90-е. Бухгалтер в законе, или Кривые числа

Так бы и жили дальше, но тут случилась полным ходом перестройка, капитализм уже не щерился зверьком, а имел вполне определённые черты дикого гиганта, привычный мир менялся под напором новых реалий и идеалов, всё, что казалось надёжным и стабильным, стремительно разрушалось.

Оказавшись на гребне волны, Антону с Кристиной пришлось осваивать сёрфинг жизни, адаптироваться к новым условиям, стремясь сохранить свою связь в мире, где царила неопределённость и конкуренция.

Наступила осень. Антон снова студент дневного отделения, Стася уверенно ходит в детский садик, а Кристина уже шестой год на кафедре мехмата универа, – закончив с отличием институт, прошла вне конкурса в аспирантуру.

Утро сентября, молодая аспирантка Кристина, одетая неброско, но со вкусом, в чёрной юбке прямого кроя до колен и таком же строгом пиджачке, прикрывающем салатовую блузку, зашла в приёмную декана, её стильное, но сдержанное обличье отражало не только внешнюю красоту, но и внутреннюю силу и уверенность.

– Проходи, проходи, Кристиночка! – проблеял научрук Константин Семёнович, покровительственно показал на стул, и вдруг неожиданно сильно, рывком притянул к себе на колени, девушка так близко увидела сальные волосы и глубоко посаженные профессорские глазки-щёлочки, брезгливо возмущённо оттолкнула преклонного ловеласа, не сдержавшись, резко задела коленкой причинные места.

Старикашка охнул и ослабил хватку, Кристина, сделав ход конём, послала воздушный «нах@й поцелуй» и хлопнув дверью ушла в люди.

– Запомни, дура! – нет тебе места на кафедре! – плевался вслед словами отвергнутый развратник.

Рванув с вешалки лёгкое пальто и сумку, Крис побежала через дорогу до студенческих хором к подруге, в институтской общаге долго рыдала, глотая слёзы под кафельным душем, скребла себя руками, смывая липкий взгляд научного засранца, тело сотрясалось порывами горечи обиды, а сердце разрывалось от боли и унижения.

Смывая тяжёлые мысли, по голубому кафелю струилась вода.

Но рано или поздно слёзы тоже имеют обыкновение высыхать, успокоившись, придя в себя, Крис неспешно закурила, мысли выстраивались в логическую цепочку:

Антона мало интересовала материальная часть семейной жизни, приоритетом для молодого человека было стремление к собственному комфорту, муж – человек, для которого важнее было личное удобство и благополучие, хотя при желании он мог быть участливым и заботиться о близких, его основное внимание всегда было сосредоточено на собственных потребностях, значит Кристине обеспечивать себя и дочь придётся самостоятельно, раз наука неожиданно перед ней, в буквальном смысле, захлопнула двери, в них бессмысленно стучаться.

Дома Кристине предстоял тяжёлый разговор с Антоном.

– А я сегодня с кафедры уволилась, – муж приподнял брови, – знаешь, там денег нет совсем, сейчас в науке не прокормишься, – Кристина благоразумно опустила подробности столкновения с профессором.

Немного помолчав, он на удивление спокойно отреагировал на решение жены завершить аспирантуру, заметив мимоходом:

– Чудненько, как знаешь милая, ведь я теперь студент.

Антон на роль семейного кормильца не покушался, трёхлетнее затворничество на подводной лодке взлелеяло думы о свободе, мечтая оторваться на полную катушку на вольной жизни, мужчина, зрелый и ухоженный красавец проживал запоздалое студенчество, и не слишком интересовался, как будет выкручиваться жена – большая девочка, ведь обходилась без него три года, и сейчас справится с происходящим.

Кристина с облегчением вздохнула, не стала вдаваться в подробности осуществления плана, только поделилась, что находится в поиске работы, не отводя взгляд от мужа, который не проявлял особого интереса к её делам.

Мама согласилась с решением дочери не столь охотно быстро, ей всё же пришлось раскрыть истинную причину ухода с кафедры, и попросить понянчиться вечерами с внучкой, пока Кристина будет обучаться, девушка приняла решение пойти в бухгалтера.

Так как практичная Крис предпочитала всяким курсам индивидуальное обучение, на следующий вечер бывшая адъюнкт оказалась на кухне двухкомнатной хрущёвки с приятельницей по Малому Универу, в уютной квартире матери Амалии.

– Амалька! Давно не виделись…– Кристина пригубила остывший чай, – а помнишь Малый?

Девушки бросали оценивающие взгляды друг на друга: стройные, симпатичные в юности, сохранившие фигуру и стать, молодые женщины успели хлебнуть горькой женской доли за шесть лет после окончания школы, каждая несла следы прожитой жизни, но и каждая сохраняла в себе огонь надежды и стремления к лучшему.

Крис строгая по стилю, а сейчас с разбросанными по плечам, весёлыми медно-рыжими кудрями, удивительно сочетавшимися с её огромными зелёными глазами, казалась юной, словно свежий ветерок, разгоняющий серые мысли, придавал ей лёгкость и жизнерадостность.

Амалия, сероглазая шатенка с длинными прямыми волосами, собранными в домашний хвостик, более романтичная на вид, в расклешённой юбке в мелкую серую клетку и атласной красной блузке, с коротким рукавом-фонарик, – облик девушки, словно сошедшей со страниц романтической повести прошлого века, излучал утончённость и элегантность.

Кристина заметно нервничала и потирала ушки, их украшали маленькие золотые серьги-гвоздики, Амалия инстинктивно потянулась за своими, девчонки засмеялись – их первая совместная покупка в ювелирке по случаю окончания школы, обе дамы не любили наряжаться новогодней ёлкой.

Кристина никогда не снимала широкого обручального кольца, золотая гайка – жест доброй воли Антона на отшумевшую пышную свадьбу, которую гуляли многочисленным семейством, родители расщедрились на праздник единственных детей, да и муженёк любил сверкать на публику.

Амалия на хрупких пальчиках крутила тоненьким колечком с едва заметным аметистом – подарок любимого Арне на свадьбу, память о непорочных чувствах.

Кристина робко пыталась расспросить подругу о семейной жизни, но неуверенно, не зная, как подруга отреагирует на любопытство:

– Полюбила иностранца залётного, – отшутилась, и сразу закрыли тему, малышка Сонечка не мешала маме разговаривать с тётей, девочка увлечённо рисовала русалку в разукрашках.

Хвастать собственной семейной жизнью Кристи было нечем, приятельница остро ощущала фальшь, и не прибегая ко лжи и преувеличениям, девушки предпочли честно и открыто промолчать, мысленно играли партию, понарошку передвигая тяжёлые фигурки на шахматной доске.

Прошла весёлая и беззаботная пора, не было суждено сбыться и половине совместных планов у ночного костра, где под звук гитары выводили веткой на речном песке, лишь остались фотографии в альбоме… Моменты жизни, что казались вечными и безграничными, остались яркими воспоминаниями, запечатлёнными в сердцах и на снимках, напоминая о времени, когда мир был полон надежды и обещаний.

Кристина плюс Антон, Амалия плюс Роман…

Сквозь пелену прошедших лет время безжалостно расставило другие фигурки, новые вызовы, переменные обстоятельства внесли изменения в игру жизни, перерисовав расстановку на шахматной доске судьбы.

Кристина плюс Стася плюс призрачный Антон… Амалия плюс Сонечка и плюс-минус Арне…

В тот вечер, так и не решились открыться душой, близкие подруги юности стали совсем далёкими…, но ещё не чужие друг другу, под давлением времени и жизненных обстоятельств их связь ослабла, но в сердце каждой теплился остаток дружбы и понимания.

Перелистали школьные альбомы, осторожно, хрупкой бусинкой в хрустальном ожерелье, перебирая воспоминания, дождались с работы Сылу Анваровну.

Уже назавтра с вечера до глубокой ночи Кристина вместе с виртуозом бухучёта постигала азы экономической науки, высчитывая дебеты-кредиты, сводила мифический баланс, училась заполнять документы, с удивлением замечая, что занятие приносит удовольствие и действительно нравится – есть где разгуляться любознательному мозгу, во всём есть научный подход, в бухучёте тоже, новый опыт открывал новые возможности и Крис с увлечением вглядывалась в финансовый мир.

Доморощенный педагог тоже была довольна успехами «студентки».

– Знаешь, девочка, а ты ведь прирождённая главбух!

То, на что Неля потратила два месяца на вечерних курсах, Крис уложила в семь ночей. Выпускница сильнейшей математической школы, с красным (таким бесполезным теперь) дипломом мехмата универа, была уверена в своём прекрасном будущем, недельные экспресс-посиделки на хрущёвской кухне позволили несостоявшейся научной сотруднице снова почувствовать себя деловой и умной, профессия главбуха, что именно «главного» – она ничуть не сомневалась, – придаст смысл жизни на ближайшие годы.

С энтузиазмом и решимостью Кристина приготовилась искать работу, и успех не заставил себя долго ждать, на ловца и зверь бежит.

– Знаешь, Крис, все сошли с ума, носятся с бизнесом, как с торбой писаной,– возбуждение подруги передавалась по телефонной трубке, – нас посадили на самоокупаемость, теперь на кафедре бардак, замутили что-то вроде НКО, типа некоммерческое общество,– шёпотом в трубку задышала Таня, – и знаешь, кто у нас главный? Малиновский!

Это был реальный шанс. Профессор Малиновский был давний враг и оппонент её бывшего шефа. Невысокого роста, седеющий, но ещё не старый, презентабельный Георгий Николаевич принял девушку благодушно, издалека его можно было принять за старшего брата Кристины, непослушные светлые волосы, кудрявые с висков, и чёткий профиль с чуть горбинкой нос удивительно схожий с портретом отца Крис.

– Знаете бухучёт? – близорукие глаза председателя смотрели сквозь линзы аристократических очков скорее отрешённо-равнодушно, тёмно-синий «научный» пиджак, классические в тон, чуть помятые брюки – немного оттопыренные коленки и слегка лоснившиеся отвороты рукава выдавали старость костюма будущего шефа. Науку деньгами ещё не баловали.

Малиновскому нужен сотрудник, а профессор никогда не нанимал работников – он червь науки, а не коммерсант, но всё же с любопытством рассматривал молодую женщину – рыжие кудри собраны в элегантный пучок, кошачьи глаза слегка подведены, губы тронуты лёгкой помадой, и держится уверенно, тёмно-зелёный брючный костюм идеально подчеркивает соблазнительные изгибы опальной аспирантки.

– Хороша! Губа не дура, однако у Семёныча! – удовлетворённо подметил про себя, в институте слышали про скандал на кафедре, и немного польстило, что теперь такая красотка будет радовать его ежедневно своим присутствием, а то, что сработаются, он не сомневался, профессор был не такой самовлюбленный и любвеобильный и не столь активно крутил романы с молодыми сотрудницами.

Прозвучало утвердительное «да!».

– Ваше рабочее место – несколько сухо показал на коричневый стол в углу кабинета и удалился по своим учёным делам.

Кристина, оставшись одна, присела на полумягкий стульчик, с удовольствием скинув чёрные на небольшой шпильке лодочки, достала блокнот и ручку, аккуратным почерком поставив дату, сама себя поздравила:

– С первым рабочим днём, Кристина Михайловна!

Амалия.

– Амалия завтра же должна быть в городе! – голос Сылу резкий и жёсткий, как пистолетный выстрел.

– Кызым, ей Гуля зубы в деревне лечит, поздно уже, ночь скоро, да и гроза похоже будет, – Сара попыталась защитить внучку.

– Ничего не знаю, пусть возвращается! – Сылу раздражённо опустила трубку на рычаг, – довольно и того, что замуж выскочила без разбора -, подумала про младшую дочь.

Сара задумчиво взглянула на белокурую головку Сонечки, поправила лоскутное одеяльце, и набрала номер своей деревенской невестки.

Молния раскроила небо на лиловые кусочки, Амалия ехала в высокой кабине железной лошадки бульдозера в самом сердце чудовищной грозы, не предполагая, что именно так начинается её путь к профессиональному Олимпу, вершину которого украшала корона «Главный бухгалтер».

Гора Тенкей грозной стеной разделяла деревню от райцентра, и даже днём, а сейчас и вовсю казалась неприступной крепостью, Амалия скользнула взглядом по родственнику, урчал утробно агрегат, Булат вёл К-700 уверенно, затянув бесконечную заунывную татарскую песню, возможно сожалея, что согласился на ночную грозовую авантюру, таким же ливнем обрушились мысли девушки, гром и молнии лишь подчёркивали атмосферу торжественности и значимости момента.

В селе с прабабушкой осталась полуторогодовалая дочь, мама потребовала немедленного возвращения в город – нашлась работа и выбирать не приходилось, Амалия недавно пережила развод с мужем и непростые роды, будучи в декретном отпуске, переехала зализывать раны в деревню к бабушке, городская жизнь рядом с родительницей была невыносима, да и малютке лучше расти на свежем воздухе.

Сверкающая молния выводила причудливые зигзаги, менялся в калейдоскопе рисунок чёрного неба, услужливо сортируя воспоминания, где деревенский дом был единственным местом Силы, своеобразной тайной пещерой, где Амалия в полной безопасности исцеляя душу, набирала мощь, что для неё сейчас было жизненно необходимо.

Девушка была обречена судьбой на цифры, семья экономистов, где мама, покойный дед, многочисленные дальние и недальние родственники – дяди, тёти не одно столетие трудились финансистами, и цифровая крепость рода не отпускала, закручивая гайки день за днём, создавала сложные системы защиты через алгоритмы и коды.

Девчонка выросла с бабушкой – эбекей, так ласково певуче зовут любимых деревенские татары, не просто «эби» – бабушка, а именно эбекей – трогательно нежное бабулечка.

Мама в детстве Амалии казалась эфемерным существом, призрачная и недоступная за пеленой туманных цифр, и в детские секреты малышка посвящала эбекей, ей же в юности поверяла девчачьи тайны.

Зимними вечерами эбекей усаживалась на резной деревянный сундучок и тихонько напевая колыбельную, пряла, веретено волшебной палочкой сквозь пальцы из мотка овечьей шерсти выводило тонкую серую нить, заворожённая внучка любовалась бабушкой, она казалась доброй феей, совершенно случайно оказавшейся на планете, чтобы увезти малышку в цветочную страну грёз.

В бархатные ночи осенних урожаев, под аромат душистых яблок, разбросанных в сенях, внучка нередко засыпала на коврике в ногах эбекей, и оживали сказания об отважных добрых рыцарях и красивых принцессах, богатствах золотых дворцов, коварствах интриг сказочных злодеев, переплетаясь в шёпоте секретов волшебных трав и корешков.

Озорная первоклассница, непокорённая строгостью училки выдавала «на-гора» фантазии.

– Что всё это значит? – эбекей сурово смотрела на девчушку, – почему слова с ошибкой?

Тетрадь по математике пестрела тройками, но немало не смущаясь, Амалия на беловик переписала правильные цифры, сама наставила пятерки, для пущей важности добавив красной пастой «МАЛАДЕЦ!».

– Держи! – бабушка, протянув букварь, лукаво улыбнулась, – тогда по- маладецки, и русский подтяни!

Трёхлетней Амалия осталась безотцовщиной, когда отец покинул бренный мир, очень рано оставив жену и двух своих девчонок, жизнь перевернулась, вечно занятая мама из райцентра вскоре переехала в столицу, и через четыре года перевезла детей.

За стеклом барабанил дождь, мысли клубочком закатившейся пряжи разматывали детские годы. В столице утренней забавой была дорога в школу, сестрёнки наперегонки перемножали, прибавляли, делили и отнимали цифры на автомобильных номерах, мелькающих впереди машин, нехитрые манипуляции на скорости позволяли скоротать время по дороге на заводском автобусе, где взрослые дремали, или лениво переругивались дворовыми собачками.

Школьница ещё в запой читала книги, с любого места начинала пересказ на память, а также придумывала смешные добрые истории сама, местной библиотекарше ребёнок казалась литературным гением.

И снова закрутился калейдоскоп воспоминаний.

– Амалька, расскажи ещё про Робинзона! – зазвучали в ушах умоляющие голоса деревенских сестрёнок, в безветренные ночи девчонкам разрешали оставаться под ситцевым навесом во дворике большого дома, спать под комариный гул, от взрослой суеты закрывшись тонкой марлей вместо стен.

Многодетная тётина семья каждое лето на недельку принимала столичных внучек в гости.

Ярко сверкнула молния, барабанили капли по стеклу и под монотонный шум дождя Амалия вновь погрузилась в детство.

Мама часто брала домой подработку, и младшую выбрала на роль помощницы, судьба неумолимо вклинивала девочку в общую фамильную картинку, воронка Рода угрожающе раскручивалась, щупальцами осьминога переплетались дебет-кредит, выводили сальдо корни.

– Кызым, не торопись, считай внимательно! – на время после ужина, где мама с дочкой делили взрослые заботы, единственный стол в комнате превращался в рабочий инвентарь.

Амбарные бухгалтерские книги не понарошку так и назывались, и раскрывались двери огромного хранилища, где на бумаге в клетку красивым почерком выводила Сылу таинственные знаки, выстраивая цифры строго в ряд.

Дебет – кредит, дебет – кредит…

Амалия по-детски хулиганила:

– Дверь – ключи, дверь – ключи…

Мама не ругалась, лишь грустно улыбалась, что тут скажешь, ранняя потеря папы не по годам взрослит детей, десятилетняя девчушка начисляла зарплату работникам завода.

Умножала, прибавляла тарифы на количество и выпуск, результат в итоге шёл циферкой в «наряд».

– Пиши карандашом! – учила мама, – мне легче исправлять твои ошибки.

– «Наряд!» – так назывался жёлтый лист картонки, чудно и непонятно для провинциального ребёнка, девочка воображала себя юной волшебницей таинственного замка, впитывая новые слова, с заправским видом щёлкала костяшками счетов, под детскими пальцами из чёрно-белых кругляков складывались цифры, значение которых понимали только мать и дочь.

Советская «электроника» – деревянные чётки, нанизанные на проволоку чёрно-белые птички, в обрамлении строгой рамки, казённый атрибут бухгалтера, который в недалёком будущем израильские знакомые назовут «очень милым «массажером для ног».

Совковый массажер встречался буквально всюду, где обращались деньги: в руках конторщика в серых нарукавниках, на прилавке продавщицы с золотым передним зубом, у строгого в белом халате фармацевта, у хамоватой приемщицы КБО – прародителя современных ателье, в замыленных прачечных, в вальяжных парикмахерских, – чуть позже счёты заменят арифмометры на перфокарте и ЭВМ.

Под несмолкающие раскаты грома Амалия вслушивалась в натужный рёв бульдозера, и мыслями вновь уносилась в свое невесёлое-весёлое детство.

Четвероклассница проводила вечера на кухне рядом с мамой и считала, считала, считала…

Удивительно, но строгая мама лишь пару раз проверила её расчеты, ребёнок ни разу не ошиблась в цифрах, сосредоточенно и верно писала результат, игры в деревянные костяшки не пропали даром, апофеозом года стала победа на городском турнире, Амалии вручили приз – диплом, присвоив третий юношеский разряд по шахматам, десятилетнюю девчонку своей признали умные очкарики-подростки.

Её величество «Цифра» была на пике славы и оказалась гораздо сильнее своей соперницы «Буквы».

В расчётах-вычислениях пролетело детство, Амалия выросла в красивую стройную девушку, каштановые волосы и серые, внимательные, чересчур серьёзные глаза, в руках всё чаще справочник абитуриента, и колебания от цифры к букве.

Старшая Майя, три года, как с головой ушла в мир торгашей, девушка проводила время в компании друзей из технаря, предоставив сестрёнке выбирать свой путь самостоятельно, балуя нередко красивыми вещами.

Настала пора выбирать ВУЗ, или Выйти Удачно Замуж…

– Нет! В бухгалтерию – через мой труп! – категоричность в голосе не удивила, дети давно привыкли к материнской холодной отстранённости, к манере обрывистых фраз-приказов, Амалию потрясло нечто другое – впервые увидела взволнованную маму, у которой никогда так раньше не прорывались чувства.

Сылу Анваровна с сожалением смотрела на младшего ребёнка, в дочке горел тот самый огонёк, который когда-то привлёк ее в покойном муже, очень творческом ранимом человеке, при всей суровости, Сылу детей своих любила, и желала лучшей доли.

Ничтожно ценимая, низкооплачиваемая, презираемая рутина советского счетовода не для её младшенькой, вот Майя прирождённая торгашка, та не пропадёт, а девочка Амалия с её ранимой душой может оказаться лишней в мире цифр.

Сылу Анваровна характером походила на своего покойного отца, немногословная и сдержанная, очень любила мужа, и после его потери у неё словно оторвался рычажок-переключатель солнца, вдова перестав делиться остатками душевного тепла, спасалась в природной апатичности, со временем женщина превратилась в подземного крота-отшельника, погружаясь в мир воспоминаний, где находила утешение и покой.

Однако у Провидения на Амалию имелись свои планы.

В не прекрасное летнее утро, благополучно провалила экзамен на филфаке универа – экзаменатор посчитала, что девочка списала сочинение:

– Хочешь сказать, что сама написала? – грозно вопрошала монументальная тётка с рыбьими глазами,

– Взяла и сочинила? – вслух зачитала строки из письменной работы:

– «горным потоком обрушилась музыка, неистово забили по клавишам наполненные чувствами пальцы пианиста».

Амалия в гневе развернулась и зашагала прочь из аудитории, не решаясь спросить, что больше задело училку – горный поток или наполненные чувствами пальцы, упрямо не пошла сдавать второй экзамен, оскорбившись не на шутку, решила «наказать» обидчиков.

Дождь барабанил по стеклу, гора Тенкей давно покорена Булатом, Амалия уже в райцентре, вспоминала гордое начало взрослой жизни, сейчас смешно – конечно «наказала», но только вот кого?

Желание писать красивые истории никогда не покидало.

Эбекей.

Свободолюбивая ветка корней цыганского барона, затесавшегося в татарский род, экстравагантная Сара, для внуков ставшая эбекей, единственную дочь среди мальчишек-сыновей, нарекла звучным именем Сылу – красавица, а её деток – майских погодков, редкими в семидесятые даже для русских, именами – Майя и Амалия, словно знала, что внучки в деревне надолго не задержатся.