Фарфоровые куклы

Глава 1. Полотно

Последний штрих кисточки мастера на чувственных губах, застывших в едва заметной и умиротворенной улыбке, завершил филигранную работу над первым в его жизни «полотном». Образ, с которым он ни на минуту не расставался почти всю свою сознательную жизнь, воплотился в лежащей перед ним бездыханной женщине. Удовлетворение и покой обогрели разум искусного «художника». Впервые за многие годы он избавился от той давней боли, что непрерывно терзала его неспокойное сознание и покалеченную душу.

Запах красок, тщательно выглаженной одежды, чистого тела и мягких волос, бережно вымытых персиковым гелем, смешался с теплым весенним воздухом, когда он выкатил каталку на задний дворик, чтобы погрузить мертвое тело в черный фургон.

Перед тем как сесть в автомобиль и тронуться, он постоял над ней около минуты с таким отрешенным видом, будто сейчас на земле оставалась лишь его телесная оболочка, помещенная в большую, плохо освещенную скорлупу, а разум и тело витали где-то за пределами этого мира, наблюдая картину со стороны. Оглядев свой «шедевр» усталым взглядом, человек в неброской куртке и темных джинсах под цвет кроссовок еще раз удостоверился, что проделал все манипуляции без помарок, аккуратно потянул за пуллер (молния принялась издавать характерный, последовательный звук, а полиэтилен зашуршал) и до конца застегнул мешок для трупов с закругленными углами.

Он толкнул каталку в кузов фургона и тихо закрыл за ней безоконные двери.

Вернувшись назад, он припарковал машину там же, на заднем дворе, и поднялся в свое жилище. Немного отдохнув, он сменил одежду: надел длинный тканевый плащ (темно-синий, почти сливающийся с улицей), переобулся, вышел на крыльцо, задумчиво осмотрел поверх забора прилегающую дорогу с тянущимися вдоль нее сплошными кустами идеальной формы, и направился пешком неприметными проулками к одному бездомному, за которым следил уже около месяца.

Бродяга спал в коробке из-под холодильника на своем привычном месте. Он разбудил его пинком вздутого на мыске ботинка в костлявый бок, отчего пожилой нищий резко подорвался и выдал короткий жалобный стон, испуганно прижавшись к обшарпанной стене из красного кирпича.

Заброшенное придорожное кафе с заколоченными окнами за его спиной, располагавшееся когда-то в этом одноэтажном здании, построенном еще во времена Великой депрессии1, давно покрылось мхом и плесенью в самых уязвимых местах. Плохо скрытая от посторонних глаз ночлежка, которую бродяга оккупировал в одиночку, источала настолько едкий запах сырости, вперемешку с вонью иссохшей тушки ее постоянного обитателя, что бил он в ноздри аж на расстоянии десяти футов.

Незнакомец достал купюру в пятьдесят долларов из кармана плаща, ворот которого закрывал половину его лица, и так неразличимого в безлюдных сумерках городской окраины, и протянул ее бродяге. Бездомный удивленно посмотрел на мрачный силуэт нежданного гостя, пытаясь разобрать черты его лица, но из-за ворота и низко натянутой шапки незнакомца разглядел лишь тусклые белки глаз, перепугавшись еще сильнее.

– Ты должен позвонить в полицию из ближайшего автомата, чтобы сообщить о трупе в заброшенном депо в нескольких милях к северу. Ты получишь полтинник, если сделаешь все, как я тебе скажу.

Бродяга оторопел, но быстро собрался с духом и поинтересовался, почему этот человек не может оповестить полицию сам? Незнакомец спокойным и убедительным голосом ответил, что лучший способ получить пятьдесят баксов прямо сейчас – не задавать лишних вопросов.

– Позвонишь утром на рассвете. Я случайно наткнулся на тело и просто не хочу связываться с копами. С тобой ничего не станет – на кой черт ты им сдался, – а мне вся эта волокита может изрядно подпортить жизнь. Но мы ведь должны сообщить о происшествии, не так ли? Как законопослушные граждане…

Бездомный, кряхтя, поднялся на ноги и со словами «Полтинник мне точно не помешает» взял деньги трясущейся рукой в шерстяной перчатке с обрубленными пальцами. Он сунул купюру во внутренний карман драного, заблеванного пиджака так поспешно, будто сейчас ее заберут обратно – и не видать голодному старику жирного бургера с глотком виски, которые были сейчас главной его мечтой, плотно засевшей в мыслях последние несколько дней.

– Не раньше рассвета, – напомнил незнакомец, поправив натянутую на брови шапку. – Сделай, как я сказал, и не вздумай самовольничать, – с угрозой прибавил он, бросив на пол звякнувшую при ударе десятицентовую монету: – Это для телефонного автомата.

Подняв ворот повыше и сильно опустив голову, человек в плаще торопливо скрылся за ближайшим углом через дорогу, скользнув в темноту между огромным вязом и дорожным знаком «кирпич».

Он поднялся в свою скромную обитель, тяжело рухнул на кровать и долго смотрел в потолок, вспоминая свою «сегодняшнюю работу» в мельчайших деталях. Пытаясь сравнить образы двух женщин, он никак не мог отчетливо разглядеть в своем воображении ту, которая уже давно и прочно захватила его разум, поселилась в нем вечным призраком, напоминанием о далеком прошлом…

Картинки хаотично менялись одна за другой, не давая сконцентрироваться на ее лице. В памяти всплывали события детства, качели на огромном дереве, амбар, громкий хлопо́к; кисточки с красками, черный фургон, тело, депо и рельсы; покрытое язвами лицо бездомного и неработающий уличный фонарь… В конце концов он смог отбросить в сторону смешанные образы, приложив немалые психические усилия, и она возникла перед ним на фоне яркого света: красивая, с доброй улыбкой, ее белые волосы теребил легкий ветерок, а глаза сверкали подобно голубым кристалликам. Она то махала ему рукой издалека, то оказывалась рядом и нежно обнимала, гладя по голове и одаривая поцелуями влажных губ…

Он просунул руку под подушку, достал потрепанный блокнот в темно-коричневом переплете с ручкой между страниц и записал идеальным каллиграфическим почерком:

7-е апреля, 1979 года.

Сегодня я впервые свершил задуманное. Мы снова были вместе. Она стала как прежде. На целом свете нет никого безупречней. У нее гладкое лицо, чистая одежда и ухоженные волосы… Моя боль ушла… Эти тени, эти страшные фигуры, проклятые звуки… все исчезло, они больше не приходят и не преследуют меня…

Через неделю эйфория сменилась нарастающим чувством тревоги. Это произошло настолько стремительно и неожиданно, что он запаниковал. По его мнению, погружение в прежнее состояние, с которым приходилось жить и мучиться ежедневно, не должно было произойти вообще. Он надеялся совсем на другое и не планировал делать это снова, чтобы только лишь избавиться от бесконечных страданий.

Воспоминания прошлого нахлынули с еще большей силой и вызвали острую душевную боль. Его раздирало изнутри, внутренние органы выжигало неуемным огнем. Не в состоянии себя контролировать, он начал метаться по комнате, сбрасывать с мебели предметы, швырять на пол книги и выть зверем… Ее изуродованная голова, едва держащаяся на залитой кровью шее, отразилась в зеркале у двери, а затем шатающаяся фигура в легком сарафане появилась в дальнем углу комнаты: сначала она хрипела, а после стояла там молча, приводя его в неописуемый ужас и зачем-то беззвучно открывая и закрывая раскуроченный рот.

Он примкнул щекой к холодной стене, несколько раз ударил по ней кулаками, содрав кожу с костяшек, повернулся спиной и медленно сполз на пол, в отчаянии опустив между ног охватившие неконтролируемым тремором руки. Злость и одиночество выжирали нутро. Он стиснул зубы и тяжелым взглядом исподлобья уставился в никуда. Закололо в сердце, глаза налились кровью, голова потяжелела, комната поплыла…

Через несколько минут он взял себя в руки и успокоился. Жуткие картинки, возбудившие разум, постепенно растворились, и на смену им пришли с юности укоренившиеся в мозгу навязчивые фантазии, тщательно скрываемые от окружающих. Он взял с полки несколько профессиональных книг, из которых черпал необходимые знания для своей работы, и с головой ушел в чтение, представляя, как будет воплощать в жизнь свои «творческие задумки».

Фигура в углу вскоре исчезла.

6-е июня, 1979 года.

Наконец я решился с ней заговорить. Сегодня она пришла в бюро во второй раз. У нас много общего. Недавно она потеряла мать и осталась совсем одна. Она нуждается в моей помощи. Я не могу оставить ее наедине с такой ужасной проблемой и позволить несчастной девушке страдать. Она этого не заслуживает. Никто этого не заслуживает…

Глава 2. Место трупа

– На первый взгляд ничего существенного, – докладывал криминалист Лэнс в синих перчатках прибывшим на место обнаружения тела офицерам. – Жаль об этом говорить, хоть такое и нередко случается, но серьезных улик пока не обнаружено. Боюсь, найти что-нибудь интересное нам не светит.

Они с Да́ггертом стояли над телом мертвой женщины лет двадцати восьми-тридцати. Переминаясь рядом на корточках, Флинн внимательно рассматривал жертву в черном патологоанатомическом мешке, одетую в светлый летний сарафан с короткими рукавами, закрывающими верхнюю часть хрупких плеч.

На территории оцепления работала группа экспертов: фотограф делал снимки, дактилоскопист ковырялся в своем чемоданчике, а составитель карты места преступления делал пометки в своем планшете, стоя у одного из нескольких прожекторов на треноге, ясно освещавших свой сектор в полузамкнутом пространстве. Полицейские младших чинов охраняли периметр, огороженный переносными пластиковыми бордюрами и специальными желтыми лентами на расстоянии нескольких десятков футов от заброшенного депо – повторяющая на протяжении всей длины черная надпись предостерегала заглавными буквами:

POLICE LINE CRIME SCENE DO NOT CROSS

– Преступник нам кое-что оставил. – Лэнс подозвал человека с чемоданчиком из своей команды, отвечающего за хранение улик, и попросил его достать какой-то вещдок.

Он протянул его детективу. Внутри оказался небольшой лист бумаги, на котором были наклеены вырезанные из газет и журналов буквы, собранные в имя и фамилию без пробела, одним словом:

ТРЕЙСИ ПАЛМЕР

– Он хочет, чтобы мы идентифицировали жертву быстро. – Даггерт покрутил в руке шуршащий пакетик, осмотрел его под разными углами.

– Как и в прошлый раз. Мы проверим листок, но вряд ли найдем вещественные зацепки. Относительно прочего ничего определенного сейчас не скажу. Нужно провести все необходимые исследования. Любая мелочь может оказаться значимой.

– Преступник должен был оставить хоть какие-то следы – здесь очень… – сказал детектив, оглядев под своими ногами пол: его начищенные с вечера ботинки и низ брюк покрылись седой пылью.

– Нам удалось обнаружить следы обуви десятого размера. Они могут принадлежать человеку, который доставил сюда тело. Это видно по тому, как проделан его путь. А вот эти от каталки, – криминалист начертил пальцем невидимую линию от входа в депо к трупу, указав на рваную местами колею, – она отпечаталась в приличном слое цемента и частично сохранилась вместе с рисунками обуви.

– Каталки?

– Медицинские носилки на колесах, я думаю. Очевидно, они имели опускающий механизм, иначе преступнику было бы тяжело стащить тело на шпалы, не повредив облик жертвы. Как видите, она ухожена тщательным образом, и тот, кто привез сюда эту женщину, внимательно следил за тем, чтобы не испортить антураж, если можно так выразиться. Ничего удивительного: перед нами вторая аналогичная находка.

– Я бы уточнил, что это нам известно только о двух трупах. Но убийце, как я понимаю, важно явить свое детище миру, а не прятать его. Иначе, зачем весь этот «арт», развернувшийся перед нашими глазами? – произнес Даггерт.

– Тогда будем надеяться, что других жертв, о которых не ведает полиция, нет.

– Похоже, для него имеет особое значение их облик. Все должно было рано или поздно повториться.

– Округ ни разу прежде не сталкивался с подобными убийствами, – сказал Флинн.

– Преступник не просто без всякого сопротивления жертвы ее умертвил, он провел над ней своего рода посмертный ритуал, – отметил Лэнс.

– Я помню первое дело, его поручили Стивенсону из отдела убийств. Так оно и зависло. Ни улик, ни свидетелей, ни зацепок… – дунул ветер, Даггерт поправил воротник плаща.

– Мы нашли волосы жертвы на мешке для трупов и частицы разных типов тканей. Похоже, он орудовал в специальном костюме, маске и перчатках. Возможно, перед уходом убийца подправил свой «шедевр».

– Потому что подпортил «его», когда укладывал тело?

– Не исключено.

– Если только убивает и проделывает все эти манипуляции один и тот же человек.

– Может быть, ты прав. Но, хотя я могу ошибаться, при таком внимании к трупу вряд ли в это дело вовлечен некий подельник. Следов посторонних людей мы также не обнаружили.

– Хочешь сказать, тут зарыто нечто глубоко личное? Что убийца не доверил бы кому-то другому?

– Только посмотри на нее, Даггерт.

Детектив остановил изучающий взгляд на лице убитой.

Флинн промычал снизу что-то невнятное.

– Значит, он возит с собой все эти принадлежности: каталку, косметику и прочее… – едва слышно, как будто обращаясь к самому себе, проговорил Даггерт.

– Интересно, где и когда произошло убийство? – вопросил Флинн.

– Точно не здесь. Что касается времени, то, предположительно, смерть наступила прошлым вечером. Из-за слоя косметики сказать что-либо навскидку нельзя – не вижу реального, поверхностного состояния кожи, но как бы там ни было, слово за патологом. Вы не хуже меня знаете, что только в плохом кино с ходу устанавливают точное время гибели. Это невозможно. И даже после всех тщательных процедур остается иногда погрешность и некоторые условности.

– Это был риторический вопрос, обращенный в пустоту, – оправдался Флинн (конечно, он знал). – Почему вы думаете, что ее убили накануне вечером?

– Ему важно передать тело в том виде, в каком он его для нас подготовил, – ответил вместо Лэнса детектив.

– А тело доставили сегодня ночью, – закончил криминалист. – Снаружи также обнаружены следы шин автомобиля, на котором, как мы полагаем, сюда привезли жертву.

– И он успел проделать все это за короткий промежуток времени?

– Почему бы и нет, если все инструменты заранее приготовлены, а рука набита. Частицы машинного масла попали также на мешок, но от этого вряд ли вам полегчает, даже если мы установим марку. Однако при сверке с маслом подозреваемого авто добытый образец точно пригодится. Проблема лишь в том, что одной и той же маркой могут пользоваться десятки и сотни водителей.

– Сколько часов уйдет на все необходимые анализы? – поинтересовался Даггерт.

– Постараемся управиться за четыре-шесть, если вопрос касается предварительных отчетов. На остальное может понадобиться до нескольких дней.

– А что с отпечатками?

– Отпечатки отсутствуют. Надежда на биоматериал, который поможет в случае сверки с заборами у потенциального носителя.

– Плевое дело: нужно просто выявить носителя, – последовал сарказм.

– Предварительный осмотр ничего такого не выявил. Слово за судебным патологом и моими химиками.

– В прошлый раз это ничего не дало, не даст и сейчас, надо полагать.

– Исходя из общей картины, какая, по моему мнению, вырисовывается вероятнее всего, убийца тщательно обработал тело и позаботился о том, чтобы не оставить следствию серьезных улик.

– Одна обувь и следы шин автомобиля с каталкой мало что дадут.

– И тем не менее у нас есть хоть что-то, – ответил Лэнс.

– Ты ведь осматривал место обнаружения первой жертвы, не так ли?

– Да, я проводил осмотр со своей командой и давал заключение. Кто же еще мог этим заниматься? Все отражено в соответствующих материалах.

– Похоже, у нас впереди долгие и занимательные будни.

– Насколько я понимаю, расследованием теперь займетесь вы двое, а не Стивенсон.

– Мы не знакомы детально с первым делом. Выехали сюда сразу после звонка Ремса. Может, ты видишь какие-нибудь отличия от предыдущего трупа: характер убийства, изменения в ритуале, как ты выразился, прочие нюансы?..

– Первой женщине убийца зашил рот, в то время как для этой жертвы он использовал специальные фиксирующие скобы и клей.

– О боже, – Даггерт сдавил пальцами переносицу и на мгновение зажмурился – глазные впадины отреагировали острым покалыванием.

– Чем это вызвано? – полюбопытствовал Флинн.

– В морге вам все объяснят. В остальном манипуляции проведены в точности, как в предыдущем случае. Посмотрите на ее лицо, – Лэнс и Даггерт присели на корточки рядом с Флинном. Криминалист потянул за пуллер мешка вниз и приоткрыл его шире. – Обратите внимание, грим нанесен уже после ее смерти.

– Вопрос глупый, но для общего понимания картины: откуда такая уверенность?

– В противном случае, если бы он сделал это раньше, то во время непосредственно умерщвления женщина могла бы все испортить мимикой и конвульсиями. Впрочем, думаю, умирала она спокойно. Но проделывать такую сложную и долгую работу все-таки лучше на трупе, а не на живом еще человеке.

– Я тебя понял. Как будто красишь манекен или большую куклу.

– Это я и хотел сказать.

– Красивая, – вздохнул Флинн.

Детектив и криминалист переглянулись.

Лэнс потянул за пуллер еще ниже, почти до колен убитой.

– Взгляните, на ней такой же светлый сарафан, усыпанный синими колокольчиками, в который была одета первая жертва.

– Флинн, надо будет проверить магазины, где могут продаваться такие сарафаны.

– Проверим.

– Дело хорошее, но вряд ли успешное, – пессимистично заявил Лэнс.

– Объясни. – Даггерт нахмурился.

– В прошлый раз мы установили, что это самодельное производство, а колокольчики нанесены вручную несмываемой краской.

– Умный сукин сын.

– Если причина не чем-то в другом.

– Еще один фетиш? Вновь что-то очень личное?

– Не исключено. Или просто очередной освоенный навык, от которого он испытывает крайнее удовлетворение. Исследование данного аспекта – не моя компетенция, вам надо привлечь к этому мисс Рид.

– Досталась же нам работенка, – пожаловался Флинн.

– Грим в точности совпадает, – продолжил Лэнс. – Ли́ца обеих невероятно похожи. Если не всматриваться пристально, то их можно принять за одного человека.

– Что бы все это значило? – прозвучало риторически.

– Пока тайна, детектив. Но разгадка ее – уже по вашей части, а не по моей. В смысле, я хотел сказать, что со своей стороны, конечно, сделаю все…

– Вы нашли орудие убийства? – не специально перебил его Флинн.

– Нет. Но и так ясно, что это обычный медицинский шприц, – криминалист бережно приподнял левую руку жертвы и указал на локтевой сгиб, на котором выделялись две точки – следы от инъекций. – Скорее всего, смерть вызвал химический состав, введенный напрямую в кровь женщины. Правильнее сказать – два состава, поскольку были сделаны две инъекции.

– Выходит, что и способ убийства повторяется? – уточнил для себя Даггерт и без того очевидный факт.

– Не только. Состав препаратов, я уверен, – тоже, – подтвердил Лэнс.

– Вы сказали, что жертва не оказывала сопротивления, – Флинн встал с корточек, хрустнув коленками. Даггерт и Лэнс поднялись следом.

– Совершенно верно. При поверхностном осмотре следов сексуального и физического насилия не обнаружено.

– Без шприца можно как-то идентифицировать состав инъекций? – спросил детектив.

– Точный химический состав, пропорции и нюансы установить невозможно.

– Получается, лишь сам преступник поведает нам этот секрет, – неохотно констатировал Даггерт.

– Дело осталось только за малым: вам необходимо его поймать.

– Легко сказать, – хмыкнул Флинн.

– Какова технология процесса? – Даггерт продолжал внимательно разглядывать жертву.

– Полагаю, такая же, как и в случае первого убийства: преступник ввел снотворное, за ним последовал смертельный укол.

– Можно ли как-то идентифицировать основной состав препарата по анализу органов, крови… или как там все делается?

– Это несложно, если элементы препарата известны науке и, тем более, если мы имеем дело с тем же составом, что вводили первой жертве. Такие препараты базируются на распространенных в медицинской среде компонентах.

– Вроде каких-нибудь барбитуратов?

– Да. Осталось установить, каких именно и каким образом убийца их добыл.

– Как я полагаю, такие штуки не отпускают в любой аптеке на углу по желанию всякого посетителя и без рецепта? – сыронизировал Даггерт.

– Ни в коем случае.

– Благодарю тебя, Лэнс. Будем ждать результаты твоих экспертных заключений.

– Сделаю все возможное. Фергюсон даст более детальную информацию после обследования трупа.

– Что-то давно я не видел нашего замечательного старика.

– Он зафиксировал все необходимое и сейчас пьет кофе в служебной машине. Здесь ему ловить больше нечего.

– Как видите, сейчас ее трогать мне нельзя, – прозвучал за спинами усталый голос судебного патолога, подошедшего грузной походкой, сгорбившись с бумажным стаканом в правой руке.

– Последующие манипуляции мы проведем в лаборатории: извлечем из мешка труп и прочее, – сказал Лэнс, не оборачиваясь.

– Надо будет удалить косметику, чтобы более точно определить состояние тела, изучив в числе прочего трупные пятна, что даст некоторую картину перемещения тела. Спустя 48 часов с момента смерти методы определения ее приблизительного времени наступления можно считать ненадежными. Однако температура тела на ощупь говорит нам о том, что полное окоченение еще не наступило. Обычно это занимает от 12 до 24 часов. Многое зависит от окружающих факторов и прочих нюансов. Очевидно, женщину «готовили» в помещении, а умерла она в том положении, в котором вы сейчас ее видите.

– Приблизительное время смерти – время между тем, когда жертву видели в последний раз, и когда ее обнаружили мертвой, – вполголоса проговорил детектив.

– Так говорил мой учитель на кафедре патологии. Но часто возникает проблема, если жертва до своей смерти продолжительный период ни с кем не общалась. Такое нередко случается с пропавшими и найденными через недели, месяцы и даже годы. – Фергюсон отпил кофе и громко причмокнул. – Займусь процедурами сразу, как только тело доставят ко мне на стол аутопсии.

«Доставят тело к нему на стол…» – Даггерт нашел это выражение своеобразным.

Глава 3. Кто он?

Офицеры возвращались к темно-бордовому двухдверному «доджу чарджер» Флинна 1969 года выпуска, припаркованному у тротуара неподалеку. Машина стояла напротив длинного бетонного ограждения из полуразрушенных секций с витой охранной колючкой над парапетом. Они свернули с подъездной дороги, ведущей в заброшенное депо обанкротившейся десять лет назад промышленной фабрики по переработке цемента и производству разных видов кладки. Даггерт шел молча, постепенно вырисовывая в голове картину преступления, манипуляции с трупами, возможные шаги убийцы на каждом этапе своих действий.

Это было третье серийное дело за все время его службы в полиции после того, как он перевелся восемь лет назад в новый отдел. Дебютом стало успешное расследование нескольких убийств, совершенных руками двух изощренных и незаурядных маньяков, работавших в паре. Ими оказались муж и жена, извращенцы, заманивавшие в свои сети бездомных сирот и юных красоток, по разным причинам сбежавших от своих родителей. Главная роль в обработке неокрепшей психики доверчивых жертв отводилась супруге; этой змее почти во всех случаях удавалось под разными предлогами затащить бедняг в свой зловещий двухэтажный дом в пригороде, в подвале которого девушек ждали немыслимые истязания, принудительные оргии и мучительная смерть как финальная точка мерзкого шабаша. Не каждая пытка нацистами в концлагерях Третьего Рейха или японскими «врачами» Отряда-731 могла бы похвастаться столь чудовищной изобретательностью. На участке дома этой парочки полицейские нашли останки четырнадцати тел, из которых идентифицировали только девять. По утверждениям самих извергов, еще два трупа были закопаны в окружном лесу. Что-то пошло не так во время объезда супругами-душителями на синем «жуке» по загородным дорогам в поисках жертв, и девушек убили на месте, чтобы не оставлять свидетелей: одну из-за вспыхнувших подозрений, другую – по причине ожесточенного сопротивления. Благодаря успешному расследованию Даггерта, супругов-душителей поймали, упекли за решетку и под давлением прямых и неопровержимых улик назначили смертную казнь. Однако в 1972-м был введен мораторий. Ситуацию, к счастью, спас новый закон 1973 года, по которому за некоторые тяжкие преступления все-таки полагалось лишение жизни, и сладкую парочку задушили в газовой камере окружной тюрьмы на мысе Сан-Квентин в штате Калифорния. Их казнили с интервалом в несколько месяцев. Никакой переписки между супругами не велось, хотя это не возбранялось. Просто во время суда каждый тянул одеяло на себя и пытался перевалить вину на подельника, в итоге жалкие убийцы люто посрались.