Медведица

Я мотнула головой.

– Ну вот. Так что поживешь у меня пока. – Наверное, заметив мой полный ужаса и недоверия взгляд, женщина засмеялась: – Да не бойся ты. Я не маньячка и не мамка.

Она достала мобильник и набрала чей-то номер.

– Вася, у меня снова это говно сломалось, – бросила она в трубку, когда на том конце ответил сиплый мужской голос. – Да выехала я, заправилась, а дальше все – кирдык. Подмени, а?

Из мобильного послышался отборный мат.

– Да ты же знаешь, за мной не заржавеет. Я отработаю потом твою смену. Проставиться? Ну, это само собой, милый, – засмеялась она и отключила телефон.

«Пазик» свернул на какую-то окраинную улицу, проскочил город почти насквозь и углубился в лес.

– Я здесь, в деревне, живу, – объяснила женщина. – Тут тебя точно никто не сунется искать.

– Он все равно узнает, что сегодня ночью ваш автобус отходил от автовокзала, – прошептала я. – Обязательно докопается.

– Докопается, – кивнула она, – но не сразу, а если повезет, то и промажет. Так что у тебя будет фора. Отдохнешь, лицо заживет, и я тебя вывезу отсюда.

Мы молчали какое-то время. Пару раз я порывалась крикнуть, чтобы она остановила автобус. Хотелось бежать подальше. Разве не глупо прятаться в такой близи отнего? С другой стороны, в словах женщины была своя логика. Денис наверняка подумает, что я уехала из этого городка. Мне здесь не к кому было обратиться за помощью. То, что я украла деньги у другой больной, вскроется быстро, и тогда он будет знать, что мне есть на что купить билет. Права она и в том, что на мне места живого не было. Меня остановит первый же охранник на вокзале. А полиция? У него везде были связи. У меня же не было никого.

– Почему вы мне помогаете? – взглянула я на женщину.

– Потому что сама была в этой лодке и знаю, каково это, когда некуда бежать.

Несмотря на то что у меня болело все тело; несмотря на раны, гематомы и сломанный палец, я четко осознала: сегодня бог или дьявол, а может быть, они оба были на моей стороне, соединившись в лице вот этой грубой, говорящей мужским голосом женщины.

В ту ночь, когда Любаша привезла меня к себе в дом, я тут же свалилась в кровать и моментально забылась тяжелым сном, даже несмотря на то что ныло все тело.

Проспала я до полудня следующего дня, когда меня разбудил аромат жарящегося картофеля с луком и мелодичное насвистывание. Открыв глаза, я осмотрелась. Небольшую чистую комнату заливал яркий солнечный свет, который скрадывался полупрозрачными занавесками. Я с удивлением поняла, что заплывший накануне глаз без проблем открывается и даже видит. Правда, на коже ощущалось что-то липкое. Я осторожно потрогала лицо и поднесла пальцы к носу. Воняло отвратительно.

Свесив ноги с кровати, я осторожно села. Спина ужасно болела ниже поясницы. Делать глубокие вдохи было все так же тяжело. Задрав черную футболку, которую перед сном одолжила мне моя спасительница, я взглянула на кровоподтеки и фиолетовые синяки, усеивавшие мои живот и грудь. Опустив футболку, я начала озираться в поисках той одежды, в которой сбежала из больницы. Ее нигде не было. Зато на спинке кровати висела рубашка цвета хаки и черные спортивные штаны. Тут же я нашла совершенно новое белье, еще с бирками: трусы и майку, а также носки. На полу стояли тапочки.

В приоткрытую дверь заглянула женщина, которая и привезла меня сюда.

– О, проснулась! Ну, молодец. Одевайся, а я как раз обед состряпала. Туалет в конце коридора, – подмигнула она мне. – Кстати, меня Любашей зовут.

Она исчезла, прикрыв за собой дверь. С этого момента я звала ее только Любашей и больше никак.

В ванной я с ужасом посмотрела на свое лицо. Правда, вчера все наверняка было хуже. Любаша намазала мой глаз и кожу вокруг него какой-то густой темно-коричневой субстанцией, жирно-вязкой и совершенно не смывающейся. Я кое-как помыла неповрежденную часть лица, сполоснула рот и почистила зубы найденной у раковины новой, еще в упаковке, щеткой.

Когда я показалась в кухне, Любаша уже накрыла на стол. Посередке стояла сковорода, полная жареной картошки. Тут же, на деревянной доске, лежали нарезанные толстые ломти черного хлеба. На тарелке блестело сало с тонкими прожилками мяса, а на другой – соленые огурцы.

Любаша кивнула на стул, а сама села напротив.

– Тебя как звать-то?

– Тая.

– Все впору пришлось?

– Да, спасибо, – кивнула я.

– Это дочки моей. Все новенькое. Она фигуркой такая же, как ты.

– У вас есть дочка? – почему-то удивленно спросила я.

– А что, не похожа я на бабу, у которой дочка может быть? – совсем по-мужски засмеялась Любаша.

– Извините, я не то говорю… – совсем смутилась я.

– Да брось ты, Тая, эти выканья да вежливость эту свою. Все нормально. Я баба простая.

Мы принялись за еду. Удивительно, но после всего произошедшего у меня был зверский аппетит. Однако все остальные чувства как будто атрофировались. Видимо, я так устала бояться, что на время организм словно впал в анабиоз, не позволяя мне думать о том, что нужно бежать, нужно оглядываться, нужно каждую секунду ждать врывающегося в дверь Дениса.

Я с удовольствием уплетала простую, но безумно вкусную еду, приготовленную Любашей. Сто лет не ела я ни жареной картошки, ни тем более сала. Денис такое не признавал. А уж есть прямо со сковороды – это было верхом варварства в его глазах.

– А что вы мне на лицо намазали? – спросила я, когда с обедом было покончено.

– Мазь одна. Из трав. Это меня одна бабка научила, еще по молодости, – сказала Любаша. – Воняет жуть, но отеки снимает моментально. Через пару дней от твоей гематомы останется лишь синячок, это я тебе гарантирую.

Любаша не соврала. Через три дня о страшной гематоме напоминало лишь желтое пятно. Если нанести тональный крем, то и его почти не будет видно. С гематомами на груди и спине справиться оказалось сложнее, потому что мазь впитывалась в одежду и давала меньше эффекта. К тому же меня не столько беспокоили следы на коже, как боли внутри. Наверное, у меня было сломано ребро и травмирована почка: когда я ходила в туалет, в моче были следы крови. Не впервой.

Через три дня жизни у Любаши я уже знала о ней все, и она обо мне – почти все.

В один из вечеров мы сидели в задней комнатке ее небольшого дома: я на диване – она на подоконнике. В приоткрытую створку врывался звук осеннего затяжного дождя, что шел уже вторые сутки. Любаша безбожно курила. Она только-только вернулась из города, а я даже на улицу не смела совать носа, боялась, что увидят соседи.

– В городе все тихо. Как я поняла, баба та, у которой ты одежду и деньги стащила, шум не поднимала и в полицию не заявляла.

– Денис ей, видимо, все компенсировал.

– Будет без полиции тебя искать?

– Пока да, – кивнула я. – У него хватит ресурсов.

– Он кто у тебя? Бандит?

– Хуже, – поежилась я. – Он очень влиятельный бизнесмен.

– Ясно, из тех, что мнят себя господом богом, – усмехнулась Любаша.

– Или дьяволом.

– Э, нет, Таюша. Мразь он конченая, а не дьявол. – И после долгой паузы сказала: – Я однажды вот такому дьяволу размозжила башку.

Я удивленно уставилась на Любашу.

– Я ж сиделица. Семь лет чалилась на нарах.

– За… за что? – охрипшим голосом спросила я.

– За убийство. Вот такого же дьявола, как у тебя, прибила собственными руками. Бил он меня крепко. А потом и дочку, Марусю мою, начал поколачивать. Я сначала не знала. Она мне не говорила. При мне-то он ее не трогал. – Любаша затушила окурок и вытащила новую сигарету. – Ну а потом допился до того, что и при мне стал руку поднимать. – Она выпустила кольцо дыма. – Кончила я его, в общем. И знаешь, ни о чем не жалею. Вернуть бы все назад – поступила бы так же.

Мы молчали долго. Любаша окунулась в воспоминания, а я переваривала услышанное. Мне сложно было поверить, что над Любашей много лет измывался муж. Она была из тех женщин, которых побаивались мужчины. Такая и матом покроет, и в глаз вмажет. Будто прочитав мои мысли, Любаша сказала:

– Ты не смотри, что я такая. В молодости я совсем другая была. Маленькая, худенькая. Мухи не обижу. Ну а потом вышла замуж за урода этого. Долго терпела и вот не вытерпела, порешила. А тюрьма… Она кого хошь изменит. Но лучше тебе этого не знать.

Она слезла с подоконника и захлопнула окно.

– Не знаю, как ты в это дерьмо влипла, Тая, но понимаю, почему уйти не смогла сразу.

– Такие не отпускают, – прошептала я.

– Ничего, девочка, – вздохнула она. – Давай-ка с тобой билетик купим на ближайший поезд, и завтра я поеду по магазинам, куплю тебе в дорогу кое-чего.

– Да я не знаю даже, куда мне ехать.

– Есть одно место. Он тебя там не найдет, – пообещала Любаша.

Мне хотелось ей верить, но разве было на этой земле место, в которомон не сможет меня отыскать? Вряд ли. Но, может быть, у меня будет длительная передышка. Передышка, которая была мне необходима больше, чем воздух. А потом я побегу дальше…

На своей старенькой «десятке» Любаша отвезла меня в Смоленск к поезду. Проводив до вагона, она вручила мне поясную сумку и сказала:

– Там мобильник и листок с адресом, а также деньги.

– Любаш…

– И не надо корчить из себя благородную и говорить, что деньги ты не возьмешь, – грозно сказала она. – Еще как возьмешь. Дом старый. Я там года два не была. Наверняка придется много чего отремонтировать. Денег тебе на первое время хватит, а дальше видно будет, что делать.

– Спасибо тебе, – со слезами на глазах проговорила я.

О чем-то переговорив с дородной проводницей и сунув ей в руку небольшой сверток, пока я стояла в сторонке, Любаша снова вернулась ко мне.

– Как ехать, помнишь? – спросила она.

– Да.

– Ну, если забыла, то я там все подробно написала, – кивнула она на сумку, которую прицепила мне на талию. – Если Степаныч перезвонит, я ему скажу, чтобы встретил тебя. А не встретит – сама доберешься. Ключи от дома у него же.

– Кто этот Степаныч?

– Мировой мужик. Если нужна будет помощь, любая, не бойся его просить. Ну, давай, с богом!

Мы крепко обнялись, а уже через пять минут поезд уносил меня прочь.

Любаша приобрела мне билет в СВ, выкупив сразу два места, чтобы никто ко мне не подсел ни в самом Смоленске, ни где-то по пути. Так было спокойнее.

В голове я еще раз прокрутила ее инструкции и на всякий случай заглянула в бумажку, где Любаша расписала, как добраться до ее «лежбища». От Смоленска я доеду до Лисок, и там мне нужно будет пересесть на поезд до Томска. Мы решили, что безопаснее будет покупать билет на месте, а не заранее в интернете. Здесь, в Смоленске, Любаша имела кое-какие связи, а потому меня без лишних вопросов посадили на поезд по билету, купленному на Любашино имя. Сделать то же самое на поезде до Томска не представлялось возможным. Там мне придется покупать билет на свой паспорт, а значит, лучше будет сделать это как можно ближе ко времени отправления поезда, чтобы не дать Денису шанса отследить. Не знаю, были ли у него такие ресурсы. Именно для того, чтобы отвлечь его внимание, на второй день после моего исчезновения из больницы Любаша купила еще один билет на поезд до Пензы, с пересадкой в Смоленске. Я надеялась, что если у него будет возможность узнать, покупала ли я билет на свой паспорт, то человек, увидев первый купленный билет, не будет проверять дальше и не заметит билета до Томска. А когда заметит, то будет уже поздно.

Одно я знала почти наверняка: Денис бросится искать меня в Москву. По крайней мере, первое время он будет перерывать столицу до основания. В Москве были кое-какие родственники, друзья. Куда может податься избитая, отчаявшаяся женщина с крошечной суммой на руках? Конечно, она будет искать хоть какой-то защиты у знакомых. Я знала, что он до сих пор считал меня наивной и глупой. Когда-то именно такой я была. Но я быстро учусь.

А еще я надеялась, что Денис будет растерян. При всем его снобизме, при всех его деньгах у него был один очень большой недостаток: он считал себя умнее всех вокруг. Тем более – умнее меня. Я надеялась, что, если он и сможет каким-то образом узнать, что я купила билет на поезд до Томска, то это случится не скоро. А если мне очень повезет, то этого не случится никогда. На такое, конечно, было глупо рассчитывать. Но что мне оставалось, кроме веры?

Был у меня еще один козырь. Я знала, что Денис не объявит о моем исчезновении и не поднимет на ноги полицию. Ведь тогда у журналистов будет шанс докопаться и узнать истинное лицо влиятельного бизнесмена Дениса Королева. Допустить этого он не мог.

Пойти к какому-нибудь журналисту самой и предать огласке все, что делал со мной Денис эти годы? Такая мысль приходила мне в голову, но я знала: этим я подпишу себе смертный приговор. Он ни перед чем не остановится. Поэтому оставалось только одно – сбежать, затаиться, спрятаться на краю света, там, куда не дотянутся его руки.

В такое место меня и уносил поезд. Я снова взглянула на инструкцию, оставленную Любашей.

Когда я окажусь в Томске, мне нужно будет сесть на автобус до небольшого городка Дивнореченска[1], а оттуда найти способ добраться до деревни Усть-Манской. Любаша говорила, что раньше раз в сутки до Усть-Манской ходил автобус. Если мне повезет, я сяду на него, а если нет, придется ловить попутку.

И если до Томска у Дениса был шанс выследить меня, то потом – практически никакого, потому что оттуда я могла уехать в любом направлении, нигде не светя паспорт.

Я чувствовала, как сердце участило свой бег. Впервые за долгие годы я осознала, что если еще не на свободе, то на пути к ней.

Жизнь в небольшой сибирской деревушке меня не пугала. Мне было все равно, в какую дыру забиться, лишь бы знать, что меня в ней не найдут.

Как же все-таки мне повезло в ту ночь встретить Любашу, которая не побоялась мне помочь. А ведь могла просто отвезти в Смоленск, высадить без лишних вопросов и жить своей жизнью дальше.

Я провела в доме Любаши без малого пять дней, но успела понять: иногда чужой человек может быть гораздо ближе того, кто с тобой одной крови, того, кто тебя породил.

Заглянув в сумку, я обнаружила телефон, простенький, но с выходом в интернет. Любаша купила симку на свое имя, но предупредила меня, чтобы я не «шарилась» по соцсетям и не светилась. Лишнее. У меня давно не было аккаунтов в социальных сетях. Как и собственного мобильника. Как и интернета.

Из сумки я вытащила увесистый конверт. Открыв его и пересчитав купюры, я ахнула.

«Не боись, не последнее отдаю. Мне есть на что жить. Да и дочка поможет, если надо будет», – вспоминала я слова Любаши.

Помимо всего прочего, Любаша собрала мне целую сумку вещей: комплекты нижнего белья, штаны и джинсы, свитера, футболки, ботинки и даже добротную парку.

«В Сибири, конечно, в этом холодно будет, но на осень пойдет, а там что-нибудь купишь», – говорила Любаша.

Вдруг в дверь купе требовательно постучали. Сердце тут же ухнуло в пятки.

– Откройте! – раздался резкий мужской голос.

Замерев от ужаса, я смотрела на запертую дверь и не могла пошевелиться.

– Открывайте же!

Что мне делать? Не просижу же я взаперти до конца поездки? В окно не выпрыгну. А тот, кто стоял в коридоре, по-прежнему настойчиво долбил в дверь.

Попытавшись успокоить нервы и набрав полную грудь воздуха, я медленно выдохнула и откатила в сторону дверь купе. На пороге стоял высокий грузный мужчина лет пятидесяти.

– Уснула, что ли, или пьяная? Тетеря! Долблю-долблю! – Он отодвинул меня в сторону и протиснулся в купе. Меня обдало резким запахом пота.

– Что здесь происходит? – раздался голос поспешившей к нам проводницы.

Примечания