Младший научный сотрудник

– Камак, ты вот чего, – сразу же объявил мне начальник Бессмертнов, когда я переступил порог антресолей, – есть такое мнение приставить тебя к обслуживанию двух СМ-4. Вон в этих экранных комнатах которые стоят.

– Да я не возражаю, – автоматически вылетело у меня, дополнил только это одним вопросиком, – а до меня их кто обслуживал, если не секрет?

– Не секрет, Антоша обслуживал, Артюхин, его стол рядом с твоим стоит.

– Аааа, – открыл я рот, чтобы задать следующий логичный вопрос, но начальник опередил меня:

– Его передвинули в соседнее направление, к гидрикам, так что СМки остались бесхозными.

– Так он должен сдать мне это хозяйство, если я всё правильно понимаю в бюрократии, – продолжил задавать вопросы я.

– Должен, значит сдаст, – отрезал Бессмертнов, – скоро появится, там и договоритесь.

А я тем делом навёл справки у Коли и Шурика – Артюхин этот оказался тоже не совсем простым сотрудником, для начала он числился действующим чемпионом области по шахматам. А для конца… для конца он только что женился на сотруднице параллельного отдела, коя так же, как и Аскольд, проходила по разряду мажоров… мажорок то есть, папа у неё ну очень большим человеком в обкоме был.

А тут и сам Антоша пожаловал – оказался он маленьким, щупленьким, с большой чёрной бородой и чрезвычайно язвительным. Поддевать и задевать окружающих это для него жизненным кредо, похоже, было.

– Здорово, Камак, – так начал он наше общение, из чего я понял, что моя кликуха уже широко расползлась по институту, – а ты модуль или сразу крейт Камак?

– Я блок питания, – угрюмо отговорился я, – если сдохну, вообще всё остановится.

На это он не нашёлся, что пошутить, сделал суровое лицо и предложил принимать у него хозяйство.

– Это вот, – похлопал он по чёрному боку здоровенный ящик, – электронная вычислительная машина серии СМ, расшифровывается, как Серия Малая, в отличие от ЕС, Единой Серии. В девичестве это был компьютер американской компании DEC, назывался он PDP, расшифровывается оно…

– Я знаю, – перебил я его, потому что он мне очень быстро надоел – бывают такие люди, с которыми и 5 минут общения это уже много, – Диджитал Эквипмент Корпорейшн и Программед Дэйта Процессор.

Он с некоторым уважением посмотрел на меня и продолжил:

– Состоит эта штука из нескольких стоек, куда задвигаются составные части – собственно процессор (он выдвинул одну из составляющих где-то в середине), вот это память, это дисковые накопители Изот, по 2, 5 мегабайта на диск (он показал здоровенный белый круг с ручкой вверху), там магнитофон, здесь ввод с перфоленты. Периферия – дисплей Видеотон, принтер Роботрон и графопостроитель без имени, мы его сами сделали. Связывается вся эта музыка с бункером через крейт имени тебя, Камаком зовут… – и он сделал пару гыгыков.

– Здоровое тут всё какое-то, – заметил я, предпочтя не заметить его острот, – поменьше-то у вас ничего нет?

– Есть, но для работы с бункером имеется распоряжение использовать только это дело, – ответил Антон, – связываются все составные части СМ-4 с помощью так называемой Общей Шины (Юнибас), – он откатил очередную составляющую часть и показал мне шлейфы в задней части устройства. Что ещё забыл… а, операционная система у неё РАФОС, вообще-то RT-11, но у нас её так русифицировали.

– Ломается часто? – уточнил я главный вопрос.

– Один-два раза в неделю, – лаконично отвечал Антон, – иногда чаще. Как чинить, интересно?

– Конечно, – ответил я, но сказать он больше ничего не успел, потому что сверху выкрикнули его имя.

– Меня зовут, кажется, – сказал он, – продолжим попозже, – и скрылся из глаз.

Опять Камчатка, 31 августа 83 года

– Переводи, – сказал мне лысый начальник, – КАЛ-007, КАЛ-007, ответьте Елизову.

Я послушно взял в руки микрофон и сказал туда:

– Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, дабьён Елизово, – и оглянулся назад… все молчали и напряжённо ждали какого-нибудь ответа.

Динамики на пульте затрещали и выдали такую длинную фразу:

– Йоги Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, нуга муднейта?

– Ну? – подтолкнул меня начальник, – чего он там?

– Он интересуется, кто задаёт вопрос, – ответил я.

– Скажи, что это служба управления полетами аэропорта Елизово, а он уже полчаса летит в воздушном пространстве СССР.

Я откашлялся и как мог, перевёл эту сложную конструкцию. В ответ динамик помолчал немного, а затем сообщил, что они летят согласно курса, заложенного в автопилот и сейчас находятся в 500 километрах от границы СССР.

– Чё он там гонит? – вышел из себя начальник, – какие 500 километров? Он только что прямо над нами прошёл… скажи ему, что его приборы врут… и ещё, что на перехват подняты советские истребители… что там полсотни первый говорит? – задал он вопрос оператору за радаром.

– Говорит, что наблюдает боинг в километре справа по борту, – ответил тот.

– И добавь, что сейчас будет предупредительная очередь с нашего МИГа.

Я вздохнул и как сумел, постарался донести ситуацию до пилота боинга.

– Не наблюдаю никаких истребителей в радиусе десяти километров, – сообщил мне пилот.

Я перевёл…

– Отдавай приказ полсотни первому, – скомандовал начальник, – очередь трассирующими перед носом этого хера.

– А ты переведи этому херу, – обернулся он ко мне, – что это последнее предупреждение. Следующая очередь будет по корпусу.

Я ещё раз вздохнул и перевёл, как сумел, и про эту, и про следующую очередь. Ответом мне было глухое молчание примерно секунд в десять, потом пилот сказал:

– Не вижу никаких очередей… мы следуем курсом… текущие координаты у нас такие… проверьте…

Лысый начальник похлопал глазами, потом бросился к огромной карте, которая висела справа, занимая практически всю стенку.

– Ещё раз повтори цифры, – приказал он мне, я повторил, – ты ничего не перепутал?

– Уж чего-чего, – обиделся я, – а цифры на корейском я назубок знаю – хана, дул, се, не, дасо (1,2,3,4,5)…

Тот взмахом руки остановил меня, а сам сказал в пространство:

– Если он не врёт, то действительно этот грёбаный КАЛ-007 летит по своему курсу в 550 километрах от Петропавловска… а кто же тогда над нами пролетел сейчас? Дай связь с полсотни первым, – сказал он оператору, тот протянул ему микрофон.

– Доложи обстановку, – сказал начальник туда.

– Очередь только что дал, – отозвался микрофон, – шесть снарядов выпустил, всё видно очень качественно.

– Реакция боинга? – задал следующий вопрос начальник.

– Никакой реакции, – ответил лётчик, – продолжил полёт прежним курсом. Через полторы минуты он выйдет из нашего воздушного пространства, – добавил он.

– Окраска у него точно Корейских авиалиний, это не РС-135? – продолжил спрашивать начальник.

– Обижаете, товарищ полковник, – отозвался лётчик, – что я, не знаю, как американские борта выглядят, зелёные они… а тут верх голубой, низ серый, на хвосте их символ… на инь-янь похож.

– Что будем делать, товарищи? – задал самый главный вопрос начальник, оказавшийся полковником.

Товарищи набрали в рот воды, сидели и не отсвечивали – понятно, что никому не хотелось принимать на себя таких решений.

– Может запросим Владивосток? – сказал наконец один из товарищей.

– Не успеем, он выйдет из нашей зоны, – ответил полковник, а потом неожиданно обратился ко мне, – ну ты вот, Петя, как человек со стороны, как думаешь – что здесь надо делать?

– Он же повторно войдёт в наше пространство, – осторожно начал я, – из Охотского моря другого пути в Корею нет…

– А парень верно говорит, – оживился давешний майор, – может перекинем этот вопрос сахалинцам, пусть они и разбираются?

– Ага, – трагически откашлялся полковник, – а нас всех после этого снимут с должностей…

– Не должны, – опять подал голос я, – вы же все по инструкции действовали…

– Тоже верно, – задумался начальник, – дай ещё раз связь с полсотни первым…

Экранная комната, 1982 год

А Антоша отлучился совсем ненадолго, я даже не успел внимательно осмотреть тут все углы.

– Я вернулся, – сообщил он, открыв кремальерный запор (двери тут именно так запирались), – давай продолжим… о чёс мы там говорили?

– Что тут чаще всего ломается и как это чинить, – напомнил я.

– Тут всё ломается, – с ухмылкой продолжил он, – но чаще всего почему-то процессор. А чинится он очень простым способом – в соседней комнате стоит точно такая же дура, вынимаешь из неё половину процессорных плат и заменяешь ими местные. Если неисправность осталась, значит, дело не в этой половине… тогда заменяешь половину из оставшихся на хорошие… дальше продолжать?

– Не надо, – отозвался я, – принцип понятный. А когда локализуется дохлая плата, тогда что?

– Ну тут уже надо включать осциллограф и замерять сигналы… кстати, иногда и невооруженным глазом можно найти неисправность, если что-то изменило цвет или там вспухло.

– А с жёсткими дисками тоже так же поступать? – уточнил я.

– Не, с ИЗОТами отдельная песня – у них там главная беда это плавающие магнитные головки – когда диск крутится, то головки приподнимаются вверх экранным эффектом и как бы плавают в паре миллиметров над пластиной, а вот при остановке механизм отвода головок иногда не срабатывает. Это ты сразу услышишь, если оно не сработает – головки садятся на диск со звуком циркулярной пилы. Тогда их и этот диск можно сразу выбрасывать, ставить новые головки (вот в том шкафчике запас большой) и юстировать их.

– Юстировать? – не понял я.

– Ну это я тебе потом покажу, когда сломается… ещё вопросы?

– Пока нет, – задумался я, – а на том стеллаже что?

– О, – оглянулся Антон, – там импорт лежит, не трогай, с ним лично Бессмертнов работает.

– Ну хоть посмотреть-то можно? – попросил я.

– Смотри конечно, за просмотр денег не берут, – ответил он, – это вот рубиновый лазер, а это микро-ЭВМ в формате КАМАКа, по мощности примерно как СМка.

– А чего мы её не используем вместо этих шкафов? – показал я на чудовищные чёрные бока СМки.

– У нас как в армии, приказы не обсуждаются, – ответил Антон. – Ну если других вопросов нет, я побежал к гидрикам.

А я поднялся на свою антресоль и тихо поинтересовался у Шурика:

– Слушай, а чего это Артюхин сбежал к гидрикам – там мёдом что ли намазано?

– Во-первых, там нет рентген и СВЧ, – ответил Шурик, одновременно смотря на экран осциллографа, – а во-вторых, у них каждое лето бывают экспедиции в тёплые моря, они же гидрики, им гидросферу изучать надо – понятен вопрос?

– Да уж куда понятнее, – усмехнулся я, – это лето уже прошло практически, а на следующий год куда они там поплывут, если не секрет?

– Не секрет, – отозвался Шурик, – там два основных маршрута – первый из Питера в Атлантику, стоянки обычно бывают в Роттердаме, на Кубе и где-то в Африке. Второй из Владика – Сингапур, Цейлон, Иокогама.

– Неплохо, – ответил я, – а ты тогда почему не сбежал к гидрикам?

– Потому что у меня нету тестя, – усмехнулся он, – третьего секретаря обкома.

Вечером я Вику не дождался, она почему-то раньше ушла, махнул рукой и отправился домой один на полупустом 60м автобусе.А там, когда я поглощал свой дежурный ужин, меня сильно удивила мать своими красными глазами – видно же было, что недавно плакала.

– Случилось что? – поинтересовался я, – так ты не молчи и расскажи, сразу легче станет.

И я таки вытащил из неё подробности её неприятностей… всё оказалось не просто, а очень просто – физрук ей прохода в школе не даёт, пристаёт, если коротко.

– Так влюбился же наверно, – предположил я, – если у тебя что-то ответное к нему есть, так ты не сдерживай себя… ты ж ещё молодая, можно сказать, я всё пойму.

Но оказалось, что ничего ответного у мамы не нашлось.

– Он всегда небритый ходит, одет чёрт-то знает как и ещё это… изо рта у него постоянно пахнет нехорошо… – пояснила она.

– Ну тогда понятно, – ответил я, – если изо рта воняет, это не вариант. Давай я с ним поговорю что ли – если не совсем тупой, должен понять. Он не тупой?

– Мозги у него, кажется, есть, – не стала отрицать мама, – но он на голову выше тебя и тяжелее килограмм на десять.

– Это не беда, – развеселился я, – чем тяжелее соперник, тем громче он будет падать, как сказал один восточный мудрец.

– Я даже не знаю, – задумалась мама, – давай я сама попытаюсь справиться в ближайшую неделю, а потом уж посмотрим… да, хорошая новость есть, – вдруг добавила она.

– Вот с неё бы и начинала, – немного попенял ей я, – какая?

– Нам телефон согласовали, завтра-послезавтра поставят… надо аппарат купить.

– Есть, – козырнул я, – купить аппарат, товарищ мама. По цвету или функциональным возможностям пожелания какие-то будут?

– Только не чёрный, остальное на твое усмотрение, – вздохнула она, – поставим вон тут, на холодильник, – и она кивнула головой направо.

Холодильник у нас кондово-советский, называется Ока-3, произведён в славном городе Муроме десять лет назад. Кстати, ни разу не ломался с тех пор. Жаль, что пока радиотелефонов не сочинили, подумал я, о, вот тебе и тема для прогрессорства – спаять простейший радиотелефон, чтоб внутри квартиры работал… а можно и подальше, вплоть до детского грибочка во дворе.

А вечером мы ещё и сериал вместе по телевизору посмотрели – Дата Туташхия закончился, слава тебе господи, вместо него запустили старого проверенного временем «Адъютанта его превосходительства» с Юрием Соломиным в роли бравого капитана Кольцова.

– Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют, – озвучил я лозунг, написанный на бандитской тачанке, – намертво в голове остаётся, вот бы этих людей, что сценарий писали, да в современную рекламу.

– Какую рекламу, сынок? – удивлённо спросила мама, – она у нас десятилетиями не меняется – «Храните деньги в сберегательной кассе» да «Летайте самолётами Аэрофлота»… как будто деньги можно хранить где-то ещё и летать не Аэрофлотом.

– Это пока, мама, – успокоил я её, – а вот лет через пять реклама очень даже будет востребована, запомни мои слова. И банков будет больше, чем один Сбер, и авиакомпаний прибавится – вот они и будут грызться за свой кусок пирога…

Она удивлённо посмотрела на меня и перевела разговор на другую тему.

– Как там у тебя на работе-то?

– Да пока всё путём, – ответил я, – вживаюсь и осваиваюсь. Коллектив вроде дружный, что и как делать, объяснили. Сегодня вот меня решили приставить к обслуге двух компьютеров…

– К обслуге чего? – не поняла она.

– Ну ЭВМ, сейчас модно называть их компьютерами – от английского слова «вычислитель».

– Справишься?

– Куда ж я денусь, – вздохнул я, – если партия скажет надо, то что?

– Комсомол ответит есть, – закончила она мою мысль.

– Правильно. А если что-то пойдёт не так, попрошу помощи зала, там у нас здоровенный такой зал управления рядом, а в нём сидит человек тридцать. Да, у меня тоже ещё одна новость есть, не знаю уж, хорошей её считать или нет.

– Выкладывай, – ответила мама.

– На днях меня в колхоз отправляют, на сельхоз-работы… у нас ведь творческая интеллигенция должна помогать колхозному крестьянству, а то крестьянство само не справится, знаешь, наверно…

– Надолго?

– На две недели, как обычно.

– И когда отъезд?

– Скорее всего послезавтра… надо будет одежду и обувь подобрать похуже, всё равно оно испачкается и порвётся.

– И что ты там делать будешь, в этом колхозе? Где это кстати?

Я начал отвечать с последнего вопроса:

– Север области, Варнаковский район, деревня Макарьево. 150 километров от нашего Нижнереченска. А работа какая… про это не сказали, что прикажут, то и сделаем – сенокос там по-моему заканчивается и начинается уборка. Вот и будем по очереди сгребать сено и молотить зерно, как мне кажется.

– Ну-ну, – ещё раз внимательно посмотрела она на меня, – смотри водку там не пей, а то я знаю наших колхозников, не просыхают они.

– Это будет сложновато, – развеселился я, – но постараюсь от водки воздержаться. Тем более, что в колхозах в основном самогон пьют, а не водку.

Мама дала мне шутливый подзатыльник, и на этом наш разговор сам собой увял.

Бункер

А на следующее утро на наши антресоли пожаловала делегация из целых двух сотрудников, коих я до этого не видел, и оба ко мне пришли. Первый был научник из бункера, звали его Юрий (но все сокращали до Юрика), и похож этот Юра был более всего на певца и композитора Юрия Антонова. Такой же блондин с хитрым прищуром. Второй звался Мишей (в народе Мишель), и работал он программистом, на вид же он был ни высоким, ни низким, усреднённым каким-то, как тот самый средний человек из песни Круиза.

– Вот Петя и будет вам помогать, – сказал из-за занавески Бессмертнов, – он у нас теперь старший по вычислительной технике.

Не успел я возгордиться таким званием, как Юрик с Мишелем взяли меня под локти и увели в экранную комнату, поближе к рабочему месту.

– Значит, работать я буду у себя на 6-м этаже, – тут же поставил своё условие Мишель, – подальше от вашего дурдома. У меня там на 6-м ДВКшка стоит.

– А программы на чём транспортировать будешь? – проявил я некоторое знание предмета.

– Так вон же флоппи-диск, – и он показал на нижнюю часть одной из стоек СМки, – на них и буду транспортировать, на флопиках. Ну окончательную доводку и шлифовку, конечно, здесь придётся делать.

Флопарь, как его тут называли, я что-то вчера и не приметил… а был он диаметром не 3 с половиной и даже не пять с четвертью дюймов, а все восемь, ёмкость же, судя по надписи на лицевой стороне, он имел 256 килобайт, охренеть просто – страх божий, а не накопитель.

Тут взял слово научник Юра:

– Шлейфы к модулям неплохо бы привести в божеский вид, Петя, – назидательно сообщил он мне, – а то торчит всё в разные стороны, даже смотреть неприятно.

– Приведём, – не стал спорить я, – ещё вопросы?

– Антон-то куда делся? – спросил Миша.

– К гидрикам перевели, – коротко пояснил я.

– Ясно, – бросил Юра, – в экспедицию намылился. И ещё одно – вот этот лазер я забираю, – и он показал на стеллаж с импортной техникой.

– Если Бессмертнов разрешит, тогда сколько угодно, – ответил я.

– Разрешит-разрешит, куда ж он денется, – пробормотал Юра, беря в руки коробку с соответствующей надписью. – Во время выстрелов надо одну теорию проверить.

Я на всякий случай я справился у начальника, разрешает ли он разбазаривать казённое имущество на сторону, получил ответ, что да, всё согласовано, а ты не лезь не в свои дела, Камак. И тогда я поинтересовался у Юрика, нельзя ли мне посмотреть хотя бы одним глазом, что это за бункер и с чем его едят.

– Пошли, конечно, – быстро согласился он, прижимая к боку коробку с лазером, – у нас от автоматизаторов никаких секретов нет.

И тут Миша-Мишель отчалил на свой шестой этаж, а Юра повёл меня в таинственный бункер – это надо было сначала спуститься к проходной… ну то есть к тому месту, где скоро должна была появиться проходная, а потом ещё и вниз на два этажа по узенькой винтовой лестнице. На входе в бункер я сразу поразился толстенному гермозатвору, отведённому в сторону – вот не меньше полуметра толщиной.

– Однако, – заметил я, – судя по мерам предосторожности, у вас тут серьёзные дела творятся.

– Да, случается, – рассеянно ответил он, потом сбегал куда-то вбок, оставил там лазер и вернулся ко мне.

– Вот это и есть наш бункер, смотри, сколько влезет.

Размерами по горизонтали он был ровно таким же, как и наш зал управления, но в высоту в полтора раза больше. Слева тут в два этажа громоздились почти такие же экранные комнаты, как у нас, а справа в дальнем углу имела место чудовищных размеров бочка, изогнутая к тому же под прямым углом. Возле неё и сверху на ней копошились техники в белых халатах.

– Ты, кстати, почему без халата? – строго спросил меня Юра, – у нас положено в халатах всем быть.

– Не успел ещё получить, – отговорился я, – а правда, что при выстреле тут излучение сильное?