По следу неизвестного

– Киснуть здесь я не собираюсь. Надо составить план мероприятий. У кого какие идеи?

– Я за шашлык, – сказал Димон.

– Поддерживаю.

Люська скривилась.

– Глеб, Дим, шашлык это мелко. Шашлык мы в любое время можем сделать. Я имела в виду нечто грандиозное.

– Типа экстремального времяпрепровождения?

– Ну да.

– Я бы в Третьяковку сходила. Сто лет там не была.

– Алис, ау, какая Третьяковка?! Вы мыслите не в том направлении. Лето, каникулы, мы одни в большом доме. Давайте, соображайте быстрее.

– Мне в голову ничего не лезет, – Алиса пожала плечами и посмотрела на меня. – Скоро в школе актёрского мастерства играем спектакль. У меня главная роль, думаю только об этом.

– Актриса, блин. Вечно приходится за всех решать, – Люська начала выхаживать взад-вперёд.

Ближе к вечеру, мы с Димоном купили мясо и собирались делать шашлыки, Люська выдала:

– Есть идея! Забабахаем небольшой ремонтик в моей спальне.

– Только не это.

– Глеб, там ужасные обои, какие-то цветочки-лепесточки, занавески отстойные, потолок белый…

– А какой он должен быть, Люсь?

– Дим, белый потолок – пережиток прошлого. Мне больше нравится, скажем, зелёный.

– Терпеть не могу заниматься ремонтом, – Алиска оторвалась от своего сценария и призналась: – Текст так трудно запоминается. Глеб, порепетируешь со мной?

– Ты уже спрашивала. Конечно, помогу.

– Значит, решено, – Люська хлопнула в ладоши. – Все меня поддержали и завтра утром принимаемся за работу.

– Никто ещё не сказал да.

– На ремонт уйдёт дня три, не больше.

– Мечтать не вредно.

– Перетащим мебель, – Люська никого не слышала, она находилась на своей волне. – Сдерём старые обои, и дело в шляпе.

Прошло три дня. За это время мы вытащили из комнаты мебель и с большим трудом отодрали от стен обои. Я всё на свете проклял, когда понял, под чем подписался. Обои породнились со стенами настолько, что отдирались нехотя, по маленьким кусочкам. Приходилось смачивать водой небольшие участки стен, ждать, когда обои набухнут и соскабливать их всеми подручными средствами. Люська орудовала шпателем, я вооружился ножом. Димон сказал, ему удобнее всего справляться маленькой металлической линейкой.

Алиса пыталась нам помочь, но быстро сдулась. Она думала о предстоящем спектакле, ремонт интересовал её меньше всего, к тому же от запаха мокрых обоев непрестанно чихала и шмыгала носом.

Люська сама поняла, что капитально попала с ремонтом комнаты, но держала лицо, бодрилась, говорила, самое трудное позади, впереди делов на пару-тройку дней.

Федора звонила каждый день. Иногда по несколько раз. Главным образом делилась новостями. Сегодня, мы грунтовали стены перед оклейкой обоями, Люська сообщила:

– С Федькой разговаривала. Опять Петрушка на пол упал. Она в панике, чуть не плачет.

– Пусть не вешает его, не будет падать.

– Я ей говорю, ты же экстрасенс, неужели разобраться в ситуации не можешь.

– А она? – засмеялся Димон.

– Бормочет что-то. Ой, с Федькой не соскучишься. – Дим, куда ты так густо грунтовкой мажешь.

– Мажу, как надо. Чего его Федора сказала?

– Она с бабой Машей познакомилась.

– О-о! – протянул я. – Капец!

– Я ей о том же сказала. Кто знакомится с бабой Машей, тому не позавидуешь. Взяла Федьку в оборот. Уже и в поликлинику мотались на машине, в магазин, сегодня на кладбище поехали.

– Вляпалась Федька.

Мы заканчивали с грунтовкой, когда в комнату вошла Алиса. Выдержав паузу, она сказала:

– Я всё обдумала и пришла к выводу, что нам необходимо расстаться. Отношения зашли в тупик. Я ухожу!

Мы, мягко говоря, офонарели. Первым в себя пришёл Димон.

– Алис, не понял юмора.

– Я достоверно произнесла фразу, ребят?

– Чёрт! – выкрикнула Люська. – Предупреждать надо.

– Никак не удаётся подобрать нужную интонацию.

– Не заморачивайся, отыграешь ты свой спектакль. Ещё на бис вызовут.

– Я тебе поверил, – сказал я. – Говорила ты убедительно.

– А если скажу по-другому, – Алиса вышла, потопталась в коридоре и снова толкнула дверь: – Я всё обдумала и пришла к выводу, что нам необходимо расстаться. Отношения зашли в тупик. Я ухожу!

– Не вижу разницы, – Димон сел на подоконник. – То же самое сказала.

– Но с другой интонацией. Я сделала акцент на последней фразе.

– Да? Чё-то я не заметил.

– Или, может, сказать так, – Алиска выдохнула и проговорила скороговоркой: – Я всё обдумала и пришла к выводу…

– Подожди, Алис, – перебила Люська. – Не легче ли сказать «Вы меня достали, я сматываю удочки».

– Люсь!

– А что, коротко и ясно. Краткость – сестра таланта. Вам об этом в школе актёрского мастерства не говорили?

– И всё-таки я буду придерживаться текста.

– Как с вами сложно, с актрисами.

– Никакая я не актриса. Я бездарность, – у Алиски увлажнились глаза. – Не могу произнести простую фразу. Я откажусь от участия в спектакле.

– Приехали. Алиска, кончай депрессировать.

– Не идёт у меня роль.

– Соберись.

– Пробовала, не получается. Такое впечатление, я упустила важную деталь. Не могу поймать атмосферу.

– Хочешь дельный совет? – спросила Люська.

– От тебя дельный совет? – не сдержался я. – Не смеши.

– Алиска, тебе надо разозлиться. Выйти из себя. Как там ваш Станиславский писал, вроде актёру, чтобы хорошо сыграть, необходимо вызвать внутреннюю истерию.

– Ты путаешь.

– Нет! Накрути себя. Доведи до кондиции. Представь, что у Глеба появилась девушка, с которой он встречается втайне от тебя. Говорит ей о любви, пятое, десятое. А у тебя рога ветвятся на голове. Помнишь, как в детской песенке: «У оленя дом большой, он глядит в своё окно». А у тебя рога большие. Изменяет тебе Глеб! Поняла? Во-о-от такущие рога вымахали, – Люська развела руки в стороны. – Ну как, Алис, поймала нужную атмосферу?

Алиска, после всего услышанного, вытаращила глаза. Я был возмущён не меньше. Димон продолжал грунтовать стену.

– Разок пройдусь и харе, – спокойно сказал он.

– Глеб, чего ты на меня уставился?– глупо заулыбалась Люська.

– У оленя, может быть, дом и большой, – процедил я. – А у тебя мозгов совсем нет.

– Какие мы восприимчивые. Им помогаешь, так ещё и крайней сделали. Я умываю руки.

Алиса хлопнула дверью. Я вышел следом.

– Хм-м, – Люська подошла к Димону и закатила глаза. – Пусть понервничает, актёрам это полезно. Я читала. Кстати, тебе повезло, что я не актриса. А то мучила бы тебя всякой ерундистикой. Красиво ли я села, правильно ли встала? Ой, Димка, мне кажется, я фальшиво моргнула правым глазом.

Чуть погодя я вернулся в Люськину комнату.

– Успокоил?

– Вроде да. В следующий раз думай, прежде чем сказать.

– Отвяжись. Никогда не понимала актёрских переживаний. Создают сами себе проблемы на ровном месте. Какая разница, как произнесла фразу, в зале всё равно не придадут этому значения.

– Странно слышать такое от внучки народной артистки.

– Глеб, без обид, но ты знаешь моё мнение, актёрами не становятся, а рождаются. Таланту нельзя научиться.

– Потише говори, хочешь, чтобы Алиска услышала? Она и так на взводе.

– А разве я не права? Вот чего она привязалась к фразе? Интонация, акцент… Фигня! Надо уметь импровизировать. Не можешь подобрать нужную интонацию, переделай фразу под себя и шпарь. Я в шестом классе играла царицу в школьном спектакле «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях». Забывала текст, импровизировала. На «Ура» спектакль прошёл.

– Да уж, – засмеялся я. – Отлично помню тот спектакль. Ты с умным видом несла околесицу со сцены, тебя были готовы убить.

– Не убили же, – Люська прошлась по комнате. – А дело движется. Стены загрунтованы, завтра можно клеить обои.

– Сначала надо их купить.

– С потолком что делать, Люсь? – Димон почесал затылок и добавил: – Влом его перекрашивать. Может, оставить белым?

Люське, успевшая устать от ремонта, согласилась.

– На сегодня всё. Давайте шашлычки забацаем.

– Ненормальная, – сказал я, когда Люська выскочила из комнаты.

– Глебыч, а что она на спектакле в шестом классе отожгла?

– Много чего. Помнишь момент, когда царица с зеркалом разговаривает?

– А то. Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее.

– Люську переклинило, она слова перепутала. Вместо этого ляпнула, я ль на свете всех тупее.

– И?

– Одноклассница, которая за кулисами озвучивала зеркало, за словом в карман не полезла. Ответила, что Люська, то есть, царица, всех тупее.

– Прикол.

– Люська вспыхнула. Ей уже не до спектакля было. Глядя в зеркало, проорала: «Ах ты, тощая коза! Кривоногая корова!». Пререкались они долго, пока за кулисами кто-то не догадался заткнуть зеркалу рот.

Димон засмеялся и лениво потянулся.

– Глебыч, я в душ и шашлыком займусь.

Я пошёл к себе в комнату, но помыться не успел, позвонила Федора, сообщив, что не может открыть входную дверь. Замок заедает. Пришлось рулить в город. Дверь я открыл, выслушал жалобы Федоры по поводу Петрушки, предложил ломануться со мной за город. Она снова отказалась.

Назад я вернулся, когда от шашлыка остались одни воспоминания.

– Не могли оставить пару кусочков?

– Садись. Пару кусочков, – передразнила Люська. – Целый шампур оставили.

– Другое дело.

В начале двенадцатого меня разморило. Сказав, что устал, я, под неодобрительные возгласы Люськи, отправился на боковую. Заснул сразу, не подозревая, что утром раздастся тревожный звонок.

Глава четвёртая

За рулём

Резкий звонок в дверь заставил Федору вздрогнуть. Десять утра. Надо бы встать, посмотреть, кто пришёл. Но вспомнив, что она в гостях, а, следовательно, не обязана никого пускать, Федора перевернулась на спину и потянулась. Ночью снились кошмары, выспаться толком не удалось. Ставший ненавистным Петрушка вторгался в каждое сновидение, превращая их, то в триллер, то в мистику.

Звонок повторился. Федора поморщилась. Что за люди? Если не открыли сразу, зачем продолжать звонить?

Встав с кровати и накинув на плечи халат, Федора вышла в коридор. Петрушка валялся на полу. Федька отскочила в сторону.

– Чур меня! – проговорила она.

Посмотрев в глазок, Федора застонала. За дверью стояла баба Маша. Измена! Приставучая старуха никак теперь от неё не отвяжешься. Зря Федора, по доброте душевной, предложила помочь бабе Маше донести до квартиры сумки. Слово за слово и пять минут спустя, Федора стала для бабы Маши Федорушкой, лапушкой и сдобной булочкой. Это означало одно, впереди сдобную булочку ждёт весёлое соседство.

Распахнув дверь, Федька выдавила улыбку.

– Доброе утро.

– Здравствуй, солнышко. Я тебя не разбудила?

– Н-нет.

– Оладушек испекла. Дай, думаю, Федорушке отнесу. Горячие ещё. Ставь чайник.

Федора поплелась на кухню, баба Маша вышагивала сзади.

– Представляешь, хватилась, муки нет. Пришлось в магазин идти.

– Угу, – кивала Федора.

– Сегодня жарко будет, парит на улице.

– Ага.

– Ой, самое главное не спросила, – баба Маша хохотнула и тронула Федору за плечо. – Кто к тебе вчера приходил?

– Ко мне? Никто.

Баба Маша понимающе закивала.

– Дело молодое, я ж не осуждаю.

– Баб Маш, вы о чём говорите?

– Не о чём, а о ком. В машине твоей кто сидит? – баба Маша склонила голову набок.

– Кто?!

– Меня спрашиваешь?

– Вас! – крикнула Федора.

Баба Маша нахмурила седые брови.

– Так мне откуда знать? Я думала, твой гость там храпака даёт.

– Какого ещё храпака, – вышла из себя Федора. – Нормально объясните, что происходит?!

– Мужчина в твоей машине сидит. В руль вцепился, а сам спит.

– Вы машины, наверное, спутали.

Баба Маша подошла к окну.

– Крайняя твоя?

– Да.

– В ней и сидит.

Федора сглотнула и начала растирать шею.

– Баба Маша, я никому не давала ключи. Мне не по себе.

– Мать честная! Как же он там оказался? Одевайся, спустимся вниз.

– Да… я сейчас… быстро, – Федора метнулась в комнату, натянула сарафан и выскочила на лестничную площадку.

– Федорушка, меня подожди, – кричала баба Маша.

На улице Федора подбежала к машине. На водительском месте действительно сидел незнакомый мужчина.

– Что я говорила, – шептала баба Маша.

– Я его не знаю, – тоже шёпотом ответила Федора.

– В машине-то он как очутился?

– Понятия не имею.

Баба Маша постучала костяшками пальцев по стеклу.

– Эй, молодой-красивый, просыпайся.

– Тише, баб Маш.

Когда Федора открыла дверцу, левая рука мужчины соскользнула с руля, вытянувшись вдоль тела.

– Баб Маш, это же Вячеслав Владимирский! – Федора не верила глазам.

– Кто?

– Вячеслав… – она осеклась, заметив на шее мужчины след от удавки. – Господи, он мёртвый…

Федора села на корточки.

Неправдоподобно, нереально, наверное, она ещё спит, ей снится кошмар. Как известный телеведущий Владимирский мог оказаться в её машине? Не просто оказаться, а сидеть за рулём… задушенным. Может быть, это розыгрыш? Сейчас Вячеслав откроет глаза, вытрет с губ грим, улыбнётся и, откинув со лба прядь каштановых волос, скажет, что Федора стала жертвой розыгрыша. Но нет. Телеведущий не шевелился.

У машины стали собираться люди.

– Полицию вызывайте!

– Надо позвонить Глебу, – сказала Федора, окинув собравшихся взглядом побитой собаки.

Дальнейшие события она помнит с трудом. Приехала полиция, начались вопросы.

– Чья машина?

– Моя.

– Что произошло?

– Не знаю, – мотала головой Федора, ища поддержки. – Баба Маша, расскажите им.

Баба Маша говорила путано и не по существу. Когда капитан предложил Федоре подняться в квартиру, она расплакалась. И снова вопросы, много вопросов.

– Значит, машина принадлежит вам?

– Да.

– Документы можно посмотреть?

– Сейчас, – Федора рванула в коридор.

– Вы были знакомы с покойным? – крикнул вслед капитан.

– Разумеется, я его знала.

– В каких отношениях вы состояли?

– С кем?

– С трупом.

– Ни в каких отношениях я с ним не состояла. Увидела его впервые.

– Секунду назад вы утверждали обратное.

– Да поймите, в моей машине сидит Вячеслав Владимирский. Популярный телеведущий. Я видела его каждую неделю по телевизору. А живьём только сегодня. Нет, что я говорю… он был мёртв.

– Как Владимирский оказался в салоне вашей машины?

– Понятия не имею. Это невероятно!

– Ключи от машины кому-нибудь давали?

– Нет.

Вопросы, паузы, подозрения…

…Мы с Люськой приехали домой через час. Наше появление придало Федоре уверенности. Вцепившись мёртвой хваткой в Люську, она не отходила от неё ни на шаг.

День выдался тяжёлым. Ближе к вечеру, оставшись в квартире втроём, я попросил Федору рассказать всё с самого начала.

– Глеб, только не сегодня. Я еле на ногах стою. Ни о чём меня не спрашивайте. Ничего не знаю!

– Оставь её, Глеб, – сказала Люська. – Пусть в себя придёт.

– Вячеслав Владимирский убит в Федькиной машине. Люсь, это жесть.

– Бомба! Завтра все газеты раструбят.

– Газеты… Включи комп, инет, наверное, уже взорвался.

– Федьке машину вернут?

– Конечно.

– Ездить на неё она уже вряд ли сможет.

– Почему?

– А сам не догадываешься? На водительском месте сидел труп. – Люська поёжилась. – Я бы не смогла себя пересилить.

– Да ну, предрассудки.

– Если ты такой твердолобый и пуленепробиваемый, это ещё ни о чём не говорит.

– Ладно, не наезжай.

Люська села за стол, подперев голову руками.

– Нормально каникулы начались, ничего не скажешь.

***

Несколько дней Федора практически безвылазно просидела в комнате. Её два раза вызывали к следователю, где она повторяла, что с Владимирским лично знакома не была, плакала, доказывая свою непричастность к убийству ведущего. Следователь верил, но, как говорится, доверяй и проверяй.

Сегодня Федора закрылась в комнате, наотрез отказавшись от еды.

– Объявила головку? – спросил Димон.

Мы сидели на кухне. Я пил чай, Люська с Димоном кофе с бутербродами, Алиса ограничилась стаканом сока. Как все актрисы (настоящие и будущие) она постоянно сидела на всевозможных диетах – следила за весом. Съеденный бутерброд приравнивался к центнеру картофеля, поэтому, чтобы не соблазняться, Алиса предпочла стоять у окна. Не видя, как мы уничтожаем бутерброды, чувствовала себя комфортней.

– Федоре надо поесть.

– Я не ослышалась, – засмеялась Люська. – Алиска, это ты сказала или твой двойник?

– А что такого?

– Ничего, просто ты всегда на стороне тех, кто питается воздухом.

– Неправда!

– Только не спорь. Далеко ходить не надо, мы едим, ты делаешь вид, что тебе интересно таращиться в окно.

– Зря, кстати, Алиска от бутеров отказалась, – сказал с набитым ртом Димон. – С колбасой классные получились, а с рыбой вообще улёт.

– Белый хлеб калорийный. Его бесполезность для организма давно доказана. К тому же сливочного масла много на хлебе. Чистый холестерин.

– О вреде белого хлеба ты погорячилась, – Димон взял очередной бутерброд.

– Я смотрела передачу…

– Алис, не начинай излюбленную тему. Знаю я эти передачи, говорят и сами себе не верят. Их послушать, так жрать вообще ничего нельзя. Всё вредно, ненатурально, концерагенно. А мне плевать, я бутеры уважаю. Люське респект, она умеет их готовить.

– Да, я такая, – лыбилась Люська. – Но Алиска права, Федьке нельзя уморить себя голодом. Алис, о чём задумалась?

– Пытаюсь понять, как Владимирский попал в машину Федоры?

– Положили его туда, – сказал я.

– Кто и зачем?

– Гм, определись с конкретным вопросом. На первый я ответил, на два других ответа нет.

– Глеб, что значит, положили? Машина была закрыта.

– С этим как раз у знающих людей проблем не возникнет, – Димон подошёл к плите, взял турку. – Кофейку ещё хочу.

– Дим, – допытывалась Алиса. – Поясни.

– Открыть дверь любой тачки для профи – пара пустяков.

– Допустим. Но зачем вообще Владимирского посадили в чужую машину? Не проще ли было оставить тело на улице? На тротуаре, в кустах, рядом с машиной.

– Убийца решил порезвиться, – сказала Люська, оттолкнув Димона от плиты. – Сядь, сама приготовлю. Говорила же тебе, щепотку соли надо насыпать после кипения, а не до.

Димон сел за стол.

– Ребят, вас сейчас больше интересуют кофе и бутерброды?

– Алис, иди сюда, – я подождал, пока она сядет мне на колени и, обняв её за талию, сказал: – Мы обсуждали этот вопрос три дня подряд. Выдвигали всевозможные версии, и не до чего не додумались. Нет смысла начинать сначала. Владимирского задушили, потом преступник открыл машину Федьки, посадил его на сидение и сделал ноги. Всё!

– Логики нет.

– Согласен. Но таковы факты.

– А главное, зацепится не за что, – Люська поставила перед Димоном чашку кофе.

– Спасибо, Люсь. А бутер сделаешь?

– Сейчас бутербродов натрескаешься, аппетит перед обедом перебьёшь.

– Ты меня первый день знаешь, что ли? Сделай один маленький, а.

– Глеб, что происходит? – спросила Алиса. – Создаётся впечатление, вы специально при мне не хотите разговаривать о Владимирском. Ребят, я права?

Тишина.

– Дим.

– Чего? – он прикинулся дурачком.

– Люсь!

– Я занята, я делаю бутеры для Димки и Федоры.

– Глеб, значит, я права?

– Алис, мы тут решили… Ты только не пойми неправильно…

– Ёперный театр! – Люська упёрла руки в бока. – Сидит, мямлит. Раз она догадалась, надо сказать прямо. Алиска, ситуация следующая. У тебя скоро спектакль, тебе надо подготовиться, сосредоточиться на атмосфере, войти в образ и прочие ваши актёрские заморочки. Глупо грузить тебя убийством Владимирского. Согласись.

– Вы что-то замышляете?

– Хотим прощупать почву.

– Без меня!

– Но у тебя спектакль.

– Одно другому не мешает. Я думала, мы команда. Глеб, как вы могли устранить меня?

– Не устранить, а временно отстранить, – поправила её Люська. – Оберегаем тебя, ты у нас натура творческая, ранимая.

– Так вот зарубите себе на носу, – Алиса схватила предназначавшейся Димону бутерброд и откусила от него большой кусок. – Во-первых, я в деле! Во-вторых, оберегать меня не надо! В-третьих…

– Вкусный бутербродик? – спросила Люська.

– Вкусный.

– Ещё сделать?

Алиса пожала плечами.

– Нет… Или сделай… Только без хлеба и масла.

– Может, просто колбасу понюхаешь? Шучу я, Алис. Она совсем шуток не понимает.

Взяв поднос, Люська пошла к Федоре. Толкнула дверь. Закрыто.

– Федь, открой.

– Зачем?

– Я поесть тебе принесла.

– Не буду.

– Федька, надо поговорить.

– Нет настроения.

– Ты объявила голодовку?

– Мне кусок в горло не лезет.

– Заставь себя.

– Не сейчас.

– Так и будем через дверь переговариваться?

– Ты всё равно боишься сюда заходить. Здесь Тимошка.

– Я себя пересилю, тем более он в аквариуме.

– Нет. Я держу его в руках.

Люська скривилась.

– Клади своего экзота обратно и открывай дверь.

Прошло минуты две, прежде чем Федора щёлкнула замком.

– Проходи.

– Федька, есть разговор.

– Люсь, нет…

– Подожди, не перебивай. Это касается твоей работы. Сама сказала, ты теперь экстрасенс.

– Гипнолог-экстрасенс.

– Пусть так. У меня вопрос на засыпку, если ты обладаешь экстрасенсорными способностями, неужели не можешь узнать, как и кто убил Владимирского.

– Нет, конечно.

– Тогда просвети меня, неандерталку, чем занимаешься у себя на работе?

– Помогаю людям решать их проблемы.

– Каким образом?

– Разными.

– Федь, давай начистоту. Ты ведь не экстрасенс. Да, знаю, ходила на курсы, училась, слушала лекции, но пойми, этого недостаточно, чтобы стать специалистом.

– Банально рассуждаешь.

– Докажи обратное.

– Я в депрессии, в таком состоянии ничего не получится.

– А меня загипнотизировать сможешь ради прикола? Не сейчас, потом.

– По-твоему, с гипнозом шутят?

– И всё-таки?

– Подумаю.

– Ха! Ловлю на слове. И кончай хандрить, Федька. Сидя взаперти, ты себе не поможешь. Лучше вливайся в нашу компанию. Мы хотим узнать правду, займёмся расследованием убийства Вячеслава Владимирского. Ты можешь быть полезна.

– Чем, Люсь?

– Иметь в подручных гипнолога-экстрасенса огромное преимущество.

– Издеваешься?

– Немного, – Люська обняла Федору и прошептала: – Ты всегда была лёгкая на подъём. Федь, взбодрись.

– Какой из меня детектив, я тебя умоляю.

– Детектив-любитель.

– Да ну.

– Соглашайся, Федька. Будешь на подхвате. А?

Федора колебалась.

– Посильную помощь окажу, только вряд ли из вашей затеи выйдет толк. Извини, но из вас детективы, как из меня…

– Гипнолог-экстрасенс? – перебила Люська.

Федора вскочила, подбежала к аквариуму и сверкнула глазами.

– Считаю до трёх и достаю Тимошку. Раз…

– Меня уже нет, – Люська вышла в коридор.

Ей удалось разозлить Федору – неоспоримый плюс. Чтобы вытащить человека из депрессии необходимо хорошенько его встряхнуть. От встряски мысли переключаются и запускается механизм восстановления.

Глава пятая

Внезапная атака

Федора продолжала хандрить. Вбила себе в голову, что убийство Владимирского могут повесить на неё, замкнулась окончательно. Пропустила семинар, сославшись на плохое самочувствие, обложилась сладостями (аппетит всё-таки проснулся) и сидела перед телевизором. Страдала.

Мы пытались её расшевелить, вытащить на улицу, погулять по городу – тщетно. Затворничество Федоры разбавляла баба Маша, она приходила каждый день, приносила блинчики, пирожки, печенье, пила с Федорой чай, пересказывала местные сплетни, смакуя убийство Вячеслава Владимирского. Эта тема была наиглавнейшей. Начиная с новостей малозначительных, баба Маша в конце обязательно наступала на больную мозоль.

Сегодня вечером, закрыв за бабой Машей дверь, Федора прошлась по пустой квартире, открыла холодильник, многозначительно посмотрела на упаковку пирожных. Съесть или нет?

Звонок помешал взять пирожное. Полагая, что вернулась баба Маша, она вечно забывала, то очки, то ключи, Федора посмотрела в глазок. На площадке стояла молодая девушка.

– Кто?

– Открой, увидишь, – последовал ответ.

– Кто вам нужен?

– Ты нужна! Открывай, сволочь!

Оскорбившись, Федора распахнула дверь.

Хрупкая блондинка, на вид она была года на три младше Федоры, решительно прошла в прихожую.

– Куда прёшь, – прикрикнула Федора.

– Я тебя сейчас на тот свет отправлю! Если от ареста отмазалась, от меня не уйдёшь, – девушка вцепилась Федоре в волосы.