живописующих перво-нежное:
«Первый раз я влюбился в младшей группе детсада
и звали мою приму – Леночка С.
В «мёртвый час» я дожидался, пока все уснут,
осторожно вставал, подходил к обожаемой
и, задыхаясь, нежно целовал её в пухлую щёчку,
окрылённым возвращался в свою кроватку
и благостно засыпал. Так продолжалось недолго:
я ощущал невесомость, и радость переполняла меня».
Окрылённость останется в памяти чувством полёта…
Выступления в составе музыкальной группы:
кафе и девушки подразумевались с утроенной силой,
и тут заплетётся история любви… настоящей ли?…
Иногда и самому сложно оценить подлинность былого:
тем более – уносящегося в прошлое
с такой скоростью, что дух захватывает.
Слоится жизнь, предлагая варианты встреч и разлук,
она слоится онтологически и экзистенциально;
мера воздействия женщины на мужчину
определяет в жизни последнего многое.
Иногда – сердце одевающее золотистой аурой
любования женщиной, иногда – отвращения к тёткам;
отрицание «тёткости», как феномена – тем не менее,
существующего совершенно очевидно, не преодолеть.
Своеобразная исповедь героя книги льётся легко,
не смотря на напряжённую живость многих сцен,
трепещет крыльями бабочек. Ретроспекция женитьб…
Неожиданно – раскалывает повествование
посещение в Таиланде соответствующего заведения;
цвета, просвечивающие сцену, золотятся прозрачно:
но… никакой грязи…
Хотя есть в тексте Лазарева резкие пассажи:
вероятно, жизнь прожив, без них не обойтись…
Тулита – имя, придуманное автором, будто распадается
на отдельную музыку слогов – Ту-ли-та…
Повествование о ней неожиданно предварена
жёстким и грубым описанием… бытования обезьян:
что ж – контрасты и показывают… ценность человеческого.
Право быть человеком – из самых высоких;
а про ангелов нам ничего не известно точно.
Температура темпераментности повествования накаляется…
плавно спадает, предлагаются всё новые истории,
отблесками ложившиеся на жизнь героя книги.
В итоге он беспощаден к себе
и завершит повествование отчаянным восклицанием:
«Вдруг навалился на меня стыд за все мои «подвиги»,
стало нестерпимо горько, опалила сердцевину мою досада
от неслучившейся в жизни подлинной любви,
захлестнула невероятная скорбь,
что оказался недостойным её».