А завтра снова окинет ошеломленную женщину презрительным взглядом.
Пусть думает, что это ей приснилось.
Не подумайте только, что демонический мужчина молодой, пламенный брюнет в красном галстуке. В том-то и диковина, что является он иногда в самом неожиданном облике. Демонический мужчина вполне может быть каким-нибудь захудалым учителем чистописания с протертыми локтями и мочальной бороденкой.
Двое самых ярких демонических мужчин, встреченных мною на моем жизненном пути, обладали тоже самой неподходящей для такого содержимого внешностью.
Один из них был почтенным пожилым врачом, известным общественным деятелем, с бородой, растущей из-под самых глаз, кривоносый, кривоногий, мухрастый. Губил женщин, словно орехи щелкал, и главным образом в Сибири, где жил до моего знакомства с ним. Самое потрясающее из его демонических приключений помню до сих пор.
– «Она» была знаменитая на всю Сибирь красавица. Жила с мужем архимиллионером у себя на приисках, верстах в двухстах от нашего города. Все, конечно, от нее без ума, один я не обращаю никакого внимания. Ну, она, конечно, злилась и бесилась:
– Кто этот гордый человек? Клянусь, что он будет у моих ног.
Все волнуются, удивляются, а я только саркастически улыбаюсь.
Довел ее до белого каления. Иногда говорю где-нибудь на земском собрании, знаю, что она в толпе, и нарочно откину голову и выпрямляю фигуру. Говорю я, между прочим, без лишней скромности, великолепно. В то время как раз пришлось неоднократно выступать по поводу пристройки флигеля к городской больнице. И нужно правду сказать, хорошо говорил. Владел словом, как рапирой. Все, конечно, вышло по-моему, увеличили ассигновку, городской голова при всех жал руку, ну, конечно, все это окончательно ее раскалило. А я только саркастически улыбаюсь.
И вот, можете себе представить, как-то поздно вечером я собирался на заседание, вдруг подкатывает великолепная тройка. А на дворе мороз, метель, вьюга. Что такое? Дверь распахивается, и входит «она».
– Не ожидали?
– Почему же… очень рад. Очевидно, хвораете, хе-хе!
– Давайте шампанского и коньяку.
Я совершенно спокойно приказываю прислуге подать требуемое.
Хлопнула залпом четыре бокала.
– Я прямо с приисков.
– Снимите, – говорю, – шубу.
– Снять? Извольте – ха-ха-ха!
Распахивает ротонду и, можете себе представить, оказывается совершенно обнаженной…
– Да что вы, – удивляюсь я. – Как же она в сибирский мороз двести верст голая проехала?
– Да! И заметьте – без кучера. Сама правила бешеной тройкой скакунов. Спустила с плеч ротонду и правила. Совсем безумная! Я слегка усмехнулся и закурил папиросу.
– Ага, говорит, побледнели, прекрасный Иосиф!
Я равнодушно закурил вторую папироску. Прищуриваю глаза.
– У вас, – говорю, – левый бицепс неправильно развит. Вы не пробовали делать упражнения с гирями? Можно взять для начала легкие…
Она как вскочит.
– Н-негодяй! Я вас ненавижу.
Вскочила на свою тройку и ударила по коням.
А я пошел на заседание.
Вхожу, оглядываю публику.
«Она»! Сидит в первом ряду, бледная как смерть и прекрасная как демон.
– Как? – в ужасе спрашиваю я. – Голая?
– Право, не обратил внимания. Может быть, где-нибудь по дороге достала платье. Я закурил папиросу и спокойно посмотрел ей прямо в лицо.
– А скажите, доктор, она вам все-таки нравилась?
– Как вам сказать… Она была дивно хороша, но меня тогда так захлестнула волна общественной деятельности…
– Это насчет флигеля?
– Н-да, и многое другое. Надо было разоблачить одного взяточника, и вообще… А «ей» я сказал: «Вы хотели покорить доктора Свистова, но вы его не покорили – ха-ха!» Закурил папироску и вышел. Она покушалась несколько раз на самоубийство. Муж архимиллионер обезумел, прислал за мной тройку роскошных лошадей – «умоляю на коленях: спасите Олю». А я в ответ: «Посылаю с моим фельдшером пургатив и инструкции». Ха-ха! Закурил и вышел.
– Доктор! Вы демон!
– Гм… гм… А вместе с тем держу себя так просто…
* * *
Вторая демоническая встреча – совсем старый, совсем лысый старичок, отставной профессор чего-то вполне прозаического, вроде патологической анатомии. Тот все скакал на неоседланной лошади.
– Профессор, милый, где же вы достаете в Петербурге таких неоседланных-то?
– Я летом уезжаю и вот там под Харьковом, прямо из табунов. Вскочу и так на одних шенкелях верст шестьдесят.
– А пенсне не валится?
– Пенсне не нужно, я дальнозорок. Неоседланная лошадь мчится так быстро, что то, что еле намечается вдали, через секунду уже со свистом пролетает мимо.
– И дома свистят?
Кроме неоседланных лошадей, рассказ о которых поражал неотразимо женское воображение, были в его обиходе еще графини. Не русские, а больше все испанские. Графини вели себя в стиле сибирской красавицы доктора Свистова. Пили шампанское, ходили голые, бросали к ногам профессора миллионы и титулы, одна даже умчала его в своей карете с гербами.
– Профессор, милый, ведь вас, наверное, растрясло, когда она вас мчала-то? Какая бессовестная. И чего им вообще от вас нужно?
– Их злит мое равнодушие. Они не могут допустить мысли, чтобы человек, который скачет на неоседланной лошади, лазает по горам, как альпийский штейгер, и боксирует, как негр, мог так равнодушно проходить мимо прелестных женщин. Причем мое эстетическое развитие им тоже известно. Многие видели, как я рыдал перед Сикстинской мадонной. Я для них загадка, которую им не суждено разгадать.
Маленький, лысенький, морщенный. Щурится, жмурится.
– До свиданья, профессор, заходите ко мне.
