Андрей Анатольевич Посняков
Потом и кровью
Роман
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
© Андрей Посняков, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Глава 1
Лето 1575 г.
Ливония
С моря дул ветер. Скидывал с редких прохожих шляпы, срывал плащи, швырял в лица холодные дождевые капли. Сизые волны, словно живые хищные существа, вгрызались в причалы, истекая грязно-белой пеной и жадно шипя. Жалобно скрипя мачтами, покачивались стоявшие у причалов пузатые торговые корабли – когги.
На башнях Нарвского замка трепетали выцветшие за лето стяги. Стражники в железных касках, ежась от промозглого ветра, отворачивались от моря да бросали завистливые взгляды на портовые кабаки. В такую мерзопакостную погоду закатиться в таверну – милое дело! Опрокинуть кружку-другую пива, а лучше пунша, да обнять-облапать какую-нибудь пышнотелую гулящую молодку… Впрочем, некоторых все же больше привлекала церковь: забавные проповеди лютеранского пастора отца Амброзиуса Вейнера давно веселили как горожан, так и приезжих. Пастор Амброзиус отнюдь не стеснялся критиковать мирские власти за бюрократизм и косность, делая это искренне и от всей души.
Вечерело, и многие, махнув рукой на ветер и дождь, поспешали в небольшую каменную церквушку, расположившуюся невдалеке от ратушной площади. Именно там и читал свои проповеди достойнейший и славный пастор, именно там уже начинал распеваться хор мальчиков, дирижировал коим лично отец Амброзиус, и горожане с большим удовольствием слушали не только проповеди, но и псалмы.
Если б поспешающий в церковь прохожий свернул бы чуть раньше, то, пройдя с полсотни шагов по узенькой улочке Медников, очутился бы как раз напротив аптеки, принадлежавшей почтенному нарвскому бюргеру – герру Николаусу Фельде. Этой аптекой владел и ныне покойный батюшка герра Фельде, и его дед, и прадед. Старое, но любовно подновляемое каждый год здание лучилось седой стариной, еще помнившей славную эпоху крестовых походов. Обычный трехэтажный дом с узким фасадом и затейливой каменной кладкой украшала висевшая прямо над дверью вывеска с латинской надписью «Аптека» и изображение трех каких-то святых – за давностью лет никто уж и не помнил, каких именно, и даже сам герр Николаус этого не знал.
Достойнейший аптекарь был уже далеко не молод, сед, как лунь, что, впрочем, вовсе не мешало ему проворно двигаться и лично толочь в ступке лекарства. Однако же годы брали свое, и господин Фельде взял в помощники дальнего родственника – троюродного племянника, юркого подростка по имени Гейнц. Худой, узколицый, с карими хитроватыми глазами и копной спутанных темно-русых волос, Гейнц оказался неплохим помощником, правда, несколько ленивым, за что сам хозяин – добрейшей души человек – частенько его бивал. Вот и сейчас…
– Эй, Гейнц! Да где же ты, ленивый мальчишка? – убрав с прилавка микстуры, аптекарь подошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Именно там готовились все лекарства и хранились нужные для этого дела вещи: ступки, тигли, толстостенные стеклянные пузырьки и все такое прочее. Все шкафы были забиты сушеными травами, настойками, толчеными кореньями и разного рода лекарственными веществами типа высушенных жаб, топленого барсучьего жира и сулемы – ртутного препарата, предназначавшегося для лечения тех нехороших болезней, что иногда заводятся у склонных к продажной любви повес. В этом смысле аптека господина Фельде славилась далеко за пределами Нарвы. Многие покупали лекарства, многие вылечивались, ну, а тех, кто не вылечивался, прибирал к себе бог.
– Гейнц, чертов бродяга! Да ты отзовешься, наконец, или нет?
– Да, дядюшка Николаус? – лохматая голова ученика свесилась вниз, узкое личико быстренько приняло самый невинный и добропорядочный вид. – Я только что растолок в ступке сушеный корень аира, как вы велели.
– Я два дня назад велел его растолочь! – рассердился аптекарь. – А ты только что справился!
– Так не успел же, дядюшка, – мальчишка хлопнул глазами. – Вы ж сами меня посылали к господину шкиперу, а потом еще – и к стекольщику, и на рынок.
– Не успел он, – махнув рукой, герр Николаус уселся в старое протертое кресло и, поежившись, приказал Гейнцу затопить камин. Хворост, слава Господу, в аптеке имелся – ученик притащил вчера с рынка целую вязанку.
– Ох, и лето же нынче выдалось, прости, господи, – вытянув ноги, проворчал аптекарь. – Иная зима лучше, чем это лето. Все дожди, дожди, дожди…
– И не говорите, дядюшка… Так что, закрываемся?
Герр Фельде пригладил бородку ладонью и важно кивнул:
– А пожалуй, что и да. Все одно – никто в такую погоду не припрется.
– Но могут послать слуг, – растапливая камин, резонно возразил подросток.
– Пришлют – откроешь. – Аптекарь снова поежился и, заметив мелькнувшую за окном тень, приподнялся в кресле. – Похоже, ты оказался прав, бездельник. Кто-то действительно послал слугу.
– Может, еще и мимо…
Оба затихли, слушая, как стучат по крыльцу чьи-то шаги. Звякнул привязанный на дверном косяке колокольчик.
– Входите, входите! Не заперто.
По знаку хозяина Гейнц поспешно метнулся к дверям – встречать посетителя.
– Ах, милости просим, уважаемый господин! Очень, очень рады вас видеть. В нашей аптеке вы, несомненно, отыщете лекарства от любых болезней!
Посетитель принес с собой дождь. Крупные капли стекали с его длинного, вымокшего насквозь плаща и матросской кожаной шапки, надвинутой на самые глаза, падали на башмаки, застревали блестящими бусинками в темной кудлатой бороде. Собственно, одну эту бороду и было видно, да еще глаза – темные, глубоко посаженные, злые. Судя по одежде, это был не простой матрос, а тот, кто привык к беспрекословному подчинению – боцман, а то и шкипер. Даже, может быть, и сам капитан!
– Вы, верно, с того бременского судна…
– С того, – гулко перебил моряк. – Меня мучает лихорадка. Срочно нужно лекарство. Сказали, у вас можно найти.
– О, конечно же! – поднимаясь на ноги, герр Николаус радостно потер руки. – Какое угодно. Я бы посоветовал вам…
– Не надо советовать, – посетитель, похоже, был из тех, кто предпочитает не болтать, а действовать. – Несите, что есть. И не беспокойтесь – я заплачу щедро.
– Я лично подберу все для вас, уважаемый! – ступеньки узенькой лестницы заскрипели под ногами дядюшки Николауса Фельде. Гейнц же вновь занялся камином – так ведь еще и не разжег.
– Вы, что же, одни живете? – проводив глазами аптекаря, быстро поинтересовался моряк.
– Одни, – подросток обернулся… и не успел даже охнуть – кинжал моряка с силой вонзился ему в сердце. Паренек лишь округлил в изумлении глаза да тихо осел на пол, придерживаемый сильной рукой убийцы.
Управившись со слугой, злодей затаился у лестницы.
– Ну, вот и я! Ой…
Снова удар, столь же резкий, умелый, и еще один труп.
Вытерев кинжал об одежду только что убитого мальчишки, моряк – или кто он там был? – поспешно покинул аптеку, ничего с собою не взяв. Не прихватил ни лекарства, ни денег, даже не стал обыскивать дом. Просто пришел – и убил. Без всяких эмоций и лишних слов. Словно выполнил свою работу, честно и быстро. Выполнил – и ушел, растаял в дождливой дымке надвигавшейся ночи.
* * *Золотисто-зеленый ливонский флаг, тяжелый и мокрый, уныло повис над башней королевского замка Оберпален, называемого местными эстами Пылтсамаа. Уже третий день, почти не переставая, молотил дождь, нагоняя в сердца обывателей унылую скуку и хмарь. Дождь… Такое уж выдалось лето. Горожане развлекали себя как могли: богатых бюргеров не брезговал привечать сам король, люди попроще проводили время в тавернах или ходили друг к другу в гости. Впрочем, все уже всем надоели – Оберпален, хоть и столица, а все же невелик город, всего-то три тысячи населения. Правда, есть еще и соседние городки да замки – час-два пути, а то и меньше. Да только вот – дождь, в такую мерзкую погодку трястись в повозке или в седле кому охота?
– Эй, эй, осторожней там! – круглолицый толстяк, хозяин зеркальной мастерской герр Анджей Вандзее, искоса глянув в узенькое оконце, прикрикнул на подмастерьев. – Боже вас упаси хоть одно стеклышко разбить. До конца дней своих не расплатитесь!
Подмастерья – Яан и недавно нанятый Йорм – угрюмо засопели. Что и говорить, и покричать герр хозяин любил, и тумаков отвесить. Ладно бы за дело, а то ведь просто так! Ну вот зачем под руку-то орать? Вернее, под ногу? Ведь только что взяли ящик со стеклом, подняли, понесли… так Йорм от крика споткнулся! Хорошо еще, не упал, выправился, а ведь мог бы… Кто б тогда за стекло разбитое отвечал? Подмастерья?
Угрюмо сопя, парни все же отволокли тяжелый ящик в угол, поближе к тиглям и чану, в котором плавилась амальгама. Муторное это дело – наносить на стекло зеркальный слой, да и для здоровья вредное. Однако ж оплачиваемое, чего уж говорить, одно плоское зеркало как добрый конь стоило, и это еще не самого большого размера! Для богатых людей такие зеркала делали, для самого его величества короля Магнуса, для королевских фрейлин, для купцов богатейших. Не всякий барон, не говоря уже о рыцарях, мог себе зеркало стеклянное позволить!
– Пошевеливайтесь давайте уже! – подгонял зеркальщик, спешил. Дома у него, что здесь же, с мастерской рядом, уже собирались гости. Сам помощник ратмана обещался прийти – все ж таки дальний родич. Интересно, и в самом деле придет? Придет, придет, никуда не денется, зря, что ли, ему зеркало в золоченой раме подарено? Придет – так это честь великая! Все соседи позеленеют от зависти, а Йогашка Кунст, ювелир, так и вообще – зачахнет. Еще бы: к нему-то такие люди не ходят!
Почесав выбритый подбородок, герр Анджей приосанился. Думать о предстоящем визите столь важного лица было приятно. И еще приятнее – представлять реакцию соседей. Как они в окна выглядывают, недоверчиво щурятся, как ругаются от зависти, плюются даже! Эх, скорей бы…
Можно было, конечно, в мастерской еще с часик пообретаться. Присмотреть за всем приметливым хозяйским глазом. Проследить, чтоб эти бездельники молодые, Яан с Йормом, как следует все котлы вычистили. Чтоб на завтра работу приготовили… хотя нет – завтра ж воскресенье, работать грех, да и цеховой устав запрещает. Правда, сам король Магнус цеховые уставы не жалует и «деловую инициативу» поощряет. «Деловая инициатива» – это королевские слова, означают они вящее к работе усердие. Усердие не к простой работе, а к заведению разных мастерских, мануфактур, к торговлишке. Это, по словам славного Магнуса, первейшее для всей Ливонии дело! Повезло Ливонии с королем, грех жаловаться. Хоть и считается он вассалом московитского царя Иоганна, а все по-своему делает, как для торговли, для хозяйства всего наилучше.
– Ой ля-ля, ой ля-ля, нету лучше короля… – уходя из мастерской, вполголоса затянул Анджей. Ну, да, ушел сегодня пораньше, потому как – ратман! Хоть и рядом дом – вот он, – а на сердце все ж неспокойно. Как там подмастерья, управятся ли без хозяйского пригляду, не натворят ли дурных дел? Молодые еще, дурь в головах сидит. Глаз да глаз!
Ой ля-ля, ой ля-ля…
– Ну, слава богу, ушел! – облегченно переведя дух, один из пареньков, Йорм, уселся на старый бочонок. – Может, перекусим вначале, а, Яан? А уж потом все чаны вычистим.
– Нет, – Яан угрюмо покачал головою. – Сначала работа, потом еда. Да чаны остынут – чистить хуже. Давай-ка возьмемся, ага…
– Как скажешь, – пожав плечами, Йорм снял с полки щетку и тяжко вздохнул. Работы на вечер осталось много – с избытком. Почтеннейший мастер Анждей Вандзее своих подмастерьев в праздности не держал.
Яан и недавно нанятый Йорм были чем-то похожи – оба худые, щуплые, узколицые, у обоих волосы длинные, копной. Только у Яана потемней, у Йорма же – посветлее. И глаза у Яана светлые, и карие – у Йорма. А так похожи, словно родные братья, ага.
– Ох, и чан, – орудуя щеткой, пожаловался Йорм. – Ох, и грязный же.
– Чисти, чисти, – Яан оглянулся и хмыкнул. – Думаешь, у меня лучше? Ага!
Тут оба подростка вздрогнули. Кто-то стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел, вернее сказать – вошли. Трое мужчин, судя по всему – хозяин и слуги. Все трое в длинных мокрых плащах, в шапках матросских. На пол капли дождевые стекают – кап-кап…
– А где мастер ваш? – главный – осанистый, высокий, сильный – зыркнул вокруг темными цыганистыми глазами.
– Так он это… дома уже. Позвать?
– А вы, стало быть, вдвоем остались?
– Вдвоем, ага…
* * *Старый барон метался во сне. Хотя это вряд ли можно было бы назвать полноценным сном, скорее так, забытье, кошмары. Доблестный рыцарь Фридрих фон дер Гольц всегда надеялся встретить смерть в седле – от вражеского меча, копья или пули. В седле! Когда ветер в лицо, когда вокруг – удалая битва, и звон оружия, гром пушек, утробные звуки боевой трубы! Тогда и смерть красна, особенно если она – внезапна.
Ангелы-покровители берегли барона: дожив почти до старости – до пятидесяти с лишним лет – Фридрих выглядел довольно сносно и ничем серьезными никогда не болел, даже злодейка чума – черная смерть, совсем недавно выкосившая почти треть Ливонии – обошла его стороною.
Нынче же дела были откровенно плохи. Простудившись на охоте, фон дер Гольц, скорее всего, подхватил и еще какую-то заразную хворь, и за три дня превратился из цветущего моложавого мужчины в развалину. Светлые глаза славного рыцаря пожелтели, породистый, с едва заметной горбинкой, нос заострился, словно клюв хищной птицы, тонкие губы кривились от боли и немощи, мускулистые, привыкшие к мечу, руки бессильно свисали с ложа, а грудь сотрясал кашель.
Вызванный из Оберпалена лекарь ничего не мог поделать, как и местные деревенские знахари. Не помогали ни настойки, ни растирания, ни молитвы – ничего, даже паровая баня. Больному становилось все хуже, старый Фридрих просто таял на глазах и приходил в сознание все реже и реже.
У ложа его остались лишь двое верных слуг, юную же свою супругу Александру барон в минуты просветления приказал не впускать в опочивальню, опасаясь, что и она может подхватить заразу. Правда, лекарь сказал, что терзавшая рыцаря болезнь вовсе не чума… но кто знает, может, и она распространяется точно так же?
– Пить… – в очередной раз глаза фон дер Гольца открылись. – Пить… пить… Скажите жене… там… там шкатулка… Теперь – духовника! Живо!
– Да, но, господин…
– Я сказал – живо! Жи…
Взметнувшая было длань барона бессильно повисла, из горла хлынула кровь.
Опочивальня тут же заполнилась слугами. Впрочем, юная баронесса быстро прогнала всех! Очаровательная даже в черном траурном платье со спрятанными под вуалью темно-рыжими прядями, Александра фон дер Гольц быстро навела порядок и, поплакав о безвременно ушедшем супруге, лично занялась похоронами. Жемчужно-серые глаза юной баронессы холодно смотрели на слуг, приказы отличались законченностью и лаконичностью:
– Отправьте весть дочери Фридриха, всем его вассалам, королю. Подготовьте место в семейном склепе. Разменяйте два талера на мелкое серебро – для раздачи крестьянам.
– Вы хотели сказать – нищим, госпожа?
– Нет, именно крестьянам. Никаких нищих чтоб и близко здесь не было. Сами знаете, Фридрих их терпеть не мог. Исполняйте.
– Да, госпожа. Барон упоминал о какой-то шкатулке…
– Я знаю. Там завещание. Огласим на похоронах.
Все же она уважала барона. Но не любила, нет. Юная красавица и пятидесятилетний старик – какая уж тут любовь! Однако же в те времена так и было принято, выйти замуж по любви редко кому удавалось. Почти никогда. Не избежала общей участи и Александра фон дер Гольц, баронесса и хозяйка угодий и хуторов. Особа, находящаяся под особым покровительством королевской четы и… и – бывшая гулящая девка из Новгорода, Аграфена-Сашка. Эх, знал бы старый барон о ее бурном прошлом! Впрочем, что там барон, не прознали б его чертовы родичи! Впрочем, не должны бы прознать – не от кого! Славный король Магнус им вряд ли расскажет, тем более Сашка была абсолютно уверена в своих давних друзьях, с которыми промышляла еще в Новгороде в одной шайке. До тех самых пор, пока не познакомилась с королем…
* * *В Оберпаленском замке с утра топили камины. Помогало плохо – дожди шли давно, да и особого тепла этим летом так и не дождались, разве что в самом начале июня. Правда, еще оставалась надежда на конец августа и сентябрь – на золотую осень, на бабье лето, кому как нравится. Убрать урожай, посадить озимые, заготовить грибов и ягод. Ну, и охота – как же без этого?
Глянув через узкое – бойницей – окно на хмурое небо, король покачал головой. Неужто вот так вот дождить и будет? Что ж, для Ливонии сие не редкость: море-то рядом, да и вообще страна северная – не Италия, не Франция даже. Хотя по большому счету тепло, опять же из-за моря, но зимы – суровые, со снегом, с сугробами. Впрочем, и во Франции нынче зимы – с сугробами, и в Амстердаме замерзают каналы – народ на коньках катается. Потому как, по сравнению со средневековьем, похолодало. Малый ледниковый период.
Все это славный ливонский король прекрасно знал и в мировой истории разбирался неплохо, да и кое в чем еще. Ибо звали его вовсе не Магнус, а Леонид Федорович Арцыбашев. И родился он ни в каком не в шестнадцатом, а в конце двадцатого века. Бывший театральный режиссер, Леня перебрался из провинции в Москву и занялся антиквариатом. Очень даже удачно занялся, если не считать того, что, всерьез увлекшись подземельям Кремля, в один прекрасный день выбрался из подвала – в прошлое! Как раз в шестнадцатый век, в то самое время, когда гостил у государя Ивана Грозного датский принц Магнус… похожий на Леонида как две капли воды! Истинный Магнус тогда бросился в подвал и, верно, очутился в будущем. Увы, скорее всего – в психушке. У самого же Арцыбашева хватило ума выдать себя за принца. И получить благоволении Ивана Грозного. А кроме благоволения, еще и денег, и войско, и молодую жену – царевну Марию Старицкую, милую и дорогую Машу, с полгода назад подарившую Леониду-Магнусу сына Владимира, названного так в честь Машенькиного батюшки – князя Владимира Старицкого, казненного царем по злым наветам. Наветы, как сильно подозревал Леня, были не такими уж и напрасными – участвовал Владимир-князь в заговорах, участвовал, и не в одном, и не в двух даже. За что и поплатился, а с год назад едва не сгинули по злобной царской воле и сама Маша, и Магнус. Осерчал царь-батюшка, что уж поделать, тиран – он тиран и есть. Правда, нынче Иван Васильевич вновь выказывал королевской чете полное свое расположение – дела-то в Ливонии шли очень даже ничего, бил и поляков, и шведов, а Магнус, как ни крути, все же считался верным вассалом Ивана. Правда, не очень послушным и не таким уж и верным. Тем не менее для Ливонии поддержка Грозного царя значила пока очень многое, и Магнус старался сохранять статус-кво в общении с могущественным московским государем.
Ливонская война шла уже довольно вяло, Ревель по-прежнему находился под шведами, Рига же отдалась под власть польского короля, или лучше сказать – сейма, ибо нынче не стало в Речи Посполитой законно избранного монарха, такая вот вышла закавыка. Бывший ее государь, принц Генрих Анжуйский, сбежал, как только услыхал про освободившийся французский трон, и с тех пор вот уже год престол Речи Посполитой оставался вакантным, и кого только на него ни прочили, включая Ивана Грозного, шведского короля и австрийского кесаря Максимилиана! Кроме державных властителей имелись и кандидатуры рангом помельче – всякие там коронные гетманы или сандомирский воевода Ян Костка, прославившийся строительством польского флота и воинскими доблестями под испанским стягом.
Услыхав чьи-то легкие шаги, король обернулся. Задумчивое лицо его тотчас же озарилось самой сердечной улыбкой: еще бы, ведь в двери вошла королева Мария, любимая и родная Маша! Редкостная красавица, Мария сильно напоминала Леониду Алису из знаменитого фильма «Гостья из будущего». Арцыбашев так иногда и кликал супругу – «гостья из прошлого», Маша не обижалась, ибо кое-где уже побывала, сталкивалась с советской милицией и даже прокатилась на мотоцикле «Ява-250». Поневоле, так уж вышло. Синие лучистые глаза, темные волосы, тонкий стан, точеное личико и обаятельнейшая улыбка – все это делало юную королеву одной из первых красавиц Европы. Беременность, а затем и роды пошли ей на пользу: Мария зарумянилась, приобрела утонченную женскую томность, хотя до сих пор чем-то напоминала девочку-подростка. Так ведь ей не было еще и двадцати!
– Явились гонцы из замка, – усаживаясь на скамью у окна, тихо сообщила Маша. – Умер фон дер Гольц.
– Плохо, – ливонский властелин сумрачно покачал головой. – Впрочем, следовало ожидать. Пневмония без пенициллина – смерть верная. Однако же жаль, жаль… Что ж, пусть молодая вдова вступит в права наследства.
– Если вступит, – Мария нахмурилась и вытянула ноги. Темно-голубое фламандское платье с открытым декольте очень шло к ее глазам… да и вообще – ко всей фигурке.
– Красавица ты моя, – подойдя ближе, Магнус умильно посмотрел на жену и улыбнулся. – Вот, веришь, не наглядеться! А что до наследства… вряд ли родственники барона будут пытаться что-то оспорить. Они же знают, под чьим покровительством находится молодая вдова!
– Они-то, может, и знают, – с сожалением промолвила Маша. – Но мы-то с тобой совсем не знаем их. Тем более здесь, в Ливонии, так легко предать! Швеция, Польша, цесарские земли… Есть куда податься!
– И все же я уверен, Александра выиграет это дело в суде! – король упрямо сжал губы.
– Если дойдет до суда, – встав со скамьи, Мария подошла к окну и посмотрела во двор, на залитые дождем смородиновые кусты и клумбы. – Ах, вот бы назавтра – солнышко. Поехали б с тобой на прогулку. Володеньку б на двор вынесли, вот бы и порадовался солнышку-то!
– Как он сейчас?
– Спит у кормилицы. Во сне улыбается, хитро так… как ты.
– Да я-то вовсе не хитро!
– Хитро, хитро! – Маша засмеялась. Но смех ее, похожий на звон серебряных колокольчиков, вдруг резко оборвался. Подойдя к мужу, она прижалась к нему, погладила по плечу:
– Знаешь, милый, я все думаю об Иване. Темно как-то там все, странно и страшно. Кто что говорит, слухи разные ходят. И Вася, братец, что-то весточку не шлет.
«Об Иване» – это о сыне Ивана Васильевича, царевиче Иване Молодом, вести о кончине которого уже достигли Ливонии… опередив фактическое время смерти царевича года на три. Арцыбашев знал настоящую дату, но тут вот Иван как-то раньше погиб. Бывшие в Нарве проездом любекские купцы, возвращающиеся из Московии, говорили, будто бы царевича убил сам царь, ударив в голову посохом в припадке гнева. То ли обвинил в заговоре, то ли – из-за жены. Говорят, будто как-то утром Иоанн Васильевич увидел беременную жену царевича в неподобающем виде: пояс у нее не был завязан, а ходить нараспашку замужней женщине не пристало. Разгневанный царь ударил якобы невестку, от чего та упала, а ночью случился выкидыш. Тут уж царевич Иван ворвался в палаты и стал укорять отца, за это и получил в висок посохом. Сию версию, впрочем, королева Маша высмеяла сразу: мол, покои царевича – не проходной двор, а уж на женской половине даже царю не так-то просто очутиться.
Также еще говорили, будто царевич умер сам, то ли внезапно, то ли от какой-то давней болезни – бог весть. Как бы то ни было, сие важное известие в Ливонии уже успели обсудить, сделать предположения и выводы. Засим пока что и успокоились – до получения более подробных и правдивых вестей. Когда только они будут? Магнус задумался и вздохнул.
Кто-то осторожно постучал в двери. Верный мажордом Петер, кому ж еще!
– К вам господин Труайя, ваше величество.
За прошедшие пару лет парнишка сильно вытянулся и раздался в плечах, уже не мальчик – юноша, молодой человек, набивший руку в дворцовых делах.
– Пусть войдет, – милостиво разрешил повелитель.
Анри Труайя, липовый француз с круглым русским лицом и вьющейся шевелюрой, когда-то обучал Магнуса фехтованию, нынче же занимал пост начальника королевской полиции, разведки и всех тайных дел.
Войдя, сановник отвесил официальный поклон и тут же перешел к делу, как всегда – срочному.
– Про кончину барона Фридриха фон дер Гольца вы, конечно же, уже знаете.
– Знаем! – разом кивнули юная королева и король.
– Так я не о нем, есть еще сводка преступлений, нынче уж очень странных. Читать?
– Читай, – Магнус уселся в кресло и кивнул на стоящий напротив стул: – Садись, Анри. В ногах правды нет.
– Вчера, около четырех часов вечера, в мастерской зеркальщика Анджея Вандзее убиты два подмастерья, Яан и Йорм, – усевшись, буднично доложил Труайя. – Зарезаны кинжалами. Очень ловко – прямо под сердце. В мастерской ничего не взято.
– Убили… молодых парней, детей почти что, – Магнус с сожалением покачал головой. – Жалко! Только еще жить начали. Найти супостата! Судить и казнить.