– Этот человек просил вас заехать к нам? – спросила Ольга.
– Этот, – изумлённо ответил я.
И как это всё следует понимать?
Я достал из кармана смартфон и включил сделанную сегодня ночью видеозапись. Незнакомца на видеозаписи не было. Не было и его голоса. На экране значилась только одна пустая обшарпанная стена.
Я почувствовал, что мои мысли сбиваются, мнутся и заплетаются в тугой узелок.
– Давайте присядем, – предложила Ольга. Тон её заметно помягчел. Когда мы сюда ехали, она вела себя хоть и вежливо, но всё же как-то враждебно.
И мы опустились на стоявшую у могилы скамейку.
– Вы такой уже далеко не первый, – вздохнула она. – Год от года происходит одна и та же история. На следующий день после годовщины его гибели, – когда утром, когда днём, когда вечером, – у нас появляется какой-то человек и передаёт нам от него привет. И всегда одно и то же: я, мол, работаю сторожем во дворце и видел Петра минувшей ночью… Вы видели его в подвале? Ведь так?
– Так, – глухим эхом подтвердил я. Я никак не мог опомниться от обрушившегося на меня открытия.
– Поначалу мы думали, что это нам таким образом мстят родственники его убийц, – продолжала Ольга. – И первые несколько лет мы этих курьеров, не церемонясь, выгоняли. Доходило даже до того, что собаку на них спускали. И вот однажды решили нормально, просто по-человечески, поговорить. Пришёл к нам такой толстенький добродушный старичок, – по виду не скажешь, что сволочь, – и завёл всю ту же пластинку: я, мол, ночью видел вашего Петра, он просил меня передать вам привет. Ну и моя мать в ответ ему так спокойно: «Вам, вообще, не стыдно? Вы понимаете, что вы сейчас делаете?». Тот в недоумении: мол, отчего мне должно быть стыдно? И недоумение такое, вроде бы, искреннее. И вот тогда у нас впервые мелькнула мысль – отвезти его, заранее ничего не объясняя, на кладбище. Привезли, показали ему могилу. И у него была такая же реакция, как сейчас и у вас.
– А его, что, убили? – спросил, кивнув на могилу, я.
– Да, убили. Во дворце, в подвале. Ночью. Он, как и вы, работал там сторожем. Пырнули несколько раз ножом.
– А кто его убил?
– Наркоманы. Двое их было. Молодые, обоим лет по двадцать. Залезли через окно. Надеялись чем-нибудь поживиться, чтобы наскрести на очередную дозу. Ну и на него, вот, наткнулись.
– Их нашли?
– Да, нашли. Был суд. Обоим дали по восемь лет. Один в тюрьме умер от туберкулёза, а другой выжил. Освободился, живёт сейчас где-то в районе. А может уже и не живёт. А может уже и в ад отправился. Я не знаю.
– Вы об этом кому-нибудь рассказывали?
– Конечно, рассказывали. Но на нас только пальцем у виска крутили. Мы с матерью пытались даже договориться с Первушиным, чтобы нас в годовщину гибели отца, в эту ночь, пустили побыть во дворце. Так он в психушку звонил! Совсем, мол, тут бабы от горя помешались. К нам из психушки приезжали. Вот так, – поднялась с места Ольга. – Ну что, поехали?
«Сказать ей или не сказать, что я устроился во дворец сторожем не случайно? – размышлял я, когда вёз её обратно домой. – Нет. С этим пока, наверное, лучше повременить. Обговорю-ка всё лучше сначала с моим прокурором…».
У Веньки от моего рассказа вытянулось лицо.
– Ты только на меня психушку не вызывай, ладно? – попросил его я.
– Да я и не собираюсь, – заёрзал он. – Но ты уверен, что тебе всё это не приснилось?
– Уверен, – заверил его я. – Я видел этого покойника так же, как вижу сейчас тебя.
– Хм!.. М-да! – хмыкнул мой бывший сокурсник. – Вот так история!
Я развёл руками.
– Слушай, – задумчиво пробормотал Венька. – Вот ты говоришь, что у него была газета. А ты не обратил внимания, она была старая, эта газета? Ну, в смысле, по виду.
– Нет, не старая, – помотал головой я.
– Ты уверен?
– Уверен. Что я, старую газету от свежей не могу отличить! Старые газеты – они желтеют от времени. А эта газета была белая, вышла не далее как день-два назад. А чего она тебя вдруг так заинтересовала?
– Ты футболом не увлекаешься?
– Не увлекаюсь, – помотал головой я.
– Я вот им тоже не увлекаюсь. Но я, тем не менее, знаю, кто такой Рональдо.
– Я тоже знаю, – выставил глаза я. – Футболист. У него ещё физиономия такая своеобразная. Его ещё «зубастиком» называют… Постой! – ахнул я; мой мозг как будто пронзила молния. – Так этот Рональдо – он вроде бы уже не играет!
– И давно не играет! – вскинул указательный палец Венька. – Он играл в девяностые годы. А по заголовку твоей свежей газеты выходит, что он против «Спартака» играл буквально на днях!
– А какого-нибудь другого Рональдо сейчас не появилось? – нахмурил лоб я.
– Вроде не появилось. Во всяком случае, я не слышал. Эх, как жаль, что мы с тобой не болельщики! – вздохнул Венька. – А впрочем, погоди. Есть у меня тут, вроде, один футбольный фанат.
И он поднял телефонную трубку.
– Родион Сергеевич? Доброе утро! Как у вас там, всё спокойно?.. Ну и замечательно. Родион Сергеевич, я вот что хотел у вас спросить. А вы футболом, часом, не увлекаетесь?.. Да вы что! Всю жизнь, кроме младенчества? Родион Сергеевич, нам очень нужна ваша консультация по одному футбольному вопросу. Вы не могли бы сейчас подняться ко мне?
Мой бывший сокурсник положил трубку.
– Это наш охранник. Говорит, что увлекается футболом всю жизнь.
– Кроме младенчества, – улыбаясь, уточнил я.
Через минуту в кабинет зашёл невысокий коренастый мужичок лет шестидесяти с покатым лбом и казавшимися огромными за толстыми стёклами его очков глазами.
– Садитесь, Родион Сергеевич, – указал рукой ему Венька.
Охранник уселся на стоявший в углу кабинета стул.
– Родион Сергеевич, – Венька подался вперёд, – вот представьте себе номер газеты «Спорт-Экспресс». И вот вверху, на первой странице этого номера, крупными буквами значится такой заголовок, – и Венька посмотрел на меня.
– «Спартак» Рональдо один два, – процитировал я.
– Родион Сергеевич, вам это ни о чём не говорит?
– Да как же не говорит! Как же не говорит! – оживился охранник. – Я эту игру помню до сих пор. Мировая была игра. «Спартак» «Интеру» тогда ни в чём не уступал. Но этот Рональдо – он всю игру тогда в одиночку сделал!
– А когда это было?
– В конце девяностых.
