Это – быть слепым к недостаткам мятежников, томиться мучительно, всем естеством, преодолев противоположности детства. Это стремительность, неистовый энтузиазм, немедленно потопленный в потоке самоуничижения. Это жестокое осознание собственной самонадеянности…
Это унижение с каждой обмолвкой, бессонные ночи, проведенные за подготовкой к завтрашнему разговору, и самобичевание за разговор вчерашний… склоненная голова, сжатая между ладоней… это «боже мой, боже мой»… (конечно, со строчной буквы, потому что бога нет).
Это охлаждение чувств, испытываемых к своей семье и ко всем кумирам детства… Это ложь… И возмущение, а затем ненависть…
Это рождение цинизма, испытание каждой мысли, и слова, и поступка. («Ах, быть совершенно, предельно откровенной!») Это горькое, безжалостное исследование мотивов…
Это открытие того, что катализатор… [Запись обрывается.]
19/8/1948
То, что некогда казалось сокрушающим грузом, внезапно поменяло положение и, благодаря удивительному тактическому маневру, метнулось мне под бегущие ноги, превратившись в засасывающую воронку, которая увлекает, истощает меня. Как бы я хотела капитулировать! Как просто было бы убедить себя в благовидности жизни моих родителей! Если бы на протяжении целого года я наблюдала только своих родителей и их друзей, сдалась ли бы я – капитулировала? Требует ли мой «интеллект» частого омоложения у источников неудовлетворенности другого и чахнет ли он без этого? Смогу ли я исполнить свой обет? Ведь иногда мне кажется, что я ступаю по льду, колеблюсь – порой я даже допускаю мысль о том, что во время учебы в колледже буду жить дома.
Думать я могу только о матери, о том, как она красива, какая у нее гладкая кожа, как она меня любит. Как она сотрясалась от плача в тот день (ей не хотелось, чтобы ее услышал папа в соседней комнате), и звук каждой придушенной волны рыданий был как огромный акт икоты – какая трусость, что люди вовлекаются, точнее, безучастно, по обычаю позволяют себя вовлечь в стерильные отношения – как убога, тосклива, несчастна их жизнь —
Как же я могу ранить ее еще больше, учитывая то, что она уже измучена, и то, что она никогда не сопротивляется?
Как мне помочь самой себе, ожесточить себя?
1/9/1948
Что означает фраза «в дымину»?
Гора, пущенная из пращи.
Как можно скорее прочесть «Дуинские элегии» [Рильке] в переводе [Стивена] Спендера.
Вновь погружаюсь в Жида – какая ясность и точность! Поистине, несравненна тут сама личность автора – вся его проза кажется незначительной, тогда как «Волшебная гора» [Манна] – это книга на всю жизнь.
Я знаю наверное! «Волшебная гора» – прекраснейший роман из всех, что я читала. Сладость повторного, но оттого не менее значительного знакомства с произведением, доставляемое им мирное, созерцательное наслаждение невозможно ни с чем сравнить. Однако для эмоционального воздействия как такового, для ощущения физического удовольствия, осознания учащенного дыхания и стремительности растрачиваемых жизней, спешки, спешки, для знания жизни – нет, не то – для знания того, как быть живым, я бы выбрала «Жана-Кристофа» [Ромена Роллана]. Но «Жана-Кристофа» можно прочитать только раз.
…Когда меня не станет, пусть воскликнут:
«Грехи его ужасны, но книги не умрут».
Хилэр Беллок
Всю вторую половину дня погружена в Жида и слушаю запись [моцартовского] «Дон Жуана» (оркестр под руководством [дирижера Фрица] Буша [Глиндебурнский фестиваль]). Некоторые арии (такая душераздирающая сладость!) я слушала снова и снова («Mi tradi quell’ alma ingrata»[4 - «Мне изменяешь ты, душа неблагодарная» (um.).] и «Fuggi, crudele, fuggi»[5 - «Беги, беги, жестокосердный» (um.).]). Какой решительной и безмятежной могла бы я быть, если бы они всегда звучали у меня в ушах!
Впустую провела вечер в компании Ната [Натан Сонтаг, отчим СС]. Он дал мне урок вождения и сводил в кино, где я притворилась, что мне нравится цветная мелодрама.
Перечитав последнюю фразу, я решила ее вычеркнуть. Да нет, пусть остается. Бесполезно ограничиваться положительными переживаниями. (Их и так немного!) Позвольте мне вносить сюда и тошнотворный будничный мусор, так чтобы не быть к себе снисходительной и не компрометировать собственное завтра.
2/9/1948
Спор с Милдред закончился слезами [Милдред Сонтаг, урожденная Якобсон, мать СС] (черт побери!). Она сказала: «Ты должна быть очень довольна тем, что я вышла за Ната. Ты бы никогда не поехала в Чикаго, уверяю тебя! Ты представить себе не можешь, насколько мне не нравится ситуация, но я чувствую, что обязана тебе потакать».
Может быть, мне следует радоваться!!!
10/9/1948
[Написано, с указанием даты, на внутренней обложке принадлежавшего СС второго тома «Дневников» Андре Жида]
Дочитала в 2:30 утра того же дня, как купила книгу.
Мне следовало читать эту вещь гораздо медленнее; следует по многу раз перечитывать его «Дневники» – Жид и я достигли достигли такого полного интеллектуального единения, что я испытываю родовые схватки при каждой мысли, которую он порождает! Поэтому не следует говорить: «Ах, как восхитительно и прозрачно!» Но: «Стоп! Я не могу думать так быстро! Или, вернее, я не могу взрослеть с такой скоростью!»
Ведь я не только читаю эту книгу, но и создаю ее сама, и этот неповторимый, великий опыт очищает голову от бесплодной сумятицы, забивавшей ее все последние, ужасные месяцы —
19/12/1948
Сколько же предстоит прочесть книг, пьес и рассказов – вот далеко неполный список:
«Фальшивомонетчики» – Жид
«Имморалист»
«Приключения Лафкадио»
«Коридон» – Жид
«Деготь» – Шервуд Андерсон
«Остров внутри» – Людвиг Левинсон
«Святилище» – Уильям Фолкнер
«Эстер Уотерс» – Джордж Мур
«Дневник писателя» – Достоевский
«Наоборот» – Гюисманс
«Ученик» – Поль Бурже
«Санин» – Михаил Арцыбашев
«Джонни взял винтовку» – Далтон Трамбо
«Сага о Форсайтах» – Голсуорси
«Эгоист» – Джордж Мередит
«Диана Кроссвей»
«Испытание Джорджа Феверела»
стихотворения Данте, Ариосто, Тассо, Тибулла, Гейне, Пушкина, Рембо, Верлена, Аполлинера
