Тминовый Рассвет
– Заберите ваш кафтан, князь, – произнес отец, его голос дрожал.
– Оставьте. Это подарок, – ответил князь и развернул коня, чтобы ускакать прочь.
Князь уходит, сдерживая какие бы то ни было чувства. В его движениях заметна решимость, словно он принял окончательное решение, не оставив даже малейших сомнений. Я остаюсь в объятиях отца, плача и дрожа от холода, который пронизывает меня до костей. Мой взгляд падает на сугробы снега вокруг, и на небо, окрашенное в оттенки розового и фиолетового от уходящего солнца.
В толпе замечаю Всеволода. Его лицо перекошено от злобы и отвращения, будто он видит что-то неприемлемое. Взгляд его прикован к кафтану, который я надела. Его внешность выражает сдержанное негодование. Он не понимает моих действий, но при этом не может оторваться от зрелища.
– Так вот как ты решаешь проблемы… – раздаются слова Всеволода, пронизанные яростью и ревностью.
Его лицо, обычно спокойное и благородное, теперь искажено гневом и отчаянием. Словно стихия, вырывающаяся на свободу из темных глубин его души.
– Почему, Зоряна? – его голос дрожит от злости и обиды, когда он подходит ко мне.
В его словах звучит искреннее непонимание и смятение. Всеволод стремится понять мои действия, но в его глазах мелькают мучительные чувства, открывающие его глубочайшие страхи и сомнения.
Я смотрю в его глаза, и внутри меня кипят разные чувства – грусть, страх.
– Почему, Зоряна? Почему ты отвергла меня? – спрашивает Всеволод. Его голос пронизан злобой и обидой.
Я судорожно ищу ответ. Мои глаза полны смятения и страха.
– Я не знаю, – бормочу я, чувствуя, как слабеют мои колени под напором его вопросов. – Я не могу объяснить… Я просто не могу.
Взгляд Всеволода становится еще более пронзительным. Его лицо выражает неподдельное разочарование и боль.
– Ты должна знать, что твоё решение причинило мне много боли, – говорит он тихо, но с неподдельной горечью в голосе. – Я думал, что мы… что у нас есть…
– Я знаю, – отвечаю я, чувствуя себя виноватой и бессильной. – Я просто… не знала, что делать. Я испугалась.
Его глаза остаются неподвижными.
– Ты должна была позволить мне помочь тебе, – произносит он тихо, но решительно. – Я всегда буду здесь для тебя, Зоряна. Но ты должна доверять мне.
Всеволод смотрит на меня. Его взгляд наполнен обидой. Я чувствую, как его глаза пронзают меня, пока он ищет ответы на свои вопросы.
– Ты заслуживаешь лучшего, – шепчу я, чувствуя себя виноватой за всё произошедшее.
Но прежде чем Всеволод успел ответить, в наш диалог вмешивается отец. Он подходит к нам с мрачным выражением лица, которое говорит о его беспокойстве.
– Теперь ничего не изменить, – говорит отец. Его голос звучит сдержанно. – Идем, дочка.
Пройдя через порог, ощущаю, как тепло дома медленно возвращает жизнь в холодное тело. Отец молча закрывает за нами дверь, и в комнате звучит лишь тихий треск дров в печи. Матушка садится на скамейку и сжимает в руках вышитую рубашку. Её глаза отражают страх и беспомощность перед неизвестностью, которая ожидает нас завтра. Рядом с ней на полу лежит рябина – символ моей несостоявшейся свадьбы. Её ягоды, красные как кровь, напоминают о неизбежности изменений, которые наступят в нашей жизни. Судьба, как ветер, переворачивает страницы, и мы лишь плывём по её течению.
Отец молчит, смотря в огонь печи в поисках ответов на вопросы, которые даже не осмелился задать вслух. Я чувствую его беспокойство, но в его глазах также мелькает решимость, готовность защищать свою семью любой ценой. Тяжёлый вздох матушки прерывает молчание, и она встаёт, подходя ко мне. Рука её ласкает мои волосы, словно она хочет вложить всю свою любовь и защиту в этот жест.
– Моя милая девочка, что же ты наделала…
Я молча киваю, стараясь подавить слёзы. Завтрашний день будет испытанием, которое придётся принять.
Отец вступает в разговор, прерывая мучительное молчание, которое окутало нас.
– Мы справимся, Зоряна. Ты не одна. Мы будем рядом с тобой в этот трудный час.
Слова отца становятся для меня опорой, на которую можно опереться в этот трудный момент. Однако, несмотря на всю силу семейных уз, внутри меня остаётся невыразимая тяжесть предстоящего расставания с жизнью.
– Где мои сёстры? Как они справляются с этим?
Матушка смотрит на меня с печалью в глазах, её руки нежно обнимают мои плечи.
– Они уснули, Зоряна. Слишком сильно плакали, даже не поев. Сердце разрывается от боли за них. Надеюсь, что они хотя бы немного забудут об этом во сне.
Моё сердце сжимается от боли за моих сестёр. Они также чувствуют тяжесть этого момента, и мы все находим свои способы справиться с бременем, которое на нас ложится. В этом мире темно и мы, как семья, стараемся поддерживать друг друга. Но даже в объятиях родных, каждая из нас остаётся одна перед своими страхами и сомнениями.
Я нахожу уютное место на печи, где тепло и уютно. Мне любезно уступают место, и заботливые руки мамы помогают мне переодеться в сухую одежду. В моём сердце всё ещё горит огонь страха, но рядом с семьёй это пламя становится тёплым и успокаивающим.
Братишка лежит рядом. Его маленькое тело ещё не осознало тяжесть происходящего. Он много спал из-за лёгкой болезни, и сейчас ему легче, чем нам. Обнимаю его нежно, пытаясь передать хоть частичку своей любви.
С мокрыми волосами я закрываю глаза. Сон медленно обволакивает меня, и я засыпаю, обнявшись с братом, в надежде на какую-то утешительную обитель в мире снов.
Но меня вновь охватывает ужас…
Чёрная тень, подобная вихрю зла, тянет меня в Черну. Моё сердце замирает от страха, а крик застревает в горле, даже не решаясь покинуть мои губы.
Я пытаюсь вырваться из его объятий, но чем сильнее я борюсь, тем сильнее он становится. Холод сковывает тело. Вихрь зла обволакивает меня, и я ощущаю, что теряю связь с миром живых.
В слабом свете свечи я вижу лица своих близких, беспомощно смотрящих на меня издалека. Их руки протянуты в мою сторону, но они бессильны помочь. Чёрная тень поглощает меня, и я продолжаю кричать, стараясь донести свой стон до тех, кто может услышать меня в мире яви. Сознание медленно тает, а кошмар поглощает полностью, оставляя лишь мерцающий след света в пустоте. Тени зла обвивают меня, как холодные пальцы, лишая тепла и света.
В этом кошмаре я ощущаю, как кто-то невидимый наблюдает за моим страданием. Силы, превосходящие мою волю, тянут меня глубже в бесконечный водоворот. Мой крик становится всё слабее. И вдруг, словно молния, появляется свет. Разрывая тьму, ослепительные лучи пронзают Черну. Я ощущаю, как что-то начинает рвать тёмные путы, разгоняя кошмар.
Тени отступают, и я вижу его облик.
Его глаза сверкают мудростью, а руки тянутся ко мне, давая надежду. Это древнее существо противостоит злу и страданию, даруя свет и защиту в этом мире кошмара.
Слышу слова, вырывающиеся из темноты.
– Жизнь пребывает там, где свет.
Я продолжаю взирать в ночной мрак.
Сердце бьётся так быстро, что я почти физически ощущаю его стуки в ушах. Попытки освободиться от этого кошмара оказываются тщетными. Я пытаюсь проснуться, впадая в панику, но сила, окутывающая мои сны, держит меня в своих объятиях. Тьма тянется, словно рука, захватывающая меня в свою бескрайнюю бездну.
– Скажи, кто ты! – кричу я.
Внезапная вспышка освещает тёмную пустоту моего сна, и я обнаруживаю себя, лежащую на снегу. Вокруг меня разбросаны красные яблоки, словно капли крови на белоснежном одеяле зимней стужи. Кажется, что я замерла в вечном сне, вечно погружённая в этот холод. Моё тело покрыто ярко-красным кафтаном, который выделяется на фоне белого снега. И всё вокруг пропитано тишиной. Я осознаю, что эта картина – моя смерть. В этот момент понимание того, что я уже не часть этого мира, обрушивается на меня с полной силой.
Как я умерла?
Почему мой путь привёл меня к этому страшному концу?
Вопросы роятся в моей душе, но ответы ускользают, растворяясь в бескрайней пустоте вокруг.
«Прощай Зоряна!» – шепчет тихий голос. – «Она была дочь ветра и хлада зимнего, нежная, как цветущая лоза весеннего вечера. Её глаза сверкали, как звёзды на ночном небе. Она была таинственной, как лунная ночь, и сильной, как поток дикого ручья.
Зоряна, дарованная нам временем, как капля росы на утренней траве, оставила свой след в сердцах тех, кто её знал. Ветры расскажут о её лёгкости и нежности. Леса шепнут о её таинственной привлекательности, а реки будут нести в своих водах отражение её красоты.
Пусть она станет частью вечной весны, звёздного света, того, что вечно и неизменно».
Глава 3. Прощание
Покрывающая боль окутывает меня, как холодный туман, проникающий в каждую часть моего тела. Я чувствую, как она тянется по коже, заставляя каждый нерв напрячься в агонии. Сердце стучит в груди неистово, словно забыв о правильном ритме, и каждый удар кажется ответом на те кошмары, что плетутся в моих снах.
Вихрь кружится в моей голове, как шторм, разбрасывая мысли во все стороны. Попытки вспомнить детали этого кошмара наталкиваются на стену непонимания, словно загадка, на которую невозможно найти ответ.
Тень. Смерть. Красные яблоки.
Эти слова кружатся вокруг меня, как призраки, окутывая мое сознание темной пеленой неведения. Воспоминания плывут перед глазами, и я пытаюсь их схватить, но они ускользают, как дым от угольного огня, оставляя лишь слабый отпечаток в душе.
Вокруг меня царит молчание, такое глубокое, что кажется, будто весь мир замер в ожидании чего-то неопределенного. Только мерцающий свет свечи распространяет тусклый свет в комнате, создавая таинственные тени на стенах. Скрип дверей, хруст снега за окном, шуршание ткани на моем одеянии – все эти звуки становятся голосами в моей голове, напоминая о вечной суете мира.
Брат спит, не подозревая об ужасах, что постигли меня в темноте. Рассветные лучи проникают сквозь окно, но боль не утихает. Тень все еще держит меня в своем хладнокровном объятии.
Поднимаюсь с постели, ощущая болезненность в теле. Взгляд теряется в окне, где первые лучи солнца освещают древесину дома. Сердце все еще бьется грубо, но я знаю – придется пройти через эту боль, чтобы вновь встретить свет дня.
Тщательно спускаюсь с высокой печи, ощущая, как холодный воздух встречает влажные от пота волосы. В комнате витает запах тепла и древесины. Поднимаюсь на ноги и иду к окну. За ним открывается зимнее утро во всей своей красе. Морозный рисунок украшает стекло, словно ледяные цветы, расцветающие в холодной тишине. Солнечные лучи проникают сквозь леденцовую сетку, придавая окружающему миру особенную магию.
Останавливаюсь у окна, медленно вдыхая свежий, пронизывающий воздух.
– Милада! – Напуганный голос Веселины раздается в тишине.
Сердце моё замерло на мгновение. Спешу в сторону звука. Волнение и страх теснят моё сердце. Матушка и отец, услышав крик, тоже выходят, и в их глазах читается беспокойство.
Сердце моё колотится, как крылья раненой птицы, когда я бегу к двери, ведущей в нашу комнату с сёстрами. Внезапный крик Веселины встревожил меня, и я чувствую, что что-то не так.
Я дёргаю за дверную ручку, но дверь оказывается запертой.
– Открой, Веселина, что случилось? – кричу я сквозь деревянную заглушку, но в ответ слышу только её рыдания.
Беспокойство нарастает внутри меня. Не могу вынести эту неизвестность. Отец приближается ко мне, и вместе мы начинаем взламывать дверь. Деревянные панели сдаются под напором нашего отчаяния. Дверь распахивается, и перед нами открывается комната в полумраке. Мы видим фигуру, окутанную тьмой, и напряжение в воздухе становится практически ощутимым.
Весь мир вокруг меня кажется разрушенным, когда я вижу Веселину, сидящую на полу всю в слезах. Мои глаза мгновенно застывают, а сердце бешено колотится, будто тысячи палок бьются о мою грудь. Я подхожу к сестре и обнимаю ее, чувствуя ее тело, трясущееся от слез и страха.
– Где Милада? – восклицает отец. Его голос сотрясён горем и тревогой.
Веселина, крепко держа меня, указывает на открытое окно. Её голос дрожит, когда она говорит:
– Она говорила, что скоро вернется. Кто-то позвал её. Я проснулась, а её всё ещё нет.
Паника охватывает меня, как тёмный вихрь, затягивающий в бездну неизвестности.
– Милада! – кричу я, надеясь, что эхо её имени разорвет этот кошмар. Но в ответ лишь мертвенная тишина, и я осознаю, что что-то ужасное произошло.
Холод морозного утра проникает в мои кости.
Отец выглядывает в окно и кричит:
– Вижу её следы!
Страх мгновенно сжимает моё сердце, словно холодная ледяная рука.
Он вырывается из комнаты, а я, не давая себе времени на раздумья, бегу за ним. Волнение и тревога наполняют воздух. Отец поворачивается ко мне. Его глаза полны страха, когда он говорит:
– Останься дома. Ты нужна матери.
Он читает на моем лице решимость, когда я отвечаю:
– Отец, я не могу остаться в стороне. Я чувствую, что должна помочь! – Киваю в сторону следов, таящихся в снегу.
Он смотрит на меня, но, наконец, кивает.
– Хорошо, Зоряна. Помоги мне найти её. Но будь осторожна, – предупреждает отец.
Мы оба быстро накидываем на себя тёплые кафтаны, не обращая внимания на ледяной ветер. Я вставляю босые ноги в валенки и чувствую холод древесного пола даже сквозь них.
– Готова, – говорю, встречая взгляд отца.
Он кивает, и мы выбегаем во двор.
Холодный воздух обжигает мои щеки, а метель вихрем взлетает перед нами. Отец оглядывает меня с некоторым сомнением, но мои решительные глаза говорят ему, что я пойду до конца.
– Зоряна, ты слишком хрупка, – говорит отец, смотря на меня с тревогой.
– Но я не могу сидеть сложа руки, когда Милада может быть в беде. Я хочу помочь, – отвечаю настойчиво.
Отец молча смотрит мне в глаза, затем кивает, признавая правоту моих слов. Мы бросаемся вперед, покидая беззащитный порог дома и вступая в вихрь зимнего леса.
Валенки глубоко впиваются в снег, когда мы следуем за следами Милады. Я чувствую мёрзлый воздух, мерцание снежных кристаллов в лучах света, и слышу шёпот природы вокруг. Отец и я идём по узкой тропинке, которую оставили ноги сестры. Снег хрустит под нашими шагами, а морозное дыхание образует облака перед лицом.
– Милада! – Отец кричит её имя, надеясь, что она нас слышит.
Наши голоса уносятся в тишину, но нигде нет ответа. Тропа, по которой мы идём, кажется бескрайней. Деревья, облокотившись друг на друга, образуют сводчатый потолок, сквозь который едва пробивается бледное зимнее солнце. Тени, брошенные этими стволами, словно играют с нами. Под ногами лежит пушистый слой снега. Метель вихрем обрушивает свои белые крылья на ветви деревьев. Духи зимы призывают нас глубже. С каждым шагом лес становится всё мрачнее и таинственнее. Вдали слышны воющие ветры. Кажется, что лес пробуждается к жизни и следит за нами своими холодными глазами.
Мы продолжаем движение.
Отец, увидев мою решимость, молчит. Наши глаза ищут сестру за каждой веткой, в каждой тени, в каждом дыхании холодного утра. Но ответа от неё нет, и чем глубже мы проникаем в лес, тем тише становится его сердцебиение, словно всё замирает в предвкушении. Отец останавливается на тропе. Следы его дочери ведут дальше в холодные объятия тёмного зимнего леса. Он опускает голову, рассматривая каждый отпечаток её ног в снегу. Следы кажутся хрупкими и одинокими на фоне бескрайних деревьев, словно метки, оставленные потерянной душой.
– Она была здесь не одна, – шепчет папенька.
– Что это значит? – спрашиваю я.
– Это значит, что кто-то преследовал её или просто шёл рядом, вступая ногами в оставленные ею следы, – отвечает отец. Его голос звучит напряженно.
– Куда она могла пойти? – Слезы душат.
Он поднимает взгляд, и в его глазах отражается беспокойство и отчаяние. Молча смотрю на него, чувствуя, как холод веет от леса, когда ветры несут свои безмолвные вести.
Вокруг наступает тишина, но не та, которую приносит природа. Это тишина, полная ужаса.
– Милада! – кричит отец. Его голос звучит глухо в этой леденящей тишине.
Сердце стучит громко в груди, как бы повторяя каждый шаг, каждый вдох. Но впереди только бескрайний лес.
– Мы должны идти дальше, – произношу я на фоне леденящего ветра.
Идём вглубь леса, где тени деревьев становятся всё более густыми, а свет солнца еле проникает сквозь заснеженные ветви. Мои руки замёрзли, а лицо ощущает жгучий мороз. В каждом шорохе, в каждом воющем ветре я чувствую, как страх и ужас усиливаются. Духи леса решительно ведут нас в неизвестность.
Отец идёт рядом со мной, его глаза полны тревоги. Мы продолжаем двигаться, надеясь найти сестру, вглядываясь в каждое дерево, словно в них спрятаны ответы на наши вопросы. Но лес молчит, подчёркивая наше одиночество.
Зачем Милада ушла в лес рано утром? Мучающие вопросы кружат в моей голове, как зловещие птицы, несущие весточку страха. Босиком, в одной лишь сорочке – без тёплой одежды. Мои мысли путаются в попытках понять, что могло побудить её на такой безрассудный поступок.
Может быть, страх перед тем, что грозит нам всем, подействовал на неё особенно сильно? Ведь слова князя о жертвоприношении могли вызвать в её душе тёмные волны тревоги. Возможно, она решила испытать свою судьбу, искала какой-то выход, не ведая, что это может обернуться ещё более мрачным развитием событий.
Милада всегда была свободна душой, полной смелости и решимости. Может быть, в этот раз она поступила слишком бесстрашно. Она могла решить, что ей нечего терять, и отправилась в этот мрак в поисках какого-то ответа или спасения. Но что именно толкнуло её на этот шаг – загадка, которую я пока не в силах разгадать.
Отец резко останавливается, его тяжёлое дыхание нарушает тишину зимнего леса. Я, потерявшись в своих размышлениях, врезаюсь в его спину. Чувствую, как его тело содрагается, а из его груди вырывается тихий, дрожащий шёпот:
– Миладушка… доченька…
Страх и неопределённость клубятся в воздухе. Я осторожно обхожу отца, приготовившись к моменту, который я уже предвижу. Мой взгляд скользит вперёд, и в тот же миг моё сердце замирает.
– Милада…
Я прошептала её имя, надеясь, что если повторю его достаточно много раз, это всё изменит.
Впереди возвышается дерево. На кривых ветвях, раскинувшись в холодном объятии зимнего ветра, висит тело моей сестры. Каким-то чудом удерживается оно всего лишь тонкой лентой. Ранее она ярко украшала её волосы.
Под тяжестью мгновенной боли моё сердце замирает. Я не могу оторвать взгляд от этой картины ужаса, от тела той, кто была моей сестрой, подругой, частью моей собственной души. Белый снег вокруг подчёркивает жуткую яркость её силуэта.
– Милада…
Я прошептала её имя, надеясь, что этот кошмар закончится, что она снова заговорит, улыбнётся и скажет, что всё было всего лишь сном. Но на дрожащих ветвях отражается только холодное молчание, и моё сердце разрывается на части под взглядом неумолимой реальности.
В моей душе вспыхивает буря чувств – от бессильной ярости до боли, которую не в силах описать ни одно слово. Каждая часть моей души разрывается.
Падаю на колени перед висящим телом, покрытым инеем и холодным мраком. Руки слабо поднимаются, как если бы они могли прикоснуться к её лицу и вернуть её ко мне. Но правда пронзает меня, как острие холодного клинка, и я понимаю, что Милада больше не вернется.
– Почему? Зачем? – шепчу я, но слова теряют свой смысл в мертвенной тишине леса.
В глазах отца горит боль. Он смотрит на Миладу, мёртвое тело которой покачивается на ветвях дерева, и его душа разрывается на части.
Руки отца дрожат, когда он подходит к телу сестры. Он пытается прикоснуться к ней, вернуть её обратно в мир живых. Глаза его полны бессильной ярости и глубокой, непоправимой потери. Боль заставляет его склониться перед жестокой судьбой, которая лишила его не только дочери, но и смысла в жизни.
Слова теряют свой смысл в этот момент. Его стон переходит в нечленораздельный шёпот молитвы, будто он пытается уговорить высшие силы вернуть ему дочь. Молчание леса лишь усиливает его отчаяние. В глазах отца отражается пустота, будто его душа ушла вместе с Миладой. Это мгновение становится вечностью.
Отец медленно поднимает взгляд. Его глаза полные слёз смотрят в небо, словно там он ищет ответы на вопросы, которые мучают его душу.
– Почему? – едва слышно вырывается у отца из груди. В этом вопросе звучит всё бессилие перед несправедливостью смерти.
Он касается лица Милады, будто ждёт, что она вот-вот приоткроет глаза и всё это окажется лишь страшным сном.
– Она не ушла сама! Её кто-то звал! Кто-то убил мою дочь! – Отец кричит слова, сотрясаясь от печали и ненависти к неизвестному врагу.
Я пытаюсь удержать папеньку, обнимая его плечи.
– Кто-то позвал её… Кто-то убил мою Миладу… – Его слова обрываются, задыхаясь от боли и горя.
Я стараюсь удержать его, обняв сильнее, но мои слёзы сливаются с его. Тяну отца от тела сестры. Мы падаем на снег. Он согнут от горя. Его стоны звучат как мольбы к небесам. Густые снежинки падают сверху, словно слёзы небес. Снег холодный, но в данном моменте его леденящая стужа кажется мне несущественной по сравнению с тем, что мы потеряли.
– Доченька… доченька…
Я обнимаю его, пытаясь поддержать, но внутри меня гремит гроза боли и бессилия.
– Мы вернёмся домой, папенька. Мы не оставим её здесь, – прошептала я, смывая слёзы с лица.
Мы встаём вместе, как сломанные куклы.
Холод леса окутывает меня, когда руки отца, дрожащие от страха и горя, поднимаются к телу Милады. Взгляд его затуманен слезами, а пальцы неспешно срезают ленту, которая удерживает тело сестры на ветвях. Звуки резкого срыва ткани смешиваются с рыданиями, и я чувствую, как тяжесть опускается на наши сердца. Тело Милады медленно склоняется в объятия отца, как лепесток красного мака, падающий вниз.
– Моя доченька… – шепчет отец, обнимая её тело, как будто его объятия могут вернуть жизнь.
Я стою рядом, оцепенев от боли. Страх, который сжимает моё сердце, делает невыносимым каждый вдох. Снег скрипит под нашими ногами.
Мы вернёмся в деревню с облаком горя, которое теперь вечно останется с нами.
Отец вносит тело Милады в избу, – в этот уютный уголок, где раньше звучали смех и радость. Мама замечает её первой. Она подходит и, взглянув на дочь, сначала улыбается, думая, что Милада просто спит. Но у нас в глазах тяжёлая тень горя. Мама приближается, и её улыбка медленно исчезает. Она становится бледной, как зимний снег. Я вижу, как её руки начинают дрожать, когда она поднимает руку, чтобы разбудить дочь. Но Милада уже не проснется.
– Милада? – шепчет мама, надеясь на чудо.
Я стою рядом. Сердце сжимается от боли. Наблюдаю за тем, как мама всё осознаёт. В комнате становится тихо. Я вижу, как мама медленно опускает руки, слёзы заполняют её глаза. Мы стоим вместе, окутанные тенью утраты. Отец кладет тело своей дочери на пол. Милада не дышит, и мир, казавшийся раньше таким ярким и живым, теперь покрыт мраком тяжёлого горя. Мама падает на колени рядом с телом сестры. Она ласково гладит дочь по волосам, пытаясь вернуть её обратно к жизни. Её руки дрожат, а глаза полны боли и отчаяния.
– Милада, проснись, пожалуйста. Моя дочь… – шепчет мама, но слова её тонут в мучительной тишине.
Я стою молча, вглядываясь в эту трагическую картину. Воздух наполняется тяжёлым весом потери. Отец опускается на пол, и его лицо выражает неописуемую боль. Веселина входит в сени. Она погружается в кошмар, из которого нет выхода. Её глаза широко раскрыты. Время тянется медленно, как вязкая смола, а затем сестра все осознаёт. Она падает на колени, руки опускаются, и тело её дрожит под тяжестью скорби.
– Это моя вина, моя… – твердит Веселина.
Мама поднимает свой взгляд на дочь. В её глазах отражается понимание того, что каждый из нас, в своей степени, несет свою долю вины.
– Мы все в этом виноваты. Мы все упустили её из виду. Но сейчас важно нам быть вместе, – прошептала мама, а затем произнесла закрыв глаза: – Что случилось с нашей дочерью?
Отцу трудно сдерживать слезы, когда он отвечает:
– Я нашел Миладу в лесу… повешенной.
Его голос дрожит от боли и недоумения. Он, как и я, не верит в то, что сестра сделала это сама.
– Я уверен, что её убили, – говорит отец, с трудом сдерживаясь.
Матушка, заливаясь слезами, срывает с головы платок, потрясенная этим страшным известием. В сенях властвует тяжелое молчание, пронизанное лишь рыданиями и вздохами, которые звучат, как тихие ветры, несущие в себе боль утраты. Веселина, моя матушка, и даже отец, несмотря на его обычную сдержанность, встречают этот момент сокрушенными сердцами.
Сестра ложится на лавку. Её руки, тесно сжатые в кулаки, дрожат от плача. Она открыто показывает свою слабость, и в это мгновение она выглядит несчастной душой, затерянной в мире, полном страданий. Мама садится рядом, держа в руках рябиновую ветку, пытаясь нащупать связь с душой Милады. В её глазах отражается боль и потеря, а её плач тихо сливается с другими, заполняя сени общим горем. Отец, несмотря на свою обычную строгость, выглядит потрясённым. Его лицо, обычно стойкое и непроницаемое, сейчас наполнено скорбью. Он смотрит вдаль, пытаясь принять эту потерю, и его губы дрожат, словно он хочет что-то сказать, но слова не приходят.