Я задержала дыхание, и во мне всколыхнулась надежда, словно у утопающего при виде спасательного плота.
– То есть мы… мы все же могли бы поехать? Ты только представь, как будет весело, Камилла! Мы не были на Большой земле с тех пор, как Мерси переехала во дворец. Аннали, наверное, тоже приедет, да и Онор, я уверена, захочет присоединиться. Форесия не так уж и далеко от столицы, и, может быть, даже Ленор… – Я запнулась, как и всегда, когда речь заходила о ней. Моя третья сестра была для меня загадкой.
– Ленор – это Ленор. Сомневаюсь, что она… – Камилла быстрым движением пригладила волосы, словно убеждая себя, что все в порядке. – Все это, конечно, звучит… Что ж, это могло бы быть весьма приятно, – допустила она. – Но твой день рождения на следующей неделе. Мы никак не успеем подготовиться так быстро. Даже на самом быстром клипере[1 - Клипер (от англ. klipper) – быстроходный трехмачтовый парусный корабль.] нам потребуется не меньше дня на дорогу. Может, придумаем что-нибудь осенью? До Прибоя.
Я тут же сникла. Не придумаем. Погода испортится. Близнецы заболеют. К тому времени у Камиллы будет готова дюжина отговорок, ни на одну из которых я не смогу возразить, ведь она старше, мудрее и вообще герцогиня. С ней еще можно было бы спорить при наличии только первых двух факторов, но ее титул производил такое грозное впечатление, словно неприступная цитадель на вершине холма. С зубчатыми каменными стенами. И рвом.
Камилла подошла к высоким окнам с видом на Сольтен. Ее силуэт великолепно смотрелся на фоне мрачного пейзажа, и мне очень захотелось сделать набросок. Я уже представила первые длинные линии с мягкими изгибами, повторяющими контуры ее лилового платья. Какой прекрасный контраст с зазубринами скал, которые я могла бы изобразить в виде коротких толстых пиков!
– Нам все же стоит отпраздновать, – наконец сказала Камилла. – Может, устроить праздничный ужин?
От удивления я не нашлась, что ответить. Если Камилла что-то решила, то переубедить ее труднее, чем отцепить усоногих моллюсков от волнолома.
– Что думаешь? – спросила она, поворачиваясь ко мне и глядя холодным, спокойным взглядом.
– Думаю… звучит отлично! Сколько человек можно пригласить? Мерси говорила, что принцессы хотели бы нас навестить. Весна – отличное время посмотреть на Хаймур. А если приедет Беатрис, то и Финнеас, наверное, тоже. Ох! Кронпринц! У меня на дне рождения!
Сердце затрепетало: я вспомнила, как его описывала Мерси.
– Говорят, он без ума от танцев. Может, устроим бал? Не слишком официальный, конечно. Я знаю, сколько с этим хлопот, но, может…
– Довольно! – Камилла резко прервала все мои мечтания. – Ты слишком разошлась, Верити.
– Нет-нет, правда, – заверила я, хотя до сих пор чувствовала жар в груди. Мое воображение частенько убегало вперед, как юный жеребенок, которому хочется мчаться галопом, а ноги пока не поспевают.
– Ты вся раскраснелась, – заметила Камилла. – Извини, не хотела вводить тебя в заблуждение. Я имела в виду не масштабное празднество, а скорее семейный ужин. Что-то уютное, для своих. Повар очень хотел попробовать несколько новых рецептов с весенними овощами. Будем мы. И конечно, Аннали с Кассиусом.
– А… да, конечно, – пролепетала я, сжавшись.
Камилла подошла к книжной полке и остановилась у небольшого портрета всех наших сестер. Ну почти всех. В те времена нас еще было восемь.
Изначально нас было двенадцать, но три старшие сестры – Ава, Октавия и Элизабет – погибли одна за другой после того, как мама умерла при родах, дав жизнь мне. Затем, три года спустя, погибла Эулалия: упала с тех самых скал, которые сейчас разглядывала Камилла. Через несколько месяцев не стало тройняшек – точнее, двух из тройни, – еще один несчастный случай. Розалия и Лигейя. Они оставили Ленор одну – будто набор серебряных приборов без вилки и ножа. Мне было всего шесть, и я не помню их смертей; могу наблюдать лишь итог. Ленор погрузилась в глубины своего сознания и превратилась в живого призрака с пустыми глазами и навеки сомкнутыми губами. Дальше… Папа и Морелла, моя мачеха. Произошел ужасный пожар, поглотивший практически весь особняк. Я могла бы запомнить эту ночь: говорят, тогда была страшная метель, хуже которой не видели за всю историю островов… Но в моей памяти не осталось ничего.
Мое первое воспоминание: солнечный день на Гесперусе, самом маленьком и отдаленном кусочке земли в гряде Соленых островов, где живет вторая по старшинству сестра и хранительница маяка Аннали. Я вместе с двумя другими сестрами, Онор и Мерси, провела там часть детства, пока отстраивался Хаймур. Камилла настояла на том, чтобы сохранить как можно больше старых элементов здания, ведь они доказали свою надежность. Остальное было восстановлено ее усилиями в прежнем виде до мельчайших подробностей. Светло-серые стены высотой в четыре этажа, зеленая двускатная крыша. Два больших флигеля. Зимний сад с пальмами и пруды с карпами. Большой зал для пиров в честь повелителя морей, нашего божественного покровителя Понта. И великолепный сверкающий бальный зал, который почти никогда не используется. Говорят, все точно так же, как в моем детстве, хотя сама я ничего этого не помню.
Камилла и Аннали считают: это хорошо, что у меня не осталось воспоминаний о тех темных, скорбных временах. Они и сами хотели бы забыть о том, сколько боли выпало на долю нашей семьи. Но меня все равно очень смущает этот провал в памяти.
Их лица – папы, мамы, многих моих сестер – не дают мне покоя, хотя я совсем не помню их живыми. Повсюду в особняке встречаются их портреты: на стенах, полках, письменных столах и секретерах. Я была слишком мала, чтобы запомнить легкую обаятельную улыбку Эулалии или удивительный красноватый оттенок локонов Розалии, но я могу с ходу сделать точный набросок. Я знаю наизусть каждый профиль и изгиб бровей. Я знаю, как папа задумчиво склонял голову и как сияли мамины глаза, но не помню ни их голосов, ни того, как они пили кофе за завтраком. Смотрели ли мы с папой на облака, лежа на лужайке в теплые ясные дни? Плескались ли мои сестры в ласковых волнах у северного берега? Лежали ли на солнышке, вытянув ноги, которые казались совсем белыми на черном песке?
Мне всегда казалось, что этот дом полон призраков: не духов в белых одеждах и цепях – я вовсе не про сказки, – а украденных воспоминаний. Воспоминаний, которые я никогда не смогу назвать своими.
Камилла поправила раму картины и хлопнула в ладоши, приняв окончательное решение.
– Значит, семейный ужин. Что думаешь?
Она смотрела на меня с нескрываемой надеждой, постукивая кончиками пальцев по бархатной спинке лежанки. У меня не хватило духу возразить ей. И именно поэтому в семнадцать – почти восемнадцать – лет я по-прежнему торчала в Хаймуре, бегала за племянницами и племянником, наблюдала за тем, как они растут, как стремительно бежит жизнь Камиллы, в то время как я чахну во флигеле. Я была нужна ей. Нужна здесь. Поэтому я постаралась запрятать подальше свои мечты о путешествиях и приключениях, свои амбиции и желания. Однако это оказалось не так-то просто. Они продолжали жить во мне, просить, умолять, требовать большего. Большего, чем этот дом и эти острова. Одному Понту известно, как мне хотелось вырваться на волю!
– Хорошо, – сказала я с вымученной улыбкой.
Ради нее. Ради сестры.
2
– Дайте мне гребень, пожалуйста, милая, – попросила Ханна.
Время после ужина – это те редкие мгновения тишины в доме, когда дети уже мирно спят и не болтают без умолку. Дни становились все длиннее, и я уже стала закрывать шторы, чтобы свет угасающего дня не мешал сну. Бархатные портьеры придавали моей спальне особый уют и обеспечивали полную тишину.
Я сидела перед туалетным столиком в длинной ночной рубашке из батиста цвета слоновой кости и любимом шелковом халате, плотно затянутом на талии. Вокруг суетилась Ханна – моя няня, подруга и наперсница; она наводила порядок в комнате и застилала постель. Затем предстояло расчесывание волос и чай. Один и тот же вечерний ритуал на протяжении многих лет.
Ханна сняла гребень, сдерживающий мои темные локоны, и начала перебирать пряди скрюченными пальцами, выискивая последние спрятавшиеся шпильки. Они со звоном падали в большую ракушку для хранения мелочей, которую Арти нашел на пляже прошлым летом. Он старательно, до блеска, отполировал внутреннюю поверхность и преподнес мне в подарок; его круглые щечки буквально раздувались от гордости.
– Мерси написала, – сказала я и наклонилась вперед, чтобы достать из ящика конверт, который я оставила там перед ужином.
– И как там наша юная леди? – Ханна привычно начала вычесывать кончики волос, стараясь не тянуть спутавшиеся пряди.
Я сломала сургучную печать и достала содержимое конверта: письмо, написанное изящными буковками с завитушками (всего одна страница, в этот раз весьма кратко), и второй конверт с моим именем, надписанный незнакомым почерком. Я перевернула его и присмотрелась к печати. Цветочные лианы, обвивающие пламенное сердце.
– Ты знаешь этот герб? – спросила я, протянув конверт Ханне.
– Кажется, это Люди Лепестков. Блём, – ответила она.
Блем – это малюсенькая область почти в самом сердце Арканнии. Жители этого региона поклонялись Арине – богине любви, красоты и искусств, поэтому Блем считался самой изысканной частью страны с самым образованным населением, и даже столица не могла с ним сравниться по количеству театров, салонов и модных домов.
Интересно, что же в письме?.. Я задумчиво провела пальцем по печати. Пурпурный оттенок воска – символ аристократии.
– Я ведь не знакома ни с кем из Блема, не так ли?
Ханна нахмурилась:
– Что-то не припомню. Возможно, письмо Мерси многое объяснит.
Кивнув, я отложила конверт и взяла в руки письмо сестры.
– «Дорогая Верити, – прочитала я вслух. – Вчера ты пропустила самый прекрасный вечер на свете. Было столько гостей! В моей бальной карточке не было ни одной свободной строки, но мне все же удалось немного пообщаться с принцессой Беатрис (правда, мы, конечно, делали вид, будто просто веселились). Ну да ладно. Порой мне кажется, что эта девушка сведет меня с ума своим очарованием. Среди гостей были герцог и герцогиня Блема, Жерар и Дофина Лоран. У них есть роскошные апартаменты в Арканне и фамильное имение Шонтилаль, неизъяснимо прекрасное в своей меланхоличности и упадке. Лавандовые поля, небольшие холмы и долины… Просто пастораль. Тебе бы понравилось».
Я остановилась и на мгновение представила, как здорово было бы отправиться в путешествие по королевству. Мерси, казалось, проводила большую часть жизни в путешествиях с королевским двором в качестве компаньонки принцесс, но при этом у меня не возникало ощущения, что это такая тяжелая работа, как утверждала Камилла.
– «Вчера Дофина, – продолжила я, – зашла ко мне без предупреждения, и мы выпили чаю. Ей очень понравились твои картины, которые висят у меня: маленькая с рассветом над Селкирком, приливная заводь с этим очаровательным крабиком и, конечно же, мой портрет. Она много спрашивала о твоих работах и невероятно обрадовалась, что я так хорошо знакома с автором».
– Только послушайте! – сказала Ханна, проводя гребнем по моей макушке. – Вашими картинами восхищается герцогиня!
Я прикрыла глаза, на мгновение сосредоточившись на ее ласковых прикосновениях, а затем продолжила чтение:
– «За ужином я сидела рядом с герцогом – такой приятный господин в летах! – и он спросил, могу ли я передать тебе это письмо от Дофины. Видимо, они хотят обратиться к тебе с заказом, дорогая сестричка. Какая прелесть! Соглашайся, конечно, и не забудь по пути остановиться в столице. Я скучаю по тебе и мечтаю познакомить тебя с моими самыми близкими друзьями. Приезжай скорее. С любовью, Мерси».
– С заказом… – задумчиво повторила Ханна. Она отложила гребень и начала заплетать косу.
– Так странно, – пробормотала я, сгорая от любопытства.
