Как же она проголодалась! Такого голода ей испытать еще не доводилось. Хлеб исчез в мгновение ока. Но при виде сыра желудок вдруг снова скрутило. Она выронила сыр на тарелку, выскочила из-под одеяла и бросилась к столу.
Босые ноги зябли на голом полу. В кувшине, как и ожидалось, плескалась вода. Она припала к нему и стала огромными глотками хлебать ледяную воду, горло обожгло огнем, в груди защемило. Тогда она оперлась руками о стол, с трудом втягивая воздух, пока не отпустили судороги и тошнота, и ей наконец не полегчало.
Одеяло осталось на кровати, и теперь Алису начал пробирать холод.
Потянуло дымком, и вспомнив об очаге в соседней комнате, где весело потрескивали поленья, она поспешила переодеться, чтобы поскорей подобраться к нему поближе и согреться.
На вешалке оказались мужские штаны, грубая белая рубаха и серая куртка с кепкой. Алиса разложила вещи на кровати и постаралась не вспоминать об изящных платьях, что носила раньше, когда жила в Новом городе. «С прежней жизнью покончено. В конце концов, такая одежда лучше больничной робы».
Она стянула ночнушку через голову и замерла, осматривая себя. Вся правая грудь – сплошной лиловый синяк, живот и бедра в ссадинах. На лодыжках тоже виднелись лиловые отметины от пальцев, ступни сбиты в кровь.
Кости так и выпирали под бледной, чуть ли не прозрачной кожей, все тело ломило от вчерашних усилий. Очень давно она не ходила так много и далеко и уж, конечно, никогда не прыгала в реку из окна третьего этажа.
Уловив краем глаза какое-то движение, она оглянулась и обнаружила, что занавеска в проходе отдернута, а на нее уставился какой-то незнакомец. Сердце ухнуло в пятки, она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла выдавить ни звука.
У него были черные, очень короткие волосы с проседью, гладко выбритое лицо с ввалившимися щеками и острым подбородком. Штаны и рубаха такие же простые, как у нее. Голос понемногу прорезался, и тут она узнала его глаза. Такого блеска в этих свинцово-серых глазах она еще не видела.
Оцепенев от этого взгляда, с трепещущим, как мотылек в паутине, сердцем, она молча смотрела, как он приближается к ней, задернув за собой занавеску. Оказавшись рядом, он потянулся к ее щеке, той самой, где много лет назад зияла страшная рана.
Почувствовав на лице его ладони, она удивилась, какие они огромные, и какой он высокий, гораздо выше нее. Вблизи стало заметно множество затянувшихся светлых шрамов по всему лицу, раньше скрытых бородой. Его рука скользнула по ее рассеченной много лет назад щеке.
Он опустил руки и встал перед ней на колени, с такой нежностью прижавшись щекой к животу, что она чуть не разрыдалась. Потом обнял за бедра, не причинив ей боли, но так крепко, что она почувствовала, он не хочет ее отпускать. От этого прикосновения кожа будто таяла, словно он пытался слиться с Алисой в единое целое.
Она погладила его по голове, остриженой еще короче, чем у нее, по густой жесткой щетине, и оба замерли, прислушиваясь к дыханию друг друга, пока не задышали в едином ритме.
После Тесак поднялся, усмирив бушующий в глазах огонь, пригладил ей волосы и молча вышел.
Алиса быстро оделась, пытаясь унять дрожь в ногах то ли от холода, то ли от волнения из-за случившегося. Штаны не держались на ее костлявых боках. Она зажала руками пояс штанов и поковыляла босиком в большую комнату.
Бесс с Тесаком стояли рядом, обсуждая разложенные на полу вещи. Старушка заметила Алисины мучения.
– Сейчас принесу тебе веревку, – сказала она, вышла в коридор и исчезла в одном из проемов.
– Извини, – Тесак показал на штаны, которые оказались еще и немного длинноваты. – Второпях выбирал, больше по длине, на ширину и не посмотрел.
Алиса подошла ближе к очагу, ей жутко хотелось согреться, а еще было любопытно, что же лежит на полу.
– А куда ты торопился? – спросила Алиса.
– А?
Тесак уже снова рассматривал разложенные предметы.
– Почему ты спешил, когда брал одежду?
– Ну, – усмехнулся он, и у нее потеплело на сердце. Ей еще не доводилось как следует разглядеть его улыбку: – Она сушилась на веревке, и я ее стянул.
– Тес, – упрекнула его Алиса, – зачем надо было воровать? Ты же у того барыги полный кошель золота отобрал!
– Пришлось кое-что прикупить, так что осталось меньше. Опять же, там, куда мы идем, оно еще пригодится. Бесс говорит, когда доберемся до места, к Чеширскому нас пропустят, только если скажем, что мы от нее. Но насколько я помню, по дороге еще много рук придется позолотить.
– Ты помнишь? – переспросила Алиса.
Тесак удивленно посмотрел на нее.
– Да. Почему-то помню.
– Только это, или что-нибудь еще?
– Пока только это. Как будто в нужный момент вспоминается только самое необходимое.
– Что это за вещи? – спросила Алиса.
– Запасы.
Алиса подумала, что их представления о запасах сильно отличаются.
Если бы за ними послали Алису, она бы принесла еду, одежду и одеяла – все необходимое для выживания. Но сейчас перед ней был скорее арсенал.
На полу лежало два ножа, обычный кинжал с обтянутой кожей рукоятью и второй потоньше, как у мясников, с прямым обухом. Несколько мотков веревки разной толщины и длины. Заметив небольшой топор, Алиса покосилась на Тесака, и тот, проследив за ее взглядом, покачал головой:
– Думаешь, он мне что-нибудь напоминает? Нет. Хотя в руку ложится как влитой, прямо как продолжение меня.
На полу лежал еще один предмет, моментально приковавший к себе ее взгляд.
– Это что?.. – указала она, неуверенная даже в том, как правильно произносится это слово, ведь до сих пор видела такое только на картинках.
Тесак снова усмехнулся, и она поняла, что в глубине души, под всей этой кровью и безумием он до сих пор оставался сорванцом, озорным мальчишкой-проказником.
– Да. Пистолет.
– Пистолет, – повторила Алиса. Она бы не так сильно удивилась, признайся Тесак, что он волшебник: – Только королевской гвардии позволено носить такое оружие. Их не выдают даже солдатам, охраняющим Новый город.
Тесак наклонил голову вбок, словно видел ее впервые.
– Ты всегда веришь тому, что тебе рассказывают?
Алиса сразу почувствовала, что сморозила глупость, и покраснела.
– Нет. Раньше верила. Сейчас даже не знаю.
– Алиса, ни полиции, ни военным, ни правительству на слово верить нельзя, – предупредил Тесак. – Они не за твое счастье радеют, им лишь бы тебя приструнить, чтобы заправилам в Новом городе хлопот было меньше. Солдаты вооружены, Алиса, это ясно как день. Просто не выставляют оружие напоказ.
Пускай у солдат и было оружие, но то, что Тесак собирался носить такое при себе, ее не на шутку встревожило.
– Это же запрещено. Пистолет сразу привлечет лишнее внимание, не то что нож.
– Само собой, среди шпаны поножовщина – дело привычное, поэтому с ножами проблем нет, – кивнул Тесак. – Не переживай. Мы его спрячем. На крайний случай.
Алиса с сомнением взглянула на него, но ничего не сказала. Тесак собрал с пола весь арсенал и так ловко попрятал ножи, топор и пистолет под одеждой, что заметить их было невозможно. Веревки оказались в небольшом мешке вместе с какими-то свертками ткани, которых она раньше не заметила.
– А это что?
– Плащи. Ночью они лучше одеял. Их никогда не потеряешь, если вдруг придется уносить ноги. И хотя днем тебя видно издалека, зато в сумерках становишься просто невидимкой.
«Оказывается, он подумал не только о том, как постоять за себя», – подумала Алиса. Ей было так тепло у очага, что совсем не хотелось уходить, как, впрочем, и думать о том, что с ними будет, когда они переступят через этот порог и выйдут наружу.
Если обнаружится, что они сбежали из больницы, их ждет немало неприятностей. Но если Тесака поймают с пистолетом, его пристрелят на месте. Без суда и следствия. Может быть, даже из его собственного оружия. При этой мысли она вскинула голову и уставилась на Тесака.
– Ты чего? – спросил он.
– Ты купил пистолет, чтобы не возвращаться в больницу, – заключила она, и сама удивилась, услышав в голосе обвинение, даже злость. – Ты прекрасно знаешь, если тебя с ним поймают, то убьют на месте.
Тесак кивнул.
– Да. Я же говорил, назад мне дороги нет. Не вынесу даже мысли, что снова окажусь взаперти. И они разлучат нас, Алиса, никто больше не подбодрит через мышиную норку. Нас будут держать порознь, подумать только, это еще страшнее, чем оказаться в клетке. Вот и решил, что выход есть всегда. Для себя я его нашел. И тебе предлагаю.
Она понимала, о чем он говорит: сначала убить ее, из пистолета, ножом, в конце концов голыми руками, главное, не дать им снова засадить ее в клетку.
Сначала он убьет ее, из ружья, ножом или кулаками, как придется, и она никогда больше не окажется в заточении. Наверное, если бы кто-то другой так спокойно заявил, что готов убить своего спутника, она бы пришла в ужас. Но от Тесака это звучало равносильно предложению выйти за него замуж. Это самое большее, на что он мог пойти ради нее, так он показывал, как много она для него значит.
При мысли о возвращении в тюрьму к горлу подкатила горечь. Но все же она не могла решиться принять такое предложение, она ведь еще и не жила толком, как же тут добровольно принять смерть? Еще слишком рано.
– Спасибо, я подумаю.
Тесак кивнул и занялся своими делами. В комнату вернулась Бесс с кожаным ремешком и каким-то красным блестящим предметом на серебряной цепочке.
– Насилу отыскала, – сказала она, как бы оправдываясь за долгую отлучку. – Как сквозь землю провалился.
Алиса взяла ремень, рассеянно обернула вокруг пояса и затянула штаны, не в силах оторвать взгляд от амулета, поблескивающего в свете очага.
– Это тебе, – сказала Бесс. – Когда-то давным-давно, до Очищения, он принадлежал моей пра-пра-пра-прабабушке, настоящей волшебнице. Оберег.
Бесс протянула его Алисе, замершей в нерешительности:
– Что вы, разве можно отдавать фамильные ценности?
Бесс фыркнула:
– Родни-то у меня кроме Николаса не осталось, а от него поди дождись, когда невесту в дом приведет, вот ты, считай, и будешь. Бери, все равно пропадет – мне уж недолго жить осталось, а там украдет кто-нибудь.
Алиса подумала, что ясновидение, должно быть, ужасный дар, если можно увидеть час собственной смерти. Она заметила, как замерли руки Тесака, когда старушка так обыденно упомянула о своей кончине. Значит, не такой уж он бесчувственный. Наверное, в глубине души остались воспоминания о маленьком Николасе и бабушке, которая ничего для него не жалела.
Бесс с легким раздражением снова протянула цепочку, и Алиса взяла ее, внимательно разглядывая драгоценный камень, переливающийся на ладони.
– Это же роза, – сказала она и вдруг на нее нахлынули воспоминания о бесконечных рядах алых роз, растущих в саду, об узоре из роз на платье, в котором она была, когда они улизнули вместе с Дор.
– Моя мать… – начала она, и чуть не потеряла сознание. – Мама обожала розы, они у нее росли не по дням, а по часам. Таких чудесных роз ни у кого не было, она даже не разрешала садовнику ей помогать.
Тут перед глазами всплыло другое воспоминание, но она приберегла его для себя: ее крохотная пухлая ручка в маминой изящной и элегантной руке, лучи солнца, просвечивающие сквозь ее золотистые волосы, сияющие словно нимб, склонившееся к Алисе улыбающееся лицо и воркующий голос: «Алиса, ах ты мой бутончик, розочка моя».
Что случилось с той женщиной, любящей матерью? Почему она разлюбила израненную и напуганную Алису? Почему отослала Алису прочь, в самое ужасное место на белом свете?
Она подумала, что уже достаточно оплакивала прошлое, но прежняя боль снова всколыхнулась в груди, и на глаза опять навернулись слезы.
Бесс глядела на нее все так же сочувственно и терпеливо, и вскоре Алиса вытерла слезы.
– Спасибо, – поблагодарила она и надела цепочку через голову.
Роза, оказавшись у нее на груди, засияла, словно внутри загорелась свеча. Бесс ахнула, и, ухватив Алису за подбородок, заглянула ей в глаза.
– Ты. Ты, – твердила она.
Тесак вдруг вскочил, побелев как полотно.
– Бармаглот. Он близко, – сообщил он, закатил глаза и рухнул на пол.
Глава четвертая
– Вот два сапога – пара, – неодобрительно пробурчала Бесс, когда Алиса вырвалась из ее рук. – Чуть что – сразу хлоп в обморок, что один, что другая. Уж не знаю, как вы справляться будете, такие квелые.
Алиса перекатила Тесака на спину. Его веки были закрыты, но глаза под ними так и метались туда-сюда.
– Тесак, – позвала она, тряся его за плечи. – Тесак.
Бесс покачала головой.
– Бесполезно. Сейчас он во власти Бармаглота и не очнется, пока тот не отпустит.
– Я не хочу, чтобы он отключался, – сказала Алиса, вспоминая сон перед пожаром в больнице. – Не хочу его отдавать Бармаглоту.
– Стало быть придется избавиться от чудовища, – заметила Бесс, лукаво сверкнув глазами. – Думаю, это будет посильнее судьбы.
Алиса беспомощно смотрела на мертвенно-бледное лицо Тесака, его подергивающиеся глаза.
– Какая уж у меня сила?
Бесс взглянула на розу на шее у Алисы и сказала:
– Больше, чем ты думаешь. А с этим нянчиться нечего. Он скоро придет в себя. Бармаглот почти наелся.
– Откуда вы знаете? – спросила Алиса.
– Я его тоже чувствую, – монотонно продолжала Бесс. – Он близко и почти насытился. Всю ночь терпел, предвкушая кровь. Знал, что люди ожидают кошмаров по ночам, вот и дожидался утра, чтобы страху нагнать и за один присест наесться.
– Почему же у вас не бывает припадков, как у Тесака?
– Парнишка столько лет с ним считай бок о бок просидел, и хоть крепка была Бармаглота темница, а все ж чуял, что тот где-то рядом. Те узы меж ними и поныне остались, хоть и вырвались оба на волю, вот и направил на него Бармаглот свою силу, теперь ему никакой преграды нет. И с каждой каплей крови, каждой толикой страха эти узы все крепче, а мрак все гуще.
Алиса просто не представляла, каким чудом они, двое сломленных судьбой детей, смогут одолеть такое чудовище. Если Бармаглот с каждой новой жертвой только набирался сил, ему всего-то стоило продолжать убивать, пока не исчезнет все живое.
– Не отчаивайся, – подбодрила Бесс, – время еще есть. Он что-то ищет, и пока не найдет, не примет свой окончательный облик.
– Что же он ищет?
– То, что украл у него волшебник, – прохрипел Тесак, ошалело озираясь по сторонам.
Алиса погладила его по бледной щеке:
– Успокойся.
Тесак потряс головой и стал подниматься. Они с Бесс переглянулись.
– Он что-то ищет. Тебе удалось разглядеть?
Старушка покачала головой.
– Я только чувствую, как он этого жаждет.
Тесак поежился.
– Я тоже.
Алиса переводила взгляд с одного на другого.
– Значит, Бармаглота… его можно остановить? Пока он не нашел эту вещь?
Тесак кивнул.
– Это не так-то просто, и нам кое-что потребуется. Вот почему ты посылаешь нас к Чеширскому?
– Да, – сказала Бесс, – он забыл больше, чем нам с тобой доведется узнать. Ему известна история магии и волшебников. Он, наверное, сможет рассказать, кто и как пленил Бармаглота раньше. Отправляйтесь, как стемнеет, под покровом ночи.
– А как же Бармаглот? Вдруг мы с ним столкнемся, не успев подготовиться? – спросила Алиса.
Она еще не собралась с духом, слишком мало времени провела она в тепле и покое.
– Сейчас он уходит, – сообщил Тесак. – Был совсем рядом, а потом отправился разыскивать свою пропажу. Я почувствую, когда он приблизится, так что случайно не нарвемся.
Тесак поднялся и принялся доделывать начатое. Бесс сходила на кухню и вернулась с буханкой хлеба в узелке и яблоками, все это отправилось в мешок к прочим припасам.
Алисе оставалось лишь маяться от безделья, глядя на приготовления со стороны.
Когда Бесс поманила ее на кухню, Алиса решила, что ей дадут еще какой-нибудь снеди в дорогу, но с удивлением получила небольшой, с ладошку длиной, кинжал в потертом кожаном чехле.
– Что мне с ним делать? – спросила Алиса, и вдруг при этих словах перед глазами мелькнуло видение – нож, пронзающий плоть, горячая кровь на ладони. Когда-то нож ее спас.
– Защищаться, – ответила Бесс. – Парнишка-то с Бармаглотом повязан, вдруг да не сможет за тобой приглядеть.
Алиса ужаснулась при мысли о том, что Тесак может рухнуть посреди улицы, не в состоянии дать отпор и оставив ее совершенно беззащитной. А то и хуже – не отключится, а станет послушной марионеткой во власти Бармаглота и набросится на нее.
Бесс кивнула, и тут Алиса поняла, что та наблюдала, будто читая ее мысли – все было написано на лице.
– Вот потому и держи его всегда при себе, да будь наготове.
Это не прозвучало вслух, но Алиса поняла, хотя одна мысль, что может быть ей придется поднять руку на Тесака, привела ее в ужас.
– Положи-ка его в карман, – настаивала Бесс.
Алиса неохотно сунула ножик под куртку, надеясь, что при случае ей хватит духу им воспользоваться.
Приготовления были закончены, оставалось только ждать. Бесс устроилась у очага и принялась вязать шаль.
Управившись, Тесак зашагал по комнате, как тигр в клетке. Алиса лишь раз видела тигра: мать считала, что зоопарки только для простонародья. Когда Алисе было лет шесть или семь, одна гувернантка, которая была не в курсе маминого мнения, случайно устроила ей запретную вылазку. Вспомнилась давка в толпе зевак, ахающих и тычущих пальцами в горилл и змей из диких джунглей, тяжелый запах шерсти, сладость лимонного мороженого. Мороженое тоже было запрещенным лакомством, но Алиса не собиралась перечить гувернантке, раз уж та сама предложила запретные плоды.
К полудню от палящего солнца и толчеи у гувернантки разыгралась мигрень, порядком поубавив энтузиазма. Она стала резкой и раздражительной, потащив девочку за руку к выходу, но та вдруг вырвалась, увидев, как в одной из клеток мелькнуло что-то полосатое.
Алиса прошмыгнула под длинными, словно стволы деревьев, ногами взрослых, облаченных в шерсть и муслин, отдающих табаком и духами, и незаметно протиснулась к ограде, отделявшей людей от животных.
Огромный зверь на широченных лапах с жуткими острыми когтями вышагивал туда-сюда по клетке. Ее заворожили таинственные зеленые глаза, горящие яростью, и неукротимый нрав, так и не вытравленный служителями зоопарка. И тут отозвалось ее собственное строптивое сердце, затрепетав в груди, словно кролик под взглядом охотника.
– Алиса! – раздался резкий окрик, и гувернантка поволокла ее прочь, вцепившись в плечо.
Алиса дремала у очага, убаюканная ритмичными звуками шагов и монотонным позвякиванием спиц.
Кролик под взглядом охотника. И торт. Ей пригрезился кролик и торт. Торт. Вспомнилась его рассыпчатая нежность на языке. Сто лет не ела торта. В больнице ни о каких тортах и речи не было, только жидкая серая овсянка, постная как лица санитаров, разносивших ее по утрам и вечерам.
Дома торты подавали к чаю. На тарелке – целая пирамида из толстых желтых ломтей, покрытых глазурью всевозможных оттенков: розовой, голубой, фиолетовой. Мама разливала чай, и Алисе разрешалось выбрать один маленький ломтик, всего один – мама не одобряла сладостей.
Но было еще совсем другое чаепитие, когда Кролик разрешил есть торт сколько влезет. Алиса старалась не жадничать, но не могла скрыть удовольствия. Они сидели за столом с Дор и Кроликом и… кем-то еще. Там был кто-то еще, какая-то тень.
Набивая рот тортом, Алиса не разглядела его лица, а Кролик все смеялся и поглаживал белыми руками ее косу, приговаривая: «Милая Алиса. Кушай, будешь красивая и пухленькая. Милая Алиса. Алиса. Алиса».
Он хватает ее за волосы, запрокидывает голову назад, наматывая косу на руку, чтобы смотрела ему прямо в глаза, такие злые голубовато-зеленые («хотя должны же быть розовыми, ты знаешь, как у настоящего кролика»), дрожание век, рвущийся наружу стон, и окрик, резкий как удар кнутом: «Куда это ты собралась, милая Алиса? Алиса… Алиса…»
– Алиса, проснись.
Нетерпеливый голос Тесака, он трясет ее за плечи, но несильно, небольно. Без злости. Тесак никогда ее не обижал, как Кролик. Она открыла глаза и приподнялась, машинально ощупывая шею в поисках косы, но обнаружила лишь стриженый затылок.
– Алиса, нам пора, – сказал Тесак.
Он стоял у дверей, спрятав оружие под пальто и вскинув на плечо мешок с припасами.
– Не зови меня Алисой, – предупредила она, осторожно вставая и стряхивая остатки сна, пока не убедилась, что наваждение развеялось. – Мы же договорились, что я парень.
Она достала из кармана кепку – последний штрих нового образа, и натянула ее на голову. Заправляя розовый амулет под рубаху, Алиса ощутила тяжесть кинжала в кармане куртки.
– Как же мне тебя звать? – хмуро спросил Тесак.
– Алекс, – подсказала старушка. – Похоже на настоящее, так что ежели обмолвишься, глядишь, и не заметит никто.
– Алекс, – повторил Тесак, словно пробуя на вкус ее новое имя, и поморщился. – Не идет оно тебе, даже стриженой и в кепке.
– А попасть в лапы торговцам, коли не привыкнешь к ней, как к мальчишке, ей пойдет еще меньше, – съязвила Бесс. – Надевайте-ка плащи. Пора.
Плащ был толстый и колючий, но, завернувшись в него как следует, Алиса преобразилась, словно стала неуловимой тенью.
Бесс взяла Алису за руки.
– Помни, тебе дано больше, чем ты знаешь.
Потом потянулась и чмокнула ее в щеку. Алиса хотела поблагодарить, но к горлу подступил комок, навернулись слезы благодарности и смятения. Бесс отошла от нее, не дожидаясь ответа.
Старушка направилась к Тесаку. Он молча глядел сверху вниз на женщину, вложившую в него всю душу, и в эту минуту между ними словно что-то промелькнуло. Бесс обняла его за шею, но он так и не пошевелился, не обнял ее в ответ. Потом Бесс отступила назад, промокнув передником глаза.
– Остерегайся Бармаглота, – напутствовала она.
Тесак кивнул и двинулся к двери. Алиса застыла на месте. Сердце рвалось за Тесаком, но здравый смысл велел оставаться в безопасности. Тесак распахнул дверь, вопросительно оглянувшись на Алису.
– Алиса?
Алиса взглянула на Бесс, та стояла, не двигаясь с места, роняя слезы и будто сгорбившись сильнее прежнего. Не глядя на Тесака, она молча отвернулась.
– Алиса? – снова позвал он.
Алиса накинула капюшон, пряча лицо в тени.
– Алекс, – поправила она и скрылась в ночи следом за ним, притворив за собой дверь.
– Держись рядом, – велел Тесак.
– А далеко до этой улицы Роз? – спросила Алиса.
– День пути, а то и два, – ответил Тесак. – Она в самом центре Старого города. Туда напрямик не попадешь.
Алиса уже приметила извилистые кривые тропы вместо улиц и лабиринт переулков, их соединявших. Когда она решила поделиться своими наблюдениями с Теса, он только усмехнулся.
– Дело не в улицах, дорогуша, а в том, кто там заправляет.
– В смысле… бандитские шайки? – уточнила она.
Этот мир был ей мало знаком даже до больницы, хотя она припоминала брюзжание отца по поводу воровских шаек, промышлявших в Старом городе. Они иногда устраивали вылазки на окраины Нового города, ускользая от патрулей, грабили зажиточных горожан и растворялись в Старом городе еще до объявления тревоги.
«Но это ведь было давно», – думала Алиса. Десять лет назад. Мир с тех пор изменился, даже если сама она осталась прежней.
Размышляя об этом, она сказала:
– Будет ли все так, как ты помнишь? Сколько времени прошло с тех пор.
Тесак едва заметно пожал плечами.
– Да я не особо-то и помню. Просто Бесс дала кое-какие наводки, вот и проясняется помаленьку.
Тут он замолчал, но Алиса его знала достаточно хорошо, чтобы заметить – о чем-то задумался. Чем это кончится, никогда не угадаешь, так что лучше его не трогать. Ночь выдалась студеная, и не будь на ней плаща, Алиса бы уже вся дрожала. Но несмотря на холод, было как-то душно, ни малейшего ветерка, словно город затих в тревожном ожидании.
Алиса догадывалась, в чем дело. Бармаглот нанес удар, и никто не знал, когда он нападет снова. Хотя никто кроме них с Тесаком и Бесс не представлял, что это за тварь, и не ведал о чудовище из ночных кошмаров, он явно совершил что-то ужасное. Нетрудно было догадаться, судя по рассказу Бесс и тому, что творилось с Тесаком. Да и большинство жителей Старого города наверняка почувствовали непривычную, зловещую тень, нависшую над ними.
Но несмотря на это, улицы не опустели. Здесь проворачивали множество темных делишек, и Алиса с Тесаком то и дело ловили на себе пристальные оценивающие взгляды.
Когда первый раз они повстречали пару громил, Алиса опустила голову и ускорила шаг, опасаясь, что в ней могут узнать девушку, и тогда очень вероятно повторится недавний ужас. От кошмарных предчувствий у нее будто заныли все синяки. Но, к счастью, все обошлось, и отойдя подальше, Тесак ухватил ее за локоть, развернув к себе.