Говоря так, она словно забыла, что вся их экспедиция началась потому, что именно кровь ее дочери может спасти весь мир от последствий Вспышки. Да и то, что она отравила народ на острове (пусть и не насмерть!), было не особенно демократично.
– Будем голосовать поднятием руки. Голосуем по одному разу.
Айзек посмотрел на Садину.
– Прости! – только и смог он сказать.
2Садина
Временами Садина радовалась тому, что мама отправилась в путешествие вместе с ней, но сейчас радости она не испытывала. Почему они не могли обсудить все заранее и спокойно, без спешки, выслушать все мнения? Почему мама всегда затевает шумные публичные действа? С шумом и гамом, с вовлечением массы людей? Как в случае с отравлением в амфитеатре! Садина никогда бы не стала собирать в одном месте всех жителей города, чтобы отравить их, а потом скрыться тайно под тем предлогом, что их якобы похитили.
Если нельзя было сказать правду, то, по крайней мере, можно было бы сесть на корабль тайком, ночью, и оставить записку с изложением их действительных намерений. Зачем скрываться и врать, если поиски лекарства от Вспышки – дело нужное и даже благородное? Ну и что, что кто-нибудь из членов Конгресса стал бы возражать? Это же обычное дело! Логика и здравый смысл – вот чего Садине не хватало в том, как вела дело ее мама. Они ведь вполне могли сейчас лечь спать, а утром, на свежую голову, все обсудить и решить.
Увы, мама никогда не прислушивалась к Садине. Здравый смысл и логика – не для нее!
Но и Садина была не в состоянии контролировать то, что происходило, как ничего не могла сделать по поводу своей избранности, своей особенной крови. Могла лишь надеяться, что ее друзья выберут оптимальный вариант – каким бы тот ни был. Летти и Тимон считали Клеттер носителем зла, сразу убив ее. Они могли убить и Айзека и остальных, кроме Садины. Но ведь не убили! А может быть, они каким-то образом сотрудничают с Остатками нации? Никого не убивают, хотя имеют для этого все возможности. Садина вновь и вновь возвращалась к этим мыслям – настолько поразило ее то, как быстро и решительно была убита Клеттер. Убита потому, что Вилла была воплощением зла.
– Голосуй так, как стану голосовать я, – шепнула Садина на ухо Триш.
– Куда бы тебя ни бросила судьба, я иду за тобой!
Триш сжала ладонь Садины так, что у той побелели пальцы.
– Где бы ты ни была, я всегда рядом! – проговорила она в ответ.
Мама Садины откашлялась.
– Давайте голосовать так, как это принято, – проговорила она. – То есть никаких споров, никаких раздоров. Решение принимается большинством голосов, и точка. Понятно?
Все кивнули и промолчали.
Садина не могла сказать, кем в этот момент была ее мама – мамой или сенатором. Играя любую из этих двух своих ролей, миз Коуэн могла принять безапелляционный тон, отвергая любые возражения. А что, если большинство окажется неправым?
– Поднимите руки те, кто хотел бы остаться здесь! – произнесла миз Коуэн.
Мгновенно, словно невидимой нитью она была привязана к летящей по небосклону звезде, взлетела рука старины Фрайпана, а вслед – рука Джеки. Но, увы, за то, чтобы остаться, проголосовали только они, и сенатор, кивнув каждому из них, сказала:
– Ваши голоса учтены.
Фрайпан и Джеки опустили руки.
– Поднимите руки те, кто за возвращение домой, – продолжила миз Коуэн.
Единственным, поднявшим руку, был Доминик. Опустив ее, он хмуро посмотрел на Джеки, как будто, если бы она проголосовала так, как и он, это что-нибудь решило. Садина взглянула на Айзека. Ей думалось, что он-то точно захочет домой, на остров. Все последние дни он только и говорил о том, чтобы устроить собственную кузницу, рыбачить на мысе и болтать с первой жительницей, рожденной уже на острове, седовласой мисс Арианой.
Садина все поняла и кивнула: Айзек будет голосовать так, как проголосует она. И она была ему благодарна. Но почему она так нервничает? Садина вздохнула так глубоко, что заболели косточки шейного отдела позвоночника. Ей с трудом верилось, что старина Фрайпан собирался навсегда остаться в этих местах. Здесь же невозможно жить! Ночью она постоянно просыпалась – слишком жестким было их каменное ложе. Триш соорудила Садине матрас из травы, но толку от него было немного. Да и вряд ли самые мягкие травяные матрасы могли бы удержать Садину в этой неприветливой местности. Даже деревянная палуба и матросские койки в кубрике корабля, на котором они сюда прибыли, выглядели уютнее в сравнении с тем, что у них было сейчас.
– Следующий вариант, – произнесла миз Коуэн, вновь откашлявшись, словно хотела, чтобы ее голос звучал как можно более официально. – Поднимите руки те, кто хотел бы отправиться на Аляску.
Садина наблюдала, как Минхо, Оранж и Рокси один за другим уверенно подняли руки. Присутствие Минхо и Оранж внушало уверенность в любых обстоятельствах – какими бы незнакомыми и опасными они ни были. Да и сама Садина не могла отделаться от ощущения, что Аляска была именно тем местом, где ей надлежало быть. Летти и Тимон могли чего-то не знать, но они были уверены, что Вилла не способна им помочь – по крайней мере, так, как это планировала Клеттер. Да и не исключено, что Клеттер врала! Садина крепче ухватилась за руку Триш и посмотрела ей в глаза. Они подняли руки одновременно. Что бы в их жизни ни происходило, они всегда будут рядом. Даже если Садина будет в своих решениях не права.
Айзек сидел не двигаясь, и Садина недоумевала: он что, забыл про голосование?
– Все, кто предпочел бы отправиться на Виллу, поднимите руки! – объявила миз Коуэн последний вариант, и Садина увидела, как вместе с ее мамой поднял руку Айзек, а еще и Миоко. Как могут ее лучший друг и ее собственная мать считать, что им лучше знать, как следует поступить с ее, Садининой, ДНК? Вероятно, Клеттер хорошенько запугала их, убедив покинуть остров. Но как могли они забыть, что та же самая Клеттер убила всю свою команду, целых восемь человек? А что, если эта Клеттер – просто искусный манипулятор? Вдруг убитая ею восьмерка – это ученые? Как много еще предстоит узнать! Пожалуй, лучший для этого способ – отправиться на Аляску и встретиться с Божеством. Боги не лгут!
Садина освободилась от руки Триш.
– Вы что, действительно хотите на Виллу? А вы забыли, что во всем, что произошло, виноваты прежде всего, именно ученые?
Садина чувствовала, как ярость вскипает в ней жарким варевом.
– Вы все забыли? Забыли вирус, который вырвался после Вспышки? Коалицию? ПОРОК, Лабиринт, испытания? И теперь вы голосуете за то, чтобы отдать себя в лапы этих уродов, которые ни в чем с тех пор не изменились?
Садина поверить не могла, что она – единственная из всех – помнит про то, в чем проштрафились перед человечеством ученые. Айзек и миз Коуэн опустили руки, но сидели молча.
Но какое право они имеют молчать? Голова Садины распухла от множества вопросов, которые не давали ей спать по ночам. Допустим: а что, если ученые захотят заразить Садину и всех островитян каким-нибудь новым вирусом, а потом отправят назад, чтобы от них этот вирус перешел на всех жителей острова, включая бедную мисс Ариану? Вдруг они совсем не озабочены тем, чтобы вылечить человечество? Или что им просто нужны новые подопытные для их экспериментов и испытания никогда не прекратятся? Кому в этой ситуации можно верить? Вот что волновало Садину и мешало ей уснуть.
– Ну что ж, – наконец сказала миз Коуэн, хотя и без всякого энтузиазма, – решено. Двигаемся на Аляску.
– А может, мы еще раз проголосуем по поводу двух вариантов, которые набрали большинство голосов? – предложил Доминик, но миз Коуэн отрицательно покачала головой:
– У нас тут не чемпионат по плаванию. Есть правила. Победило большинство, и мы все отправляемся на Аляску.
Несмотря на то что именно голос Садины стал решающим и сторонники путешествия на север победили, ей было не по себе: по сути, она и ее сторонники предали и Айзека, и Джеки, и Миоко.
Старина Фрайпан между тем вытащил из своего рюкзака Книгу Ньюта и углубился в чтение. Джеки сидела, глядя на огонь, а Айзек с Рокси заканчивали убирать и мыть посуду. И только Минхо выглядел озабоченным под грузом лежащей на нем ответственности – это ведь ему предстоит вести их по маршруту.
– Ну что ж, – сказал он наконец. – Аляска так Аляска.
Взяв небольшую охапку веток, он сунул ее в костер, и огонь, казалось, одобрительно затрещал.
– С тобой все хорошо? – спросила Садину Триш.
– Да, – ответила та, даже не задумавшись.
– Правду говоришь?
Садина нахмурилась. Триш знала ее лучше, чем кто-нибудь еще.
– Мне почему-то кажется, – сказала Садина, – что это последний вечер, когда мы вместе, и на Аляску отправятся далеко не все.
Она ждала, что Триш изобразит на своем лице выражение, которое всегда там появлялось, когда Садина излишне драматизировала события, но, как ни странно, Триш лишь согласно кивнула.
– Я тебя понимаю, – сказала она. – У меня такое же ощущение.
3Александра
В гордом одиночестве она стояла на балконе, с восторгом и удивлением взирая на то, чего страшно давно не было на северном небе – мощного сияния Авроры Гиперборейской. Нет, молочно-зеленые тона никогда не покидали ночного неба, погружая город в некое подобие тумана. Но сегодня небо расцвело всеми цветами радуги. Впервые за много лет по небу заструились ленты ярко-голубого, оранжевого и алого сияния. Глубокий пурпур сливался с розовым, а поверх их союза скользили огненные всполохи, обещая в ближайшем будущем явление чего-то нового и необычного. Произойдет ли это? Да, самое тому время!
Аляска готова к Эволюции.
Готова и Александра.
Вот он, момент истинного совершенства! В небесах танцевал огонь, много веков назад названный именем Авроры, римской богини рассвета, и Борея, греческого бога северных ветров. Стояла полночь, но для Александры это было утро нового дня. Первого дня Эволюции. Глубоко вздохнув и ощутив легкими всю ледяную свежесть воздуха Аляски, Александра представила, сколь ошеломлены, вероятно, были ее жители, когда в первый раз увидели сияние ночного северного неба. Александра же располагала двумя сокровищами – временем и истиной. В отличие от древних, ей не нужно было изобретать волшебные сказки о Богах и небесных колесницах. Нет! Народам, населяющим Аляску, она скажет правду. Богам не было места на небесах. Единственные Боги, которые были нужны жителям Земли, на Земле и жили. Ученые. Знатоки. А также те, кто владел абсолютным знанием мира – те, кто был подобен ей, Александре.
Александре достаточно было бросить беглый взгляд на торжество бушующих на ночном небосклоне красок, чтобы считать с него огромный объем информации – так уж был устроен ее совершенный интеллект. То, что происходило, было событием в истинном смысле этого слова. Солнечные ветры дули с неистовой силой. Выбросы коронарного вещества, независимые от уровня интенсивности вспышек, отправляли в глубины внешнего космоса мириады заряженных частиц, навстречу магнитным полям планет и прочих звезд. Долетая до земной атмосферы, эти частицы вступали в вихревой танец с молекулами кислорода, создавая занавеси пульсирующего света. Там, где магнитное поле Земли было перенасыщено азотом, по небу неслись ярко-голубые волны, водород же порождал волны пурпурные.
Видеть это великолепие и не понимать его сути – грех…
Да, именно так! Грех!
Александра отметила мощную изумрудную полосу, пронзившую ночное небо и затмившую собой прочие цвета. Да, и она – совсем скоро – станет главным голосом Божественного Триединства. Именно ей, изумруду в ожерелье Триединства, надлежит нести самый яркий свет. Как бы ей хотелось, чтобы Николас и Михаил видели этот триумф света на ночном небе Аляски! Ее, Александры, триумф!
В каком-то смысле Николас был способен увидеть эту красоту и мощь. Александра повернулась и, отбросив шторы на балконной двери, открыла северному сиянию вид на отрезанную голову Николаса, запечатанную в стеклянном кубе. Веки у него были удалены, и выкаченные глаза напомнили Александре о выражении лица Николаса, когда тот читал чужие мысли. Вглядевшись в цвет лица Николаса и багровые лохмотья кожи там, где голова когда-то соединялась с телом, Александра почувствовала, как желудок ее скрутило. Да, Маннусу пришлось приложить немало сил, чтобы рассечь все эти мышцы, сухожилия и кости!
Александра усмехнулась тому, как легко, оказывается, разрушить главный основополагающий религиозный принцип – принцип триединства Божества: раз, и готово – триединства нет, а Божество осталось. Николас, любитель религиозной схоластики, оценил бы шутку.
Александра установила стеклянный куб на стол. Не исключено, что вскоре отыщется и тело Николаса; хотя, зная его привычку к дальним путешествиям и долгим отлучкам, вряд ли кто-то спохватится в ближайшие недели. Скучать по нему вряд ли кто будет! Как и сама Александра, которой, признаться, надоело то, что Николас постоянно копался в ее мыслях. Теперь, после того, как он умер, она не только могла свободно реализовать свои планы. Свободен от его вмешательства стал и ее ум! И все-таки полностью освободиться от власти Николаса она сможет лишь тогда, когда похоронит наконец его голову, уже тронутую разложением. Хотя пока придется ее придержать – для Михаила. Голова Николаса будет для того знаком и напоминанием о том, что главная теперь – она, Александра!
Триединство Божества разрушено. Отныне в мире будет править одно, единое Божество – Она! Богиня Нового Рассвета.
Яркие разноцветные жилы света пронзили ночное небо, гораздо более яркие, чем то, что можно было наблюдать все последнее время. Александра взглянула вниз, на площадь под балконом. Там, сгрудившись, стояли в своих желто-горчичного цвета грязных балахонах Пилигримы, явившиеся поглазеть на ночное небо. Люди тянули худые от недоедания руки вверх, словно желали дотянуться до всполохов северного сияния. В глазах их отражалась надежда. И она, Богиня Романов, оправдает эту надежду.
Раздался сильный стук в дверь, и в ушах у нее зазвенело. Тряхнув головой, чтобы избавиться от этого звука, она быстро накинула на куб с головой Николаса кусок лежащего на столе полотна.
– Кто там? – спросила Александра.
Резко распахнув дверь, в комнату почти вбежал Флинт. В глазах его застыл восторг. Он тяжело дышал, словно покорил крутую длинную лестницу, и едва не пал замертво. Нет, во времена Лабиринта Флинт вряд ли бы выжил. Кстати, а не отправить ли дурня туда на пару-тройку недель, чтобы проверить его стойкость?
– Ну и что случилось? – спросила Александра. – Ты сейчас задохнешься и рухнешь замертво. Что, в городе пожар?
– Огни! Небесные огни! – воскликнул Флинт и показал на ночное небо.
Как будто у Александры нет собственных глаз!
– Ну так и что же? – произнесла она. – Да, огни вернулись.
Александра подвинула укрытый полотном куб с головой Николаса поближе к балкону. Пусть посмотрит, как она изменит мир! Она усмехнулась. Сколько раз Николас просил ее потерпеть! Умолял не торопить событий!
– Эти огни – признаки начинающейся Эволюции, Флинт! Все эволюционирует! И это только первые шаги!
– Люди на улицах кричат! Говорят, нужны жертвы!
– Не будь идиотом! – повысила голос Александра.
– Боюсь, опять кого-нибудь выпотрошат!
Флинт стоял в дверях, не решаясь ни войти, ни выйти, – именно так он и жил: балансируя на границе веры и страха. Но у Александры времени балансировать не было. После нескольких лет задержки Эволюция наконец грянула.
– Пусть Николас успокоит людей… – начал было Флинт.
– Я сама их успокою, – оборвала Флинта Александра. – Скажи Пилигримам, что их Богиня завтра обратится к ним. Но если они нынче вечером совершат жертвоприношение и кого-то выпотрошат, то виновные в этом будут сами принесены в жертву. Скажешь?
Флинт кивнул. Флинт поклонился. Флинт вышел.
Александра стащила покрывало с ящика, из которого невидящими глазами смотрел Николас, и повернула его лицом к северному сиянию.
– Посмотри. Нравится?
Глава вторая. У костра
1Садина
Садина проснулась, разбуженная предутренней стужей. Она попыталась поудобнее устроиться на сделанном Триш травяном матрасе, но ничего у нее не вышло. Никогда прежде родственные отношения, которые связывали ее с Соней, не становились для Садины проблемой. Скорее, это было приятно – на острове ей выказывали восхищение, предлагали помощь и защиту. Но на континенте все было наоборот.
С тех пор, как они уплыли с острова, Садина остро чувствовала свою уязвимость; она боялась – вдруг жизнь ее прервется до того, как она узнает, каким образом ее ДНК и ДНК ее семьи способно помочь человечеству. К тому же, если бы у нее были братья и сестры, то унаследованные ею качества были бы распределены между ее родственниками, и тогда она не ощущала бы такого груза ответственности. Но, увы, как и ее родители, Садина была единственным ребенком в семье.
Стараясь не производить лишнего шума, она осторожно встала со своего неуютного ложа и подошла к костру. Мама, Джеки, Триш, Минхо – все спали. Минхо дрых, так и не сняв башмаков – у этих Сирот-солдат странные привычки!
Скрестив ноги, Садина устроилась у огня и, глядя на умирающие языки пламени, принялась растирать виски. Слева, в кустах, раздался шорох, и она, вздрогнув от неожиданности, стала всматриваться в темноту, после чего, оглянувшись на спящих, принялась шарить сбоку от себя, надеясь нащупать что-нибудь, что могло бы послужить в качестве оружия. Ладонь ее наткнулась на увесистый камень. Между тем шорох в кустах стал отчетливее и ближе. Что это? Животное? Но, если так, насколько большое? Минхо рассказывал о том, как они охотились на разных животных в тех местах, откуда он явился – такого размера зверей у них на острове не было. Кое-что рассказывал и Айзек – скажем, о том, сколько сил нужно, чтобы убить полушиза. Садина не была уверена, что способна прикончить кого-то размерами больше паука – просто в том никогда не было необходимости! А что, если ей сейчас придется лишить жизни существо, размерами примерно с нее? Шум между тем приближался. Она посмотрела на башмаки лежащего поодаль Минхо и подумала: может быть, умнее всего бросить камень в Сироту? Пусть уж он проснется и сам разбирается с источником шороха! У него есть ружье, ножи, а, если будет совсем плохо, он сможет воспользоваться этими древними штуками, которые разносят все вокруг, если из узкой горловинки у них вытащить тоненькую проволоку. Темная высокая тень вышла из тени деревьев, и Садина замерла. В одно мгновение ее расширившиеся от ужаса глаза вобрали максимальное количество деталей, хотя в свете костра был виден только силуэт человеческого существа, держащего в руке нечто длинное. Оружие? Наверняка. Сердце Садины бешено колотилось, со страшной скоростью гоняя по венам ее драгоценную кровь. Скованная ужасом, она сидела, не шевелясь.
– Не обращай на меня внимания! – раздались слова, и тень сделала шаг по направлению к Садине. – Мне нужно было отлить и подбросить веток в костер.
Да это старина Фрайпан! Она узнала его физиономию еще до того, как ее уставший мозг опознал голос старика.
– О господи! Как ты меня испугал!
Она отбросила камень в сторону.
– Прости! – отозвался Фрайпан. – Я не хотел. А что ты не спишь?
– Не могу. Разнервничалась по поводу Аляски.
– А ты представь, как нервничаю я!
Фрайпан разломал принесенный из темноты сук на две половинки и положил на огонь. Дерево тут же занялось пламенем, разбрасывая по сторонам искры.
– Прости! – отозвалась Садина, не зная, что еще сказать старику. – Я хорошо знаю все истории про Глэйдеров, но, по правде говоря, они всегда казались мне скорее главами из учебника, чем рассказами о том, что, реально, было, пока я не увидела первого шиза.
– Шизы! – ухмыльнулся Фрайпан. – Не о шизах нужно беспокоиться, а о других людях… Их следует опасаться.
Садина подтянула колени к груди.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хотел сказать, ну, как бы выразиться…
Фрайпан подтянул к огню большое полено и сел, слегка, в раздумье, раскачиваясь.
– Остров, – сказал наконец он, – был совершенно безопасным местом. Что-то вроде рая, много-много лет. Рожденные там наслаждались миром и покоем, и никто из них не знал о том, что за пределами этого рая полным-полно зла. Зло в этом мире было, есть и всегда будет. Оно – во внешнем мире, не на острове, и это хорошо, но я имею в виду…
– Ты говоришь о людях с Виллы?
– Я не знаю, – сказал, помолчав, Фрайпан, – не знаю, хорошие или плохие люди живут на Вилле. Единственное, что мне известно, так это то, что нас они не знают так же хорошо, как мы знаем друг друга. И мы не в курсе относительно тех мотиваций, которыми они руководствуются.
Голос Фрайпана окреп, несмотря на то, что он продолжал шептать.
– Или мотиваций, которыми руководствуется Божество.
– Но если они действительно хотят вылечить Землю от последствий Вспышки, то это же хорошо, верно?
– Ава Пейдж тоже хотела вылечить Землю! – Старик покачал головой, в его глазах стояла горечь разочарования.
– Все люди желают друг другу добра, как мне кажется. То есть мотивация у всех хорошая. А вот методы могут оказаться плохими. Или сама мотивация изменится…
Садина посмотрела на звезды, пытаясь отыскать самую большую. Теперь, после разговора с Фрайпаном, ей уж точно не уснуть. А что, если у Божества действительно отличная мотивация, а планы – ужасные? То же самое случилось с ее матерью: у той были самые добрые намерения, но с помощью этого дурацкого голосования (демократия – это идиотизм!) отношения в группе пришли в полный раздрай.
– У всех людей есть те или иные мотивации. И когда ты с кем-нибудь встречаешься, постарайся эти их мотивации понять. Если сможешь, конечно, – произнес Фрайпан и, сунув в огонь очередной сучок, продолжил:
– Шизы меня больше не пугают, поскольку они неспособны выйти за пределы первичных, самых примитивных желаний. А вот люди… люди умеют друг другом манипулировать. Они мотивированы желанием власти, алчностью, другими мотивами, которые не свойственны ни тебе, ни мне…
Как бы Садина хотела жить в черно-белом мире, где всем ясно, что есть хорошо и что – плохо. И как плохо жить в серой зоне, где живут люди, подобные Аве Пейдж!
– Ты думаешь, я поступила глупо, когда проголосовала в пользу Аляски? – спросила она.
– Нет! – ответил Фрайпан, но сделал это слишком быстро, чтобы ему можно было бы поверить.
– Наверное, я была слишком наивной, чтобы доверять похитившим меня людям, а?
Задав этот вопрос, Садина понадеялась на то, что старина Фрайпан даст более правдивый ответ, хотя и понимала, что более нелепый вопрос вряд ли вообще возможен.
– Не могу тебе сказать, кому можно доверять, а кому нет, – сказал Фрайпан так, как когда-то говорила бабушка Садины, Соня – так же веско и так же медленно. У этих стариков особая манера говорить; произнесенные ими слова гораздо более увесисты, чем те же самые слова, но в устах молодежи, и именно за счет стоящего за их речами жизненного опыта – вот что делает их весомыми и убедительными.
Как бы Садина хотела, чтобы хоть малая толика мудрости, коей была наделена Соня, досталась и ей, но, увы, бабушка умерла много лет назад.
– И все-таки…
Садина смотрела на огонь.
– И все-таки как ты узнаешь, кому можно верить, а кому нет?
Старина Фрайпан сунул в огонь очередную ветку, словно давал понять: будь терпеливой, и ответ придет сам собой. После этого он выпрямился и произнес:
– Прежде всего верь себе и своему сердцу.
– То есть никому другому верить нельзя?
– Не торопись с выводами! – медленно проговорил старик. – Верь себе, и уже потом – тому, кто доверяет тебе.
Он поворошил палкой огонь, и взметнувшиеся искры огоньками отразились в его мудрых глазах.
– Единственная ошибка, которую ты можешь допустить, – это поверить тому, кто недостоин доверия.
2Минхо
У Сироты нет родителей.
У Сироты нет ни братьев, ни сестер.
У Сироты нет друзей… Есть только враги.
Минхо вскочил и схватился за нож. И только тогда, когда он вытянул остро отточенное лезвие из ножен, он понял, что разбудили его не враги – его спутники готовили завтрак. Старина Фрайпан ломал ветки и бросал их в костер, Рокси нарезала коренья, Доминик мурлыкал под нос какую-то песню. Минхо, ни на кого не глядя, не спеша убрал нож. За оружие он схватился по привычке – пребывая поутру в зыбком пространстве между сном и бодрствованием, он не сразу был способен определить, где он и с кем, и ему чудилось, что он все еще Сирота, готовый стрелять, резать, наученный выживать. Не исключено, что его спутники знали о его боевых рефлексах, а потому никто не отваживался спать рядом с его ложем. Иногда, правда, его охватывал по-настоящему глубокий сон, и тогда он забывал о своей былой принадлежности к Остаткам нации, но чем дальше он уходил от своего прежнего житейского опыта, тем сильнее реальность била по его нервам, когда он просыпался.