Якудза (сборник)

Одна из лап вытатуированного дракона кокетливо скребла область левой почки. Это место Витек облюбовал еще в прошлый раз.

Он прыгнул молча.

Каблук ботинка шел точно в цель – это Витек почувствовал сразу. Но за дециметр до соприкосновения с каблуком цель плавно ушла в сторону. Нога провалилась в пустоту.

Подошвы не успели коснуться земли. Его перехватили в воздухе.

– Х-ха! – выдохнули справа – и он повис над землей как кролик, пойманный удавкой охотника.

Удавка была жесткой, как камень, горячей, с подергивающейся веной на коричневом от загара предплечье. Стас держал его захватом за горло, на всякий случай профессионально выведя на бедро, во избежание удара каблуком в колено или кулаком в пах. Держал крепко, но почему-то пока душить не собирался, хотя ему-то, в отличие от покойного Ибрагима, усилий для этого требовалось немного – только согнуть руку еще совсем чуть-чуть – и привет.

– Еще один балл в твою пользу, – раздался над ухом Витька насмешливый голос. – Я-то думал, что ты сейчас как бабуин начнешь колотить себя в грудь кулаками и требовать честного рыцарского турнира на каких-нибудь китайских палочках для риса. Похвально, юноша, удар в спину – это вполне в духе современности. Я думаю, мы сработаемся. То есть мое предложение остается в силе. А пока – всего хорошего. Но больше так скакать не советую. Я не твой недавний визави. В следующий раз тресну разок по балде как следует – сразу ходули протянешь.

Тиски разжались. Витек упал, приземлился на ноги, присел, развернулся и из приседа выпрыгнул снова, метя носком ботинка Стасу в промежность.

– А жаль, – с ноткой разочарования в голосе сказал Стас, приседая тоже и накрывая голень Витька блоком сверху. Голень врезалась в жесткую как дерево ладонь и упала вниз. Витек по инерции качнулся вперед, пытаясь сохранить равновесие, и тут ему на темечко опустился кулак Стаса. Кулака Витек не видел. Ему показалось, что на него рухнул потолок.

Он отключился сразу – в который уже раз за эту неделю.

За окном протяжно, громко и тоскливо выла сигнализация. Витек вынырнул из тяжкого киселя сна, матернулся в адрес владельца заоконного автомобиля, повернулся на жесткой поверхности, охнул, схватился за онемевшую шею и окончательно разлепил глаза.

Поверхность его ложа была жесткой потому, что он по каким-то странным причинам сегодня провел ночь на полу своей квартиры. Ну, правда, не совсем на полу. Под ним находился старенький плед и подушка, а сверху он был накрыт собственной видавшей виды курткой. Витек почесал в затылке, с опаской покрутил головой, туго проворачивающейся на деревянной шее, – и вспомнил все.

«Хорошо, что на полу, а не в морге, – подумал он. – Интересно, чем это он меня по башке треснул? Неужели кулаком? И как, черт побери, я дома-то оказался? И почему на полу?»

Одеваться не пришлось. Неизвестные благодетели, укладывая Витька почивать, ограничились малым – раздеть его никто не удосужился. Спасибо и на этом, что хоть не так бросили, не у порога в половик завернули, а все ж таки в комнату занесли и на паркет сложили. И плед под тело отключенное подстелили, позаботились. Душевные люди.

Он поднялся со своего импровизированного ложа. Голова гудела тяжело и фальшиво, словно активированный Царь-колокол. Витек потряс многострадальной головушкой, сориентировался на местности и подошел к кровати.

Надо сказать, что кровать была единственной достопримечательностью квартиры. Огромная, двуспальная, дореволюционной работы, с коронами и вензелями, неизвестно каким макаром доставшаяся покойным Витьковым родителям. До недавнего времени на сей роскоши нежилась исключительно старшая сестра – Витек ютился на скрипучем диване, ощетинившемся геморроидальными пружинами, – и оценить по достоинству оставшееся после сестры наследство в полной мере еще не успел.

Итак, на кровати, эротично раскинувшись, спала Александра. На инвалидном Витьковом диванчике были аккуратно расстелены разорванные полиэтиленовые пакеты, на которых, в свою очередь, были сложены ее юбка и пиджак, свернутые строго по швам и уложенные друг на дружке аккуратно и симметрично, как обмундирование новобранца в армии перед какой-нибудь инспекторской проверкой. На спинке единственного стула, уцелевшего после разгрома, висели женский бюстгальтер и чулки. Створки шкафа, стоящего рядом с диваном, были распахнуты, стопки чистого белья в нем разворочены – видимо, в поисках свежего постельного комплекта.

– Лихо подруга распорядилась, – пробормотал Витек, потирая шею и задумчиво рассматривая полуоткрытое, выглядывающее из-под одеяла полушарие груди. – Мало того, что целыми днями всей своей кодлой мудохают кому не лень, теперь еще и из собственной койки выперли. Да еще и дрыхнут в ней в чем мать родила.

И заорал что есть мочи, с подвывом, пиная дореволюционный матрас:

– Это кто тут спит в моей кроватке?!

Александра лениво открыла один глаз и сладко зевнула.

– Ну, мудак… – сонно протянула она и закрыла глаз обратно.

– Кто мудак? – негромко спросил Витек и пнул матрац снова – на этот раз зло и намного сильнее.

Не открывая глаз, Александра вытащила руку из-под подушки. В ее ладошке уютно пристроился маленький пистолет. Щелкнул предохранитель, и девушка ласково промурлыкала:

– Хватит пинаться, ладно? А то ногу прострелю.

– Ну не сука?.. – восхитился Витек.

– Угу, – ответили с кровати. – Кофе девушке свари.

– И в постель подать? – язвительно осведомился Витек.

Ответа не последовало. Только шевельнулось одеяло, и грудь исчезла под кружевами, вышитыми сестрой на пододеяльнике.

Больше смотреть было особо не на что. Разве только на сопящую в кружева мордашку. Или на пистолет. Но пистолет – черт бы с ним. Бюст незваной гостьи воодушевлял Витька намного больше. Но бюста больше видно не было, а поэтом, чтобы восхищаться чертами лица прекрасной дамы, Витек не был. Тем более что с чертами, помнится, у Насти-то было получше. Хотя, фигура, конечно…

Мучаясь размышлениями, что в девушках предпочтительнее – лицо или фигура, Витек поплелся на кухню.

– Кофе ей вари… – возмущался Витек, ковыряясь в рядах пустых и полупустых банок, заполняющих полки. – Черт, нету ни фига. Франкенштейн, скотина, все выжрал. Стало быть, хрен тебе, милая, а не кофе. Обойдетесь чайком. С утра оно и полезней будет… А ведь действительно мудак. Чего напрягаюсь? Стервь подколодная, не могла меня на диван пристроить, шмотье свое разложила. Шмотки ей дороже живого человека! «Кофе», блин… И вообще, какого черта она тут делает?

Он закинул в рот десяток таблеток цитрамона, оставленных на всякий случай медицински грамотным Севой Франкенштейном, и надолго присосался к крану, жмурясь от наслаждения. Почему-то казалось, что ледяная струя размывает тупую боль в шее и монотонное гудение в обласканной Стасовым кулаком голове.

Наконец Витек оторвался от крана, залил чайник водой, поставил его на плиту, после чего, усевшись за стол, положил лицо на руки и… незаметно для себя задремал.

– Дрыхнешь?

Витек вздрогнул и проснулся. Только что приснившийся ему роскошный бюст навис над ним во всей своей притягательной реальности.

– Кофе готов? Не слышу аромата.

Александра стояла над ним, расчесывая влажные после душа волосы.

Дорогое нижнее белье, скорее, не скрывало, а подчеркивало все выпуклости и вогнутости данного от природы и вдобавок грамотно тренированного тела.

Под рабочими доспехами, в которых Витек видел ее в клубе, конечно, угадывалось кое-что соблазнительное. Особенно после купания в бассейне. Но чтобы так…

У Витька пересохло во рту.

«Нет, все-таки фигура – это фигура», – проскрипела в мозгу корявая мысль.

– Ну, чего уставился? Кофе где?

– А я те чо, нанимался? – окрысился Витек.

– А ты танцуешь только за деньги? – насмешливо спросила Александра. – И сколько нынче стоит чашка кофе? Я заплачу.

– Знаешь что! – взъярился Витек.

– Что?

Она стояла, опершись плечом о косяк двери и скрестив руки на груди. Все знала про себя, зараза, и про фигуру, и про ноги, и про то, как оно все в совокупности с длинными черными волосами ниже плеч, ресницами и огромными глазищами действует на мужиков. Вот что, значит, бывает, когда с некоторых девушек смывается деловой макияж, больше похожий на слой строительной побелки… И куда девалась бизнесвумен в строгом костюме с пучком волос на затылке? Красавица… И смотрела – мол, и чего ты сделаешь, смелый и решительный, и куда ты денешься с подводной лодки?

Витек поднялся с табуретки и шагнул к ней. И обнял… почти. Да только…

– Х-ха! – знакомо выдохнула Александра.

Витек, как таракан на булавку, насадился солнечным сплетением на маленький, но острый кулачок. Да так удачно, что только охнул, схватился за живот и медленно осел обратно на табуретку.

– Похоже, сэр, вы меня неправильно поняли, – с сожалением сказала Александра, беря с полки банку из-под чая и заглядывая в нее. – И вообще, хреновато тут у вас. Кофе нет, биде нет, манеры у хозяина – как у колхозного сторожа. К тому же чайник твой почти весь выкипел, пока ты тут щеки давил…

Витек продышался немного на своей табуретке и теперь смотрел, как Александра ловко заваривает чай и сооружает яичницу из четырех чудом оставшихся в холодильнике яиц. Причем вместо масла девушка плеснула в сковородку немного воды.

– Ну как, очухался? – спросила она между делом.

– Слушай, – задумчиво спросил Витек. – Ты мне можешь объяснить одну вещь?

– Хоть две, – милостиво разрешила Александра.

– Тогда две. С какой радости меня ваша кодла метелит почти каждый божий день? И ты в том числе?

– Воспитываем, – сказала Александра, ставя горячую сковородку на стол и уминая яичницу прямо со сковородки. – В рамках программы заботы о ближнем. Тебя, Витя, если не лупить, то как дураком был, так дураком и помрешь. Ты не обидишься, если я все съем? Жрать хочу, как барракуда.

– Правильно, – кивнул Витек. – Меня кормить не надо. Я с весны закормленный. К тому же, яичница на воде…

– Ну и молодец, – сказала Александра, ловко орудуя вилкой. – А насчет воды – это тоже от твоей дремучести. Масло – штука вредная. Особенно для фигуры. А уж то, что в ваших палатках продается…

– И второе. Ты зачем это с собой делаешь?

– В смысле?

– Ну… штукатуркой лицо замазываешь?

– А, это, – рассмеялась Александра. – Это чтоб всякие разные, – она выразительно посмотрела на Витька, – не лезли. Кулаки на фиг об вас отобьешь, ногти переломаешь, маникюрить нечего будет. Но это все лирика. На вот, держи, – сказала она, неизвестно откуда вытаскивая пачку долларов и бросая ее на стол. – Вчера Стас мне выделил двоих своих амбалов с машиной и сказал тебя домой доставить. А когда придешь в себя, премиальные вручить. В себя ты не приходил упорно, мы уж думали, что все, отпрыгался. Ну, ребят я к ихним бабам отпустила, а сама, как ответственное лицо, осталась дежурить.

– На моей кровати, – вставил Витек. Но Александра не прореагировала, продолжая уплетать яичницу и одновременно разглагольствовать с набитым ртом.

– Ну вот, как видишь, ты не помер, все окончилось хорошо, к шишке на черепе лед приложишь, позавтракать можешь в ресторан какой-нибудь съездить – тут на тыщу местных ресторанов хватит – а у меня дел сегодня по горло, почавкать могу и не успеть. Так что, милый, не обессудь.

Витек нахмурился.

– Я не возьму, – сказал он.

– Чего не возьмешь?

– Деньги не возьму.

– Ну и дурак, – безапелляционным тоном сказала она, для убедительности тыкая в его сторону вилкой. – Дают – бери. У тебя сроду таких денег не было и не будет. Стас так просто никому ничего не дает. А эти деньги ты заработал.

– Заработал?

– Угу. И как заработал – неважно. Деньги не пахнут. А насчет его предложения подумай. Когда Стас работу предлагает, народ обычно не отказывается, а в ножки ему кланяется.

– Не дождется. Я кланяться не буду.

– Да кто б сомневался. Только где ты работать собираешься, гордый мой, независимый? Опять в какой-нибудь палатке сидеть? Или бутылки собирать?

– Это ты у Стаса такой умной стала? Или всегда такой была? – мрачно спросил Витек.

– С кем поведешься, от того и забеременеешь, – махнула вилкой Александра. – Но вроде и без Стаса на голову никогда не жаловалась. Потому у него и работаю.

– Кем, интересно?

Александра усмехнулась.

– Секретарем-референтом по особо важным делам. Устроит?

– Устроит. А он тебя на работу тоже через шишку на макушке нанимал?

– Нет, – просто ответила Александра.

– Расскажи.

– Вот докопался, как пьяный до радио, «расскажи, да расскажи…», – пробурчала она с набитым ртом. – Ладно. Работала я… ну, скажем, в одной более чем солидной организации. Он подошел, спросил: «Девушка, у вас сейчас какая зарплата?» Молчу, делаю вид, что не ко мне. «Хотите, чтоб она была в три раза больше?» Я, как в кино: «Да кто ж ее не хочет?» Он смеется. «Приходите завтра во столько-то, обсудим», – и визитку дает. А мне что? Пришла. А он: «Вы любите японскую кухню?» «Люблю», – говорю. А он: «Тогда давайте для начала я вас свожу в японский ресторан?» Пожимаю плечами: «Давайте». Так что ты думаешь? Привез он меня в аэропорт. Откуда – не пойму, но все документы мои у него на руках, и через энное количество часов мы в Японии. Там у него свой ресторан и отель при том ресторане с видом на Тихий океан. Три дня там тусовались, отдыхали и все такое. Оттягивались, словом, по полной программе. Потом обратно на самолет, прилетаем домой, он меня привозит обратно к себе в клуб, вываливает передо мной кучу папок, ставит перед носом компьютер и говорит – а теперь ознакомься со своими обязанностями. Вот так. Устраивает тебя такая история?

– Устраивает. Так ты с ним сейчас это… до сих пор?

– «Это» – нет. Сейчас у нас чисто деловые отношения, – жестко сказала Александра.

– А «это» было только те три дня?

– А вот это не твое дело, – сказала Александра, мило улыбнувшись. Витек подумал, что примерно с такой же улыбкой эта прелесть запросто воткнет вилку ему в глаз, после чего с таким же олимпийским спокойствием этой же вилкой дожрет яичницу.

– Ясно, – сказал он. – Еще тот кекс ваш Стасик. С приветом.

– Что есть – то есть, – кивнула Александра. – А кто сейчас без привета? Ты, что ль? Сомневаюсь.

– А чего это он там гнал вчера… Про чувство какой-то собственной важности?

Александра состроила многозначительную физиономию.

– Рассматривать чьи-то действия как низкие, подлые, отвратительные или порочные – значит, придавать неоправданное значение личности их совершившего, то есть – потакать его чувству собственной важности, – процитировала она. – Не обращай внимания. Это он когда штангу не таскает и морду никому не бьет, Карлоса Кастанеду читает. И книжки по НЛП.

– НЛ… чего?

– Нейролингвистическому программированию. Но тебе это все равно не поможет.

– Понятно… А ты, как я вижу, тоже этого… Карлсона почитываешь?

– Карлоса, – вздохнула Александра. – Бывает… Ну ладно, душеспасительная беседа окончена, – отрезала она. – И если тебе все понятно, то я пошла. Телефон клуба ты знаешь, если что надумаешь – звони.

Она встала из-за стола и, бросив в раковину пустую сковороду, направилась в спальню.

– Слушай, а все-таки, на кой я твоему Стасу облокотился? – задумчиво бросил Витек ей в спину.

– Понятия не имею, – отозвалась из спальни Александра. – Может, ему человек был нужен со стороны, чтоб Саида убрал. Если так, то по всем раскладам он сам потом должен был дать команду тебя убрать, но менты оказались проворнее. А ты в ментовке не колонулся, прошел, так сказать, тест на вшивость. Ему это понравилось, и он решил тебя к себе взять. Скорее всего так, но это только моя версия. У него в голове порой такие многоходовки крутятся… Все может быть. А что? Дух в тебе есть, кулаки есть – хреноватые пока, но это ретушируется. И теперь ты еще и кровью повязан по самые некуда. Куда ж тебе теперь, если не с нами?

Она замолчала и вышла из спальни, уже разговаривая с мобильником, затянутая в свой рабочий костюм от Версаче, снова строгая, деловая, подтянутая, с закрашенным макияжем лицом, готовая и стенограмму оттарабанить, и в душу треснуть кому потребуется, и, видимо, по обстоятельствам и пристрелить кого-нибудь, если хозяин прикажет.

– Все, пока. Меня уже ждут.

Она бросила мобильник в карман, сняла с вешалки белое кожаное пальто, небрежным, но невероятно грациозным движением набросила его на себя и шагнула к двери.

– Александра… – задумчиво сказал Витек ей вслед. – Афродита… Красиво. Тебе идет.

Она обернулась, удивленно подняла брови, потом улыбнулась чуть заметно и ушла, оставив после себя едва слышный аромат дорогих духов на смятой постели и немытую сковороду в раковине, ну никак не вяжущуюся с образом древнегреческой богини любви.

«Был нужен человек со стороны… По всем раскладам, он сам потом должен был дать команду тебя убрать, но менты оказались проворнее… И где гарантия, что в другой раз менты окажутся не такими проворными?»

Зеленая пачка лежала на столе, перетянутая черной резинкой, какой до эпохи развитого капитализма продавцы в магазинах перехватывали куски мороженого мяса, завернутого в прозрачную пленку. С верхней банкноты на Витька высокомерно смотрел американский президент, похожий на Петра Первого из школьного учебника истории.

«Дают – бери…»

Витек снял резинку и пересчитал деньги. В пачке оказалось десять тысяч долларов.

Он поднес их к лицу.

Деньги пахли. Забытым запахом из далекого детства. Старыми, давно выветрившимися духами из стеклянного флакона с рельефно выдавленным на нем двуглавым орлом.

«У тебя сроду таких денег не было и не будет…»

Действительно, такие деньги Витек видел только в кино.

«Эти деньги ты заработал…»

Витек машинально погладил слабо зудящее, почти зажившее плечо.

«Заработал… Плата за четыре трупа. И за сестру. И за себя. Интересно, нас с Галькой он почем посчитал?..»

Он сидел за столом и задумчиво тасовал купюры. Витьково «я» разделилось надвое. Одна половина требовала деньги вернуть, желательно красиво и гордо. Другая резонно замечала, что гордости и красоты, скорее всего, не оценят, а в лучшем случае еще раз дадут по шее и пинками вышвырнут из клуба. В худшем же – скормят Сяпе на завтрак…

Или беззубому крокодилу Гене. Интересно, едят домашние пантеры и крокодилы хорошо отбитых безработных продавцов? Судя по первой встрече с Сяпой, схрючат и не почешутся.

«Харашо – эта кагда нэ плохо, – напомнила зловредная половина. – Кагда живой, багатый – тагда харашо. Кагда нэт – тагда вах… Или ты, или тебя. Третьего не дано… У тебя теперь своя жизнь…»

Он представил себя в роли этакого благородного и неподкупного – и ему стало противно. Жалкая получилась картина. Как в смешном мультике про утку: «Я – черный плащ…»

– Ну и ладушки, – сказал Витек. Потом решительно собрал деньги обратно, перетянул зеленую пачку резинкой и сунул ее в карман. – Попробуем, как оно, когда красиво.

От яичницы осталась лишь грязная сковородка в раковине, в пустом холодильнике повесилась пластмассовая сувенирная мышь, и потому в смысле завтрака Витек решил последовать совету Александры…

…Завоевав большие города, западная цивилизация уверенно тянула свои щупальца на периферию. Небольшой итальянский ресторанчик-пиццерия недавно открылся на соседней улице, и пока никто еще его не сжег и даже не побил больших витринных стекол с изображениями толстых дядек в поварских колпаках, высоко поднимая колени, перетаскивающих куда-то громадные пиццы, похожие на колеса от самосвала.

Витек неуверенно толкнул стеклянную дверь.

– Добро пожаловать, – склонился перед ним хлыщ в костюме. – Желаете столик?

Витек пожал плечами.

– Я это… в общем, позавтракать.

Хлыщ поклонился снова.

– Пожалуйста. Вот этот столик вас устроит?

Витек немного обалдел с непривычки от всех этих поклонов и реверансов и, втайне жалея, что забрался в эдакие странные и незнакомые места, был уже согласен на все.

Хлыщ принес меню. В меню русскими буквами были написаны итальянские слова. Напротив слов имелись цифры в у. е., и от этих цифр Витьку стало слегка не по себе. Но потом он вспомнил о зеленой куче в кармане, и ему немного полегчало.

Гулять так гулять…

Он несколько раз ткнул пальцем в слова. Хлыщ поклонился и исчез. Через некоторое время толстенькая девчушка приволокла существенных размеров поднос с тарелками и сгрузила все это дело перед Витьком, бросив при этом на него пару удивленных взглядов.

Взглядам Витек значения не придал и с энтузиазмом принялся за дело.

В первой тарелке оказались макароны с ветчиной, залитые чем-то напоминающим майонез со сливками. Во второй – так называемая пицца – круглый белый хлеб с расплавленным сыром и позавчерашней с виду колбасой. В третьей – какое-то розовое желе. В четвертой – жульен, то есть резиновые шампиньоны, тоже залитые белым…

Витек классиков не читал, но, как и известный литературный герой, не собирался оставлять в тарелке то, за что было заплачено. Решив, что, возможно, колбаса в пицце какая-то особенная, только что выглядит непрезентабельно, так про то не нам пролетариям судить, Витек с энтузиазмом принялся за дело. Но ближе к концу трапезы он почувствовал, что у него в желудке начинает происходить что-то не то…

– Какими судьбами!!!

Улыбаясь, словно Гуинплен, его столик огибал Афанасий.

– А я еду мимо, смотрю, в витрине знакомая личность пиццу трескает… Слышь, парень, ты чего это, а?

В животе Витька творилось неладное. Он бы и хотел, может быть, треснуть Афанасию между глаз. Или, на худой конец, хотя бы послать гада такого подальше. Но при всем желании свершить сии великие деяния сейчас ему было явно не под силу.

– Э, братуха, да тебе худо, как я погляжу?

Витек кивнул. Открыть рот он не решался, боясь блевануть прямо на сверкающий импортный интерьер. Глазами он искал туалет, но таковой поблизости не наблюдался. Хлыща тоже не было видно.

– Халдей! Халдей, бллляха, тут есть или как?! – заорал Афанасий во все горло.

Хлыщ нарисовался незамедлительно, заранее слегка побледневший с лица.

– Что случилось? – пролепетал он, сгибаясь под тяжестью тени, падающей от Афанасия.

– Что случилось? – прогрохотал Афанасий. – Я те щас, сука, башку оторву. Ты чем моего кореша накормил, вертушка ты туалетная? Ты его этим накормил? – ткнул он пальцем в остатки пиццы. – Вот этой колбасой? Она ж старая, мля, как говно мамонта!

– Я… мы…

– Короче! Быстро веди пацана в сортир, пусть проблюется как следует. И мухой ко мне! Будем решать насчет компенсации ущерба.

– Я… мы мигом…

Поддерживая Витька под локоток, хлыщ проводил его до туалета. Извиваясь в извинениях, вручил стакан с чем-то прозрачно-зеленоватым и, услышав глухое рычание Афанасия, доносящееся из зала, убежал стремглав – только пятки в зеркалах туалетных сверкнули.

Витек ринулся к унитазу и минут пять рычал утробно и слезно, изрыгая в импортный толчок непривычные разносолы и поминая в паузах итальянских кулинаров емким русским матом. Полегчало. Он с сомнением посмотрел на стакан.

Дезинфекция что ль какая?

И выпил.

На этот раз его выворачивало в два раза дольше. Когда блевать стало больше нечем, Витек выполз из санузла на негнущихся ногах, ловя ртом воздух как свежевыловленная треска.

– Во, халдеи пидоры! – встретил его возмущенным вскриком Афанасий. Стол перед ним ломился от яств, и согнутый в подобострастную дугу хлыщ стоял одесную от Афанасия, готовясь выполнять любые прихоти сердитого бандита. – Видят, что человек в первый раз в кабак пришел, – и давай кормить отходами. Суки позорные. Давай, присаживайся, братуха.

Присаживаться рядом с Афанасием Витьку не хотелось, тем более что от вида еды на желудке опять стало тоскливо. Но он перехватил умоляющий взгляд хлыща, поколебался и сел к столу. Надо было бы, конечно, хлыщу выдать порцию тумаков, но Витьку стало его немного жалко. Дохлый он больно, такого бить – себя не уважать. Хрен с ним, пусть живет, отравитель чертов.

– Пей, братуха.

Афанасий протянул Витьку фужер существенных размеров, наполненный прозрачной жидкостью.

– Водка? – поморщился Витек.

– Пей, не спрашивай. Желудок надо продезинфицировать, а то черт его знает, что тебе эти паразиты в тарелки наклали. Еще ластами хлопнешь. Только залпом.

В словах Афанасия был определенный резон и непреклонная убежденность в собственной правоте. Витек поколебался, потом взял стакан и опрокинул в себя содержимое.

Желудок конвульсивно содрогнулся. Пищевод загорелся жидким огнем, дыхание перехватило.

– А теперь – быстро закусывай.

Афанасий заботливо протягивал Витьку кривой соленый огурец на вилке.

«И откуда в пиццерии огурцы?»

Витек автоматически подчинился. Почти сразу стало легче. В голове зашумело, по телу разлилось приятное тепло.