Узники Мельпомены
Здесь было важно все. Упоминая работу, к примеру, за бешеные деньги по три часа в сутки в приятном коллективе и недалеко от дома, не стоило забывать про выходные, иначе у вас их не будет!!! Без ошибок Эльзе еще не удавалось обойтись ни разу. Полученный «результат» всегда грешил какими-то нюансами. Иногда они были почти незначительны, иногда – имели решающий аспект. Получалось это то ли оттого, что она не могла и не умела слишком уж детально продумывать все, то ли оттого, что человек никогда не бывает всем и абсолютно доволен, и всегда найдет повод к чему бы придраться. Но она уже успела к этому привыкнуть, и была заранее морально готова, что восторг «поросячьего визга» вряд ли сможет испытать даже при получении «задумки».
Варианты «доставки задуманного» она предпочитала вообще не осмысливать. У судьбы, или кого-то там еще, всегда было больше возможностей и шансов, чтобы доставить ей «подарок». Чем у нее – даже предположить. К тому же подобные «предположения» здорово осложняли возможность «доставки», а иногда и не давали ей случиться совсем. Так что она даже мысленно не касалась этого вида мировой деятельности.
Когда все было продумано и тщательно осмысленно, оставался последний, и порой самый важный этап игры. Теперь про все передуманное надо было немедленно забыть. Так, как будто она и вовсе не думала об этом. Забыть окончательно и бесповоротно, выбросив из памяти. Как будто вспомнилась фотография из вчерашней газеты, и тут же вновь вылетела из мозга. Разум имел такую функцию продолжать «обсасывать» все уже описанное, начиная кружиться по кругу, добавляя или убавляя все новые детали, так что «запрос» переставал быть таковым и превращался в обычный водоворот мыслей. И терял свой единственный шанс быть осуществленным. Вообще все перечисленные действия следовало делать по возможности быстро, и так же быстро об них забывать. Так, как будто бы это не было тщательно спланировано, а лишь обычная череда идей, проходящая вереницей перед глазами, не вызывающая эмоций и уходящая в никуда. Если мозг удавалось таким образом «обмануть», не дать ему понять, что вы планировали что-то, а так, как будто бы он думал об этом сам, без эмоций и каких-то оценок, то желание почти наверняка сбывалось. Эльза, стараясь не впустить, не дать хоть на мгновение какой-либо эмоции проникнуть, мелькнуть в череде ее спокойных рассуждений, уставилась на узор обоев на стене. Щелкнула пультом телевизора, там шел какой-то фильм, и она пристально всматриваясь в лица героев, старалась уловить часть уже пропущенного сюжета. Затем приподнялась, сунула ноги в тапки и пошлепала на кухню, заваривать чай. Уснуть в эту ночь, похоже, уже не удастся. Может быть, было бы лучше, провались она в сон как раз на том месте, где все надо было забыть. Но и так получилось не плохо. Заглядывая в шкаф в поисках исчезнувшего сахара, она уже не вспомнила о недавней игре. Душа ее была спокойна.
Так часто удивляет нас жизнь. Вот вроде сидишь на работе, только подумаешь, и тебе уже звонит старая подруга, которую ты с трудом можешь вспомнить, и приглашает тебя для компании на лыжный курорт по бросовым ценам. Ты кладешь телефонную трубку обратно на рычаг, все еще в шоке: «Откуда она могла знать, что ты, глядя на снег за окном, только что думала об этом?» Или зеленый свет на всех светофорах, когда ты уже и не думал на встречу успеть, и вежливый гаишник, указывающий что впереди затор и стоит объехать дворами… Ты удивляешься, радуешься судьбе… А Эльза пыталась возвести это в систему, играя в нее.
Простые «заказы» у нее: как встретить старого друга, у которого давно уже утеряны и адрес, и телефон, обычно выполнялись быстро – от двух часов до нескольких дней. Более сложные, как тот, что был сейчас – от месяца до полугода.
Он тихонечко счищал кистью со стен старую штукатурку. Груда исписанных мелким торопливым подчерком листков валялась рядом на инструментах. Все что он видел здесь, старик аккуратно перенес на бумагу, и решил немного на стене, где было чистое место, «копнуть» дальше. Он соскабливал штукатурку, когда чуть повернувшись на корточках обо что-то запнулся и, покатившись, упал на спину, сильно ударившись головой. В мозгах зазвенело, и по картинке происходящего прошла еле заметная рябь. Раздался шорох, и с тихим шуршанием в дальнем углу подвала часть стены отодвинулась. Медленно потекли минуты. Сначала старик даже не понял в чем дело. Что это он во время падения на что-то нажал. Пол был абсолютно ровным, и нажимать вроде бы было не на что….
Аристократ приподнялся и неохотно с опаской приблизился к новоявленной двери. Впереди было темно и пахло сыростью. Неяркий луч света на его фонаре показал, что открывающаяся дорога уходит вниз под уклон. Оглянувшись еще раз назад, и поняв, что в случае чего помочь ему будет некому, он шагнул в проем. В тот момент позвонить кому-то, хотя бы тому же Андрею, мысли не было. Он боялся, что дверь вот-вот закроется, и что более неприятно, может так же закрыться за ним. Подтащил рюкзак с инвентарем к проему, вздохнул, и уже нехотя, с неприятным чувством на сердце, шагнул вниз.
Проем, метра два в ширину, и около десяти в высоту, давал возможность идти свободно и не нагибаясь. Через пять минут коридор разошелся на трое. Выбрав крайнюю правую полосу, он пошел по ней. В свете фонарика ему удалось разглядеть, что и пол с потолком, и стены выложены тем же камнем, из которого был выстроен фундамент дома, обнаруженный им ранее внутри строения. Камнем, который насторожил его сразу же: своей гладкостью, как вымытостью веками морем и временем, старостью постройки. Коридор еще несколько раз расходился на два, три, четыре, иногда даже на пять проемов. Вим шел медленно, стараясь оглядеть каждую трещинку, или проросшую травинку в стене. Взглянув на время, он с удивлением понял, что бродит здесь уже третий час. Хотя ему казалось, что прошло не более пяти – десяти минут. Но осознание времени могло быть ошибочным. Старые наручные часы, служившие верой и правдой ему уже не первый десяток лет, вели себя странно, то начиная бешено вращать секундную стрелку, то замирая вовсе. Видимо их срок уже пришел. Он совсем не чувствовал усталости, не гудели ноги, и в голове было как никогда ясно. Боль от удара ушла, и шишка не намечалась. За все это время он ни разу не кашлянул, и воздух врывался в легкие чистый прозрачный, как будто он вдыхал его стоя на вершине высокой горы… С продвижением вперед плавно исчезал запах сырости и плесени. Вокруг возник аромат плодородной земли и свежих цветущих трав. Удивительное ощущение спокойствия и умиротворенности, какой-то уверенности в себе и своих силах окутывало его. Еще раз посмотрев, на дичавшие на глазах, часы, старик повернул назад, решив вернуться сюда позже, уже с водой, едой и необходимым оборудованием. Дорога назад заняла намного меньше времени. Заглядывая на обратном пути в подворачивающиеся другие входы, сделанные на манер арок, он укреплялся в мысли, что это не просто подземный ход или целая системы ходов, а вполне возможно – лабиринт или что-то другое. Слишком странной казалось ветвящаяся система. Он дошел обратно без приключений или каких-то пугающих звуков.
Когда ноги его ступили на пол подвала, дверь в стене, откуда он только что пришел, бесшумно затворилась. И он уже хотел начать тихонько насвистывать, от переполнявших душу эмоций и чувств, как заметил, что около лестницы наверх стоит человек.
На последней ступени стояла девушка. Возникший по началу, озноб прошел. Но когда он приблизился к ней, его затрясло вновь и намного сильнее… Это была его недавняя знакомая, которую он подвозил до дома с мостовой… Его глаза расширились и видимо он побледнел, так и остановившись в конце коридора, не дойдя до нее буквально около пяти метров. Глаза девушки смотрели пристально и серьезно, дикая глубина, казалось, плескалась в них, отражая море печали.
– Зачем вы ходите здесь? Как вас занесло сюда?
– Простите…Просто дверь была открыта, и я зашел… Посмотреть… – он запинался в словах, пока до Вима не дошло, что и ей совсем нечего здесь делать. Чем бы она ни была, и что бы ему в дурацком помещении не мерещилось. – Простите. А что вы здесь делаете?
– Я хозяйка этого дома.
– Давно?
– Нет, несколько дней. А вы?
Вим задумался. Лгать было неудобно. Парень так и запамятовал показать ему какие-либо бумаги, удостоверяющие его права на дом. А выплаченные деньги и постоянно болтовня заказчика совсем стерли в его памяти необходимость проверить что-либо. Так что если она не врет, а зачем бы это ей? Правду говорить нельзя. За правду его, скорее всего, выгонят. И деньгам – «прощай!» А уходить уже отсюда ох как не хотелось…
– Вы знаете… Это длинная история. Может быть, мы выйдем на воздух? Вы не курите?
Девушка повернулась и молча пошла вперед.
Сердце Эльзы колотилось. Спустившись в подвал и обнаружив там открытую в стене дверь она гораздо меньше удивилась бы, чем увидев кто идет на нее… Состояние шока – наверное, лучшее объяснение ее самочувствия. Мыслей не было. Было несколько вопросов к Вселенной. На лестнице он случайно коснулся вместо поручня ее ноги. Тело так шарахнуло током, что она вытаращилась на него сверху огромными дикими глазищами… Старик извинился, и если бы не попытался подниматься дальше, она, наверное, так и стояла бы еще какое-то время с выпученными глазами и открытым ртом.
Перед крыльцом, Вим уже успокоился и, положившись на неизбежность судьбы, с манерой ее на случайности, стал чувствовать себя несколько увереннее. Эльзу колотило, она отводила глаза, и осознавала себя как нашкодившая пятиклассница. Они закурили. Курила она редко и сигарет с собой не взяла, поэтому пришлось разживаться у нежданного гостя.
– Мы так и не познакомились. Меня зовут Вениамин Виссарионович.
– Эльза.
– Эльза, мне говорили, этот дом передается по наследству… И еще не все наследники решили вопрос со своими правами на него… Вы уже закончили, окончательно выкупили этот дом?
– Да. Вчера подписала последние бумаги… Я слышала, но мало про наследство. Но проверял нотариус. Там было все нормально. Вы – один из наследников?
– Не совсем… Один из наследников попросил меня слегка реконструировать этот дом, видимо хотел приведя его в божеский вид повысить стоимость продажи… Как видно – не успел. Странно, что мне никто не позвонил… Может в суматохе просто забыли…
Она смотрела на него глазами потерявшегося щенка, которому проходящий мимо человек, может быть, протянет сосиску, а если сказочно повезет – возьмет к себе домой. Разве что рот не открыла. Вим примериваясь, смотрел в ее приоткрывшийся рот.
– Да? Может быть… Но сделка уже завершена, – казалось, что она так этому факту расстроилась, что чуть ли не слезы выступили на глазах. Девушка поспешила отвернуться.
Эльза чувствовала себя дурой. Причем дурой лет пяти. Ощущение чуда билось в ее мозгу разливаясь на все ее существо… Как будто правда пятилетний ребенок, открыв новогодний подарок, получает что-то, о чем он даже еще не мечтал. Хотелось прекратить этот дурацкий маскарад и вновь почувствовать почву под ногами, а внутренний голос вещал все, что о ней думает в резких и нелицеприятных выражениях, наставляя на путь истинного правильного поведения. И страшно хотелось, чтобы новый знакомый не уходил, просто, вот так опять…
Аристократ внимательно наблюдал перемену ее лица с покрасневшего на бледно-фиолетовое. К концу своего мыслительного процесса она, видно, еще больше расстроилась.
Ему опять стало ее жалко… Ненавидя в себе это бесполезное чувство, и не желая давать ему расти, он ляпнул быстрее чем подумал.
– Хотите, я могу закончить реконструкцию для вас? С тем, что есть здесь сейчас жить совершенно невозможно.
Девушка уставилась на него расширившимися глазами, пытаясь шарить ими по его лицу. Видимо, ожидая найти там ответы на какие-то свои проблемы и вопросы. На лице, кроме стандартного набора черт, ничего не было. Она так напряженно думала, что Вим уже решил, что данный процесс для нее совсем непривычен, и она не справиться с решением поставленного вопроса. И, не дай Бог, кому-нибудь позвонит….
– А…. Хорошо. Ладно. Раз уж вы все равно здесь копаетесь… Только одна просьба – в подвале больше ничего делать не надо, – при слове «подвал» ее лицо обрело то же, что и внизу, выражение.
– Хорошо, как скажете, ваше слово для меня закон. Вы подумайте, что вы хотите. Я закуплю материалы, и мы с вами приступим. Необходимое я привезу и так, вы подумайте о новом интерьере. Вот вам мой телефон, – он продиктовал номер данного Андреем мобильника, она послушно записала, достав из сумочки маленькую книжечку, – Мне можете звонить в любое удобное вам время. Приступить можем хоть завтра. Хоть сейчас.
– А…
– А расценке договоримся позже. Думаю, она вас устроит. Я очень люблю свою работу, знаете ли, там что думаю, мы договоримся в любом случае. Хотя будет немножко зависеть от того, что именно вы захотите, но думаю, особенно это ничего не поменяет.
“Находки”
Старик, сгорбившись, сидел у себя дома на кровати. Кровать не скрипела противным медно-ржавым гнусавым контральто, как обычно, ведь сейчас он не двигался. Он сидел так всего несколько минут. Ветхое, местами поеденное молью, а кое-где разорвавшееся от времени белье бросилось ему в глаза и обухом ударило по душе. За время своих странных открытий и новой работы он успел забыть, как он стар. Как волк за тысячи километров чует запах чужой крови, и никогда не ошибется, так и старик чуял что то, о чем он так мечтал в юности, ради чего пошел на археологию, ради чего перепахивал в жару и слякотный моросящий дождь бескрайние поля, находиться там – за дверью подвала, в одном из туннелей. И возникшая в момент откровения искра медленно угасала в его душе под моргание старой лампочки, освещавшей подгнивший стол с ворохом никому не нужных бумаг, скрипящего дощатого пола, железной кровати со съежившимися заржавевшими пружинами, заплесневелую чашку чая забытого в поспешных сборах на столе.
Жизнь уходила из него по капле. Вытекая вместе с капающей из крана на кухне водой в умывальник. Унося с собой бесцельно и зря прожитые годы, угробленное здоровье, метания, нервотрепки, минуты радости от ощущения впереди чего-то великого, вместе с мечтой. Почти стоя на пороге открытия, он чувствовал, что уже не имеет сил до него добраться. Все силы остались там: в очередях за хлебом по талонам, в бессонных ночах от плача ребенка, в пачке недокуренной примы, в высиживании по восемь часов за канцелярским столом с видом какой-то деятельности, в кружке пива в местной забегаловке, здесь на старой кровати… Наверное, никогда так отчетливо и ясно старик не чувствовал, что умирает. Умирает пока не совсем. Его тело, может быть еще долго, будет шествовать и кашлять. Но то, что внутри исчезало необратимо.
Медлить больше было нельзя. Он еще раз посмотрел на кружку с заплывшим спитым чаем. Если остановиться – то это все, что у него останется. И никакие деньги, пусть даже на лекарства, ему не помогут. Тот же спитый чай. Лучше уж совсем без лекарств умереть быстрее, чем так, как сейчас. Ведь он не молодеет… И вернуть жизнь ничто уже не поможет. Хозяйка дома сказала ни в коем случае не приближаться к подвалу… И если она его поймает и выгонит, то никто, не он, ни заказчик, ничего уже не смогут поделать…. А дверь она может еще и замуровать, тогда проникнуть туда незаметно будет вообще невозможно… Медлить было нельзя… Сил даже встать, казалось, почти не было. Он встал. Не торопясь, собрал нужные инструменты, выгреб из холодильника немного еды. По дороге заехал в супермаркет… Как красиво они теперь назывались, а он все никак не привыкнет. Старик усмехнулся. Купил воды и оставшееся необходимое. Старый уазик, отданный ему Андреем во временное пользование, чтобы он мог выбраться из дома и сам съездить за недостающим материалом, здорово пригодился. С хозяйкой они разъехались вместе на машинах, скорее всего она не должна вернуться. Там ведь даже негде спать.
Лес встретил его холодным молчанием. Только шум покрышек раздавался по затертому с колдобинами асфальту. Казалось, что окружающий мир умер. Так бывает перед грозой или ураганом. Природа затихает, как бы прислушиваясь, уже не кричат и не летают под облаками птицы, не стрекочут ночные насекомые, а листва и кроны деревьев застывают как по мановению в детской игре “море волнуется раз!». Ветра нет. Но запаха озона не чувствовалось. Так же как приближающейся опасности или преграды. Лес казался заколдованным и присмиревшим. Как притихший зверь, опуская голову, пропускает зашедшего к охраняемому дому.
Он спустился в подвал. Еще в прошлый раз он сварганил здесь хорошую лампочку, починил проводку, и бетонное серое помещение залил ослепляющий свет. Дверь была заперта. То есть на том месте, где она должна была быть, была как прежде ровная гладкая стена. Он осматривал ее миллиметр за миллиметром. Трогал любую, показавшуюся выпуклость, отслоившуюся штукатурку. И понял тщетность своих усилий лишь тогда, когда уже раз в десятый дошел до соседней стены. Сел. Следы его отковыриваний были хорошо видны. Пересел около них. Постарался придать себе подобную как тогда позу. Очень медленно, стараясь не поворачивать головы и все – таки смотреть назад, стал пятиться и заваливаться на спину. Он упал. Ничего не происходило. Он проделывал этот номер еще и еще раз. Кости не выдерживали чрезмерных нагрузок и спина и все тело уже невыносимо болело. С непривычки, стало резать в глазах и зашумело в голове, мозг перестал думать. И не рассчитав, в очередной раз он упал с размаху и по- настоящему. Раздался шорох открывающейся двери. Измотанный в своих проблемных попытках, он как ошпаренный вскочил на четвереньки. И успел заметить крохотную, как от ноготка, вдавленность в полу у стенки, которая плавно выезжала назад, имитируя ровную поверхность, и небольшой металлический штырек чуть поодаль, со странной звездообразной шляпкой заезжающий обратно в пол. Теперь ему стала понятна дикой формы глубокая царапина на спине, полученная в прошлый раз, на которую он по началу не обратил внимания. Он подполз к месту, где исчезли вдавленность и штырек. Пол был ровный. Поразглядывав его минут пять, он крестиками ориентировочно наметил их предполагаемое расположение и, зажав свой мешок, шагнул в темноту тоннелей.
Он шел тем же путем, но уже гораздо более быстро. Стараясь добраться до того места, где был в прошлый раз, как можно раньше. Пройдя его, и еще около четырех сотен метров коридор раздвоился, но не так, как в прошлые разы. Он раздвоился по вертикали, а не по горизонтали как было до этого. Один туннель шел ровно вверх, другой – ровно вниз. В оба вели сглаженные каменные ступени. Причем так, что если идти из нижнего, то по ней, скорее всего, уйдешь вверх, а если идти со стороны старика – то вниз. Подумав, он взобрался наверх. Виму стало казаться, что он идет по практически отвесной стене, хотя и уместной в данном случае гравитации и наклона тела не было. Но он скорее по какому-то внутреннему наитию клонился корпусом вперед и вниз. Отдышка вместе с кашлем покинули его еще по прошествии первых пятьсот метров при входе в тоннель. Перейдя с быстрого шага на рысь, он почти побежал. Так не бегают в современном мире. Без сопротивления встречного потока воздуха, без веса своего тела, без ощущения полета. Он, казалось, бежал одной силой мышц, четко, размеренно. И сам не замечал этого. Уже проскочив, он отметил, что что-то мелькнуло в бесившемся свете фонаря. Остановился и обернулся. Отдышки все еще не было. Не потому что дышать было легко. Ему показалось, что он не дышал. Но сердце билось размеренно, гулко. Свет фонарика, прикрепленный на ремне к голове, высветил что-то черное и круглое на полу в самом углу лестницы. Старик присел, а затем поднял его. В его руках оказался шарообразный камень, неизвестной ему породы, беловатого цвета, выточенный чьей-то умелой рукой и теперь ставший копией человеческого черепа. В полумраке и в первую секунду он принял его за настоящий.
Выронить находку помешало только одно – руки его закостенели от ужаса. Такого он не видел никогда. Череп был «как живой», цельный, в основании затылка был отбит небольшой кусок, как от удара тупым острым предметом. По приблизительной наметке, из остатков, пройденных еще в университете, знаний, останку было около двух – трех сотен лет. Но пугало не это. Гримаса невыразимого ужаса была на самом скелете. Бывают такие маски на Хеллоуин: белое перекошенное лицо, съехавшие глазницы, вниз расплывшаяся линия рта и черная пустота в отверстиях, которые когда-то смотрели, что-то могли говорить. Эту маску держал сейчас в руках старик. Только она была почти настоящей. Глазницы были слегка сощурены, из-за чего один глаз казался меньше другого. Рот перекошен, он был чересчур широким для человеческого, и узким. Один конец его уползал вверх, другой вниз, почти к самому окончанию скулы. Плюс ко всему череп был цельным, то есть нижняя челюсть была, как будто приращена к верхней, и было непонятно, как в таком случае существо вообще могло говорить и есть, даже если смогло бы родиться. Размер черепа соответствовал обычному, взрослого человека. Разве что скошенный лоб, как от удара лопатой, был больше. А около левой глазницы, у крайнего к виску уголка, была небольшая вмятинка. Как выжженная огнем или выплавленная чем-то. По форме она точной копией отражала человеческую слезу.
Зная как зыбко настоящее и обманчиво прошлое, Вим аккуратно завернул находку в снятую с себя рубаху, и, неся впереди себя на вытянутой руке, побрел с ним наружу. Чувство обретения несметного и неоспоримого богатства грело изнутри. Выскочив на воздух в темноту ночи, он замер. Сердце колотилось, никак не желая успокаиваться и входить в свой обычный ритм. Дрожащими руками он развернул рубаху и заглянул внутрь, желая убедиться что то, что лежит там, не часть обычного кошмарного сна. Дотронулся рукой. Череп отдавал холодом, но был несказанно реален. Старик втянул ноздрями воздух, ощутил, как им наполняется грудь. С годами скитаний, метаний, безденежья и безвестности было покончено раз и навсегда. Держа в руках то, что возможно, прокладывало ему дорогу в совершенно другую, новую жизнь, он представлял себя на вершине мира.
Подумав немного, он утащил череп домой. Было еще слишком много времени до утра. Оставалось только ждать. Аккуратно размотав тряпочку, в которую он любовно завернул свое сокровище, он долго со смесью леденящего душу ужаса и восхищения, смотрел на странный предмет. По камням и внешнему виду, голова явно была делом рук человека, причем жившего не вчера, а, возможно, много-много столетий назад. Он даже смутно боялся представить себе, сколько лет может насчитывать находка. Но точно знал одно, чтобы так вытесать неизвестный камень инструментов не было еще лет пятьдесят назад. Они появились разве что не вчера. А значит то, что он сейчас держал в руках, изготовить так давно было невозможно. Когда на полу заскакали первые лучики предрассветных сумерек, его, наконец, сморил неглубокий прерывающийся сон. В голове мелькали какие-то картины, поздравления, награды, погони, его побег по серому извивающемуся лабиринту, где шансы, даже уйдя от преследователей, просто выйти на свет, пятьдесят на пятьдесят, и ничего не зависит более от него, только от судьбы и удачи.
Как позже оказалось, проспал он долго. Когда Вим открыл глаза, за окном день уже затягивала в себя беспощадная мягкая в своей темноте и прохладе, городская ночь. Открыв глаза, он первым делом посмотрел на стол. Черепа не было. Вместо него на жалкой тряпице лежала маленькая горстка пепла, разметаемая ветром из-за открытого окна.
От недавней надежды, почти осуществившейся мечты, вновь не осталось ничего.
Не понимая, что произошло. И озверев от постигшей его неудачи, и нахлынувшего невыносимого и такого острого, разочарования, он ринулся назад, к тоннелю. Взяв только воду, и наплевав на ночь, возможный голод и даже на столкновение с хозяйкой, он мчался по городским улицам. На его счастье, час был уже поздний, и ему не удалось повстречать бдительных гаишников. Разрывая коробку передач старого уазика, он ворвался в лес, и, проносясь по нему как налетевший ураган, с визгом тормозов припарковался у дома. Не разбирая дороги, и даже не включая свет, на ощупь, нашел на гладком полу штырек, и когда стена отодвинулась, бегом ворвался в образовавшуюся за ней, черноту.
Все еще опасаясь сбиться с пути, он бежал уже проверенным путем, углубляясь все дальше и дальше в хитросплетение тоннелей и закоулков. Повороты, раздваивающиеся ходы, уходящие вправо, влево, вверх и вниз, редкие лестницы, перемешиваясь, только успевая мелькать у него перед глазами. Он не знал, сколько прошло времени. В этих местах, под землей, он утрачивал привычную старческую немощь и привычное, в подобных ситуациях на земле, чувство усталости. Но все же, стал передвигаться медленнее, переходя сначала с бега на легкую рысь, затем просто на быструю ходьбу. Луч фонаря, который он держал в руках, в такт его шагам, бесился впереди на полу и стенах. Место, где был найден череп, давно осталось позади. Внезапно свет от него уперся в тупик. Такого раньше не было, и старик приостановился на месте, желая понять, что же произошло.