Плоть ужаса и свободы
В подростковом возрасте я завёл себе напарника, девушку по имени Лиза, я рассказывал ей о великих философах, и говорил что не нужно их впитывать, лучше проносить через себя, дабы смешать со своей плотью, душой, химией и физикой. Для рождения чего-то нового это необходимо. Новые души поддаются эпохе, старые души выбирают манекены для прожигания жизни в удобной позе. В древней Греции в душу вкладывали осознанность, и слово было разумным. Жить по завету греков тоже не стоит, но посмотреть как на отца, на Бога своего стоит, чтоб при встрече внимательно изучить и послать куда подальше, ибо пуповина до гроба не приведёт ни к чему хорошему, лишь к гниению для обоих сторон.
Поэтому я хотел прикоснуться к осознанному безумию, когда ты спокойно изучаешь то, что видишь, то чем одержим и отрекаешься от этого, извлекая опыт. Цикличность не исключаю, возможно застряну на мелких вещах, таких как мания преследования, или собственный мир из защитных механизмов переходящих в кошмарах.
Я не знаю чего я ищу, но погрузиться в состояние между жизнью и смертью стоит точно. Подруга душила меня каждый раз когда я входил в четвёртую фазу сна, самая глубокая фаза, при которой мозг больше всего отдыхает. Я хотел ощутить на себе, какого это не контролировать происходящее, но во сне воспринимать всеми органами чувств, бессознательным и сознательным, начать жить во сне и не умирать наяву от истощения, или наоборот прозреть и истощить себя до абсолюта пока не завяну и не ускорю форму жизни, пройдя через опыт, который испытает каждый живой организм. Но если ко всему готовится, не обязательно идеально, но хотя бы приблизительно и с желанием познания, то выход в трансцендентность обеспечен. Моя жизнь не важна, встреча с богов не важна, но к девушке хоть я и испытал чувства, но понимал что это временно, конечно если мы не установим связь и не будем медитировать вместе, изучать вместе и делиться друг с другом, дабы понять как работают наши типы мышления и ради чего всё это? Когда я понимал что меня душили, я был близок к смерти, мозг иногда пробуждал меня и я на рефлексе пинал и царапал подругу, иногда создавал обвинительные образы, что я использую людей и являюсь бесчувственным, это происходило за столом в бездне, были алые свечи из воска с оранжевым огоньком, который колебался от слов знакомых людей. Они говорили слово за словом по очереди, но когда доходила очередь до меня, то их рта начинал выходить песок, вода и всякие мелкие морские существа, как продолжали они говорить по очереди:
– Смысла.
– Много.
– Практика.
– Сырая.
– Пели.
– Сомы.
– Рвали.
– Душу.
– Ты.
– Никогда.
– Никого.
– Не.
– Слушал.
– Постель.
– Засорилась.
– Снами.
– Ты.
– Уже.
– Не.
– С.
– Нами.
Мама, папа, дедушка, бабушка, подруга Лиза, Глеб одноклассник, тот клоун что напугал меня в 7 лет своей несерьёзностью, все меня осуждали, а песок всё сыпался и сыпался, я ощутил себя песчинкой и отошёл от образа своей мысли, забыл формы, цвета, звуки, всё обретало новые смыслы, я- колодец, первородная яма, туннель сквозь всё пространство, что складывает его как книгу, дабы изучить и сжечь, отдаться началу большого взрыва, после пёстрые фракталы, которые создавались от эмоций, тогда то я понял что важна не только мысль, но и отдача своей натуре.
Меня еле как откачали врачи, я был близок, на мои слова что я просил Лизу себя душить отнекивались, и называли умным мальчиком, который попал под влияние сумасшедшей. Никто не стал вникать, Лизу забрали в дурку, а меня начали водить по психологам, эти халтурщики никак не могли понять что я просто учусь и создаю свой путь сам. Они давно сошли с ума, так и не подготовившись, теперь стараются убедить что я безумен. Сила внушения иногда пробивает меня, и происходит психоз, в котором я маниакально стремлюсь вернуться в то состояние, где смог превзойти миропредставление. Меня старались глушить таблетками, говорили что мои приступы это посттравматическое расстройство, вызванное многочастичными попытками убийства и подчинение своего мышления подруге. Я навещал её в тайную, представлялся братом, некоторые медсёстры пускали, некоторые узнавали меня по рассказам девушки и посылали куда подальше. В конечном итоге её увезли родители в другой город, или страну, а может и мир. Всё начало расклеиваться, мой мозг повредился, я брал супер клей или скотч, и клеил остатки себя с материей, я не мог уйти сейчас, пока не поговорю с Лизой. У меня начались галлюцинации и ранняя деменция, белок не мог нормально проходить, он не усваивался, из-за чего мозг не получал питательные вещества, и я начинал стареть, глупеть и теряться в самом себе. Я был готов, но не мог, не мог не попрощаться с Лизой и рассказать то, что увидел и ощутил, и что я хочу пойти с ней. Мне осталось жить примерно пару лет, травма вышла чрезмерно сильной. Я терял знания быстрее чем нигилисты свой снобизм когда влюблялись.
Я задыхался от собственной слюны, не мог есть, хотел забыться ещё быстрее и стал выпивать, что-то управляло мной. Тогда я и понял что это пришли они, те, кто помешал мне перейти на другую сторону всего, что можно только представить, я- мёртвый бог, который говорит теперь разве что с котёнком, и душит его когда тот меняет форму своей морды. Взрывы всюду, я становлюсь дельфином в пионерлагере, я гнию и прошу отпустить на волю свою оболочку, но дети лишь хлопают и принимают препараты, суя мне в дыхало десятки штук пилюль . Я президент, который звонит камням ради секрета их стойкости, они не умирают, они переходят. Нарисованный призрачный след молока, давнее воспоминание, пена при разговоре, сытость при процессе, тошнота при становлении всё на место.
Я не могу, я сбиваюсь с мысли, пока это пишу. Просто хочу предупредить, что если готовы зайти настолько далеко, то знайте, они среди людей. Духи, эссенции, сферы, ушедшие в единое сознание, называйте как хотите, но знайте, просто услышьте, они во всём, и они не всегда рады когда ты проявляешь волю, когда хочешь прийти к ним, изучить, и уйти. Меж пространственные скуфы, идиоты, не знаю. Или моё безумие достигает предела, я не могу быть в чём-то уверен наверняка. Но я нашёл где живёт Лиза, я знаю она меня ждёт и простит, и мы пойдём с ней вместе, дальше, глубже. Мой билет на автобус вшит в рубашку, записками полностью набиты карманы, мне нечего терять, но есть последние слова, что войдут в акустическое пространство этого мира.
Не заметив как я уже очутился в автобусе, слегка позабыв планы я принялся изучать для чего я нахожусь тут. Но главное в пути.
II.
После того как меня «депортировали» я не могла есть и спать, я теряла свои силы, мой дорогой друг не предавал меня, но оставил на произвол. Я поддерживала с его начинаниями, но вот до чего они довели. Меня держали в комнате как убийцу, как сумасшедшую, тогда мне действительно хотелось соответствовать этому образу, резать себя, выкидывать вещи из окна, сбегать, писать на стене калом и кровью от месячных. Я выплёвывала идеи себе на ладонь и растирала об щёки, времени было мало, мои очертания стирались, эфемерным ароматам ужаса наполнялось пространство, птицы капали слезами с неба, иногда бились об окна градом, прохожие не предавали этому значения.
Лишь родители заходившие в комнату Лизы ругали её за шум, просили перестать греметь и успокоиться, таблетки заменили друзей, бессонница – прогулки. Было принято решение бежать на встречу любви. Лиза хотела пожертвовать своей свободой и не отвергать свои чувства, у неё было плохо с прагматичностью, но иллюзиями она не грезила, осознавала что может быть пойманной и запертой на ещё более долгий срок.
Лиза среди ночи выбралась из своей комнаты и добралась до трассы, где начала автостопить, благо в столь юном возрасте при хорошей легенде готовы помочь. Всю дорогу водители интересовались как она оказалась здесь, это походило на шахматы с завязанными руками, где приходилось тянуть время дабы никто не совершил первый ход и время на таймере дошло до нуля. Расстояние между городами было ничтожно, так же как и срок жизни этой дамы.
Звёздная ночь перекрывалась световым загрязнением, пелена белого светила с полей была привлекательна для мотыльков, словно свежее молоко для ребёнка. Лиза пыталась сконцентрировать взгляд одновременно, фокусируясь на знаке 30 миль до города «Г» она охватила взором поля, машины, цвета и звуки, она переняла на себе всю природу и слилась с монолитом естества. Последний водитель пообещал довести до города и даже к дому, где живёт её дорогой друг.
Мальчик добрался в приступе беспамятства до нужного дома, он ощутил что она тут, или по крайней мере была. Здание было под снос, ему оставалось пару дней, он жаждал как можно быстрее уйти из этого мира, образы всего вокруг кружились и вертелись, не давая конкретики, и не нужно было. Он вошёл в помещение и лёг в позу эмбриона и начал шептать, дрожащим, тоненьким голосом.
– Я тут.
– Я с тобой.
– Спасибо, я хотел тебя увидеть.
– Прости, мне пришлось действовать, я тоже хотела тебя увидеть. Надеялась пересечься по пути.
– Мы всегда были рядом, таились друг в друге.
– Ты же хотел осознанно сойти с ума.
– Хочешь занять место обывателя?
– Твои.. Наши родители очень хорошие, мир интересен, ты можешь найти спокойствие став тёмной триадой.
– Иногда я могу появляться чтоб тебя поддерживать. Я очень благодарен тебе и хочу отплатить тем же. Стану явлением твоего воображения.
– Это важно для меня. Сейчас я обнимаю родителей и они плачут от радости. Ты иногда груб, но это из-за твоих планов.
– Да.. По этому меня не существует, я лишь сосуд для вероятностей и образов. Мы и есть изобилие, нас много.
– Истина в пустоте, что даёт пространство для создания или умиротворения, нам было хорошо и тут и там, да и извне.
– Мне пора.
– До встреч.
Мальчик начал растворяться и с тёплыми лучами солнца испарился, лёгким паром пролетая по миру, даруя свои атомы для всего вокруг.
Книга дверей
Я обычный пацан с района, грабил киоски, унижал слабых, курил и пил дешёвую отраву, хоть эти времена вспоминаются и с лёгкой грустью, но со слезами радости на глазах, наивная юность, в которой тебя чуть не убивают или лишают свободы выхода на улицу родители. Никто мне не был указ, уголовники были моими идолами, они и наставили меня на путь.
Летним распадом отдыха, притаившейся ночью, ветер шептал байки с того света, а месяц заточкой пытал небо, пока звёзды как хлебные крошки кормили внимание прохожих, стая гопников, и я в том числе стремились заработать, но уже как понимаю просто отвлечься от скуки нахождения с самим собой, шли вдоль узких улиц, словно насилуя, оставляя грязный след от кроссовок, по только что отмытым следам преступлений троп. Голуби походили на банды, один из нашей компании был беспризорником и даже иногда их ел, этого поца все боялись, я скорее был просто бетой, меня не трогали, я ходил за компанию на всё подряд.
После пары часов прогулок мы заметили мужчину около автомобиля, сразу приметили какая хорошая модель тачки, решили опустить данного человека и угнать аппарат.
Разумеется всё пошло не по плану, это оказался мент, он спокойно застрелил пару моих же корешей, а меня нагнул и повесил всё на меня.
Отдел, опознание, СИЗО, суд, тюрьма.
Мой новый удел был слушать помехи в голове от всего произошедшего, понятия я знал и был готов принять свою судьбу. Целых два года я просто сидел, ел и выткал в стену, отвечая как робот на все вопросы. Родственники повесили на мне крест, и, видимо, я сам принял поэтичную судьбу арестанта, иногда мне казалось, что я всё равно ни на что не влиял, но за братву мне хотелось отомстить. Поэтому ярость иногда брала своё и я избивал кого-нибудь до полусмерти, меня отводили в карцер, в котором я стоял по несколько дней без сна, или проживал целый месяц в одиночестве. Это были хоть какие-то перемены.
Один из староходцев подарил мне книгу, дабы посеять небольшое спокойствие в общине, объяснил что все здесь не по своей воле, по крайней мере большинство, для кого-то это просто дом, научил проницательности и состраданию, воспитание пошло на пользу, я стал больше читать и всё дальше уходить от быдло-налётов собственных мыслей на давно ушедшие моменты в жизни. Культура воровства и бесчинства прошла, мой словарный запас и поток мыслей обретал удивительные повороты, даже время перестало быть линейным, я был поистине свободен. Осознание, что любое событие это опыт, это то, с чем можно взаимодействовать, главное не замыкаться на одном, а если и замкнулся, то без сожалений.
И в один из дней неожиданность: «Амнистия». Меня простил сам бог, да дал возможность творить. Я устроился в местную библиотеку города, в который меня увезли отбывать срок, я был без корней, но знал что такое дом. Первое время был ловеласом и ночевал то тут, то там, у женщин самых разных культур, этноса, и даже инвалидских групп. Мне нравилось экспериментировать и открываться для нового, мой разум был кристален, и даже если я умер бы, то всё равно отражался идеями на материи, которые, к сожалению или восторгу, не разглядеть через микроскопы, но можно ощутить во снах.
Мои поэтические силы росли, с детства был потенциал, бабушка была учителем литературы и много читала перед сном или после школы. Я стал писать сам, публиковался на разных сайтах, даже в газете написали, когда подал в местную журналистику!
Однажды декларируя новые идея для стихов в книжном клубе, я встретил одну особенную даму, наши интересы различались, подходы и мироощущение совершенно разнополюсные, но страсть ко всему иному, даже можно сказать юродивому, прокажённому связала нас.
Её вдохновили мои рассказы из жизни, изменения личности, хоть она и не верила что можно отречься от себя, но допускала что можно создать слои новых ощущений, которые будут постепенно перекрывать яркость и жажду старого, она называла это импринтингом, я так и не узнал что это значит, потому что мы отправились в её родную деревню, буквально в первый день знакомства. Она сказала, что это испытание, так люди становятся богами, убивая свой образ жизни.
Мы стояли на перроне и ждали свой поезд, ехать около 60 километров, в неизвестность, на встречу авантюризму и знакомству с мифами, легендами, инцидентами одной из самых древних деревень.
– Ты уже засиделся в этом городе, раз вышел, чего не подался мир видать?
– Знаешь же прекрасно, что и через мысли и книги можно переместиться куда угодно, или даже освободиться от чего угодно.
– Вникаю в твой настрой, но что скажешь по поводу энергетики, истории в конце концов, не замечал что в каждом городе свои обычаи, диалекты, ничего не мешает объединять способы познания.
– Это да, но познание через мысль учит в ином стиле, а я сбиваюсь до сих пор бывает, поэтому, считай, задействую только одно полушарие, словно второе снесло во время аварии.
– Вижу.
– Хм, а что по поводу тебя, как зовут то хоть?
– Виктория, не в честь ягоды, а в честь викторины скорее, я из немногих, кто выжил в деревне, мои родители славно постарались.
– Тебя выиграли в игре?
– Скорее сохранили жизнь, не все в нашей деревне так легко выживают, права у людей не с рождения, а по мере взросления, или по воле верховных.
– Видимо ты пишешь фантастику, или просто сошла с ума, но мне нравится.
– Знаешь, я говорю правду, мне нет смысла лукавить и юлить, ведь всё равно ничего не сработает если ты будешь ехать не по своей воле в это место. Ты его просто не ощутишь, снобам не места среди божественного.
– Хм, допускаю, что такое правда может быть, зачем тогда я тебе?
– Ты мне понравился, хочу показать своей бабушке, возможно мы поженимся.
– Оу, я тебя даже почти не знаю.
– А себя? Разве это не такой же радикальный шаг на изменения как была тюрьма для тебя.
– Возможно, но не значит что нужно быть ведомым.
– Ты уже ожидаешь поезд в потаённые края, возможно в злачные и зловонные пустоши.
– Оргию мертвецов я уже видел, как-то в тюрьме у крысиного короля умерла одна голова и он мастурбировал, пока не умер от постепенной потери сил и омертвления клеток.
– Ты видел как крыса онанировала трупу другой крысы?
– Я говорю про человека. Один брат имел больший контроль над телом сиамским и задушил собственную мать, он винил её за то, что не она сделала аборт. А второй брат смотрел. В итоге их просто посадили вместе, их никак не разделить, а правосудие должно было быть свершено.
– Звучит так, словно Зевс оплодотворил очередное животное и решил не браться за воспитание и бросил на произвол судьбы.
Их диалог прервал поезд, он вопил и скалился, гудки потревожили птиц и они синхронно взлетели, построившись зигзагом или лесенкой, не пуская никого к себе, с застывшим взглядом от шума.
– Не передумал ехать изучать?
– Попробую новое, а не понравится, уеду назад.
– Ага, как хочешь, но если будешь домогаться, то я буду кричать что ты насильник, а после мы поженимся. А тебя как зовут-то?
– Лёша, не замысловато, да и не сам придумал, так что позже может сменю.
– А мне моё нравится, есть своя история, и никак не мешает творить личность.
Пара смутно знакомых людей села в свой вагон, на свои места, расположились, и Лёша заснул, пропуская сквозь пелену тьмы прекрасные виды необъятной страны.
– Вставай, мы приехали.
– А.. Что? Я так долго спал?
– Ты пропустил войну.
– ЧТО?
– Тут бомжи подрались, и их пришлось разнимать паре грузинов, которым кстати вломили бутылкой водки по голове и пырнули в живот. Четырёх пассажиров в итоге высадили, одних за дебош, других из-за черепно мозговой травмы и изобильного кровотечения. Подношение богу хаоса считаю успешным.
– Чёрт, выходит в войне снова все проиграли?
– Пострадали мирные в основном, задержка рейса для всех пассажиров, да и те грузины ехали вроде как на рождение ребёнка сестры. Как тебе граница между жизнью и смертью? Они приблизились неминуемому, рискуя не увидеть рождения сущности из небытия, дабы спасти остальных.
– Даже не знаю, страшно, но когда-нибудь это будет и со мной, пока кто-то будет видеть сны про мороженное и радужные объятия. Альтруизм возможен, даже в природе встречается, бывали случаи когда обезьянка спасала львёнка от стада зебр, которые могли его затоптать, это при том, что у той были свои дети, и замены мёртвым малышам обезьянам не было. Единство, никак иначе, даже животные созерцают.
– Хм. Нам пора выходить.
Перрон был почти пуст, поезд пронзительно завопил и пустил воду, словно плача и провожая станцию, в горе помчался дальше, словно никогда больше не встретит покой своей металлургической души. Фонари тускло светили и привлекали внимание моли и прочих насекомых, возможно единственных верных друзей светил.
– Пошли, нам туда. – Указывала Виктория на узкую тропинку через лес.
– По памяти доведёшь?
– Считай мне этот лес как пьяный отец, я его уже наизусть знаю, со всеми повадками и выходками.
– Надеюсь ты принесла для него выпивки. Иначе придётся пить нас.
– Ха-ха.
– Это ироничный смех?
– Пойдём уже. Я живу примерно в сердцевине деревни, до туда пару километров.
Дорога до дома Виктории не заняла много времени, основную часть пути было молчание, но не давящее, а кроткое, словно они знали друг друга целую вечность, а лес был памятником, возле которого собирались старики и обсуждали неизбежность и прекрасность пережитого. Умопомрачительные возгласы птиц разносились эхом, сбивая с охоты хищников, шуршание кустов словно звук тушения сигарет об мокрую и непоколебимую кожу асфальта, земля под месяц на небе словно уроборос, что наконец освободился от вечности поглощения самого себя и попыток выжить, и смог взглянуть на мир по новому, отпуская свою форму ради перерождения.
Риторика души леса была самобытна, что поражало и выбивало из концепции онанизма города, где каждый пытался собрать своё счастье путём обмана или вечных забот, который придумывал сам для себя, дабы отвлечься от собственных мыслей, большинство предпочитают купить короткое счастье, так и не осознавая, что счастья толком то и нет. – Думал про себя Лёша.
Дома были полуразрушенные, но с богатыми садами и зеленью.
– Смотри, на дереве почти растут. – Декларировала радостно Виктория.
– Расцветают, имеешь ввиду?
– Нет, буквально.
Я пригляделся, но из-за темноты ничего не мог разглядеть. Тем временем меня активно атаковали комары.
– Почему они тебя не кусают и не пьют алые соки?
– Мы с ними в ладах, я им иногда людей вроде тебя привожу.
– Чтож, раз так, могу поделиться немного собой, но только чуть-чуть.
– Вот, мы дошли.
Хибара, никак не назвать иначе этот дом. Хоть он и был из кирпича, но выглядел съехавшим, возможно здесь часто землетрясения и рельефы часто путешествуют и расходятся. Вокруг здания был выстроен забор, из крупных брёвен, выстроганный в макабристические выражения лиц воинов.
Виктория молчаливо отворила калитку и вошла внутрь, маня меня за собой. Отступать было некуда к тому же, кажется это деревня старообрядцев, язычников, интересно глянуть как тут всё устроенно.
Я зашёл за Викой, скрипучая дверь скрипнула, словно расстроенная собака, которую накормили не колбасой, а гвоздями, при этом лаская её и говоря, что так надо. Безумие, любовь и насилие. Резкий запах сырой земли помчался в мой нос.
Возле печки сидела престарелая женщина, возле неё было разбросано множество пустых банок, некоторые даже были разбиты.
– Знакомься, это моя бабушка. Одна из основательниц. В царские времена сюда много кто приходил, её мужа успели линчевать до того, как он принял бессмертие.
– А.. У неё деменция?– прошептал Лёша.
– Нет, с чего ты взял?
– Ну ты говоришь это чтоб не травмировать её, что она тоже скоро умрёт?– продолжал вполголоса говорить Лёша
– Нет, действительно всё так, скоро ты в этом убедишься. Здесь раньше были торговые пути, и один купец оставил книгу, неизвестно как она появилась у него, но по легенде, он говорил что она проклята, и умеет открывать проходы в иные миры, называлась кстати прямолинейно: «Книга дверей».
– Угу, это твои байки чтоб напугать меня, но я непоколебим.
– Как скажешь, но…
Их диалог прервал нежный голос с соседей комнаты.
– Хей, это ты? Ты смогла кого-то притащить сюда?
Дверь приоткрылась и вошла юная девушка, лет 20.
– Привет сестрица. – сказала незнакомка.
– Привет- привет, это Лёша. – провозгласила Виктория.
– Ой, ты уже посвятила его в курс дела?
– Как раз этим занимаюсь. Давайте все попьём чаю! Тут местный сбор.
– Хорошо, мне 3 ложки сахара. – Уверенно решил Лёша.
– Такого нет, но поверь, фруктоза и так славно раскрывает вкус чая, меня кстати зовут Ксюша.– добавила сестра Виктории
– Приятно познакомиться.– ловко вынул фразу, словно клинок Лёша.
Бабушка молчаливо смотрела на треск древесины в печке, тиканье часов маршировало по зацикленному кругу, словно издеваясь над безвременьем, в попытках убежать от потока.
– Вкусный чай. – Оценочно сказал Алексей.
Вдруг дверь в хибару отворилась, в комнату зашло четверо мужчин.
– Ох, это ко мне, проходите в мою комнату мальчики.– нетерпеливо тыкая указательным пальцем в соседнюю комнату, указывала Ксения.
После встала и стремглав побежала к двери, чтоб отворить её и проводить гостей.
– А что здесь происходит?– многозначительно спросил Лёша.
– К ней гости, для размножения, деревня гибнет, я такое не одобряю, предпочитаю приводить людей с разных мест, но каждому своё.– нейтрально ответила Вика.
– А.. Ладно, это как-то странно, ну ладно, действительно каждому своё безумие. Расскажи мне о здешней культуре.
Стены начали дышать, выпуская споры, всё изменилось буквально за секунду, цвета стали насыщенней, словно покрываясь слоями показывали глубину мира.
– Что пр… иси… происходит?– Мямлил Лёша.