Фабрикант Е. Ф. Ковалев обходит фабрику
Шлифовочный корпус серповой фабрики Е. Ф. Ковалева[122 - Прейс-Курант на 1910 г. серповых фабрик Торгового дома Ефим Ковалев с С-ми. Вязники., 1910.]. Фото О. Ренара, 1910 г.
Внутренний вид шлифовочного отдела серповой фабрики Е. Ф. Ковалева[123 - Там же.]. Фото О. Ренара, 1910 г.
На станции Улыбышево было открыто производство кос и серпов, сходное с фабрикой Е. Ф. Ковалева – «Торговый дом И. М. Козлова с сыновьями». Однако коняевских масштабов новая фабрика так и не достигла. В 1910 году, после смерти владельца Торгового дома, серповая фабрика Ковалева поглотила производство Козловых. Была проведена оптимизация производства по итогам которой на станции Улыбышево осталась лишь заточка коняевских серпов и кос[124 - Артюх Д. Коняевская серповая фабрика и ее владельцы старообрядцы Ковалевы // Мещера край. Выпуск 1. Альманах по истории и культуре Мещерского края. М., 2011. С. 32–33.].
После окончания русско-японской войны возобновились и народные промыслы, среди которых вновь наибольшее распространение получило отходничество. В первую очередь отходничество так называемых «косников» и «серповиков», занимающихся продажей соответствующей продукции по типу «коммивояжеров». Чтобы представить уровень жизни косника, можно обратиться к описанию, данному Н. И. Сперанским. В частности, автор отмечает, что типичная домашняя обстановка косника совершенно не деревенская, дом поделен на кухню, зал и спальню, обставлен мебелью наподобие венской. В доме имеется складной стол, накрытый чистой скатертью, буфетный шкаф с посудой, кровать. На окнах – занавески и цветы[125 - Сперанский Н. И. Какие песни поет современная деревня // Владимирские губернские ведомости. Неофиц. часть. 1900. № 25. С.1–2.]. «Чтобы обеспечить такой «купеческий» быт, – писал автор, – косникам приходилось ? года быть в разъездах, возвращаясь домой только на Великие праздники».
По данным статистики 1912 года о распространении промыслов в Подольской волости практически полностью исчезло традиционное для Баглачевской местности ремесело изготовления деревянной посуды. Всего было зарегистрировано 3 лица, занимающихся этим ремеслом. Еще 16 человек числились бондарями, т. е. изготовителями деревянных бочек. Больше всего бондарей было в Коняеве (14 чел.).
Наиболее популярными среди мужчин Подольской волости являлись следующие профессии:
– косники и серповики. Всего числилось 508 человек. Наиболее распространен этот промысел был в деревнях: Конюшино (21 чел.), Черепово (27 чел.), Каменцах (30 чел.) и Стариково (29 чел.);
– каменщики. Всего каменщиками работало 255 человек. Наибольшее число представителей этой профессии было в Б. Запрудье (23 чел.), Буланове (23 чел.) и Коростелеве (23 чел.);
– фабричные рабочие – не мене 100 человек;
– управщики. Всего 87 человек. К сожалению, неясно, какими именно процессами управляли эти лица. Больше всего управщиков было в Зубове (8 чел.), Малахове (7 чел.) и Ременникове (7 чел.);
Гораздо менее распространенными в Подольской волости были отдельные строительные профессии. Причем наблюдалась определенная специализация по населенным пунктам. Так, половина всех зарегистрированных штукатуров (8 чел.) проживало в Кадыеве, большинство маляров (5 чел.) – в Ванеевке.
Остальные профессии и ремесла были предсталены единицами. Это касается, в частности, таких занятий, как домашнее ткачество, лесные промыслы, плетение корзин, пчеловодство, наем на сельскохозяйственные работы, а также профессий
кровельщиков, кузнецов, шорников, сапожников и колесников. Интересно, что в Подольской волости были зарегистрированы даже 2-е нищих[126 - Материалы для оценки земель Владимирской губернии. Том II. Владимирский уезд. Выпуск III Промыслы крестьянского населения. Владимир-на-Клязьме, 1912. С.204–211.].
Женская трудозанятость в Подольской волости была менее разнообразной. Фабричными работницами числилось 77 человек, прислугой – 24, поденщицами – 12. Нищими значилось 5 женщин[127 - Там же. С. 214–216.].
Следует отметить, что губернское правление пыталось стимулировать развитие сельского хозяйства в Подольской волости для экономического подъема местности и снижения бедности населения. В 1911 году был создан Баглачевский болотный участок для продуктивного использования заболоченных земель. Губернское правление разработало для баглачевской местности план работ по устройству Участка по окультуриванию болот. На опытном участке были оборудованы сторожка, сарай, водомерный пост, метеорологическая станция. Проводились работы по испытанию посевов разных культур, их комбинированию и удобрению.
По итогам пятилетних изысканий были разработаны рекомендации по осушке болотистой баглачевской почвы, ее обработке, удобрению, посеву и уходу за растениями (в первую очередь луговыми травами), а также сформулированы предложения по дальнейшим исследованиям возможности полеводства и огородничества[128 - Чугунов, Л. А. Отчет о деятельности Баглачевского болотного опытного участка Владимирской губернии (бывшего опорного пункта по культуре борот) за 1912–1918 гг. М., 1912. С. 119–123.]. К сожалению, деятельность опытного участка в 1919 году была прекращена в связи с уходом с должности заведующего участком Л. А. Чугунова. В любом случае следует подчеркнуть, что данная работа предопределила дальнейшее развитие сельского хозяйства на территории Баглачевской местности уже в советское время.
К 1912 году существенно расширилась серповая фабрика Е. Ф. Ковалева. На производстве было занято уже 200 человек. Причем трудились как местные жители (из самой деревни Коняево и соседних деревень), так и пришлый люд, в том числе и из других губерний (Нижегородской, Смоленской, Вятской). Пришлые обосновывались при фабрике, постепенно образовывая поселок Коняево.
В перечень изготавливаемой фабрикой продукции входили английские и русские серпы, косы, ножи, ножницы, отбои и т. д.[129 - Коммерческий указатель фабрик, заводов и других промышленных заведений Владимирской губернии: сост. Ф. Черешнев, С. Воронинский. Владимир, 1912. С. 16.]. Продукция коняевской фабрики получила большое распространение и была настолько популярна, что сущетсвует местная легенда, о том, что серп в руках колхозницы на знаменитой скульптуре Веры Мухиной «Рабочий и колхозница» – точная копия изделия производства Ковалевых.
Правление фабрикой располагалось во Владимире на ул. Большой Московской. Здание это сохранилось до настоящего времени. Сейчас в нем также располагаются торговые площади.
Первая мировая война повлияла на экономическое положение волости. Хотя в Подольской волости не было производств, используемых для обеспечения военных нужд, но общегосударственный экономический спад негативно повлиял на развитие местности, способствуя упадку промыслов и обнищанию населения. Дальнейшие экономические преобразования в Баглачеве связаны с советской властью.
Главная контора серповой фабрики Е. Ф. Ковалева
на ул. Большая Московская во Владимире.
Фото О. Ренара, 1910 г.
Современный вид здания, где располагалась главная контора
серповой фабрики Е. Ф. Ковалева. Владимир, ул. Б.Московская, 10.
Фото Н. Бирюковой, 2023 г.
Таким образом, отмена крепостного права и последовавшее за этим социально-экономические реформы значительно повлияли на развитие баглачевской местности. С одной стороны, как отмечал на рубеже веков Н. И. Сперанский, произошли изменения в народных промыслах и народной культуре: часть крестьянского уклада, отражающая традиционную народную культуру, ушла безвозвратно.
С другой стороны, свобода, предоставленная крестьянам баглачевской местности, позволила развиться лучшим деловым качествам местного населения и сформировать экономическую базу для дальнейшего развития не только Подольской волости, но и региона в целом.
Социально-культурное положение Баглачево в пореформенное время
Экономические отношения, без сомнения, играют важнейшую роль во всех сферах общественного бытия. Рост или упадок экономического благополучия закономерно отражается на быте, культуре, мировоззрении и даже характере населения. В конце концов высокий уровень экономических отношений позволяет позитивно управлять социальной сферой, помогая развиваться ответственному и благодарному гражданскому обществу. Исследуя развитие социально-культурных процессов, происходящих в Баглачевской местности после отмены крепостного права, мы должны учитывать, что они тесно связаны с уже рассмотренными нами экономическими изменениями и где-то даже детерминированы ими.
Начать свое исследование мы хотим с весьма неоднозначного мнения М. Раевского, сформулированного им в период крестьянской реформы. Отмечая неравномерность развития условий и фактического состояния экономических отношений в левобережной (нагорной) и правобережной (луговой) частях Владимирского уезда, М. Раевский соотносил это с характером местного населения. В частности, опираясь на бытовавшее в то время мнение, он отмечал, что народ Ополья вольный, выросший «среди широких полей и ясного неба», самостоятельный, смелый, предприимчивый, физически и нравственно крепкий. «Это народ жесткий и суровый, но в нем нет лукавства», – пишет данный автор и далее отмечает, – население на правобережной части Владимирской губернии вследствие бедности подавлено. Нет в нем самодеятельности и отваги». «В жителях мещерских лесов, – продолжает он, – много хитрости и лукавства». Население же Баглачево (живущее между жителями Ополья и мещерских лесов) М. Раевский характеризует следующим образом: «Это народ некрупный и мягкий. Нет у него довольства, крепости и упорной самостоятельности поселянина Опольщины, нет и бедности, подавленности и беспечности мужика заклязьменского»[130 - Список населенных мест по сведениям 1859 г.: обработан редактором М. Раевским. СПб., 1863. С. 34.]. Такая довольно нелестная характеристика жителей правобережной части Владимирского уезда, да и жителей южных и восточных уездов губернии, на наш взгляд, во многом связана с наличием определенных стереотипов.
Так, например, в военно-статистическом обозрении Российской империи 1852 года отмечалось, что жители Муромского, Меленковского, Гороховецкого, Судогодского и южной части Покровского уезда отличаются по внешнему виду от жителей Владимирского, Суздальского, Юрьевского и Александровского уезда. Первые – ленивы, невежественны, малорослы и имеют во внешнем виде много финских черт. Они потомки местного финно-угорского населения (мери и мурома), смешавшегося с пришлыми русскими. Вторые – сметливы, ловки, деятельны, смышлены, отличаются высоким ростом и являются потомками русских с новгородской земли. Не вдаваясь в полемику по поводу правильности и корректности подобных замечаний, отметим ряд принципиальных моментов.
Во-первых, обращает на себя внимание, что спустя десять лет после этого описания, к числу «ленивых» потомков финно-угорского населения М. Раевский отнес уже и жителей Владимирского уезда (в частности, его правобережной части, т. е. баглачевцев), что, на наш взгляд, свидетельствует об определенной схематизации суждений, опирающихся на некоторые тенденциозные взгляды, которые не учитывают всего комплекса объективных факторов, влияющих на культуру, быт и социально-экономические отношения населения.
Во-вторых, и история заселения Баглачевской местности, и более поздние высказывания о нравах баглачевцев, сделанные непосредственными исследователями этнографического материала, и, наконец, объективная оценка развития экономических отношений в Подольской волости, позволяет сформулировать вывод о глубокой предвзятости подобной точки зрения. Не отрицая возможного различия в физиологических типажах жителей правобережной и левобережной части Владимирской губернии, мы с полной уверенностью можем утверждать, что и для тех, и для других свойственны предприимчивость, трудолюбие и смекалка. То же самое мы можем сказать о восточных и южных соседях Баглачева, хотя специальной цели доказывать это перед нами не стоит.
Само заселение Баглачевской местности, активная часть которого заняла всего пятьдесят лет на рубеже XV–XVI веков, связана с предпринимательской активностью бортников. Мы помним, как в XVII веке баглачевские крестьяне возделывали землю за 40 километров от своей волости, как они самовольно захватили монастырскую пожню у Владимира. Разве не это свидетельствует об их смелости, трудолюбии, предприимчивости и стойкости?
Н. А. Добротворский, лично посетивший Баглачевскую местность спустя 15 лет после высказанного М. Раевским мнения, описывал местных крестьян совершенно по-другому. Он отмечал, что бедность и безземелье развили в местных жителях «необыкновенную предприимчивость», «промышленный дух», которые начинают охватывать «поголовно все крестьянство»[131 - Добротворский, Н. А. Село Баглачево, Владимирский уезд // Владимирские губернские ведомости. Неофиц. часть. 1878. № 44. С. 4.]. Следствием этого явилось широкое распространение отходничества и кустарного промысла среди местного населения. Безусловно ленивый, некрепкий, несамостоятельный, трусливый человек не способен на риск и тяготы, с которыми связано ремесло отходника. Сказанное заставляет нас не согласиться с мнением, обозначенным М. Раевским.
Переходя непосредственно к социально-культурным отношениям в Баглачеве, следует, на наш взгляд, затронуть в первую очередь духовную сторону жизни ее населения. Это связано не только с тем, что местность эта находилась под прямым управлением Православной церкви. Вера являлась основой культуры и быта местного населения, хотя, как отмечал Н. Н. Златовратский, вера эта была весьма специфическая, домашняя. Крестьяне редко посещали церковь, молясь дома. И при этом с большим радением приглашали священника на мольбы в свои деревни и постоянно прибегали к его помощи, считая, что моление перед иконой в своей деревне «крепче», чем в церкви»[132 - Златовратский, Н. Н. Устои. Очерки крестьянской общины (деревенские будни): в 2 т. Т. 2. М., 1897. С. 271–272.]. Несмотря на все последующие гонения, духовные скрепы в Баглачеве устояли и сегодня продолжают объединять эту местность, передавая ей новые смыслы и открывая новые перспективы.
В XIX веке духовная сфера занимала центральное место в мировоззрении человека. Например, в переписи населения Владимирского уезда нет ни одного человека, который бы не относил себя к какой-нибудь конфессии. Причем подавляющая доля населения была православными (97,9 %). Число старообрядцев в структуре населения Владимирского уезда составляло 2,1 %. Другие конфессии (в частности, католицизм и протестантство) были представлены единичными случаями[133 - Памятная книжка Владимирской губернии на 1863–1864 г. Отдел 1: Владимир, 1861. С. 191.], а иные религии во Владимирском уезде и вовсе не были зарегистрированы.
Стоит отметить, что значительное число старообрядцев проживало именно в Баглачевской местности, где были как полностью старообрядческие деревни, например, Коняево, Подольная, Федурново, Вышманово, Ремни[134 - Ершов, А. Л. О закрытии старообрядческого храма в д. Коняево // Мещера-край 2014: Альманах… М., 2014. С. 279.], Рогово, Каменец, Нижняя Занинка, так и населенные пункты, где проживали одновременно представители обеих течений русской православной традиции (например, Буланово, Федурново, Конюшино)[135 - Сведения по результатам наблюдений и бесед с местными жителями настоятеля храма в честь Казанской иконы Божией Матери села Борисоглеба О. Рябышева.]. Причем у старообрядцев Баглачевской местности вплоть до начала ХХ века не было своего храма.
Интересно, что благополучие старообрядческой общины, по всей видимости, во многом зависело не только от позиции официальной государственной и церковной власти, но и от подхода настоятеля Борисоглебского прихода. Так в дореформенное время наблюдается заметное давление на старообрядцев. В частности, в первой половине XIX века было зарегистрировано несколько дел о расколе. Например, в 1813 году расследовалось дело о свершении таинства исповеди среди жителей деревни Коняево священником Московского Рогожского старообрядческого кладбища А. Алексеевым. В 1845 году рассматривалось дело о чтении и пении крестьянином деревни Коняево Д. Андреевым в домах раскольников. В том же году, а также в 1846 году рассматривались дела о сходе старообрядцев деревни Коняево для моления в доме крестьянина Б. Степанова[136 - Хронологическая опись дел о расколе, хранящихся в архивах Губ. г. Владимира. часть первая (1720–1855 гг.): сот. В. К. Сахаров. Владимир, 1905. С. 42, 178–179, 187.].
С момента, когда в 1855 году настоятелем Борисоглебского прихода стал И. И. Сперанский, ситуация несколько изменилась. Н. Н. Златовратский назвал Сперанского «истым русским сельским священником», который и требы совершал с убеждением и с проповедями не надоедал, разговаривая с прихожанами «от житейского»[137 - Златовратский, Н. Н. Устои. Очерки крестьянской общины (деревенские будни): в 2 т. Т. 2. М., 1897. С. 271.]. Возможно, из-за такой позиции в пореформенное время отказ от старообрядческой традиции случался среди местных жителей довольно часто. Местные называли такой переход «распинанием»[138 - Со слов жителя Нижней Занинки Алексея Никерова.].
Официальный подход настоятеля храма также изменился. Известно, например, что в духовно-приходской школе с. Борисоглеб учились одновременно и православные, и старообрядцы, хотя, конечно, старообрядцы стремились к определенной обособленности. Например, несмотря на близость, в духовно-приходской школе не учились дети из такой крупной старообрядческой деревни, как Коняево[139 - О состоянии начальных народных училищ Владимирской губернии в 1883 г.: доклад членов Губернского училищного совета от земства А. П. Смирнова и Г. В. Тюрикова. Владимир-на-Клязьме, 1884. С. 62.]. Причиной тому был страх родителей перед отказом детей от старообрядческой веры.
В Баглачевской местности зафиксированы очень специфические религиозные традиции. В первую очередь следует упомянуть о «крикунах», о которых мы можем прочитать и в «Деревенских буднях» Н. Н. Златовратского, и в статье Н. А. Добротворского, и, в большей степени, в исследовании Н. И. Сперанского «Крикуны». Само по себе это явление возникло благодаря особенностям Баглачевской местности, а именно – духовному единению населения довольно обширной территории, требующего окормления, но не всегда имеющего возможность посетить церковь. В связи с этим священники в Пасхальные дни обходили свой большой приход со службой, а крикуны (еще их называли богоносцы) – помощники из числа крестьян – следовали за ними, громогласно оповещая о прибытии пастырей с запрестольной иконой и помогая священникам в справлении обряда[140 - Сперанский Н. И. Крикуны // Владимирские губернские ведомости. Неофиц. часть. 1898. № 3 9. С. 7–8.].
Известен странный баглачевский обычай ответа на пасхальное приветствие «Христос воскрес». Вместо «Воистину воскрес», многие местные старожилы выкрикивают «Воинственный воскрес!»[141 - Сведения по результатам наблюдений и бесед с местными жителями настоятеля храма в честь Казанской иконы Божией Матери села Борисоглеба О. Рябышева.]. Даже наставления священника не могут изменить эту, по всей видимости, старую укоренившуюся привычку.
Интересна традиция празднования послепасхальных пятниц, которые назывались «мольбами». В эти дни крестьяне не работали. Интересно, что эти пятничные праздники шли вразрез с воскресными церковными праздниками и влияли на численность воскресной службы. Причем пятницы были распределены между деревнями, и каждая деревня праздновала свою собственную пятницу. Н. И. Сперанский связывал эту традицию с памятью об избавлении от мора, когда баглачевские деревни обходили поочередно священники с иконами[142 - Сперанский, Н. И. Сельские храмовые праздники во Владимирском уезде // Владимирские губернские ведомости. Неофиц. часть. 1904. № 19. С. 6–8.]. Нередко такие пятницы совпадали с храмовыми праздниками, как, например, в Борисоглебском погосте.
Следует отметить, что духовное единение способствовало и укреплению общины. Ярким примером этого является описание Н. Н. Златовратским колокола Борисоглебского храма, от звона которого дрожали стекла в избах, и не было слышно разговора. Звон этого колокола доходил даже до Владимира. На этот колокол, единственный на тот момент на весь уезд, деньги собирали всем миром[143 - Златовратский Н.Н. Устои. Очерки крестьянской общины (деревенские будни): в 2 т. Т. 2. М., 1897. С. 271.].
В дневнике настоятеля Борисоглебского храма И. И. Сперанского сохранилась запись о поднятии, по всей видимости, именно этого колокола, поскольку записей о поднятии других колоколов в дневнике, который велся до самой кончины священника, нет, но присутствует запись о водружении крестов.
Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1873 г. ноября 21 дня … поднят колокол третий в 61 пуд и 13 ф и еще в 5 пуд».
Важную роль Церковь играла в развитии образования. Еще 1855 году Палатой государственных имуществ было учреждено народное училище, располагавшееся в деревне Улыбышево. В 1864 году училище было переведено в дом священника, в 1868 году – в дом дьякона, о чем также сохранилась запись в дневнике И. И. Сперанского. С 1872 года училище расположилось в отдельном доме при церкви и содержалось на средства земства (количество обучающихся ежегодно составляло около 70 человек)[144 - Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской Епархии / сост. В. Добронравов и В. Березин. Владимир, 1893. С. 274.]. При этом имеющиеся возможности, конечно же не отвечали потребностям населения в образовании.
