Новая Зона. Критерий страха

© С. Слюсаренко, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Предисловие

Что такое Зона? Десятки авторов в своих книгах пытаются проанализировать это. У каждого своя версия. Неужели прилетевшие много лет неизвестные гости просто намусорили на Земле и забыли за собой убрать? А человечество столкнулось с неизведанным и не сумело его использовать? Но почему каждое взаимодействие с артефактами Зоны приводило только к тому, что ситуация становилась все хуже и хуже? И казалось, что уже не авторы изучают Зону, а Зона начинает управлять ими и сама задавать сюжеты книг. В серии книг КС («Кубатура сферы», «Константа связи», «Красный сигнал», «Коллективное сознательное» и «Кромешный свет») мои герои тоже пытались изучить и даже победить Зону и всё, что она порождает, и тех, кто усиливает её действие. Но результат всегда печально одинаков – сколько ни старайся взаимодействовать с артефактами Зоны, никогда ничего хорошего из этого не получается.

Но ведь не может быть такое явление, как Зона, спонтанным? Она имеет начало, конкретное начало, но неужели у нее нет конца? И чтобы попытаться понять первопричину Зоны и её смысл, моим героям придется отправиться далеко от Земли. Там, где-то в далеком космосе, находится место, откуда и началась Зона. И достигнуть этого места можно, только использовав неземной артефакт. Естественно, главным героем этой новой книги будет Малахов. Андрей Малахов, сын Вадима Малахова. Когда-то давно Андрей, еще совсем ребенком, смог пройти всю Зону, ещё изначальную. И вот теперь ему предстоит опять соприкоснуться с ней. И помощи или совета будет ждать неоткуда. Там, вдали от Земли, команда космической станции «КС-6» попытается открыть самую великую тайну – откуда пошла Зона.

Для того чтобы читатель понимал, с чем героям книги приходилось встречаться ранее, автор использует эпиграфические вставки из предыдущих книг серии.

Автор благодарен Андрею Синицыну за настойчивость и долготерпение, Олегу Полю за внимательность и Людмиле Одинцовой за поддержку.

Пролог

– По поводу вашего сына, Андрея, надо поговорить отдельно. – Врач замялся. – Вы же сами понимаете, что Зона – не место для молодого, несформировавшегося организма. И у нас просто нет опыта, клинического опыта, чтобы предположить, насколько пострадал или не пострадал ребенок. Я думаю, те странности… Я хочу надеяться, это просто обычная детская реакция на невероятные события, которые он пережил. Ваш сын просто пока мысленно находится там и не всегда может справиться, адаптироваться к реальному миру.

– Он ведь был там всего несколько дней, – попытался возразить Малахов.

– Вы ведь сами знаете, какие это были несколько дней. – Врач покачал головой. – Так что за ним надо наблюдать. Я слышал, что у вас неполная семья?

– Он некоторое время поживет у своей бабушки, моей матери, пока я разберусь с делами и обустрою жильё. Потом будет жить со мной.

– Я дам вам направление в нашу клинику в Москве. Пусть его там поставят на учет. И умоляю, следите за ним. Детская психика такая хрупкая.

«Коллективное сознательное»

Весна была ранней и стремительной. Ещё совсем недавно казалось, что завалившие город сугробы не сойдут никогда. Но вот прошла неделя, и неожиданная теплынь опустилась и на столицу, и на Подмосковье. Нежная листва опушила березняки, и воздух наполнился пьянящими запахами мокрой коры и смолистых почек. Земля просыпалась. Но радость нежной весны была краткой. Леса и города накрыла почти летняя жара.

Андрей Малахов вел машину по тенистым закоулкам Тучково к дому, где жил его отец. Андрей не виделся с ним долгих четыре года и уже подзабыл точные подъезды к участку. Тем более, что поселок все время перестраивался, постепенно трансформируясь из рабочего в элитный. Но даже такая запутанная дорога рано или поздно кончается, если не барахлит навигатор. Наконец Андрей затормозил у невысокого кирпичного забора. Он узнал его сразу. За этим забором, на зеленой лужайке под старой грушей прошло его детство. Лучшие годы жизни. Отец уехал сюда подальше от Москвы, от службы, от всего, что хоть как-то напоминало ему о Зоне.

Именно тут, на проселочной дороге, Клава Моисейчик впервые усадила Андрея за руль. Раз пятьдесят погоняла по буеракам и даже не сердилась, когда однажды он помял капот так, что его пришлось менять. А потом у нее внуки родились, и жизнь у тёти Клавы стала совсем другой… Однако несколько тех простых уроков навсегда вбили в мышечную моторику Андрея высший пилотаж водителя.

Именно тут Тимур показывал Андрею, как уйти от ножа в любой драке и оказывать первую медицинскую помощь при ранениях, в том числе и себе. Гера Тельбиз долго и непонятно объяснял, как взламывать защиту любого банка, и потом, когда Андрей познал это искусство в совершенстве, взял с него честное слово, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не использует это знание. Но за это рассказал, как защитить свой компьютер от любого вируса. Даже преуспев в цифровых технологиях, Андрей так и не смог с такой скоростью и так безошибочно набирать код на клавиатуре, как это делал Гера.

Андрей, тогда его иначе, чем Андрюша, не звали, любил этот дом и, в общем-то, считал его своим, хотя жил давно самостоятельно, далеко отсюда, в новом Академгородке на Урале.

«А он осунулся, совсем седой стал», – с горечью подумал Андрей, когда увидел отца на пороге деревянного дома, старинного, из темных струганых досок, с резными балясинами.

– Вера, смотри, кто к нам приехал! – крикнул Вадим Малахов, обернувшись к двери.

Вероника, а Андрей так всегда обращался к жене отца, выбежала на порог, вытирая руки о передник. Она, как всегда к приезду гостей, готовила на кухне что-то вкусное.

– Ну, наконец ты у нас! – обнял сына Вадим. – Что-то ты там, на службе, совсем погряз в делах. Отдыхать надо хоть иногда!

Вероника в первую очередь отвела Андрея в ванную, чтобы он «хотя бы помыл руки после поездки», потом практически через силу заставила съесть немного очень вкусных запечённых баклажан с чесноком, в которые завернула острую овечью брынзу. Андрей никогда не подумал бы, что Вероника окажется такой отличной стряпухой. Для него мачеха, хотя он никогда, даже в мыслях, её так не называл, была скорее настоящим бойцом, чем домашней хозяйкой. Но ведь прошло столько лет…

Отец, с легкой иронией следя за этой суетой, подхватил один из наиболее аппетитных бутербродов и предложил:

– Давай пойдем к реке?

Уставший с дороги Андрей после сытных закусок слегка осоловел, но от прогулки не отказался. Пологий берег Москвы-реки подходил прямо к краю участка. Темный хвойный лес, словно его заставили, отступил от своих владений и освободил от елей пятачок, на котором стоял дом Вадима Малахова. К речке можно было спуститься по уже густому, даже в это время ранней весны, разнотравью. Солнце скатывалось к закату, и лягушки, казалось, устроили праздничный концерт в честь приезда Малахова-младшего.

– Как бы я хотел, чтобы ты приехал к нам надолго. Мы соскучились. И просто отдохнул бы… Ты жениться еще не надумал?

– Да нет, папа, пока нет. Работа…

– Да что работа?

Тут на ботинок Андрея, выскочив из травы, вскарабкался коричневый пупырчатый лягушонок, словно герой-первопроходец.

– Это не те, которые сейчас заходятся в воде, – отец увидел, куда смотрит сын. – Это древесная. Они смешные, ничего не боятся. Им, таким маленьким, уже нет смысла бояться. Живут и радуются каждой минуте. Почти нечего терять. В любой момент могут или прибить, или съесть, или раздавить… Я в детстве таких в пионерлагере надувал… Страшно подумать, насколько ребенок может быть жестоким.

– А ребенок не понимает еще, что такое жестокость. Жизненного опыта маловато.

– Ну да, в ребенке все может уместиться. И жалость к одинокому котёнку, и безжалостность к древесной лягушке…

– Ладно, пап, спрашивай. Я же понимаю, ты меня специально подальше от Вероники увел, чтобы посекретничать.

– Ладно, спрошу. Это правда? – Вадим Малахов внимательно посмотрел на сына, словно пытаясь понять его затаенные мысли.

– А как ты узнал? – Андрей сразу понял, о чем пойдет речь. – Я сам хотел тебе рассказать.

– Когда старт? – строго, совсем по-деловому спросил отец.

– Через неделю.

– То есть ты просто приехал попрощаться? – с неожиданной тоской в голосе спросил Вадим.

– Пап, ты же понимаешь, я не мог.

– Я все понимаю, но мне-то мог бы сказать. У меня-то и допуск повыше твоего будет.

– Вот потому я и говорю. Остальные члены экипажа такой возможности не имеют. Их близкие узнают все только после старта.

Вадим опустился на самый берег, чтобы перед ним шумел и играл брызгами на полузатопленной коряге только бурный поток весенней реки. Пошарив в траве, он нашел светло-коричневую сосновую иголку, взял её в рот и стал осторожно пожёвывать, словно пытаясь ощутить вкус прошлогодней осени. Потом, выплюнув иголку, неожиданно резко спросил:

– Но зачем тебе лететь? Ты же не космонавт!

– Пап, я конструктор. И бортинженер. Ну, по судовой роли. И потом… Ведь сердце корабля – та самая пирамидка. Это же мое. Это наше! Ничего страшного не произойдет. На беспилотнике уже испытывали. Установили в точке выхода квантовую связь. Отдельный космический модуль. Мы сможем нормально с Землей говорить. Три световых года, а связь будет моментальная!

– Как можно доверить свою жизнь какой-то антигравитационной пирамидке? Ведь никто не понимает, как она работает! Только и можете, что управлять ею вслепую.

– Половина человечества не знает, как устроен мозг. Однако все им пользуются! Можно сказать, вслепую.

– Я не доверяю ничему, что связано с Зоной! – резко сказал Вадим. – Тем более, когда это касается моего единственного сына.

– Папа, ты же сам когда-то в той же Зоне рисковал собой, уйдя в никуда на колесе обозрения. Ты сам пустышку использовал. Не зная даже, чем все кончится! А здесь все рассчитано, все проверено тысячу раз. И это реальный шанс – узнать все о Зоне! Понять, как её наконец уничтожить! Она же плодится! Мы Москву потеряли! «Московская зона» – замечательно звучит, не правда ли?! А я бы хотел по Красной площади прогуляться. И чтоб без оружия.

– А с чего ты взял, что это позволит изучить и уничтожить Зону? Сколько таких, отважных, уже пыталось. И какой результат? С каждой попыткой улучшить всё только хуже становится.

– Ну как, ведь откуда-то всё взялось? Радиант Пильмана никто не отменял. Беспилотник именно в ту точку и проскочил.

– Да неужели тебе не понятно, что радиант Пилимана – это чушь собачья?! На три световых года разброс по Земле такой, что никакую статистику невозможно вычислить!

– Но ведь совпало?

– Я ненавижу Зону. Ведь не мы её изучаем – она нас. И это не пафос из фантастических романов. На каждое наше действие Зона откликается таким противодействием, что усомниться в её разуме всё труднее.

Вадим задумался, мысли унесли его далеко в прошлое. В тот последний день на Байкале. Когда за несколько минут до отъезда в аэропорт Иркутска к домику, где жил Малахов, подъехало такси. Меланхоличный водитель погрузил в багажник два небольших чемодана, и Вадим с сыном устроились на заднем сиденье. Андрюша порывался сесть рядом с шофером, но тот напомнил ему, что надо подождать до четырнадцати лет. Вадим тогда ещё подумал, что сыну уже четырнадцать, а он, оказывается, так мало его знает. Вот теперь-то он никогда не расстанется с ним, они будут вместе ходить на рыбалку, на футбол, мастерить модели и будут часто отдыхать где-нибудь в уютном домике у моря. Но с тех пор поехать к морю так и не получилось ни разу.

– Ладно, о чем это мы? Ведь тебе через неделю лететь, – уже спокойно сказал Вадим. – Веронике сам скажешь?

– А она не знает?

– Конечно, знает. Но лучше будет, если ты сам ей сообщишь. Идем в дом.

Дома Вадим провел сына в свой кабинет. Прямо из светлой прихожей на второй этаж вела винтовая резная лестница. Андрей помнил её. Когда он был ещё маленьким, она тонко скрипела и остро пахла свежим деревом. Сейчас этот запах практически не ощущался.

– Вот ещё, – отец открыл шуфлядку письменного стола и достал оттуда коробку из красного дерева с медной защелкой. – Возьми. Это мой.

Андрей, уже догадываясь, что в коробке, осторожно открыл крышку. Да, отцовский пистолет «Дезерт Игл». Он хищно поблескивал из темно-синей бархатной оббивки светлым металлом. И хотя пистолет прошел непростой боевой путь, выглядел как новенький.

– Но ведь нельзя на борт… – тихо произнес Андрей.

– Я тебя научу, как пронести. Пойдем в столовую, Вероника, наверное, уже накрыла стол.

После обеда Андрею пришел вызов – за ним летел вертолет. Срочный сбор экипажа. Уже на трапе вертолета Андрей обнял Веронику и тихо шепнул ей на ухо: «Я вернусь. Вы меня дождитесь».

Вертолет плавно набирал высоту, словно давая Андрею время проститься с родителями. Маленькие фигурки отца и Вероники, прижавшиеся друг к другу плечами, улетали вниз, и казалось, что они оставались одни-одинешеньки на всей Земле, окруженные рекой, лесом, лугом. Они долго смотрели в небо, тоже прощаясь с сыном, будто навсегда.

Глава 1

– Я тоже хочу в космос, – сказал я, – но я там никогда не буду.

– Ну, не надо так говорить. – Толик захотел меня поддержать. – А вдруг все поменяется? И опять страна станет такой же великой, как раньше.

– Моя мама, когда такое слышит, говорит, что это все совковые бредни, – тихо ответил я.

– Разве мечтать о том, чтобы жить в сильной и хорошей стране, это бредни, это плохо?

Мы замолчали. Потрескивали, догорая, уголья, чай в котелке почти кончился, а спать не хотелось.

И тут словно легкое шевеление пробежало по рядам машин. Мы замолчали и замерли. В темноте начали разгораться фары машин. Как свет в кинотеатре, плавно – от слабого тусклого огонька до ярких прожекторных лучей. Все кладбище ожило. Расцветилось белыми фарами, желтыми подфарниками, красными стоп-сигналами. На пожарных машинах замелькали синие огни спецсигналов. От вертолетов прямо в небо устремились столбы белого света. Техника, затаившись, смотрела на нас и на мир своими сияющими глазами.

«Красный сигнал»

Постановление высшей государственной аттестационной комиссии о назначении членов экипажа космического корабля «Федерация-2» для полета на Шестую космическую станцию с дальнейшей процедурой перемещения методом подпространственного прыжка.

Корабль «Федерация-2», состав экипажа:

командир, подполковник Протасавицкий Константин Петрович;

первый пилот, майор Степанов Борис Михайлович;

штурман, Переверзев Виктор Тимофеевич;

бортинженер, Малахов Андрей Вадимович;

врач, Синельникова Екатерина Андреевна.

Москва 20… год.

Секрет двигательной установки «Космической станции-6» не разглашался нигде. И будущий старт в прессе тоже практически не освещался. Объявлено было просто – испытания нового корабля для орбитальных полетов.

Но в самый день старта с этой экспедиции завеса тайны упала. По всем инфоканалам стали передавать, что на орбите Земли членов экипажа орбитального корабля «Федерация-2» ожидает новая космическая станция «КС-6». Что станция эта обладает уникальной двигательной установкой, явившейся результатом современнейших разработок отечественного научно-конструкторского комплекса, позволяющей переместиться через кротовую нору на несколько световых лет без вреда для космонавтов. Энергетическим ресурсом для станции служит новейший термоядерный реактор, никогда до сих пор не показанный широкой общественности, обеспечивающий практически неисчерпаемый ресурс.

Кроме того, за счет ресурсов реактора, практически неограниченных, создана электромагнитная защита от космического излучения. Конструкция станции, представляющая собой гигантский тор, позволит поддерживать силу тяжести, что сохранит экипажу здоровье в длительном полете. Конечно, никто не сообщал, что сердце двигательной установки – это антигравитационный артефакт из Московской Зоны, но никого это и не интересовало. Старт в ту точку Вселенной, откуда прилетела таинственная пирамидка, был тщательно подготовлен и неотвратим.

Малахов никогда раньше не бывал на Байконуре. И никогда не видел космических кораблей вот так, вживую. Долгая подготовка велась на тренажерах и тренировочных стендах, а масштабная копия корабля в центре подготовки хоть и не отличалась от настоящего, но все-таки была обычным тренажером. Конечно, он видел хронику – и общедоступную, и специальную, но реальная картина величественных сооружений его потрясла. Только сейчас, когда автобус с экипажем подъезжал к стартовому столу, Андрей осознал, насколько ракета грандиозна. Сам корабль был маленькой частью гигантского сооружения, пока еще скрытого мачтами обслуживания. Автобус приближался к месту старта, а ракета, казалось, становилась все больше и больше. Экипаж вышел из автобуса метров за сто от нее.

Весенний ветерок гулял по степи, играя пылевыми бурунчиками и клубками перекати-поля. Когда порывы усиливались, ветер начинал совершенно явственно свистеть, задувая в открытые гермошлемы. За те несколько минут, пока космонавты шли к провожающему руководству, у Андрея складки рукавов скафандра забились полосками светлой пыли. Он попытался вытряхнуть её, но пыль не поддавалась. Малахов ещё подумал, что теперь он никогда от этой пыли не избавится и она будет его преследовать повсюду.

– Не беспокойся! – Екатерина Синельникова заметила, как он отряхивается. – Перед посадкой в кабину всех пропылесосят.

Потом был официальный доклад начальству, традиционные напутствия и фотографирование. Через полчаса все устроились в кабине корабля.

Кресло Андрея Малахова находилось прямо за спиной командира. Руководил экспедицией подполковник Протасавицкий – опытный космонавт, первый и единственный, кто смог посадить спускаемый аппарат на астероид. Он был немолод, но в его невысокой, плотной фигуре бурлила энергия, которой мог позавидовать любой член экипажа. Сейчас из-за высокой спинки кресла его гермошлем был еле виден.

Внутри корабль обустроили как просторный самолетный салон: два ряда ложементов, большие иллюминаторы. Впрочем, они откроются только на орбите. Андрей вполуха слушал обмен данными и лаконичные переговоры командира корабля, пилота и штурмана, которые сидели в первом ряду. На этом этапе полета он и врач – Катя Синельникова – были просто пассажирами. Синельникова ободряюще улыбнулась Малахову с соседнего кресла. Пока перед стартом кабина освещалась полной иллюминацией. Под гермошлемом на светлом ежике коротко постриженных Катиных волос играли блики, от этого веселое лицо без грамма косметики казалось совсем юным и свежим. Запах озона, следствие предстартовой дезинфекции, наводил мысли о весенней грозе.

Прошла последняя перед стартом проверка, погасло рабочее освещение, сменившееся малым, дежурным тусклым светом. Одновременно с ревом двигателей стала нарастать вибрация. И хотя Андрей прошел много тренировок на тренажерах, все равно инстинктивно впился пальцами в подлокотники ложемента. Он скосил глаза и увидел, что Катя сидит совершенно спокойно. Малахову стало стыдно. Правда, у нее это был уже третий полет и полгода работы на орбите.

Чтобы расслабиться, Андрей закрыл глаза и попытался думать о чем-то отвлеченном, а не об адском столбе пламени, поднимающем в небо корабль. И он вдруг совершенно явственно почувствовал запах грибного супа. Того самого, которым много лет назад там, в Зоне, его угощал Тимур. И его, и его друзей – Юрку и Бэрика. Запах пьянил, и на Андрея вместе с запахом наплывали воспоминания почти двадцатилетней давности.

Как Тимур с Клавой вдруг побежали к кабинке, которая как раз опускалась на площадку. Замахали Герману, чтобы он остановил колесо. Вытащили из кабинки человека, тот был без сознания. Клава побежала к вертолету, оттуда она вернулась ещё с одним человеком. Он нес чемоданчик с красным крестом на крышке. А Андрей боялся подойти. Он понял, кто это был в кабинке. Его потом несли на носилках к вертолету, а Андрей шел рядом и держал его за руку. И потом, уже в вертолете, сидел возле отца и не слышал ни грохота мотора, ни разговоров вокруг.

Сейчас, в кабине корабля, Андрей подумал, что с тех пор ничего страшнее тех нескольких минут у него в жизни никогда не было. Ни чудовищные создания Зоны, ни подлые люди не могли никогда так испугать его, как был он испуган в тот момент. Несколько минут животного ужаса, пока не стало понятно – отец жив.

Давно в воспоминаниях остались и Зона, и её порождения. Успели забыться и твари Новой Зоны. Жизнь шла своим чередом, но почему-то именно сейчас, на старте, Малахов вспомнил об этих минутах.

– Не спишь, бортинженер? – раздался в наушниках голос командира. – Не спи! Невесомость пропустишь.

И вправду, перед лицом Андрея плавно проплывал плюшевый длинноухий пёс – талисман корабля.

– О, а я даже не почувствовал.

– Так ты сидел, как комок горя! – Командир хохотнул. – Не переживай – первый раз у всех так. – И добавил уже официально: – Экипажу проверить оборудование, приготовиться к стыковке.

А Малахов только сейчас увидел, что на иллюминаторах убрали защиту и там, за сверхпрочным стеклом – звёзды. Мириады звезд, столько их никогда не увидишь с Земли.

Все оборудование, за которым надо было следить Андрею, находилось на станции, так что ему нужно было только расслабиться и ждать. Штурман, самый старший в экипаже, его все звали по отчеству – Тимофеич, проверял телеметрию перед стыковкой. Время от времени он кратко диктовал цифры по корректировке орбиты. Стыковка происходила на первом витке и требовала от команды особой точности. Катя пробежалась глазами по монитору, установленному перед ней в спинке кресла. Все медицинские показатели экипажа были в норме, и особых забот у нее тоже больше не было.

Стыковка проходила в автоматическом режиме, все шло обыденно, словно на тренажерах. Андрей поглядывал на монитор командира через плечо. Там в окружении цифр и вспомогательной информации было видно громаду станции. В голове пронеслась шутка, надоевшая ещё с первых тренировок: что попасть в дырку от бублика – не слишком сложная наука. И вправду, стыковочный узел находился как раз в центре гигантского тора – жилых и технических отсеков станции.

Малахов находился в странном состоянии. Словно мир вокруг него вертелся и трансформировался, а он, как исходная точка этого мира, бы неподвижен и неизменен. Какие-то неясные образы, обрывки фраз экипажа, время от времени пинки в бок от Кати, она была явно обеспокоена тем, как он себя вел.

Толчок, практически незаметный, но достаточно жесткий, чтобы понять, что стыковка произошла, вернул Андрея в реальное мировосприятие.

– Так! Все в своем уме? – Командир, похоже, был в курсе, что Малахов впал в эйфорию, такую знакомую для опытных космонавтов.

– Так точно, – доложил Андрей, испугавшись своего громкого голоса.

– Ото ж, – добродушно буркнул Тимофеич. – Тебе, Андрюха, теперь пахать придется за всех нас.

– Ну, так зачем же меня сюда взяли? – совсем не удивился Малахов.

– Тебя взяли, чтобы Кате было о ком заботиться, – буркнул первый пилот Степанов. – А то есть такая примета: если у врача нет пациентов, то скоро заболеют все.

Степанов, широкоплечий сибиряк, славился своим особым чувством юмора, но иногда его шутки понимали не все и не сразу.

– Что за примета дикая! – вмешалась Катя и почему-то покраснела. – Мне все члены экипажа одинаково важны.

– Это у меня такая примета, – ответил Степанов. – Важно в команде иметь ипохондрика, и пусть врач его лечит. А остальные будут здоровыми ходить.

– Прекратить болтовню! – раздалась команда Протасавицкого. – Приготовиться к переходу на станцию.

То, что переходной люк открыт, стало понятно и по перепаду давления, возникшему в первый момент, и по тому, что корабль заполнился новыми запахами. После стерильного, как в медицинском кабинете, воздуха корабля со станции потянуло перегретой изоляцией, затхлостью и даже, хотя это могла быть иллюзия, запахом керосина.

Ритуал, вернее, процедура перехода была отрепетирована многократно. Командир, пилот, врач, потом бортинженер и последним – штурман.

Уже на борту станции Малахов сделал первое, что должен был сделать. Рядом со стыковочным отсеком, практически в центре бублика, располагался блок перемещения. Это была небольшая герметичная камера, внутри которой находилась пирамидка. Тот самый загадочный артефакт, который когда-то перевернул мир, породив новую Зону. Тот самый предмет, который позволил впервые создать подпространственный движитель. И тот, которого Андрей чувствовал как часть себя, и как казалось, артефакт чувствовал его.