– Что, опять Верка снилась? – буднично спросила бабуля.
Я чуть со стула не упала. Я-то решила не говорить с ней больше о своих снах, чтобы не расстраивать, а она, похоже, и не собирается переживать.
– Да не смотри ты так на меня. Не ты первая, кому она снится.
– Как это? – не донесла я блин до рта. – Ты тоже ее видела? То же самое?..
– Ну что там конкретно тебе снится, не знаю, но только Верку и я, и мать моя, и бабка, и твоя мамка… а вот теперь и ты… Она ко всем нам приходит.
– Как так, бабуль? Может, хоть объяснишь? И почему ты вчера мне ничего не сказала? – возмутилась я.
– А вдруг все закончилось бы? Чего зря пугать-то?
Ничего себе заявочки! Я не знала, пугаться мне или возмущаться. Получается, Вера снилась всем женщинам в нашем роду. Но разве такое вероятно? Мистика какая-то получается. И почему я раньше об этом ничего не слышала? Как бабуля, строгая и набожная, могла допустить подобную беспечность?
– Ну, а что ты хочешь?.. – заговорила она, когда я озвучила вопрос. – Как про такое можно рассказать ребенку? Да и зачем… И потом, я сама не понимаю, что это такое. Да и давно это было в последний раз. Маме твоей Вера приснилась пару раз и все. Да и тебе, скорее всего, больше не явится…
Почему-то, я так не считала. Уж больно слабо это смахивало на сон. Слишком реальной была картинка. Да и картинка ли? Во сне Верой была именно я. Все чувствовала, даже боль. А душевные переживания порой становились сильнее физической боли. Какой же это сон? И потом, слишком уж поступательными становились видения, словно Вера насильно рассказывает мне свою историю. Вроде как чего-то ждет от меня и в то же время не дает вмешиваться в ход событий. Не раз, именно во сне, я ловила себя на мысли, что не поступила бы, как она, что сказала бы или сделала по-другому. Так нет же, меня словно держали на расстоянии, заставляли смотреть, но не разрешали приближаться.
– Бабуль, а что видела ты?
– Ой, да я уж и не помню точно… Так, нелепица какая-то. Как Верка с матерью ссорилась… Еще что-то в том же роде. Знаешь, – улыбнулась она, – я, ведь, ни Верку, ни мать ее никогда не встречала. Так интересно было на них посмотреть.
Да что же это такое?! Неужели, я все драматизирую? Или сошла с ума? Только, как нелепицу, сны свои не могла воспринимать. Больше склонялась к мысли, что затуманено сознание именно у бабушки.
– Бабуль, а ты счастлива? – Вопрос сорвался сам, подумать я не успела.
– Конечно! Что за вопрос? – нахмурилась бабушка. – У меня же есть ты…
– Да, я не об этом… Я про деда, вернее, про вас… Он ведь ушел, вы и пожить не успели?
– Да, какой он тебе дед! Так, недоразумение. – Бабушка задумалась, а потом улыбнулась как-то очень по-доброму. – Знаешь, я бы сейчас никогда такого себе не выбрала: ни рыла, ни мыла… Плюгавенький, одним словом. Но, его есть за что благодарить. Он подарил мне твою маму, а она – тебя!
– Ну, все-таки, – настаивала я, – хлебнула, наверное, в молодости?
– Без мужика плохо, это я знаю точно. И без любви, – совсем тихо добавила бабуля.
Я задумалась, делая вид, что наблюдаю за играющей во дворе ребятней. Как бы бабуля не храбрилась, видно, что разговоры о муже, который бросил ее, едва женившись, неприятны. И слез, наверное, пролила немало в свое время. Да и сейчас, скорее всего, нет-нет, да вздохнет с сожалением, что не о такой жизни мечтала.
– Бабуль, – снова пристала я, – а мама была счастлива?
Прости, родная, что бережу старую рану, но это не праздные вопросы. Ответы на них важны для меня, и, кроме тебя, никто их дать не может.
– Твоя мама познала в жизни самое главное – настоящую любовь. Да, она была счастлива, хоть и совсем недолго.
Мама очень любила папу, я слышала об этом не раз от бабушки. Но что же это за скоротечное счастье-то такое? Ведь года же не прожили вместе. Папа умер раньше, чем я родилась. Да и мама пережила его на несколько месяцев. Нет. Не должно быть счастье таким!
В моей голове выстроилась логическая цепочка – мать Веры не была счастлива с мужем-тираном, сама Вера пострадала от несчастной любви. Про бабулиных бабушку и маму я не спрашивала, но что-то мне подсказывало, что и у них не все в жизни складывалось гладко. Можно уже по тому судить, что никогда мне бабуля о них не рассказывала. Дальше они с мамой… А сейчас моя очередь? Но, я хочу быть счастливой вопреки всему. И никакой рок не в силах мне помешать. Я твердо намерена выцарапать себе счастье у коварной судьбы.
– А как к нам попала та брошка, ты знаешь?
Я постаралась задать вопрос так, словно перевожу разговор на другую тему. Реакция бабули подсказала, что не следует посвящать ее в подробности. И вообще, раз в моей семье не придавался этим снам особый смысл, то, значит, и разбираться с ними я буду сама.
– Брошка?.. Ну, кстати, именно Верке ее и подарили, – кивнула бабушка. – А вот кто, не знаю. Или, может, запамятовала. Скорее всего, мама мне что-то рассказывала, но стерлось из памяти. Да и вообще я успела забыть и про саму брошь. Странно вообще, что она нашлась – столько времени считалась потерянной.
После сегодняшнего сна, факт находки броши я тоже не считала странным. Внезапная мысль пригвоздила к стулу: с тех пор, как мне стала сниться Вера, жизнь моя потекла запрограммированно, ни одно событие, произошедшее со мной, нельзя считать случайным. И что-то я должна сделать, осталось выяснить, что именно.
Трель телефонного звонка вырвала меня из задумчивости.
– Межгород, – спохватилась бабушка и поспешила из кухни.
Я решила спокойно продолжить завтрак. Если мне и есть, о чем думать, то это не минутное дело, так что вполне может подождать.
Вернулась бабушка, и выглядела она озадаченной.
– Что случилось?
Какие еще сюрпризы меня ожидают?
– Даже не знаю, как сказать… – замялась бабушка.
– Бабуль, ну не томи! Кто звонил-то?
– Тетя Галя.
Это бабушкина подруга детства. Они не через всю жизнь пронесли свою дружбу. В юношестве судьба раскидала их, вернее, выкинула бабушку. В четырнадцать лет она уехала в другой город из родного села поступать в техникум и больше уже туда не вернулась. Тетя Галя же отучилась в районном центре и вернулась в родное село. Пару раз они встречались на каникулах, пока в селе том жила мама бабушки. А потом и она перебралась поближе к дочке. Вот так и получилось, что общаться с тетей Галей они перестали. А года два назад они случайно нашли друг друга в Одноклассниках. Оказывается, тетя Галя так и живет в том селе. С тех пор бабуля раза два в год ездит к ней в гости. Пару раз тетя Галя приезжала к нам. Можно сказать, что они снова подружились.
– И что она?.. Почему у тебя такое лицо?
– Да, понимаешь, проблема у нее. Просит приехать.
– Ну съезди, в чем проблема-то?
До родного села от нас было не очень далеко – шесть часов на автобусе.
– Да, в Мурманске она.
– Как в Мурманске? А что она там делает?
Как поняла из дальнейшего рассказа бабушки, уехала тетя Галя в Мурманск к своей дочери. Я и раньше что-то слышала, вроде как дочь у нее не очень путевая. С мужем развелась, растит девочку от него. Не работает, при этом умудряется выпивать. А недавно она еще и мальчика родила неизвестно от кого. Если раньше она хоть случайными заработками перебивалась, то сейчас надежда только на пенсию тети Гали.
– Болеет тетя Галя, сильно. И Светка загуляла, дома не появляется. А Егорка еще совсем маленький. И кроме меня помочь им некому.
– Дела… – протянула я.
До Мурманска от нас ехать около двух суток на поезде. Далековато… И не поехать бабушка не может – подруге ее и обратиться больше не к кому.
– А ты к Новому году-то вернешься?
– В том-то и дело, что не знаю. – Бабуля чуть не плакала. – И ты еще разболелась…
– Обо мне не беспокойся. Ходить я могу, значит, справлюсь. Не хотелось бы праздник отмечать без тебя.
Если она не вернется к Новому году, это будет впервые, когда я буду встречать его без бабушки. Как-то странно… я уже привыкла, что она все время рядом. Две недели, что она провела в больнице, и то показались мне вечностью. Но, с другой стороны, я же уже не маленькая, и хватит меня опекать.
– Поезжай, бабуль. Со мной все будет хорошо.
Она как-то сразу успокоилась. Боялась, наверное, что не отпущу. Неужели я произвожу впечатление такой эгоистки?
Через час бабуля уже вернулась с билетом на первый проходящий поезд до Мурманска. Энергия из нее била через край – желание помочь подруге даже сделало ее моложе внешне. Я подбадривала, как могла, когда ловила на себе виноватые взгляды.
Вечером Наташа вместо меня проводила бабушку на вокзал.
– Хочешь, поживу у тебя пока? – спросила подруга, когда мы сидели в кухне и пили чай.
Я тут же представила ее у себя дома и затосковала. От ее энергии, бьющей через край, я уставала через пару часов. Это максимум, сколько я могла выдержать подругу непрерывно. Да и вообще, пора испытать себя на взрослость, смогу ли справиться сама. Теперь осталось отказать Наташке так, чтобы не обиделась.
Но она и сама все поняла по моему лицу:
– Не хочешь, не надо, – бодро заговорила она. Я незаметно перевела дух – обиды в ее голосе не слышалось. – Честно говоря, мне есть чем заняться. У Толика родители уезжают на две недели в горы. Он предложил пожить у него. Так что… – Она весло развела руками. – Но ты не думай, что я тебя брошу. Не дождешься, – засмеялась она. – Каждый день буду проверять, ну или через день.
* * *В первую же ночь самостоятельной жизни я проснулась в холодном поту с шевелящимися от ужаса волосами. Только что я была близка к убийству! Я смотрела в темноту и до сих пор отчетливо видела Веру-себя с занесенным над мужем ножом.
Что я чувствовала в тот момент! Дикое желание убить. Вонзить в него нож несколько раз, по самую рукоятку. Смотрела на по-детски невинное лицо, причмокивающее во сне, и ненавидела. Никогда и ни к кому не испытывала подобной ненависти.
Вот она поднимает нож, удерживая его обеими руками. Я чувствую холод рукоятки, сжимаю ее что есть силы пальцами. Сорочка колышется вокруг ног, не скрывая огромного живота. Глаза дикие, волосы растрепаны. Я с такой силой сжала зубы, что они скрипят, того и гляди начнут крошиться.
Господи! Она так ненавидит, что готова взять грех на душу. Ведь уже на сносях…
Я смотрела в темноту и видела перед собой дикую и растрепанную Веру, с горящими глазами.
По телу пробежал озноб, словно подул прохладный ветер. Страх накатывал волнами, даже дышать стало трудно. Я нащупала кнопку бра на стене и с силой втопила ее. Слабый свет залил комнату, и с ним исчезли призраки, рожденные фантазией. Уже никто не прятался в углах и не покушался на мою жизнь.
Что же там произошло дальше? Страшно было даже представить, что Вера завершила начатое. Но и не верилось, что она смогла остановиться. Я вспомнила, как проснулась, почувствовав слабое шевеление внутри. Это же Верин ребенок! Она чувствовала то же. Мы обе ощутили в себе присутствие маленькой жизни. Но, подействовало ли на нее это так же, как на меня?
В сон клонило со страшной силой. Я улеглась на подушку и укрылась с головой одеялом, оставляя только нос снаружи. Бра выключать не стала, чтобы не вернулись ночные призраки.
Глава 7
И все-таки одной справляться было тяжеловато. От передвижения даже по квартире нога начинала болеть и не сразу проходила, когда я устраивала ее на диване. Дома не осталось хлеба, и молока едва хватило на чашку утреннего кофе. Значит, нужно собираться в магазин. А как это сделать, я пока представляла с трудом. До магазина всего-то метров сто от подъезда, но в сложившихся обстоятельствах они превращались в километр, а то и больше. Кроме того, за ночь подморозило, и то, что вчера было тающим снегом, превратилось в колдобины льда.
А еще мне мешали мысли. Вспоминался сон и дикая Вера. Никак не могла отвлечься. Не помогал ни телевизор, где, как обычно, не показывали ничего интересного, сплошная сводка криминальных новостей по всем каналам, ни книга, в которой приходилось несколько раз прочитывать одно и то же, чтобы уловить смысл.
Настроение мое лавировало между хандрой и жалостью к себе. Поторопилась я заверить бабулю, что справлюсь тут без нее. Как бы сейчас было здорово, если бы она хлопотала на кухне, иногда заглядывая в комнату и справляясь, все ли у меня в порядке. Но бабуля далеко, а мне как-то нужно взять себя в руки, чтобы не раскиснуть окончательно.
Ближе к обеду я поняла, что избежать похода в магазин не получится. Наташка у бойфренда, вряд ли сегодня вспомнит о больной подруге, а кроме нее надеяться не на кого.
Первый сюрприз меня ожидал, когда стала обувать сапог. Хоть голенище и выглядело широким, нога в гипсе была для него великовата, замок не сходился. Пришлось обмотать его поясом от халата – ничего лучше я не придумала. Дальше предстоял спуск по лестнице. И делать это на костылях было сродни мастерству эквилибристики. Каждый шаг можно приравнивать к подвигу. Я даже пересчитала ступени – их, оказывается, по одиннадцать в каждом пролете, не считая четырех цокольных.
Улица встретила ветром и мелким снегом. Как ни странно, идти было легче, чем я думала. Подморозило не сильно, ноги не скользили, а костыли как раз в меру проваливались в рыхлый ледок. Больше срабатывал страх, что если от нагрузки нога будет плохо или неправильно срастаться. Наверное, поэтому я хромала сильнее, чем следовало, и шла медленнее, чем могла бы.
– Женька, что это с тобой?
– Бандитская пуля, – ответила я Вале – однокласснице.
Она, как и я, сразу после школы устроилась продавцом в нашу стекляшку, как мы называли маленький продовольственный магазинчик. И хоть мы никогда не были подругами, парой ничего не значащих фраз перебрасывались всегда.
– А чего сама-то пришла?
– Да, бабуле нужно было срочно уехать.
– Ну ты даешь!..
Что хотела сказать Валя, я так и не поняла, да не больно-то и стремилась. В ее интонации я сочувствия тоже не расслышала, да и не нужно оно мне. Не зря мы с ней в школе не общались – видно, на разных полюсах находились.
Я купила все необходимое и поспешила, если можно так сказать, домой. Хотелось поскорее оказаться в тепле, разогреть борща, которого бабуля наготовила дня на три вперед, а мне одной – так и на всю неделю, наесться, а потом поспать. Дневной сон люблю с детства, еще с сада, а, учитывая, что полночи тряслась от страха, так спать хотелось еще сильнее.
Возле подъезда меня поджидал сюрприз в лице Захара. Совсем про него забыла. И, если не ошибаюсь, он собирался прийти вчера.
– Привет! А я-то думаю, куда все пропали. А тебе, значит, погеройствовать захотелось?
Он, как стоял, привалившись к машине, так и не сменил позы. Наблюдал, как я неуверенно ковыляю к крыльцу. Комментировать его едкую реплику не хотелось, поэтому я ограничилась коротким «привет». Как назло, разболелась нога, и каждый шаг давался с трудом. Невольно морщилась, что не укрылась от Захара.
– Давай костыли, – велел Захар, подходя ко мне.
Вот еще! А на второй этаж я взлететь что ли должна? Да и упрямство сработало и мешало мыслить логически.
– Зачем? – задала я, возможно, не самый умный вопрос.
Отвечать Захар не счел нужным – молча забрал у меня костыли и, подхватив меня на руки, понес в подъезд. Если я и хотела сопротивляться, то сил не осталось.
– Может, отопрешь дверь?
Действительно, чего это я – устроилась у него на руках и не замечаю, что мы уже какое-то время топчемся под дверью.
Дома Захар отнес меня прямиком на диван и помог раздеться. Прям, мать Тереза.
– Хитрая конструкция, – посмеялся он, расшнуровывая мой сапог. – Болит? – сочувственно поинтересовался, освобождая ногу.
– Есть немного, – вынуждена была признаться, с удовольствием откидываясь в подушки. Что ни говори, а за помощь я ему была благодарна. Если бы не он, неизвестно, как бы и сколько времени я добиралась до квартиры.
– Давай, укол сделаю…
Ну, уж нет! Этого только мне не хватало. Я представила, как Захар, на манер Наташи, делит мою ягодицу на четыре части, и чуть не рассмеялась.
– Не надо. Само пройдет. Уже проходит, – поспешила добавить, хоть это и не было правдой. Ногу ломило и выкручивало со страшной силой.
– Зачем героя из себя корчишь? Почему бабушка не пошла в магазин? – нахмурился Захар.
– Так нет ее…
Я рассказала ему, как бабуля была вынуждена уехать в срочном порядке. Захар какое-то время возмущался, что подруга бабуле важнее, чем собственная внучка. Пришлось дополнительно объяснить ему, что ситуация у тети Гали сложилась серьезнее некуда, что малыш там совсем беспомощный, и сама тетя Галя не встает с постели.
– Как видишь, не поехать бабуля не могла. Кроме нее им и помочь некому.
– Да уж… Ладно, я буду твоей бабулей, – усмехнулся Захар.
Тут я снова представила себе его в бабушкином переднике, жарящего блинчики, и не выдержала – рассмеялась. Потом мы смеялись вместе, когда я описала свои видения.
– Будем считать, что сеанс смехотерапии ты получила, – сказал Захар, вытирая слезы. – И я вместе с тобой…
– А тебе работать не нужно?
Перспектива, что он постоянно будет околачиваться в моей квартире, радовала все меньше. Сама не понимала своего отношения к Захару. С одной стороны, я была благодарна ему за помощь, с другой – не могла избавиться от мысли, что делает он все не просто так. Откуда взялись такие мысли, ума не приложу. Ничего подозрительного в словах и поступках Захара не было. Разве что, иногда мне казалось, что действует он через силу, словно заставляет себя. Но, опять же, это могло быть только игрой моего воображения. А может все дело в том, что не верила я в такую вот симпатию, на ровном месте. Скорее наоборот, начавшуюся с явной антипатии. В общем, я слегка успокоилась, когда Захар ответил:
– Нужно, конечно. И не собираюсь я у тебя торчать целыми днями. Но приходить навещать буду.
Вот и славно!
Захар ушел на кухню, подогревать обед. Я закрыла глаза и не заметила, как задремала.
* * *Ох, как же больно! Волна накатила такой силы, что дышать стало нечем. Я вытянулась струной и не могу пошевелиться. Кричать тоже не могу. Живот, словно в огне, а тело покрыто ледяной испариной.
– Терпи, родная, так всегда бывает, – сквозь туман слышу голос матери. – Мы, бабы, все через это проходим и не умираем. Покричи, легче станет.
Зачем она говорит мне все это?! Зачем она вообще что-то говорит? Не хочу мучиться, не нужен мне этот ребенок. Как и отец его!.. Никто мне не нужен, как и жизнь сама. Получить бы сейчас забвение, как награду за все страдания.
Боль медленно отступает, и я смогла повернуть голову. Григорий трясется в углу, затравленно смотрит на меня. Как же он мне ненавистен!
– Пусть уйдет, – попросила я мать. Во рту пересохло, губы не слушались. – Пить…
Это все, что я успела сказать до новой волны боли.
Сколько длилась агония, не помню. В перерывах между схватками я бредила. Вот отец заходит в комнату и что-то говорит мне с улыбкой, той самой, о которой я успела забыть, потому что отец перестал улыбаться. Мама стряпает пироги… Протяжно мычит корова в хлеву. Хотя, корова мне вряд ли привиделась. Скорее всего, реальность наложилась на беспамятство. Так же временами мелькало озабоченное лицо бабки-повитухи – металась она с тряпками и тазами по комнате.
– Тужься, родная. Скоро все закончится. Тужься! – кричит мать. – Задушишь мальца!
Как же я могу тужиться, если не работает ни один мускул. Так ему и надо, пусть задохнется…
– Нужно доставать. Времени больше нет, сам не пройдет, – вроде, говорит повитуха.
Адская боль прорезает тело, и вместе с ней я слышу нечеловеческий крик. Кричу я, – успеваю подумать, проваливаясь в темноту.
* * *– Вера, проснись. Вера! Да, что с тобой?!
Я открыла глаза, все еще ощущая боль. Рядом сидел перепуганный Захар.
– Что случилось? – Голос показался чужим, такой он был у меня хриплый.
– Ты кричала во сне?
– Я кричала?
– Ты орала, будто тебя режут на куски.
– Господи, какой кошмар! – Я наклонилась вперед и спрятала лицо в ладонях. – Это было так ужасно…
– Что было-то? Тебе приснился страшный сон?
Захар отвел мои руки в стороны и заставил посмотреть на себя.
– Что тебе снилось?
– Я хотела его убить.
– Кого?
Как я могу рассказать? Кто поверит, что во сне я живу чужой жизнью, если даже бабушка не придала этому значения? А Захар и вовсе решит, что я сумасшедшая. И потом, если рассказывать, то все сначала. А я не могу… снова пройти через это.
– Это был просто кошмар. Забудь, – как можно увереннее попыталась ответить я.
Какое-то время Захар продолжал меня рассматривать, а потом с тенью обиды в голосе произнес:
– Как хочешь. Сейчас кормить тебя буду. Не спи…
Через десять минут, когда я уже измучилась прокручивать в голове сон, Захар вернулся с уставленным подносом. Заставил меня удобнее сесть и положил поднос на ноги.
– Не очень удобно, понимаю. Но лучше, чем идти на кухню. Лопай, – велел он.
– Тут все, что ты нашел в холодильнике?
Такого разнообразного обеденного меню у меня еще не было. В центре подноса красовалась самая большая из глубоких тарелок борща с щедрой порцией сметаны. Бутерброды с маслом, колбасой, сыром… Варенье в маленькой вазочке. Гроздь винограда на блюдце. Остатки пельменей тоже в глубокой, но поменьше, тарелке и тоже улитые сметаной. И огромная чашка чая с молоком.
– Я все это должна съесть?
– Я помогу тебе, потому что, если честно, ужасно проголодался. И нанюхался к тому же…
– И что будешь есть ты?
– Если ты не против, то борщ. Обожаю такой вот – красный, густой… И чтоб сметаны побольше.
Определенно, у него талант смешить меня. Я чуть не расплескала все, пока смеялась. Захару пришлось держать поднос, пока не успокоюсь. Ну конечно, как я могла подумать, что столько борща он мог принести мне?
В итоге, Захар съел почти все. Я поклевала пельменей, насколько позволил вялый аппетит. Меня все еще лихорадило, то ли после вынужденной прогулки, то ли после сна.
Когда посуда на подносе опустела, Захар снова оставил меня одну – пошел прибираться на кухне и мыть тарелки. Вернулся через несколько минут и с видом сытого кота развалился в кресле. Меня неприятно кольнула мысль, что ведет он себя слишком по-хозяйски.
– Расскажи о себе, – попросила я, чтобы вырвать его из состояния послеобеденной дремы. Еще не хватало, чтобы он уснул тут.
– А что тебя интересует?
– Все.
– Вот так прям все? – рассмеялся он.
– Да все. Про меня ты знаешь много, даже в дом вхож. А про себя молчишь, как партизан.
Уточнять не стала, что в гости он пришел сам, никто его не приглашал. Может, в его семье так и принято, но меня воспитывали по-другому. И такое поведение я расценивала, как навязчивое и неискреннее.
– Про себя не интересно. Но если ты хочешь, то ладно. – Захар замолчал ненадолго, а потом продолжил: – Живем мы с мамой и сестренкой. Занимаюсь ювелирным делом. Бизнес неплохой, прибыльный, нам хватает. Институтов не заканчивал, как-то не получилось. А Ленка поступила в этом году, скоро первая сессия… Учится на бухгалтера.
И это все? По лицу Захара я поняла, что продолжать он не собирается. Не густо, мягко говоря.
– А сколько тебе лет? – Отставать я тоже не собиралась.
Что-то стало с его лицом, оно резко заострилось, или у меня галлюцинации. И во взгляде появилась затравленность, словно я попросила Захара выдать государственную тайну.
– Я спросила что-то не то? – вырвалось у меня, так напугала перемена.
Видно было, как он борется с собой, пытается совладать с чувствами. Постепенно лицо его приняло нормальное выражение, но напряжение из взгляда не исчезло, лишь спряталось поглубже.
– Все нормально, извини. Мне двадцать девять… Скоро будет тридцать.
– Скоро? Это когда?
Да что происходит? Он так сморщился, словно я спросила, сколько у него было любовниц. Странная реакция на невинный вопрос.
– В марте.
– Рыба или Овен?
– Второе…
Упертый, значит.
– А сколько лет твоей сестре?
– Восемнадцать.
Стоило заговорить о сестре, как лицо Захара сразу преобразилось – посветлело, на губах заиграла улыбка. Получается, нельзя говорить только о нем лично? Очень странно. Какая-то темная лошадка.
– А почему ты решил стать ювелиром?
– Я, как сорока, люблю все яркое.
Отшутился? Упорно не хочет рассказывать о себе. Ну и ладно, не больно-то хотелось.
Я откинулась на подушки и прикрыла глаза. Захар расценил это, как намек, что засиделся в гостях.
– Я пойду… Нужно еще поработать.
Хоть ничего такого и не имела в виду, но тихо порадовалась. Не чувствовала себя свободно при нем, чем-то он меня напрягал. Да и беседа наша не клеилась.