Розы и тлен

Глава 5

Речка Морнинг[7], которая была видна из окна Марин, несла свои быстрые, прозрачные воды по территории «Мелеты», разрезая ее пополам. Речные берега соединяли многочисленные мостики, расположенные довольно хаотично, так сказать, в художественном беспорядке, впрочем, это можно было сказать и обо всем поселке. Я стояла на середине мостика, представляющего собой миниатюрную копию Тауэрского моста через Темзу, а чуть ниже по течению располагался венецианский мост Риальто. Складывалось впечатление, что я стояла на развороте карты, на которой самым невероятным образом смешались достопримечательности мира.

И все же меня не оставляло ощущение нереальности, некоей потусторонности мира «Мелеты». Прошлой ночью мне казалось, что кто-то за мной наблюдает, и это ощущение было столь сильным, что мне пришлось закрыть все окна и плотно задернуть шторы, и только после этого наваждение пропало. Мне даже удалось крепко уснуть, но я снова проснулась до рассвета, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд.

Но позднее утро было ясным и светлым. Солнечные лучи просачивались сквозь ветви деревьев, рассыпаясь мерцающими бликами. Я закрыла глаза и подняла лицо, подставляя его свету и теплу.

– Это мои любимые деревья.

Я обернулась на звук голоса.

– Деревья, на которые вы смотрели. Мы называем их эльфийскими кленами.

Незнакомец и сам вполне мог бы сойти за эльфа, разумеется, в его современной кинематографической версии – золотисто-рыжие волосы, скулы столь острые, что, казалось, о них можно порезаться. Для полноты эффекта на нем была майка ярко-зеленого травяного цвета. Парень улыбнулся, и я почувствовала, как по телу прокатилась жаркая волна.

– Похоже на название из волшебной сказки, – сказала я. Оно и правда звучало сказочно, поэтому я незамедлительно отправила его в архив моей памяти для дальнейшего использования, живо представив маленьких существ, строящих свои домики на ветвях деревьев, или выходящих, словно дриады, из их стволов. В тот момент все деревья казались мне живыми, а шум их листвы был подобен бесконечной протяжной песне, меняющейся каждый сезон.

– Кое-кто уже говорил мне это. – Его глаза, казалось, видят что-то далекое. – Правда, она не любила сказок. Говорила, что все в них слишком просто.

– Не во всех, – возразила я. – В изначальных сказках это совсем не так.

– В изначальных сказках? – Он повернулся ко мне, отставив ту реальность, в которую только что был погружен. – Полагаете, такие есть?

– Как посмотреть. Не думаю, что девушка, которую называли Спящей Красавицей, действительно проспала сотню лет, – пояснила я. – Но все же есть сказки, где всему назначена цена, в которых за бальными платьями и прекрасными принцами скрыто нечто более глубокое, чем кажется на первый взгляд. Нет, я не думаю, что они рассказывают о реальных событиях, и все же они правдивы.

– Интересно! – сказал он. – Именно об этом вы собираетесь писать здесь? – Он кивком указал на блокнот, лежащий рядом на мосту.

– Типа того. А вы тоже писатель?

– Нет. Я оставляю слова тем, кто лучше с ними справляется. – Он подошел ближе и перегнулся через перила, наблюдая за движением потока внизу. На него падали косые лучи, проникающие сквозь листья деревьев, которые он назвал эльфийскими кленами – а я бы назвала менее романтично: американскими кленами, – и из-за игры света и тени на его лице я не могла разобрать его выражение. – Я и забыл, как здесь красиво.

– Забыли? Значит, вы бывали здесь раньше? – Я подумала, что, если это так, он, наверное, один из наставников. Ученикам не позволялось проводить в «Мелете» более одного срока.

– Бывал. И только что вернулся. Эван, – протянул он ладонь.

– Имоджен. Недавно приехала. – Его рука была грубой, покрытой мозолями. Я хотела было спросить его, не скульптор ли он, но это означало бы, что я заметила, какие натруженные у него руки, а мне не хотелось его смущать.

– Ну, и как вам здесь нравится? – спросил он.

– Я просто в восторге, – улыбнулась я. – Здесь гораздо лучше, чем я ожидала. Оказалось, что я была не готова к такому великолепию, хотя это может показаться странным, ведь судя по описанию все и должно было быть прекрасно. А вы рады, что вернулись сюда?

– «Мелета», особенно эта часть леса, одно из моих любимых мест в мире. Здесь я чувствую себя как дома. Поэтому я стремлюсь возвращаться сюда снова и снова. Чудесное местечко, даже если нет такой замечательной компании, как сейчас. – Он улыбнулся, и мне показалось, что в крови у меня заиграли пузырьки шампанского.

Ветер шумел в ветвях деревьев, срывая крылатые семена клена, и они, кружась по спирали, словно крошечные вертолетики, падали в реку. По моей коже побежали мурашки, я зябко поежилась.

Эван поднял взгляд к темнеющему небу.

– Грозы быстро налетают в этих местах. Если вы не из тех, кто любит танцевать под дождем, лучше вернуться под крышу.

Ветер подхватил мои волосы, и они змеились в воздухе. Листья трепетали как серебристые рыбки в синевато-сером небе. Издалека донеслись раскаты грома.

– Может, в другой раз. Сейчас у меня неподходящая одежда.

– Как мне вас найти, когда в следующий раз разразится гроза? – с улыбкой спросил Эван. Начинался дождь, и на его рубашке уже появились пятна от тяжелых капель.

– У вас есть телефон? – Мне вдруг очень захотелось, чтобы он меня нашел.

– Не взял его с собой.

– Поступим по старинке. – Я покопалась в сумочке, нашла ручку и написала свой номер на листке блокнота. Ветер едва не выхватил бумагу, когда я протягивала ее Эвану.

– До встречи! – почти прокричал он.

Ветер усиливался. А потом небеса разверзлись, и хлынул проливной дождь. Я бросилась к дому.

Промокшая до нитки, заляпанная грязью, мечтая о горячем шоколаде и сухой одежде, я взбежала по ступенькам террасы и вошла внутрь. Я сбросила промокшие, чавкавшие при каждом шаге кеды и с трудом поборола желание выжать мокрые волосы.

– Марин? – позвала я. – Ты здесь? – Мне не хотелось замочить и заляпать все три пролета лестницы.

Раскрасневшаяся сестра выскочила из кухни.

– Что случилось?

– Я надеялась, что ты принесешь мне полотенце и сухую одежду, но если я не вовремя…

– Нет. Все нормально. – Она произносила слова отрывисто, словно с хрустом откусывала яблоко. – Я принесу. А пока ты меня ждешь, может, объяснишь Елене, что я вовсе не шлюха.

– Что ты сказала? – Марин уже бежала по лестнице, и я осталась внизу.

– Твоя сестрица трахает своего наставника. – Елена, ссутулившись, вошла в холл. – И ты тоже выглядишь отвратительно. У тебя блузка просвечивает.

– Ну и черт с ней. Рада узнать, что у меня, оказывается, есть тайная технология вызова грозы, специально, чтобы посветить лифчиком перед всем кампусом. И почему ты считаешь, что мне должно быть дело до сексуальной жизни Марин? Как и тебе, кстати.

– Ее-то уж это точно никаким боком не касается. – Марин протянула мне полотенце, штаны и майку. – Вот именно это я и пыталась ей объяснить.

Я стянула промокшую одежду и вытерлась насухо.

– Хочешь сказать, тебе все равно, чем она занимается?

Мне было далеко не все равно, но явно совсем не по тем причинам, по которым это так бесило Елену. Я уронила полотенце на пол и принялась натягивать сухую одежду. Вот так-то лучше.

– Мне действительно все равно, потому что Марин взрослый человек, вполне способный решать самостоятельно. И я не собираюсь париться насчет того, с кем она занимается сексом, если это делается по обоюдному согласию, и она счастлива.

– Да, по обоюдному согласию, и да, я вполне счастлива, – заявила Марин, все еще пунцовая как мак.

– Вот видишь? А, кроме того, даже если бы меня это волновало, Гэвин при встрече показался мне вполне приличным человеком. Поэтому, на самом деле, у меня нет никакого повода вмешиваться в их отношения, а уж у тебя тем более.

– Так ты с ним знакома? Кто бы сомневался. Ясно! – Было такое впечатление, что она готова плеваться от отвращения. Она метнула взгляд на Марин.

– Он тебя использует, а ты полная дура, что этого не замечаешь.

– И все же не понимаю, каким образом это делает меня шлюхой? – резко оборвала ее Марин.

– Да неужели? Он ведь тебе ничего не обещал, чтобы заставить выпрыгнуть из трико. А вообще, мне на все это наплевать. В отличие от вас, некоторым приходится здесь действительно работать до седьмого пота, чтобы добиться желаемого результата. – И Елена пошла вверх по лестнице.

– Какая приятная была беседа, – заметила я. – Хочешь горячего шоколада?

После такой встряски мне еще сильнее захотелось его. В детстве горячий шоколад был любимым напитком Марин, и мы сохранили это как традицию, став взрослыми.

– Да. А я пока пойду, закину твою одежду в стиралку.

– Я могу…

– Я сама!

Я подняла руки, сдаваясь, и направилась в кухню. Я уже забыла, как вела себя Марин в стрессовых ситуациях. Она всегда принималась за уборку. Делать что-то, чтобы превратить хаос в порядок.

Когда она вернулась, молоко на плите уже закипало.

– А теперь расскажи, из-за чего весь этот сыр-бор, – попросила я.

– Здесь тонкие стены.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда дошло, хихикнула.

– Ну, если уж ты ведешь себя как шлюха, то хорошо, по крайней мере, что секс был классным.

Повисло молчание, и я даже забеспокоилась, не перешла ли я границы, ляпнув такое. А потом Марин рассмеялась.

– Да уж, так и было, – сказала она.

Я принесла кружки и поставила их на стол.

– Так лучше?

– Намного, спасибо. Я понимаю, что найдутся люди, которые будут болтать гадости на мой счет из-за этого, но Елена… Это было слишком.

– Везде есть любители посплетничать. А послушать ее, так вы с Гэвином такие ужасные, неприятные люди, без малейших достоинств, что непонятно, как вообще кто-то может захотеть заняться с тобой или с ним сексом. Разве только получая что-то взамен.

Марин усмехнулась, потом опустила взгляд в чашку с какао.

– Не могу поверить. Я имею в виду, наши с ним отношения. Может, еще ничего серьезного и не выйдет, но он мне действительно нравится.

– Тебя это беспокоит? – спросила я. – Я имею в виду то, что он тебе нравится.

– Не думала об этом, пока Елена не устроила истерику.

– Как ты думаешь, она права, утверждая, что он использует тебя?

Она покачала головой.

– Он блестящий танцор. Более чем востребованный. Все, что я могу ему предложить, у него уже есть. Скорее, злые языки будут говорить, что это я использую его.

– Согласна, разговоров будет много, – сказала я. – И некоторые будут думать, что он злоупотребляет влиянием, которое оказывает на тебя. Ведь о скандалах болтать гораздо интереснее, и всегда найдутся люди, которые охотно поверят во всякие мерзкие домыслы. Но если ты знаешь, что это неправда, и Гэвин это знает, то на самом деле, все эти гнусные сплетни не имеют никакого значения. Просто радуйся жизни, и пусть сплетники идут куда подальше.

Марин положила голову мне на плечо.

– Спасибо тебе. Для меня так много значит, что ты поддерживаешь меня. А теперь расскажи, что ты делала под дождем?

– Флиртовала с симпатичным парнем.

Марин подняла бровь, а потом с притворно печальным видом покачала головой.

– Ну, ты и шлюха.

– Думаю, это у нас семейное, – заметила я, и мы, смеясь, чокнулись кружками с какао.

Глава 6

– Привет, Имоджен. – Ариэль постучала в полуоткрытую дверь моей комнаты. – Тебе письмо. Только посмотри, какой навороченный конверт.

– Правда? – Я оттолкнулась ладонями от стола, за которым работала.

– Держи. – Она открыла дверь и прислонилась к дверному косяку.

Марки на конверте не было, значит, письмо пришло по внутренней почте «Мелеты». Конверт был украшен рисунком мостика над рекой, окруженного деревьями. Он был сделан от руки и в некоторых местах был смазан.

– Эльфийские клены, – пробормотала я и улыбнулась.

– Так ты знаешь, от кого это письмо? – спросила Ариэль.

– Думаю, да. От парня, с которым я на днях познакомилась.

– Того самого симпатичного парня? – Она подняла насмешливо брови и забавно ими пошевелила.

Я почувствовала, как мои щеки заливает краска, быстро склонила голову, смущенная своей неожиданной реакцией, и, конечно, покраснела еще сильнее.

– Не обращай на меня внимания, – засмеялась Ариэль. – Все с тобой ясно. А теперь оставлю тебя, чтобы ты могла спокойно прочитать любовное послание.

Я просунула палец под клапан конверта и открыла его. Письмо было написано зелеными чернилами на роскошной бумаге кремово-желтого цвета, по краям листа вился растительный орнамент.

Дорогая Имоджен,

Прости, что не позвонил. Коварный ветер во время грозы похитил у меня листок с номером твоего телефона. Однако я взял на себя смелость написать это письмо, чтобы убедить тебя пойти со мной на Ночную ярмарку, которую по традиции устаивают в «Мелете».

Она состоится в эту пятницу на площади в центре кампуса. Надеюсь, что сумею туда пойти, и еще больше надеюсь, что увижусь там с тобой.

В надежде на скорую встречу,

Искренне твой,

Эван

Я не могла сдержать улыбки, складывая письмо и убирая его в верхний ящик стола. Я понятия не имела, что такое Ночная ярмарка, но была твердо намерена ее посетить.

В пятницу вечером все деревья в поселке были украшены гирляндами с разноцветными огоньками, и они мерцали, словно светлячки, на фоне темнеющего неба. Пахло жженым сахаром – очевидно, готовили попкорн с карамелью, воздух был напоен сладким запахом увядающей травы, шуршавшей под ногами. Эван ждал меня у входа.

– Имоджен! Я так рад, что ты пришла!

Он обнял меня, и объятие оказалось чуть более долгим, чем просто дружеское приветствие.

– Мне так понравилось твое письмо. Ты сам сделал этот рисунок? – Мне по-прежнему было любопытно, в каком именно виде изобразительного искусства работает мой новый знакомый.

– Нарисовал, как смог. В общем, неважно получилось. Я же все-таки скульптор, сейчас в основном работаю по металлу. Кстати, я опасался, что ты сочтешь переписку по почте странноватой.

– Я люблю получать письма на бумаге. Теперь это такая редкость. Так что для меня это все равно что получить подарок с сопроводительным письмом. А свой номер телефона я хотела тебе дать просто для того, чтобы было проще связываться друг с другом.

– Я же говорил, что не взял с собой телефон. Не хочу, чтобы меня беспокоили.

С этим было трудно поспорить.

– Тогда обменяемся телефонами в другой раз. А теперь расскажи, что такое Ночная ярмарка?

– Позволь мне показать тебе ее, – сказал он.

Мы пошли вдоль рядов торгующих, и было такое ощущение, что мы попали в гигантскую кунсткамеру. Вот ароматические масла в старинных аптекарских пузырьках, закупоренных воском, разложенные на выцветшем куске бархата цвета чайной розы. Какой-то парень с картой мира, вытатуированной на голове, как на глобусе, торговал украшениями из массивного серебра, сделанными в виде миниатюрных шхун и секстантов.

Незнакомый поэт устроил представление и теперь увлеченно импровизировал, замогильным голосом читая стихи, от которых у меня почему-то мороз пошел по коже:

Эван бросил бумажную купюру в открытый пенал, стоящий у ног поэта, и поднял руку, чтобы внести свой вклад в творческий процесс:

– Что достойно восхваленья… – тут же подхватил поэт, но мы не стали его слушать и пошли дальше.

– Однако, странное у этого парня представление о любовной лирике, – заметила я.

– А что? Мне нравится. Беспроигрышный способ привлечь внимание прекрасных дам. Возьму, пожалуй, на заметку. Сочини пару туманных метафор, добавь немного жути – вот и все, что надо.

Когда мы шли мимо рифмоплета, мне вдруг показалось, что за его спиной выросла рогатая тень, на пальцах которой явно виднелись длинные когти. А потом освещение изменилось, и иллюзия рассеялась – это была обычная тень, точно повторяющая его контуры. Тем не менее, я еще не раз оглянулась через плечо.

– Как часто проходит эта Ярмарка? – спросила я. Небо уже потемнело, разноцветные огоньки гирлянд сверкали, словно звезды. Вдоль дорожки горели костры, и мы подошли к одному из них, чтобы полакомиться сморами[8].

Они пахли дымом, и на меня нахлынули несуществующие воспоминания о летнем отдыхе вокруг костра в детстве, которого у меня никогда не было. Мне хотелось остановить эти мгновения, запаяв их в стекло, как прекрасный цветок, чтобы сохранить навеки.

– Привлекательность Ночной ярмарки частично обусловлена ее таинственностью и непредсказуемостью, поэтому обычно не объявляется никакой конкретной программы, хотя дважды в год Ярмарка по традиции проводится в определенное время. Во время Хэллоуина и перед Рождеством. Но обычно ее устраивают, когда в этом есть потребность или желание ее организовать. Наверное, звучит странно, но, похоже, это единственное разумное объяснение подобной спонтанности и кажущейся случайности.

– Мне нравится эта идея, – улыбнулась я. – Ты хочешь сказать, что здесь действует некая невидимая сила, направляющая все события, и она вдруг спохватывается: «Ох, что-то наши артисты и художники заскучали. Все вымазаны краской с головы до ног и покрыты порезами от бумаги. Надо бы им встряхнуться, а поэтому давайте закатим вечеринку».