Поэтому-то так необходимо было убрать Александра Смоллета. Вытурить его – и не только с тёплого местечка и с политической арены, но из жизни вообще. Устранить исподволь всех претендентов на вожделенный замок.

Чего-чего, а терпения Гордону было не занимать. И цель, маячившую впереди, он вполне обоснованно с точки зрения своей циничной логики считал оправдывающей средства.

Менталисту, вытянувшему из предсмертных минут бриттского посла груз воспоминаний почти двадцатилетней давности, пришлось нелегко. Свалившаяся лавина информации едва не вышибла из него дух, и пришлось, по приезде в Эстре, спешно делить сей клад ещё с тремя коллегами, а потом уже сортировать, отделять зёрна от плевел… Помимо истории с молодым загубленным послом, было вытащено на свет божий много грязи. Но то были совсем другие и чужие судьбы, а потому разговор о них вёлся в иных местах и попал в совсем иные архивы.

И про это Марта тоже расскажет Жилю, но при встрече. Сейчас у неё просто не хватит терпения расписать на бумаге изобилие новостей. Это ж полночи шкрябать, не меньше, а у неё уже глаза закрываются от усталости! Встряхнув головой, она поправила съехавший на ухо ночной чепчик и продолжила:

«…Были два прошения о снаряжении иск…экспедиции в Новый Свет, в страну Эльдарада, пишут, что за золотом, и очень красиво расписывают, как оным золотом даже золотят вождя во время какого-то ежегодного празднества».

Слишком много «золота». Ничего, потом она перечитает – и перепишет набело, убирая лишние слова. Может, дать сперва Доротее на проверку? Нет-нет, Марта должна сама справиться и показать, на что способна.

«На это мэтр Фуке справедливо заметил, что сведения из легенды, не подтверждённые точными свидетельствами очевидцев, ещё не факт, а експедиция обойдётся очень дорого. Лучше мы вызовем подателя второго прошения, который предлагает поход в Старую Индию, а именно – на остров рядом с ней (прости, Жиль, забыла, как он называется) с учреждением Большой Чайной Компании. Этот почтенный купец, оказывается, хорошо знаком с нашим Суммиром и готов снарядить караван с ним вместе. Ему не нужно от нас слишком много. (Ничего, что я так пишу – «от нас»?) Только лицензия, помощь в приобретении трёх кораблей и ма-аленькая льгота при ввозе. Это называется «ввозная пошлина», я запомнила. Жиль, я думаю, что можно им разрешить эту експедицию, потому что она пойдёт на пользу не только господам купцам, но и Галлии. Наш чай будет лучше того, что привозят в Бриттанию, а мы – повысим вывозные пошлины, потому что у нас будет «монополия», кажется так.

А ещё были просьбы о рассмотрении нескольких дел по разводам, и тут… прости, Жиль, я подписала только одну из трёх. Там супруг бьёт жену плёткой и тростью, хоть она графиня, а он граф. Напьётся – и измывается. Говорит, что перед Богом она его собственность, хоть и титулованная. А я не знала, что графья… графы могут себя вести, как напившиеся мужики. Оказывается, могут. Раньше его действительно нельзя было наказать, но Максимилиан сказал, что сей граф ещё не знает о новой поправке к закону о браке, которую ты ввёл три недели назад, и теперь этого «прохвоста» можно запросто отдать под суд. Наказывать не будут, а штраф в казну возьмут. Я так и распорядилась. Пусть судят. Это ведь справедливо, да?

А два других прошения оставила. Там супруги то ругаются, то мирятся. Вдруг ещё передумают?

А ещё три… Ой, Жиль, там просто и смех, и грех. Один рейтар встречался сразу с тремя девушками. И так уж получилось, что все три оказались от него в тягости, и он каждой поклялся жениться. Представляешь? Вот все три на него тебе и пожаловались. Одной он поклялся Святой Агнессой, что женится, другой – Святым Франциском, третьей – самой Богородицей. И как тут быть? Жениться он не желает, выкручивается, что если выполнит слово, данное одной, непременно обидит двух прочих святых. Вот хитрец! Тогда я послала письмо Его Высокопреосв… отцу Бенедикту, нельзя ли этому рейтару жениться сразу на троих. Иначе, как клятвопреступника, его должны заклеймить трижды и сослать на галеры на тройной срок. Пусть уж лучше женится. И девушки не обижены, и дети законные… И ведь отец Бенедикт нашёл лазейку! Оказывается, лет десять назад, после войны с Бриттанией и чумы по Европам, Папа издал буллу – это такой Папин Указ – и разрешил крестьянам и лицам воинского звания брать двух и трёх жён. Вдов в ту пору оказалось много, а мужского населения мало. И вообще – населения. Правда, указ закончил действие три года назад, но отец Бенедикт сообщил, что обратится к Папе Аврелию, создать «ин-ци»… нет, не запомнила это слово… В общем, чтобы другим неповадно было клясться всуе и дурить девушкам головы. Набедокурил – женись.

Ещё он почему-то написал, что с тремя женщинами жить не так страшно, как с тремя тёщами. Жиль, это действительно так трудно? Может, я слишком жестока?»

И тут Марта загрустила. Вместе с прошениями о разводах были поданы разрешения о заключении браков: обязательное условие для женитьбы дворян. Герцог, как пастырь особ дворянской крови, должен был следить за соблюдением чистоты оной, а потому вправе был запретить мезальянсы. И как тут не вспомнить, что они-то сами – до сих пор не венчаны в Святой Церкви!

Поэтому о браках она не упомянула. Вдруг подумает, что Марта на что-то там намекает… Куда им венчаться, когда, согласно сказке, что придумали Жильберт с капитаном Винсентом, супруги Эстре изначально были женаты, просто потом настоящую герцогиню украли, а потом вот – вернули… Печально.

«…И на этом разбор бумаг закончился. Я даже не поверила, что всё. А мэтр Фуке поздравил меня «с приобщением» и сказал, что теперь я и сама вижу, что не так это страшно – руководить государством. Что за большущие дела мне пока рановато браться, вот и учусь на малых. И что на сегодня самое страшное позади. Ой, он просто сказал, что главное позади, а что «страшно» – это я от себя так подумала.

А потом я попросила мэтра Гийома показать мне галерею твоих предков, как ты и велел. Какие там все мужественные и красивые! Почему я раньше не видела это крыло? И мэтр Гийом, когда первый раз показывал мне Гайярд, сюда меня отчего-то не приводил, а сегодня очень этому удивился.

А ещё мы вместе с ним поднимались на Ту Самую Башню. Не волнуйся, там совсем недавно сделали перила, никто не слетит со ступенек. Там холодно, я догадалась захватить пушистую накидку. Я всё жду, когда же прилетит… Ну, ты понял, кто. Но его не было. Хотя, когда я увидела какую-то большую птицу, то приняла её издалека за… Ты понимаешь, за кого. Потом она будто обо что-то ударилась и отлетела, и даже словно вспыхнула…»

Подумав, Марта решительно вычеркнула последний абзац. Не надо волновать Жиля. В том, что произошло, нет ничего особенного, ей так и объяснил старенький управляющий: об эту пору начинают вылетать за добычей молодые ястребы, и один из них случайно завернул к Гайярду, хоть они обычно избегают городов. А тут, над замком, от хищных крылатых поставлена магическая защита, вот птицу и отбросило. С ней ничего страшного не случилось, просто слегка оглушило.

…А как интересно было в картинной галерее! Жи-во-пись, порт-ре-ты… Это как застывшая в красках музыка. Такие прекрасные лица у предков Жильберта, такие живые, что трудно поверить, будто эти люди царствовали много-много лет и даже веков назад. Ах, какая красивая у него матушка, и как, оказывается, похож на неё Жиль – и глазами, и пышной шевелюрой цвета воронова крыла, и улыбкой, и статью… От отца, Старого Герцога, как с почтеньем назвал его мэтр Франсуа, молодой д’Эстре унаследовал не только рост, но и характер, решительность, и острый ум, и… Тут управляющий запнулся и поспешно добавил: и многое другое.

Почему-то Марта никак не могла вспомнить лица Старого Герцога. Пышный парадный камзол, герцогская мантия, венец, даже драгоценные пряжки на туфлях – всё так и всплывало перед глазами, а вот лицо… Завтра надо будет наведаться туда ещё раз. От портретов веяло теплом и дружелюбьем, и из галереи она выходила со стойким ощущением того, будто только что познакомилась и наговорилась с очень хорошими людьми.

…Она тщательно присыпала написанное песком: хоть и черновик, но надо приучать себя к порядку! Выждав, пока впитается излишек чернил, ссыпала в серебряную лодочку, погасила свечи кроме одной…

Забыла. Забыла, что, по всем правилам, письмо надо закончить!

Схватила пёрышко и торопливо накарябала, уже не заботясь о ровности букв:

«Твоя любящая и любимая жёнушка Марта. Пусть у тебя всё будет хорошо, Жиль!»

И торопливо, ёжась от холодящих паркетин, пробежала через спальню, кажущуюся при свете свечи необъятной, ощутила ногами сперва пушистый, по щиколотку, ворс персидского ковра, затем гладкость приставной скамеечки, подпрыгнула – и упала в холодную постель. Рядом тотчас рухнула откуда-то сверху тёмная кошачья тушка. Маркиз затарахтел, утаптываясь и вертясь на соседней подушке.

Марта с облегчением засмеялась. Ну вот, она и тут не одна! Теперь можно спать спокойно.

…Максимилиан Фуке внимательно и уже в третий раз выслушал рассказ управляющего. Потыкал носком сапога полуобгоревшее кожистое крыло летучей твари, чьи острые зубы в длинной, вытянутой, как пила, пасти сверкали угрожающе даже сейчас. На передних резцах застыли сине-зелёные подтёки. Похоже, тварь была ядовитой.

– Химера? – проговорил задумчиво.– Так вы утверждаете, мэтр Гийом, что она неслась прямо на вас?

– Точно так, господин Фуке, и не иначе. Понимаете… От сами знаете кого… – замялся, – у меня осталось умение определять траэкторию полёта крылатого существа. Да и, так сказать, намерения этих существ я тоже…

– Неужели до сих пор чувствуете?

В голосе герцогского секретаря сквозило отнюдь не недоверие, нет – нескрываемое уважение. Управляющий расправил плечи, с хрустом выпрямив обычно согбенную по-стариковски спину.

– Точно так, сударь.

Оба кинули невольный взгляд на то, что осталось от летающего монстра.

– Значит, намеренное нападение. – Макс Фуке сдвинул брови. – Траектория, говорите… А откуда, в таком случае, оно летело? Не та ли это химера, что прижилась на куполе храма Серафима Эстрейского?

– Что вы, мэтр! Та безобидна, да и огнём-то её можно разве что шугануть, она ведь каменная. Её бы просто отшвырнуло защитной магией. От этой же, сами видите…

Старик сглотнул, явно переживая очередной приступ тошноты.

– Остались почти одни кости… – подытожил его собеседник. – Живая. Была…

Луна высвечивала странную, сюрреалистическую в своём мертвенно-бледном свете картину: две человеческих фигуры среди жидкого паркового подлеска, блеск речной глади невдалеке, огоньки, похожие на светлячков, но образующие слишком уж правильную окружность вокруг этих двоих. И какую-то груду костей, сваленную неаккуратной кучей. Лишь удлинённый череп с челюстями-пилами был, казалось, совершенен в своём безобразии…

– Позвольте заметить, – нарушил затянувшееся молчание мэтр Гийом. – Я… я говорил вам про намерения, которые слышу? Так вот, в тот момент мне показалось…

Он смешался.

– Говорите, друг мой, – подбодрил его секретарь.

У старика вдруг задрожали губы.

– Я испугался. Когда оно рванулось к нам, я вдруг явственно ощутил, что этой твари нужна молодая госпожа. Только она. На меня она и не глядела.

– Хотела убить? – свирепо уточнил Фуке.

Прикрыв глаза, старик отрицательно покачал головой.

– Ох, нет… Схватить. Унести прочь. Украсть. Её кто-то послал, эту тварь, послал за нашей госпожой!

***

…Им даже не пришлось расквартировываться по домам. Бравые рейтары всего лишь немного потеснили городскую стражу – и не сказать, чтобы сильно, поскольку Роанские казармы, как и все подобные строения в мало-мальски развитых городах Галлии, были возведены с изрядным размахом, в расчёте на то, чтобы, не приведи Господь – случись новая война – вместить свежий приток воинских сил. Да и местным ветеранам не терпелось узнать новости от «своих», не штатских, к тому же ещё и участников недавних событий в Саре. Ведь редко кто слышал о победах над дикими орками, а уж чтобы против них ударили братья-рейтары – до сей поры подобного не случалось. Поэтому не было слушателей внимательнее и благодарнее, чем городские стражники, чьи капралы уже брали на вооружение новый боевой опыт. А уж от местных «граций», слетевшихся полюбоваться и предложить любовь новым героям, впору было ставить дополнительные караулы.

Капралы ревниво хмурились, Чёрные Всадники ухмылялись, но местных кавалеров не провоцировали, как-никак, они здесь по делу. А дисциплина в них была вбито крепко, ибо своим местом в «Чёрной полусотне Модильяни» дорожил каждый

И хвала Всевышнему, что известие об эпидемии не подтвердилось, не нужно теперь отвлекать людей на кордоны вокруг города, набирать добровольцев в похоронные команды. Нет, тревога не оказалась ложной, оспа в городе всё же имела место быть. И даже собрала небольшую жатву: умерло четверо зрелых людей и девять – преклонного возраста, а вот дети болели как-то легко и, похоже, стараниями местных докторусов шли на поправку. Именно на это обстоятельство обратил внимание Поль Вайсман, сразу по прибытии и представлении бургомистру внимательно зачитав истории болезней, составленные педантичными медикусами, прежде чем самому отправиться в лазарет, куда свезли больных.

Надо было видеть кислые мины Роанских светил от медицины, волею судьбы присутствовавших тут же, на Совете городских Старшин, и теперь вынужденных отчитываться перед «столичной штучкой» в лице мастера Вайсмана! Который до недавнего времени в их глазах был никто и звался никем, подумаешь, приехал с дипломом, подумаешь… племянник прославленного Парре! Ты сперва докажи, что сам из себя представляешь, послужи, покланяйся, заработай себе пациентов, денег и репутацию… И неважно, что за два года пребывания маленького доктора в Роане ему немало досталось тычков и злословий от ревнивых коллег по гильдии. Сейчас все, как один, были уверены, что именно они и благодетельствовали, и покровительствовали, что лишь при их воздействии, и не иначе, выскочка приобрёл известность и быстрорастущую славу и заимел прекрасных клиентов аж в Эстре, а теперь, видите ли, пользуется милостями Самого…

Подумать только! Самого герцога! Не иначе, как за какие-нибудь особые тайные заслуги, о которых в порядочном обществе и говорить стыдно.

А самое досадное, что Поль Вайсман чихал на их сегодняшнее подобострастие, относясь к нему с тем же равнодушием, с коим два года подряд выдерживал подножки и нападки, а то и клевету. Знаем мы это равнодушие, читалось на брюзгливых физиономиях Роанских эскулапов: ещё немного – и юнец войдёт в силу при дворе, и припомнит им всё… Поэтому – придётся его терпеть.

Юнец тем временем собрал воедино картонки с описанием болезней. Выравнивая, с шумом прихлопнул краем стопки по столу. Наиболее нервные представители гильдии медикусов, которых здесь собралась без одного дюжина, вздрогнули.

– Итак, – скучным голосом начал Вайсман Поль Мари. – Вы хотите сказать, что никто из вас не обратил внимания на характер сыпи? На то, что она локализуется, в основном, на лице и груди, а на волосистой части головы, на руках и в паху, и главное – на слизистой её почти нет? И на характер везикул, находящихся в разной стадии, когда на теле одновременно свежие, созревшие и подживающие пузырьки? И, кстати, почему я не вижу мастера Гейдриха? Уж кто-кто, а он-то мог отличить оспу чёрную от оспы ветряной, хоть и видоизменённой.

Старший докторус поджал губы.

– Вольно же вам судить со стороны, молодой человек. Видите ли, первые проявления недуга у всех заболевших были весьма тяжелы, сопровождались жаром и бредом, а главное – сильными болями в крестце и пояснице. Иначе говоря, налицо ярко выраженные симптомы Вариолы Маджор, оспы обыкновенной. К тому же, болезнь охватила несколько кварталов, а наша гильдия была обезглавлена… да-с, обезглавлена в первые же дни! Докторус Гейдрих, о котором вы упомянули, увы, попал в число её первых жертв…

– Как наиболее пожилой, а, значит, ослабленный… – пробормотал Вайсман. – Очень жаль. Стало быть, это он обозначен в ваших записях просто инициалами NN. А как же – «Врачу, исцелися сам»? Или поэтому вы не захотели афишировать его имя? Естественно, кто же после этого…

Доктор сердито фыркнул, лица же его цеховых коллег пошли красными пятнами.

– Лучший специалист по детским болезням! – сердито крикнул Вайсман. – Именно он первым догадался, в чём дело! Неужели он не успел поделиться своими соображениями? Наверняка успел! Но никому в голову не пришло принять его слова на веру, а ведь какой умница был, но нет: вы и после смерти его заклевали, как клевали при жизни. Неужели вы не видите, что здесь, скорее всего, мы имеем дело с варицеллой, оспой ветряной, которой дети перебаливают легко, а взрослые – чем старше, тем тяжелее?

– Господин Вайсман, – робко вмешался бургомистр, – но ведь… вы понимаете… Вот мэтры Симон и Рошан – те ведь то же, что и вы, твердили, не чёрная, мол, не тяжёлая – детская оспа, оттого детишки-то и выздоравливают потихоньку, но это ж сейчас, а до того… Очень уж страшно у всех начиналось. Вот мы и переполошились: а вдруг – оспа настоящая?

– Здраво, – неожиданно вмешался, до сей поры занимавший позицию стороннего наблюдателя, капитан Винсент. – Одобряю, господин Маррель, и всецело поддерживаю ваши действия. В подобном случае лучше подстраховаться. Уймите ваш пыл, мэтр Вайсман. Даже если на тысячу больных попадётся один с оспой чёрной – это порушит все ваши доводы. И позвольте напомнить, что сейчас время не для разбирательств, а для конкретных действий, а посему, как бы я ни доверял вашему авторитету, но посоветовал бы убедиться в правильности заочных диагнозов, а затем совместно с присутствующими выстроить план дальнейших действий. Господа медикусы, господин бургомистр, повторюсь: я признаю ваши действия правильными и одобряю их. Благодарю за бдительность. Оцепление вокруг лазарета и посты на дорогах поставлены грамотно, кварталы патрулируются вашими людьми, я видел; охранные задымления организованы. Прекрасно. Я доложу его светлости, что перед лицом возможной эпидемии вы не дрогнули и оказались на высоте.