Старость: Энциклопедия позднего времени

Что же касается современных представлений о старшем возрасте, то еще не так давно в России это были 55 женских лет и 60 – мужских. Старость? Ну что вы, считал я, да и, наверное, многие, добравшиеся до этого рубикона, ощущали то же самое: «Нет, я не готов, я не чувствую себя старым…». Но было и есть, наверное, в этом возрасте хронологической старости, в её официальной российской версии и нечто удобное, даже желанное, связанное исключительно с назначением государственной пенсии, пусть ничтожной, жалкой, несправедливой, но все-таки некоторой добавки к личному/семейному бюджету, который у большинства рядовых россиян был и остается очень ограниченным. Конечно же, 60 – это еще не начало «возрастной патологии», как пишут медики о пожилом возрасте, не старость в ее психологическом понимании, но получать пенсию уже в 60 лет было приятно и мне, даже при моей профессорской российской зарплате, тоже, кстати, довольно низкой. Поэтому мне и моим ровесникам нетрудно было понять протесты народа в России против пенсионной реформы 2018 г., а на самом деле против фактического повышения пенсионного возраста для экономии государственного бюджета. У этих народных протестов были определенные основания и причины: бедность и неустроенность населения, болезни и низкая продолжительность жизни, довольно распространенное пьянство, полная зависимость от чиновника – всё это старило среднестатистического россиянина довольно рано, потому и пенсия была нужна ему чем раньше, тем лучше.

В большинстве развитых западных стран средний пенсионный возраст около 65 лет (а в некоторых и того выше), и именно этот хронологической рубеж обычно считается формальным переходом от среднего возраста к старости. Может быть, 65 лет и есть математический порог старости? Я, впрочем, этого не почувствовал или, если честно, почти не чувствовал в свои 65.

А есть еще и биологическая старость – период увядания организма, состояние, которое делает человека более слабым, уступающим по своим физическим возможностям молодым людям, и этот биологический параметр возраста представляется гораздо более убедительным, чем возраст по паспорту. Хотя, надо отметить, бывают слабосильные, болезненные молодые люди, а с другой стороны, довольно крепкие, даже силачи – старые. Но это всё же нетипично.

Стареют люди по-разному, в этом нет стандарта. Юная красавица с завидной фигурой в старости может превратиться в невзрачную согбенную старушку. Прославленный спортсмен, рекордсмен с атлетической фигурой и кажущимся крепким здоровьем оказывается иногда на пенсии слабым больным человеком, нуждающимся в помощи и уходе. Некоторые журналисты любят такие истории, особенно в интернете, демонстрируя любопытному обывателю, какой красивой была известная артистка, певица, спортсменка в молодости, и какой она стала на шестом-седьмом десятке лет. Это необычайно льстит «простому» человеку, особенно неудачнику, «уравнивает» его с теми, кто смог добиться успеха в молодые годы, а сейчас, как и все другие, – старик или старушка.

Случается, однако, и наоборот: человек вполне обычной, неприметной внешности к старости вдруг преображается и приобретает привлекательные, а то и благородные черты. Так, например, случилось с Ириной Александровной Антоновой, красивой женщиной в 60–70 и далее лет, многолетним директором Государственного музея изобразительных искусств имени А. Пушкина. Фаина Раневская, известная актриса, не обладавшая в молодости выразительной внешностью, в поздние свои годы стала, благодаря особому уму и обаянию, необыкновенно привлекательной дамой. И в самом деле, одних седина портит, других красит, это уж кому как повезет, хотя дело не в седине и даже не в состоянии кожи лица и рук, а в состоянии внутреннего мира человека! Примеров немало, но я воздержусь от их продолжения.

Биологическая старость самый верный идентификатор нашего возраста прежде всего по внешним данным человека: морщины, волосы, кожа лица и рук, зрение, слух, голос, походка, память и т. д. Вот это и есть, пожалуй, самые подходящие сферы возрастного «вычитания» [Генис 2021], и они же предметы изучения стареющей личности, сравнения, оценки, самоанализа и… самоиронии, если, конечно, у этой личности хватает ума и чувства юмора.

Мой первый сигнал надвигающейся старости был задолго до рубежного возраста. Я, как и многие, любил читать в дороге (в метро, автобусе, поезде…): время летит быстрее и с пользой. Как вдруг однажды почувствовал, что читать стало трудно: текст расплывается, теряет чёткость. Отправился к врачу. Окулист оказался разговорчивым и объяснил, что у меня пресбиопия – возрастное снижение зрения, или, как еще говорят, «старческая дальнозоркость», «старые глаза». Определения «старый, старческий» меня тогда слегка удивили, а вот необходимость надевать для чтения очки огорчила. Это какое же неудобство! Особенно, если читаешь стоя (не всегда в общественном транспорте удается сесть): надо освободить руки, извлечь (из кармана, сумки, портфеля) футляр, вынуть и надеть очки, спрятать футляр, потом только достать книгу/журнал и так читать! А затем в обратном порядке. Двух рук явно мало – катастрофа!

Но… «привычка свыше нам дана», постепенно я освоился, приспособился, про офтальмологические характеристики («старые», «старческие») забыл и стал жить дальше, ощущая себя до поры вполне еще молодым и энергичным.

Оказывается, всё дело в ощущениях, а вместе с ними и еще в одном измерении старости – психологическом, связанном с самоощущением человека, самосознанием и поведением. Психологическая старость – это когда человек ощущает свою старость, чувствует себя старым, старше своего хронологического возраста и, что еще хуже, возраста биологического: замечает морщины на своем лице, которых, по его представлению, быть пока не должно, седые пряди, лысеющую голову и бог знает что еще. Особенно драматично это бывает для женщин, и некоторые из них (или многие?) начинают предпринимать серьезные, часто дорогостоящие и даже опасные усилия, чтобы приостановить, задержать, скрыть процесс своего старения.

У меня старение проходило как-то незаметно – для меня, конечно – но не для окружающих. А если и было заметно, то огорчений особых не вызывало. Помню, пришел как-то в парикмахерскую, еще в Петербурге, сел в кресло к мастеру, ответил на обычные вопросы как стричь и в процессе стрижки попросил немного поднять волосы на голове сверху. «А что тут поднимать, тут и поднимать-то нечего!», – отреагировала с некоторым раздражением молодая парикмахерша. Хамство я переношу плохо, пришлось встать и уйти («А что я такого сказала?!»). Хотя, наверное, по факту она была права: тех пышных волос, которые я носил в молодые годы, давно уже не было. Но и старости не было! Не чувствовал я ее и в зеркале до поры не наблюдал.

Вообще-то довольно тонкий вопрос: реальное старение и личное его самоощущение, а вместе с ним и манера держаться немолодого (или старого, пожилого) человека на фоне своего реального возраста. С одной стороны, довольно забавно, смешно и даже иногда неловко видеть явное несоответствие возраста и стиля поведения, манеры, когда немолодая особа жеманничает, представляет себя капризной девочкой, да еще и подчеркивает это своим внешним видом: резким макияжем, бантиками, молодежными украшениями, коротковатым платьицем и т. п. Или пожилой господин с причёской, которую у нас называли «внутренний заём» (отращенные сбоку волосы, начёсанные поверх лысины, чтобы «никто не видел»), да еще порой с разного рода юношескими аксессуарами (брелоки, цепочки, покемоны и т.п.). Так думал я, когда был гораздо моложе.

Но, с другой стороны, а почему бы и нет? Особенно, когда это не нарочито, естественно, не на показ и без страха вызвать чье-то осуждение, как это нередко бывает в некоторых обществах и странах. В Калифорнии довольно часто встречаю пожилых людей, которых издалека или сзади можно принять за молодых: шорты, майки, кроссовки, распущенные волосы (если есть, что распускать). И я рад за них: они не растворяются в своей старости, сохраняют что-то от молодых лет, чувствуют себя раскованно, свободно. Да, не всегда это бывает с хорошим вкусом, не всегда в соответствии с комплекцией или состоянием кожи, но это уже дело только вкуса, который не всегда бывает и у молодых.

И еще одно, четвертое, измерение позднего возраста: социальная старость. Социальная старость не соотносится напрямую с хронологическим возрастом, никак не связана с возрастом психологическим и совсем не обязательно с биологическим. Так, люди иногда начинают считать себя старыми, когда у них появляются внуки и они становятся дедушками и бабушками, когда выходят на пенсию или когда по состоянию здоровья начинают выполнять по месту службы меньший объем работы либо более легкую работу.

И как называть таких людей? Пожилые? Старики и старухи? Замечу, кстати, что два эти слова, называющие немолодых лиц по полу, в русском языке совсем не симметричны, то есть они содержат не только гендерное различие «мужчина» и «женщина», но и нечто бо́льшее. Слово «старик» трудно представить в качестве обидного, более того, оно обладает даже некоторой положительной окрашенностью, или позитивной коннотацией, как говорят языковеды, «старик» довольно часто положительный персонаж художественной литературы, а иногда и название, или часть названия, художественных произведений: «Старик и море» Э. Хемингуэя, повесть Ю. Трифонова «Старик», пьеса М. Горького «Старик».

Писатель Станислав Рассадин рассказывал, что он и его молодые в то время товарищи за глаза почтительно называли Константина Паустовского «старик», а всё старшее поколение писателей и поэтов, с которыми они общались или могли общаться, – «старики» [Рассадин 2004].

Любопытно, что слово «старик» встречается в неформальной речи молодых людей в качестве шутливо-фамильярного обращения:

Вместо ответственных казенных документов – фамильярный звонок по телефону: – Здорово, старик! Должен тебя огорчить – не пойдет! [С. Довлатов. Ремесло. Повесть в двух частях. (1976)]; Слово «старики» я употребляю исключительно в том значении, которое оно получило в последнее время, когда вчерашние школьники, встречаясь друг с другом, говорят: привет, старик! [Юрий Авдеенко. Ахмедова щель (1982)].

И гораздо реже, притом уже с вульгарной окраской, звучит в такой же функции обращение «старуха»:

«Привет, старуха», – сказал он по правилам московского жаргона, который еще так недавно восхищал пионерку гуманитарной помощи, а сейчас вызвал лишь легкую тошноту.