Мертвая голова
– А Властелин Смерти не может создать новых Танатов для них? – Флинн повернул голову и поднял глаза на Хольду.
– Нет, у всех есть только один Танат, если он исчезнет – новый не появится. Вот поэтому они и бессмертные – у них попросту больше нет Смерти! И куда подевались их Танаты – самая большая загадка.
– Как же вы меня задрали своим бесконечным трепом, – с ядом в голосе сказала Фанабер и сжала свои виски ладонями. – И болтаете, и болтаете. Вырвать бы ваши языки, чтобы хоть немного побыть в тишине.
– Фанабер, заткнись. У меня нет желания слушать твое нытье, – грозно ответила Хольда.
– Какая же ты мерзкая, уродливая сука, – скрипя зубами, процедила Фанабер. Из ее рта потекло еще больше черной слюны, а на голове прорезался круг темных кристаллов.
– О, смотри, Флинн, ее демон начинает проявляться все сильнее, – произнесла Хольда, указывая на кристальную корону. – Все демоны выглядят по-разному, впрочем, ты и сам об этом знаешь. Так вот, когда они соединяются с людьми, то получается некий гибрид – человек с чертами демона. Сначала эти черты малозаметны, но чем сильнее демон, тем меньше человеческого остается во внешности одержимого.
– Вы только посмотрите на нее, – оскалилась Фанабер. – Безобразная тощая стерва пытается чему-то научить своего умственно отсталого дружка.
Она залилась смехом, широко разинув темный рот. Кристальная корона на ее голове выросла еще, а черная слюна струями полилась на белое платье. И тут Фанабер вдруг закашлялась и опустила голову.
– Жалкое зрелище, да? – с едва уловимым сочувствием проговорила Хольда. – Она совершенно не осознает, насколько отвратительно выглядит в чужих глазах, и считает себя настоящей королевой.
– Сама ты жалкая, дрянь! – Фанабер кинула на Хольду брезгливый взгляд, но вдруг отвлеклась и уставилась на Флинна. – Какая красивая вещь, – с завороженным видом пробормотала она и протянула испачканную руку к заколке-бабочке.
– Нет! – Флинн быстро поднялся на ноги, отпрянул и прикрыл заколку рукой, защищая ее от жадных глаз Фанабер.
– Как это «нет»?! – взвизгнула Фанабер и вскочила с места. – Все самое прекрасное в этом мире должно принадлежать мне. Только я заслуживаю самого лучшего – и никто другой. Только я достойна иметь все, что пожелаю!
Она попыталась сделать несколько шагов, но у нее не вышло: гравитация белой звезды позади нее не дала ей сдвинуться с места. Фанабер схватилась за свой металлический ошейник, и нарисованный на нем глаз засиял ярче, ослепляя белоснежным светом.
– Какая она дикая, – опасливо косясь на одержимую девушку, сказал Флинн. – Демоны в доме Испытаний поспокойнее были.
– Фанабер еще самая безобидная, – ответила Хольда. – Забудь о том, что было на испытаниях. Прошлый опыт тебе не особо поможет.
– Почему?
– Там ты сражался со своими демонами, а чем лучше человек, тем они слабее. Считай, что ты не видел демонов в их истинном облике.
– Рано ты делаешь выводы обо мне. Мы только сегодня познакомились, а у меня на лбу не написано, хороший я человек или нет, – нахмурился Флинн и повел плечами.
– Граф Л тебя бы не взял, если бы ты был каким-нибудь последним отморозком.
– Кодекс чести не позволил бы?
– Причина не в этом, – сказала Хольда, качая головой. – Сейчас у нас настолько хреновая ситуация с посыльными Смерти, что Граф Л даже из Лимба достал бы души и нанял их, если бы это было возможно.
– Тогда почему выбрали именно меня? Что во мне такого особенного?
– Объективно есть только две причины. Первая: ты относительно неплохой человек, иначе ни одна древняя душа не выбрала бы тебя в напарники. А вторая причина заключается в том, что тебе снились цветные сны. – Увидев замешательство Флинна, Хольда продолжила: – Мертвые видят мир живых в своих снах как черно-белое немое кино, верно же? А если происходит так, что все вокруг вновь становится красочным, воздух опять наполняется ароматами и слышны звуки, пусть и на короткий миг, то это значит, что мир живых перестал отторгать душу и принял ее как нечто родное.
– Точно, все так и было… – прошептал Флинн, прикоснувшись к своему виску. – Я почему-то думал, что Инферсити в моих снах обретал краски только тогда, когда происходило что-то необычное: когда я разговаривал с живыми граффити или встречался с Графом Л в «Черном кролике».
– Нет, не поэтому, – ответила Хольда. – Просто мир живых вдруг решал принять тебя обратно. Только такие, как мы, могут стать чем-то средним между человеком и призраком. Других же, даже если они получат новое тело, сразу потянет обратно в Потусторонье.
– Приятно осознавать, что во мне есть нечто особенное, – заулыбался Флинн.
– Только не смей зазнаваться, а не то демон Высокомерия тоже пустит в тебе корни, – предупредила Хольда. – Посмотри, что случилось с Фанабер.
– Опять эта болтовня! – простонала одержимая и согнулась пополам, будто ее мучила боль в животе. – Захлопните свои мерзкие рты!
– А она точно демоном Высокомерия одержима? – призадумавшись, спросил Флинн. – То, что сидит в ней, больше смахивает на демона Сквернословия. И, кстати, где все остальные одержимые? – Он завертел головой, но никого рядом не увидел.
– Мы держим их отдельно друг от друга. Им нельзя находиться рядом: от этого они становятся неуправляемыми, – ответила Хольда.
– Неуправляемыми, – прошептала Фанабер. – Неуправляемыми, неуправляемыми, неуправляемыми, – повторяла она, как заведенная. – Н‐е‐у‐п‐р‐а‐в‐ л‐я‐е‐м‐ы‐м‐и.
Фанабер беспрерывно произносила это слово – с разной интонацией, с разной громкостью, то четко, то невнятно, – пока не забилась в конвульсиях. У Флинна мурашки пробежали по коже и дыхание сперло, он почувствовал себя внутри фильма ужасов.
– Надо бы позвать какого-нибудь экзорциста, – сглотнул он, отступая на несколько шагов назад.
– Собственного демона нельзя выгнать – только приструнить, но Фанабер сама этого не сделает, – серьезным тоном сказала Хольда и напряглась. Видимо, ей тоже не нравилось происходящее.
Фанабер вдруг притихла, словно из нее вынули все шестеренки, благодаря которым она двигалась. Неторопливо, как будто в замедленной съемке, она выпрямилась и посмотрела прямо на Флинна большими печальными глазами. Казалось, что из них вот-вот хлынут слезы. Тонкие брови Фанабер поползли вверх, а ее идеальные губы, залитые черной слюной, приоткрылись.
– Все самое прекрасное в этом мире должно принадлежать мне, – прошептала Фанабер и отняла руки от ошейника – белый глаз на нем больше не сиял.
– Флинн, беги!!! – От испуганного крика Хольды задрожал воздух.
И Флинн побежал. Он развернулся и так быстро помчался, точно хотел опередить свет, испускаемый звездами. Его кожаная куртка надулась парусом, а подошвы кроссовок с таким гулом опускались на стеклянный пол, что эхо, наверное, разносилось по всему древнему космосу. Флинн представлял себя кометой, летевшей к своей звезде: какая-то сила тянула его вперед – подальше от свихнувшейся Фанабер. Не сбавляя темпа, он сорвал с груди заколку-бабочку и спрятал ее во внутренний карман куртки. Никто и никогда не отнимет у него частичку Кейти! Она навеки останется с ним.
Он не смел оглядываться, но в глубине души надеялся, что Фанабер давно отстала. Хрупкая надежда рухнула вместе с ним: Флинна так сильно прижало к полу, что он услышал хруст собственных костей.
Фанабер сидела на его спине, заливая ее мерзкой слюной: капли гулко ударялись о кожаную куртку. Девушка опустила голову, и ее тяжелое дыхание ударило в его шею, вызвав дрожь, которая скользнула вниз и страхом поселилась в животе. Резким движением Фанабер развернула Флинна к себе лицом и нависла над ним. Черные слюни стекали на его щеки, обдавая ледяным холодом.
– Зря, зря, зря, – повторяла она. – Зря ты не отдал то, что должно принадлежать мне. Теперь я заберу это силой. – Фанабер замолчала и улыбнулась, но вскоре ее лицо исказилось от ненависти, и она прокричала: – Заберу вместе с твоим сердцем!!!
Рука Фанабер легко погрузилась в грудь Флинна, как будто раскаленный нож в масло. Он задохнулся от боли: острые ногти впились в его сердце, которое сделало еще пару слабых ударов, а потом обмерло, точно маленькая, беззащитная птичка в когтях ястреба.
– Ты полное ничтожество. – Холодный шепот Фанабер раздался у самого уха Флинна. – Ты – никто. Ты никому не нужен, ты недостоин видеть этот мир. Я выцарапаю твои глаза, но сначала вырву твое сердце.
Его тело словно покрылось каменным панцирем: он все понимал и чувствовал, но не мог пошевелить и мизинцем. Фанабер сильнее сжала руку и дернула ее на себя, выбив из Флинна протяжный стон. Послышался треск – наверное, несколько ребер сломалось, – но сердце так и осталось на своем законном месте. Фанабер раздраженно зарычала, сделала еще одну попытку, а потом с визгом вытащила руку и начала на нее дуть: посреди ее ладони был ожог в форме бабочки.
Сердце Флинна неуверенно забилось, и его тело опять стало послушным. Он, преодолевая боль от разбушевавшегося в груди пожара, оттолкнул от себя Фанабер. Она кубарем покатилась вперед, но, быстро вскочив на ноги, угрожающе зашипела и снова приготовилась напасть на Флинна. Согнув спину, Фанабер ринулась на него, но внезапно остановилась и удивленно посмотрела на свой живот, из которого торчала сияющая стрела. Черная корона упала с ее головы и растворилась. Глаза Фанабер закатились, и она грохнулась на пол, сотрясая древний космос раскатистым эхом.
7
Нить мертвеца
Голос Хольды пробивался сквозь пелену боли, и Флинн уцепился за него, чтобы не сорваться в бездну беспамятства. Он не различал слов: все они превратились в жужжащий рой из отдельных звуков, который влетал в его голову и тут же вылетал обратно, не оставляя после себя ни капли смысла. Флинн попытался открыть веки, но они будто срослись. Весь его мир сузился до невыносимой боли, захватившей каждую клеточку тела, и неразборчивого шепота Хольды.
Резкий вдох расправил легкие, и Флинну захотелось закричать, как новорожденному, но крик застрял в районе кадыка и обернулся кашлем.
– Наконец-то оклемался, – сказал Граф Л совершенно безмятежным голосом.
Распахнув глаза, Флинн увидел, как в чернильном океане над головой вальяжно плавали звезды: одни сбивались в плотные стайки, а другие, наоборот, предпочитали сиять в полном одиночестве. От яркого света захотелось зажмуриться, но он боялся, что тогда сознание снова попытается отключиться.
– Мы уже хотели тебя землей забросать, – опять заговорил Граф Л. – Я понимаю, что умирать для тебя дело далеко не новое, но не превращай этот процесс в привычку. У нас звездной пыли не хватит, если ты будешь каждый день отдавать концы.
Флинн открыл рот, но вместо ответа из него вырвался болезненный стон. Он повернул голову, и хруст позвонков врезался ему в уши.
Граф Л сидел на стуле и дымил кальяном со сплетнями, который покоился рядом, на маленьком пуфике. Флинн лежал на кровати в комнате без потолка. Он хотел рассмотреть ее получше, но от каждого движения плыло перед глазами, поэтому он решил оставить это занятие на потом: когда душа прекратит попытки отделиться от тела.
– Я из-за тебя, между прочим, не успел отнести вещи в прачечную, – с упреком продолжил Граф Л. – Ну и как следить за порядком, если вокруг одни болваны? Только подумаешь, что все у тебя под контролем, что ни одна пылинка не ляжет там, где чисто, как нате вам – целая гора проблем. Разгребай как хочешь. Хольда, солнце мое, поведай мне как на духу, каким таким волшебным образом Фанабер смогла преодолеть гравитацию Хебель?
– Да пес ее знает, – ответила Хольда. Она стояла у двери, накрытая густой тенью. – Фанабер увидела у Флинна синюю заколку на груди и так захотела ее, что демон Высокомерия просто взбесился. Все настолько быстро произошло, что я не успела вовремя среагировать.
– Хорошо, что хоть подоспела, когда наша проказница Фанабер еще не начала рвать новое тело Флинна на куски. Собирали бы его потом по всему древнему космосу. Ладно, с Фанабер я потом сам разберусь: нужно понять, что случилось, чтобы больше не допустить подобного. Будет крайне неприятно, если все наши одержимые товарищи вдруг сорвутся с гравитационной цепи Хебель. Такой бедлам начнется, – хмыкнул Граф Л и выпустил струю сиреневого дыма – послышался знакомый гомон всех сплетников Инферсити.
– Мне так плохо, – только и смог выдавить Флинн.
– Конечно, плохо. Я бы очень удивился, если бы тебе сейчас было хорошо.
– Когда мне полегчает?
– Надеюсь, что завтра. А если нет, то, как и планировали, мы тебя закопаем.
Флинн хотел ответить, но хриплый кашель помешал ему.
– Хватит тратить силы впустую. – Граф Л встал, засунул под мышку кальян со сплетнями и направился к Хольде. – Давай, закрывай глаза и постарайся уснуть. И не умереть во сне тоже постарайся, – бросил он, даже не обернувшись.
Уговаривать Флинна не пришлось: усталость потянула веки вниз. Хлопнула дверь: Граф Л и Хольда ушли, а вот желанный сон никак не приходил. Вместо него явились странные, какие-то посторонние мысли, как будто кто-то насильно влил их в голову. Флинн думал о том, что он полное ничтожество, что он слабак, раз не смог противостоять Фанабер, а поэтому пользы от него никакой. Что он сделал? Сбежал! Как и много раз до этого. Он постоянно убегал от проблем, а они все множились и множились – и уже целой ненасытной стаей преследовали его. Быть посыльным самой Смерти? Смех, да и только! Он даже курьером мистера Баедда был откровенно хреновым. Потерять чертов конверт – это же надо было так проколоться! Да ему нужно дать премию «Идиот года»! Можно даже не проводить конкурс, все равно большего идиота во всем мире не сыщешь.
В мыслях всплыли слова Хольды о том, что демоны на его испытаниях были намного слабее, чем те, которые управляют одержимыми. А ему ведь даже не пояснили, что нужно делать, чтобы побороть их! Что, если у него не получится? Если у него не хватит сил? Ни духовных, ни физических. Как он сможет победить чужих демонов, если и своих до конца так и не усмирил? Вдруг Граф Л все же не шутил? Вдруг у него действительно заберут тело, а его душу сошлют в Лимб? Все эти мысли клевали голову, не давая забыться сном, и сердце сжималось так сильно – намного сильнее, чем когда его схватила Фанабер своей омерзительной рукой. Но вскоре что-то теплое легло ему на грудь, и все прекратилось: сердце забилось ровно, а хищные мысли, перестав терзать Флинна, улетели в небытие. Мир сновидений одеялом укрыл его, наконец-то подарив долгожданный покой.
– Утро-о‐о, чуде-е‐есное-е‐е утро-о‐о, – пропел бархатный голос.
«Что происходит? В кого швырнуть кроссовку, чтобы он заткнулся? – лениво подумал Флинн. – Пора бы ввести уголовную ответственность за прерванный сон…»
– Пре-е‐екра-а‐аснейшее утро-о‐о.
– А можно потише? – так и не открыв глаза, пробормотал Флинн. – И вообще… какое, к черту, утро? Мы же в космосе, тут не бывает рассвета… Дайте поспать еще…
– Это правда, – мягко ответил все тот же голос, – в древнем космосе действительно не бывает рассвета, но вот в моем мире он наступает каждый день.
«В моем мире? Что? Бред какой-то!» – мелькнуло в голове Флинна.
А может… Граф Л вчера отволок его в какой-то аналог больницы? И тут вместе с ним лежат всякие – как любил выражаться его отец – душевнонездоровые? Чтобы проверить свою догадку, Флинн заставил себя открыть глаза, но в них сразу же ударил яркий звездный свет – и веки сомкнулись сами собой. Нужно попробовать еще. Нет, не получается, ресницы будто в свинец окунули: веки не поднять.
– Сла-а‐авное утро-о‐о…
Раздражение, зародившееся где-то в груди, поднялось вверх и помогло Флинну широко распахнуть глаза.
– Я же просил потише! – сев в кровати, воскликнул он.
От резкого подъема закружилась голова, и звезды плыли уже не только вверху, но и внизу – вдоль стен. Правда, они ему лишь мерещились. Когда белые точки перестали назойливо плясать перед глазами, Флинн осмотрелся в поисках того, кто прервал его сон. По правую сторону была синяя входная дверь, рядом на крючке висел зонт лимонного цвета, напротив кровати находился камин, где вместо огня парила небольшая комета с белым хвостом, на каминной полке в склеенной вазе благоухали белые лилии, а слева – у занавешенного окна – стоял шкаф… тот самый, который был в его комнате в квартале Убийц, – шкаф с секретами.
– Нет, только не снова, – прошептал Флинн и яростно сжал простыню. У него будто вынули все внутренности и вложили вместо них ледяную глыбу. – Вы издеваетесь? – спросил он, взглянув на звезды, словно это им принадлежала идея поставить этот проклятый шкаф сюда.
Флинн подтянул к себе ноги, посильнее сдавил руками голову, точно хотел расколоть ее, как грецкий орех, и резанул пространство криком отчаяния. Неужели им было мало его страданий в Чистилище? Нет, хватит! Он больше не позволит терзать себя! Флинн резко повернулся, прожигая шкаф ненавидящим взглядом, а потом вскочил с кровати и вмиг оказался перед ним.
– Я покончу с этим. Здесь и сейчас. Летите куда угодно, только подальше от меня! – прорычал он, думая, что сейчас из шкафа выпорхнут его тайны в виде синекрылых бабочек и разлетятся по всему древнему космосу.
Флинна уже не пугало то, что всякий, на кого они сядут, сможет узнать все его темные секреты. Лучше уж жить с душой нараспашку и ловить на себе осуждающие взгляды, чем вечно бояться своего прошлого.
Он без колебаний распахнул дверцы и увидел треклятых бабочек. Вот только не настоящих, а нарисованных на внутренних стенках шкафа.
– Граф Л… – прошипел Флинн, сжимая зубы до скрежета. – Уверен, это его рук дело.
– О, вовсе нет, – ответил все тот же голос, что и разбудил его. – Он не настолько жесток, чтобы шутить подобным образом. Эта комната – плод твоего подсознания. Это оно ее создало, так уж тут заведено.
– Ты бы показался, что ли, а то мне кажется, что я сам с собой разговариваю. – Флинн завертел головой, но в комнате по-прежнему никого не было, если не считать его самого.
– Раздвинь портьеры – и я предстану перед тобой, – произнес незримый собеседник.
Флинн подошел к окну и сделал так, как ему сказали. Окна он не увидел: вместо него была глухая стена, а на ней нарисованный енот, одетый в желто-оранжевую накидку, перекинутую через одно плечо; его шею украшали нефритовые бусы, а в когтистых лапах, сложенных лодочкой, покоился розовый лотос. Енот сидел на траве, скрестив задние лапы, а за его спиной простиралось цветущее поле, упиравшееся в горную гряду, из-за которой уже вынырнуло солнце.
– До-о‐оброе-е‐е утро-о‐о, Фли-и‐инн Морфо-о‐о, – пропел енот, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Граф Л послал тебя следить за мной? – Флинн нашел глазами подпись под граффити: «Божественный Енот, работа Графа Л».
– Не следить, – возразил Божественный Енот, – а помогать держать связь с моим хозяином, отвечать на вопросы, да и просто составить компанию. Ведь всем нужны друзья.
– Мне никто не нужен, – сказал Флинн и задвинул портьеры обратно. Даже в космосе ему не дали побыть наедине с собой!
– Ты заблуждаешься, всем нужны друзья, – не отступал Божественный Енот.
– Мне сейчас необходим только покой. Но, видимо, здесь я его не найду, – проворчал Флинн, развернулся и подошел к камину. Он подставил руки к хвосту кометы, но тепла не ощутил.
– Покой нужно искать не снаружи, а внутри, – умиротворенным голосом ответил Божественный Енот. – Кстати, к тебе гости, – добавил он.
Входная дверь со стуком отворилась, и висевший рядом зонт содрогнулся. На пороге с воинственным видом стояла Хольда. Ей только не хватало развевающегося плаща за спиной, меча в руках и грозной музыки на фоне, а так – вылитая валькирия.
– Собирайся, мы идем, – выдала она без лишних объяснений.
– Куда? – спросил Флинн. – И почему ты вошла без стука? А если бы я тут голышом ходил?
– Не беспокойся, я бы как-нибудь пережила эту психологическую травму, – съязвила Хольда. – Пошевеливайся!
Флинн схватил свою куртку, лежавшую на кровати, проверил, на месте ли заколка-бабочка (она по-прежнему была во внутреннем кармане, куда он спрятал ее от Фанабер), и подошел к Хольде.
– Спасибо, – сказал он, пристально посмотрев ей в глаза, в глубине которых полыхал огонь.
– За что? – растерялась Хольда, и ее редкие брови изогнулись.
– За то, что спасла меня от Фанабер, – ответил Флинн.
– Если бы ты умер в первый же день, когда Граф Л доверил твое обучение мне, он бы с меня шкуру спустил, так что не благодари. Это моя обязанность, – не отводя взгляда, произнесла Хольда.
– Тогда бы нам обоим не поздоровилось, – заулыбался Флинн. – Тебе бы влетело от Графа Л, а мне бы пришлось идти за новым телом и терпеть всю ту дичайшую боль. – Его передернуло от воспоминаний.
– Да, процесс не из приятных, но на пятый раз привыкаешь.
– Ты теряла тело пять раз?!
– Нет, целых двенадцать. – Хольда сжала губы и посмотрела на свои ботинки со шнуровкой. – Я же говорила, что одержимые намного опаснее демонов в Чистилище.
– Говорила, – подтвердил Флинн, – но так и не сказала, как же их побороть.
– Пойдем уже, – поторопила Хольда. – Расскажу тебе обо всем по дороге в Инферсити.
– Э‐э‐э… в Инферсити? – У Флинна от удивления язык чуть не отнялся. – Так скоро? Я думал, что сначала буду учиться бороться с одержимыми…
– Чтобы бороться с ними, их сперва нужно выследить, а это не так уж и просто, поверь мне.
Хольда развернулась и напряженно зашагала. Флинн быстро накинул на себя куртку, вышел из комнаты и закрыл дверь, на внешней стороне которой обнаружил нарисованного змея. Флинн замер. В его голове завертелись кусочки мозаики и сложились в единую картину: Фанабер усмирили, проткнув золотистой стрелой, и на двери в комнату Хольды тоже изображена стрела. Он все понял!
– Ты использовала душу-напарника, чтобы подавить демона Высокомерия, так ведь? – догнав Хольду, спросил Флинн.
– Да, все так, – кивнула она, не сбавляя темпа. – Представь, что мы ружье, а они – наши патроны.
– То есть надо просто «пальнуть» душой-напарником по одержимому, надеть на него ошейник – и все? – У Флинна даже настроение поднялось. Все не так сложно, как он себе представлял!
– Ты кое о чем забыл.
– О чем же?
– О том, что заставляет патрон вылететь из ружья! – Хольда остановилась, и Флинн непонимающе глянул на нее. – О порохе! – воскликнула она, всплеснув руками. – В этом и состоит вся сложность: чтобы древняя душа смогла пронзить одержимого, ей нужен заряд. И его должны дать мы, а это очень непросто, учитывая, что заряд – это наши добродетели. Справедливость, мужество, сила воли, скромность, терпение! Как считаешь, в тебе всего этого достаточно, чтобы древняя душа смогла сразить одержимого?
– Вряд ли. – Флинн поник, от его хорошего настроения и следа не осталось.
Хольда смерила его изучающим взглядом, будто искала в нем какой-то изъян, и продолжила идти.
– Правильно думаешь, – через плечо бросила она. – Я знала людей, которые были лучше тебя, но и они не всегда справлялись с этим. Скажи, твой напарник еще не общался с тобой?
– Нет, – ответил Флинн, пытаясь увернуться от мелких метеороидов, возникших на пути. – После Призрачного грота он вообще не подавал признаков жизни. Застыл в виде татуировки на моей руке – и все.
– Ошибаешься. Именно он вчера спас тебя после нападения Фанабер. Духовные напарники – не только оружие против одержимых, они еще и наши защитники, наши целители. – Хольда отмахнулась от кружившего рядом с ее головой метеороида, как от назойливой мухи. – Ты вчера чувствовал себя паршиво? Наверное, всякие гадкие мысли в голову лезли? Я же права?
– Права, – согласился Флинн. Он еще тогда заподозрил, что все эти мысли были какими-то посторонними, пришедшими извне.
– Фанабер вчера отравила тебя. Одержимые умеют залезать в душу и очернять ее. – Хольда щелкнула языком. – Короче, они те еще мерзкие твари.
Вдалеке показался огромный медный столб, с вершины которого вниз спускались сияющие нити. Сначала Флинн решил, что это какая-то телефонная станция, но, подойдя ближе, понял, что ошибся. Над столбом парила голова – тоже медная. Она медленно вращалась вокруг своей оси, и Флинн насчитал на ней аж восемь женских лиц. Увидев всю картину целиком, он подумал, что эта странная «особа» в окружении сияющих нитей напоминала ему танцовщиц в платьях с бахромой, тех самых, которые лет шестьдесят назад выступали в ночных клубах Шикаго (одного из городов мира живых, отделенного от Инферсити океаном).
– Знакомься, Флинн, это Ариадна – хранительница всех дорог Потусторонья, – произнесла Хольда.
– Как? Та самая, из путеводителя? – изумился Флинн. Он почему-то и представить себе не мог, что у Ариадны где-то есть подобие тела: для него она всегда была просто голосом, подсказывающим, куда идти.
– Да, та самая. Без Ариадны нам никак не обойтись. Она с помощью своих нитей привяжет нас к Потусторонью: только так мы сможем покинуть его.