2084

Он вспомнил, как Дядя дал ему флакон. На нем были защитные перчатки.

– Множество ботанов, – серьезно сказал ему Дядя, – погибло, чтобы предоставить нам эту информацию.

Это была семейная шутка, но в ней скрывалась мораль: разведка всегда требует определенных затрат. Дауда и его братьев и сестер учили не относиться к разведывательной информации легкомысленно и помнить, что это не просто слова, цифры, фотографии и видео.

В этом случае так и было. Чтобы Дядя мог передать ему флакон, умерли люди. Об этом стоило помнить.

Его предупредили, чтобы он не касался семени, – внутри флакона было какое-то защитное покрытие, – поэтому он просто снял колпачок и перевернул его над ямкой. Семя упало на землю рядом с краем отверстия. Вокруг него начала виться слабая струйка дыма. Вздохнув, Дауд огляделся, нашел веточку и, столкнув семя в ямку, засыпал ее землей и присел на корточки. Держа веточку перед лицом, он прищурился и увидел, что ее конец как будто был обглодан. Пока еще обглодан; под взглядом Дауда, он, казалось, исчезал в крошечном облачке тумана. Воткнув веточку в землю над ямкой, он отошел на несколько метров, устроился под засохшим деревом и посмотрел на часы. Дядя сказал, что нужно ждать двенадцать часов. Во всяком случае, они располагали такими разведданными. Здесь они имели дело с Тайной, и могли быть различные варианты. Дауд прислонился спиной к дереву, настроил будильник и закрыл глаза.

– Это оружие колоссальной мощи, – сказал ему Дядя. – По нашим данным, оно было разработано северными корейцами, которые заинтересовались технологиями, запрещенными на Западе.

Дауд сидел на диване в гостиной главного дома и читал на планшете технические характеристики вещи, которую доставили прошлой ночью. Он взглянул на Дядю и Отца и сказал:

– Северная Корея.

– Да, мы знаем, – откликнулся Отец. – Последний неурожай убил более миллиона человек, и они до сих пор работают над подобными устройствами, – добавил он, кивая на планшет.

По мнению Дауда, а также большинства людей в мире, Северная Корея попала в котел неуправляемых социальных экспериментов, возглавляемых непредсказуемой династией Ким. Почти 30 лет в страну не пускали ни одного жителя Запада, а то, что выяснила разведка, представлялось в форме безумных слухов о генетических экспериментах, людях-гигантах, обезьянах, которые научились управлять машинами, собаках, способных вести беседы на обыденные темы и прочем в том же духе. Можно было отрицать наиболее противоречивые из слухов и всё же слышать неправдоподобные россказни о возможном нанесении ядерного удара Северной Кореей в начале двухтысячных, которые выглядели беспочвенными и не вызывали опасений. Поговаривали даже, что все ядерные державы планеты хоть одну боеголовку да направляли на Пхеньян.

– Как это попало в наши руки? – спросил он.

Отец вздохнул и склонил голову набок.

– Если это правда… – сказал Дауд, показывая на экран планшета. – Мне кажется, я ведь имею право спросить?

– Его украли, – ответил Дядя.

– Ну, ясное дело.

– Несколько раз, – добавил Отец.

– По нашим данным, первоначально оно было украдено с объекта вблизи Канге[5], недалеко от китайской границы, – продолжал Дядя. – Как это произошло, мы не знаем. Кое-кто шутил, что его предложили продать китайским спецслужбам, но продажа так и не состоялась, и этот предмет выпал из поля зрения. Несколько месяцев спустя он появился в Японии, где северокорейская разведслужба, похоже, предприняла попытку его вернуть.

– Жестокая перестрелка, – добавил Отец. – Было много жертв.

Он покачал головой. В их мире стрельба была признаком катастрофического провала методов разведки. Весь смысл шпионажа заключался в том, что никто не должен узнать, что вы находитесь в том месте, куда вас отправили.

Дядя пожал плечами.

– По нашим данным, в следующий раз оружие появилось в… Дамаске, – сказал он, выдержав небольшую паузу, прежде чем произнести название города. – Несколько разных групп джихадистов выказали интерес в покупке, но внезапно у кого-то иссякло терпение, и представитель продавцов оказался в одном районе города, а его голова – в другой.

– Дальнейший путь оружия нам неизвестен, – продолжил Отец. – Мы знаем лишь, что в итоге оно попало в руки ячейки джихадистов, и подозреваем, что они его украли, поскольку у них, разумеется, не было средств на покупку.

– А мы украли его у них, – сказал Дауд.

– Да.

– Эта вещь проклята, – произнес Дядя. – Каждый, кто когда-либо ее касался, умирал в страшных муках.

– Я более склонен приписывать эти смерти человеческой жадности и глупости, чем чему-либо сверхъестественному, – рассуждал Отец. – Ведь мы не жадны и не глупы. Мы будем более осторожны.

Дауд открыл глаза и, храня неподвижность, осмотрел местность. Приближался вечер, и солнце ярко освещало склон холма. Далеко внизу море рассекала большая белая линия круизного корабля, направляющегося в сторону Турции. Немного дальше по склону стоял смотревший на него костлявый козел. Часы Дауда еще жужжали, и он выключил будильник.

Повернув голову, он увидел неровную яму, куда зарыл семя. Напряженно вглядываясь, он искал признаки поднимающегося над ней пара, но ничего подобного не заметил.

Дауд вскочил и подошел к яме. Она была достаточно большой, туда легко поместились бы его голова и плечи. Камни и скалы вокруг нее казались полурастаявшими, почти превратившимися в стекло. Он бросил в яму рюкзак. Глубина была довольно значительной, поскольку звук удара об дно он услышал лишь спустя несколько мгновений. Затем он сел, свесил ноги за край и скользнул внутрь.

Стены ямы были гладкими на ощупь. Упершись и расслабив колени и локти, он смог падать постепенно, но внезапно ноги беспомощно разъехались в открытом пространстве, и он потерял опору. Пролетев несколько метров вниз, он приземлился на ровную поверхность, как парашютист, легко справляющийся с ударом о землю, и огляделся.

Дауд оказался в полусферической комнате около десяти метров в длину и пяти в высоту. Пол и стены были гладкими и блестящими и мерцали тусклым светло-синим светом. Отверстие на потолке выходило в яму. Посмотрев вверх, он увидел крошечный круг неба и пришел к выводу, что находится на глубине не менее двадцати метров.

В самом центре комнаты находилось семя, превратившееся в жирную каплю размером с шестилетнего ребенка. Она имела идеальный голубой цвет безоблачного летнего неба Средиземноморья, и, наклонившись, Дауд увидел, что ее поверхность покрыта сетью тонких черных линий, похожих на кракелюры[6] на древнем фарфоре. Поверхность, как он понял, тоже очень медленно двигалась. Или, может быть, это просто черные линии, – трудно было сказать наверняка.

Дауд сел рядом с каплей и огляделся по сторонам. «Я не боюсь», – говорил он, но сейчас боялся. Он подумал, что Дядя бы это одобрил.

– Это называется нанотехнология, – объяснил Дядя. – Я слишком стар, чтобы в этом разбираться. Я не понимаю, как машина может быть такой маленькой с виду, но все же работать.

– Тот, кто ее разработал, по-видимому, сделал невероятный прорыв в науке, – добавил Отец. – Вообще, ходят слухи о том, что за основу был взят разбитый космический корабль, принадлежащий инопланетной цивилизации.

И все они смеялись над этим, но теперь, сидя рядом с машиной, Дауду было не до смеха. Насколько им было известно, эту машину никогда прежде не испытывали. Все, что они знали, так это то, что она предназначалась для действия. Западные разведывательные службы, узнай они о ней, – и он предположил, что они знают, – наверное, сошли бы с ума, рыская тут и там в попытках ее найти. Она была самой опасной вещью на Земле.

Быстрыми движениями Дауд снял одежду и снова сел рядом с машиной. Он глубоко вздохнул, положил руку на гладкую поверхность капли и легонько нажал. После кратковременного сопротивления рука до локтя погрузилась внутрь, и он пошевелил ею в теплом веществе, которое казалось одновременно мокрым и сухим. Кожу руки слегка покалывало, а затем она онемела. Онемение поднялось до плеча и внезапно охватило все его тело. Пока он боролся с паникой и непреодолимым желанием вырваться из машины, онемение дошло до головы, и он рухнул на пол.

Они сказали Дауду, что он не будет видеть сны, но, так или иначе, он их видел. Ему снилась мама, которая умерла в результате теракта-самоубийства в Могадишо, когда ему было четыре года. Ему снились братья и сестры. Ему снились Отец и Дядя, которые потратили большую часть своей жизни на планирование этой операции, до конца не осознавая, что в один прекрасный день получат то, что на самом деле приведет к ее осуществлению.

Со временем дыхание Дауда замедлилось, а затем полностью остановилось. Сердцебиение утихло. Машина вырастила в его теле тонкие усики, передающие кислород в мозг. Его кожа загрубела, становясь жесткой и все более плотной до тех пор, пока его черты не исчезли. Два дня спустя он лежал в безликом черном коконе. Внутри кокона энергично работали крошечные машины, разбирающие его на микроскопические части. Пока ему снился рассказ Дяди о Европе и ее многолетней войне против людей, которые не были европейцами, его мозг плавал в густой смеси клеток и неистово работающих нанотехнологических штучек.

– Мечта гусеницы стать бабочкой столь же иллюзорна, – говорил ему Дядя, – что и память бабочки о пребывании в теле гусеницы.

Над его головой постепенно закрывалось отверстие во внешний мир.

Дауд открыл глаза, сделал глубокий вдох и, не двигаясь, подвел итоги. Он чувствовал себя тепло, комфортно, чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Ничего не болело. Он согнул пальцы рук и ног, и, кажется, все функционировало. В какой-то момент машина отпустила его руку.

Очень медленно и осторожно Дауд сел и испытал внезапную волну дезориентации. Ноги, попавшие в поле его зрения, были белыми как мука. Он пошевелил пальцами, и, казалось, он их контролирует, но это были не его пальцы. Он поднял руки и поднес их к глазам. Они были тонкими и белыми, с аккуратными розовыми ногтями. Он перевернул кисти рук и посмотрел на ладони.

– Они не признают нас, – говорил ему Дядя, – потому что мы другие. Мы не они. Мы не похожи на них. Они не обратят внимания на цвет нашей кожи, если у нас будет достаточно денег или то, чего они хотят, но мы всегда будем разными. Мы никогда не сможем пройти по их улицам без того, чтобы на нас кто-нибудь не набросился с кулаками или не взглянул с подозрением, что на нас надет пояс смертника.

– Это устройство – инфильтрационное оружие, – сказал Отец. – Полная маскировка для глубоко законспирированного агента. Мы считаем, что северные корейцы, возможно, намеревались использовать его, чтобы затопить Запад оперативниками – и действительно, если существует более одного прототипа, они, возможно, уже делают это. Для нас это дверь в Европу. Для тебя, для твоих братьев и сестер. Для наших людей.

Пошатываясь, Дауд встал (с его точки обзора все казалось на несколько сантиметров ниже) и осторожно, на чужих белых ногах подошел к рюкзаку. Он достал зеркальце, поднес его к лицу и увидел незнакомца. Голубоглазое лицо, обрамленное копной светлых волос. Он моргнул, и эти голубые глаза тоже моргнули. К этому нужно было как-то привыкать.

Машина неподвижно стояла посредине комнаты, теперь ее работа была выполнена. Он подумал, что она, вроде бы, стала меньше, но не мог знать это наверняка.

Дауд оделся. На мгновение, пока он завязывал шнурки кроссовок, его настолько заворожил вид собственных рук, что он забыл, что делает. «Я тот же человек, – сказал он себе. – Это лишь косметические изменения. Как после стрижки».

Но это было не как после стрижки. Если полученной им информации можно верить, то довольно значительная часть его генетического кода была переписана. Он больше не тот, кем был раньше.

– Если бы ты приблизился к границе в таком виде, как сейчас, – говорил Дядя, – тебя бы моментально развернули. Как и всех нас. Европейцы болтают о рабочих местах, экономическом давлении и росте населения, но правда в том, что мы им не нужны, потому что мы разные. Их вполне устраивало править нами на протяжении столетия или двух, но теперь, когда мы правим собой сами, они не хотят видеть нас на улицах своих городов.

Хотя отверстие в потолке закрылось, пока он спал, в одной из стен комнаты появилось другое. Оно было довольно высоким, и когда он присел, то смог в него втиснуться. Оно вело в узкий туннель, который постепенно поднимался и спустя несколько минут усилий заканчивался на склоне холма.

Дауд вышел из туннеля и увидел, что снаружи идет дождь. Шквалы сильного ветра мешали обозрению. Он посмотрел на часы и обнаружил, что с тех пор, как он положил руку на машину, прошло четыре месяца. Наступило другое время года. Он словно совершил путешествие во времени.

– Отправляйся в какую-нибудь европейскую глушь и создай условия для нас, – сказал ему Отец. – Когда ты пройдешь процедуру, мы отправим кого-нибудь другим путем, чтобы подготовить для тебя новые документы, удостоверяющие личность. Когда ты будешь готов, мы отправим других. По одному, два, три за раз. Если мы будем на них похожи, то сможем беспрепятственно между ними находиться. А если мы сможем между ними находиться, то сможем найти путь, ведущий к власти.

– Мы произведем изменения, – говорил Дядя. – Касательно народов Юга была допущена большая ошибка, и теперь народы Севера отгородились от нас стеной. Мы это исправим. Это может длиться поколение, а то и два или даже три. Но мы снова откроем границы, и наш народ будет свободен.

Дауд достал из рюкзака телефон, отправил Дяде сообщение, что все в порядке, изменения произошли, и под дождем начал спускаться по склону, чтобы найти себе работу в этом новом мире.