Книга «Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных - читать онлайн бесплатно, автор Лафкадио Хирн. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных
«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

В давние годы духи мертвых Хэйкэ были куда воинственнее, чем сейчас. Случалось, призраки даже поднимались из водных глубин и забирались на корабли, плывущие в ночи, а затем топили их. Они всегда следили, чтобы никто из команды не спасся вплавь, а если такой находился, обязательно пытались убить и его. Чтобы успокоить души мертвецов, в Акамагасэки, прямо на берегу пролива, построили буддийский храм. Рядом с ним, почти на пляже, было разбито кладбище. Здесь же установили поминальные столбы юному императору и его вассалам, а их имена начертали на могильных камнях. Буддийские монахи регулярно проводят здесь службы – души мертвых должны пребывать в покое. После того как храм был построен, а кладбище покрылось могильными плитами, мертвые Хэйкэ стали тревожить живых куда меньше, чем прежде. Но, увы, не прекратили этого совершенно – странные вещи продолжали случаться, и это доказывало, что полного упокоения им так и не удалось обрести.


Несколько сот лет тому назад в Акамагасэки жил слепой человек по имени Хоити. В округе он был известен своими замечательными талантами певца и исполнителя на народном японском инструменте бива[1]. С младых ногтей он учился этому нелегкому искусству и со временем даже превзошел своих учителей. Славой несравненного мастера бива-хоси[2] он был обязан в первую очередь своим сказаниям о Хэйкэ и Гэндзи. Говорили, что, когда он пел песню о сражении при Дан-но-ура, не могли удержаться от слез даже кидзин – гоблины, существа, как известно не склонные к проявлению чувств.

В начале своей карьеры Хоити был очень беден, но вскоре у него появился покровитель и друг, который стал ему помогать. Священник местного храма Амидадзи очень любил поэзию и музыку. Он часто приглашал Хоити в храм, чтобы тот мог выступать со своими сказаниями. Позднее, очарованный талантом молодого поэта, он предложил ему перебраться в храм окончательно, чтобы обрести в нем дом. Поэт с благодарностью принял предложение. Хоити дали комнату в храме и обеспечили пищей. Взамен музыкант должен был по определенным дням услаждать слух священника своими песнопениями и время от времени выступать в храме.

Однажды ночью, в летнюю пору, священника вызвали к умирающему совершить последний обряд. В дом прихожанина он отправился вместе со служкой, а Хоити остался в помещении храма один. Ночь была жаркой и душной, и в поисках вожделенной прохлады слепой певец расположился на веранде перед входом в свою комнату. Веранда выходила в маленький сад, разбитый во дворе храма. На веранде было немного прохладнее, и Хоити решил дождаться здесь возвращения настоятеля. Чтобы скоротать время и скрасить одиночество, он по привычке взял инструмент и принялся негромко наигрывать. Между тем минула полночь, а священник не возвращался. Пора было вернуться в комнату и лечь спать, но внутри еще было слишком жарко. Поэтому Хоити остался снаружи. Наконец он услышал шаги – они приближались, кто-то шел от задней калитки. Человек пересек сад, подошел к веранде, поднялся и остановился напротив. Но это был не священник. Глубокий голос назвал слепого по имени, но прозвучало это не так, как обычно, а резко, отрывисто, почти грубо – так обычно разговаривают самураи с людьми ниже себя по званию.

– Хоити!

– Здравствуйте, господин! – почтительно ответил слепой. Жесткая интонация в голосе говорившего испугала его. – Я слеп и не вижу, с кем разговариваю.

– Тебе нечего бояться, – отвечал неизвестный. Теперь голос его звучал мягче. – Я живу в гостинице рядом с храмом. Меня послали к тебе со следующим известием. Мой господин, вассалом которого я в настоящее время являюсь, человек очень высокого ранга, сейчас остановился со своими многочисленными придворными в Акамагасэки. Он пожелал осмотреть место сражения в Дан-но-ура и сегодня посетил его. Там он услышал о твоих талантах и теперь желает, чтобы ты продемонстрировал свое искусство. Бери инструмент и немедля отправляйся со мной – мой господин и его свита не привыкли ждать.

В те времена замешкаться, исполняя приказ самурая, было совсем не безопасно. Поэтому Хоити только лишь надел сандалии, взял биву и отправился вместе с самураем. Незнакомец вел его, легко, но твердо держа под локоть и поминутно поторапливая. Рука, которая вела Хоити, если только его не подводили ощущения, была одета в железную перчатку. Звон и лязг, раздававшиеся при каждом шаге воина, ясно указывали, что тот был при полном вооружении и в доспехах. Хоити заключил, что это, вероятно, один из воинов стражи. Тревога, поначалу охватившая музыканта, утихла. Напротив, заключил он, ему улыбнулась настоящая удача – не случайно тот, кто сопровождал его, упомянул о «господине очень высокого ранга». Он подумал, что это, должно быть, один из очень немногих в Японии даймё – владетельных князей высшего уровня. Сопровождавший музыканта самурай остановился. Хоити понял, что они стоят у каких-то больших ворот. Но куда же они пришли? Он точно знал, что никаких больших ворот в городской стене с этой стороны не было. В Амидадзи только одни ворота – главные городские, но, чтобы попасть туда, нужно идти в совершенно другую сторону.

– Кэймон![3] – раздался громкий выкрик самурая, и ворота с громким скрипом и скрежетом отворились.

Они прошли через сад (Хоити догадался, что это был сад) и снова остановились перед входом в какие-то помещения.

– Мы у дверей! Я привел Хоити! – выкрикнул самурай, и певец услышал звуки торопливых шагов, передвигаемых ширм и экранов, затянутых бумагой, и двери открылись, женские голоса выплеснулись навстречу. По интонациям их Хоити понял, что женщины исполняют обязанности прислуги в этом благородном доме, но их голоса не могли помочь ему понять, куда он все-таки попал, а времени подумать об этом у него совсем не было. Его взяли под руки и помогли преодолеть несколько ведущих вверх каменных ступеней, затем сняли с него сандалии. Женская рука повела его по полированной поверхности деревянного пола – босыми ногами он ощущал его. Они шли бесконечными переходами куда-то вглубь обширного помещения, но поворачивали так часто, что Хоити совсем перестал ориентироваться, пока наконец не очутился в большом зале. Музыкант догадался об этом: он слышал шелестящие звуки множества шелковых одежд, и они были подобны шелесту листьев в лесу. Он слышал звучание голосов и их оттенки. Он понял, что помещение, где он находится, велико и просторно – так гулко раздавались голоса.

Хоити сказали, чтобы он не стеснялся, и постелили ковер – при игре на биве исполнитель встает на колени, без этого, как известно, обойтись невозможно. Он расположился на ковре и принялся настраивать свой инструмент. Через некоторое время к нему обратилась женщина (он понял, что это была родзё, или главная среди слуг) и сказала, что он может начинать и должен исполнить свое знаменитое «Сказание о Хэйкэ».

Вся поэма была очень велика, и, чтобы исполнить ее целиком, требовалась не одна и даже не две ночи. Поэтому певец таки отважился задать вопрос:

– Поэма не скоро сказывается, и, чтобы исполнить ее целиком, необходимо очень много времени. Какую из частей поэмы хотели бы услышать уважаемые господа?

Женский голос ответил:

– Исполни историю о битве при Дан-но-ура. Нет ничего горше того, что там было.

Хоити возвысил голос и запел под аккомпанемент своего инструмента. Он пел о битве на горьких морских волнах, отбивая ритм и заставляя свой инструмент звучать на разные лады и голоса. То он подражал шуму рассекающих воду весел и стремительному порыву судов, то слышались в его музыке свист летящих стрел и крики умирающих воинов, то вдруг раздавался скрежет стали о доспехи самураев и грохот раздираемых в столкновении корабельных бортов. И слева, и справа от музыканта то и дело раздавались приглушенные восхищенные возгласы: «Как изумительно он играет! В наших краях я никогда не слыхивал ничего подобного! Во всей империи, верно, не сыскать певца, равного Хоити!»

Он слышал эти слова, они добавляли ему храбрости, и он играл и пел все лучше и лучше – так, как никогда не пел и не играл прежде. А когда он наконец дошел до самого трагического эпизода – безжалостного убийства беспомощных и беззащитных женщин и детей, а потом и до сцены смерти младенца-императора, – разноголосый хор горюющих голосов слился в один протяжный вой отчаяния и скорби. Был он таким искренним и полным трагического чувства, что слепой даже испугался того, какую боль и страдание он причинил людям. Возгласы и стенания продолжались и тогда, когда он уже закончил петь. Но постепенно и они стали стихать. Тогда он вновь услышал голос той же женщины. Она сказала:

– Хотя мы знали заранее, что вы очень хороший музыкант и певец, но даже не могли предположить, что ваше мастерство велико настолько, насколько вы продемонстрировали его сегодня. Наш властелин остался очень доволен вами и собирается наградить вас. Но он желает, чтобы вы пели для него в течение следующих шести ночей подряд, – после этого наш господин, скорее всего, отправится в путь. Следовательно, завтра ночью, в тот же час, вы вновь должны быть здесь. Человек, который привел вас сюда сегодня, придет за вами и завтра… Есть еще одно обстоятельство, о котором я должна вам сообщить. Наш господин путешествует инкогнито, поэтому никто не должен знать о том, что он находится здесь, в Акамагасэки, и вы никому ни под каким предлогом не должны говорить о том, куда вы ходите по ночам. Таков его приказ. А теперь вы можете вернуться домой.

После того как Хоити поблагодарил женщину, она взяла его за руку и отвела к тому месту, где он расстался с самураем. Воин ждал его и отвел к храму, где и простился с музыкантом.

Хоити вернулся почти на рассвете, но его отсутствия никто не заметил – настоятель вернулся поздно и решил, что его подопечный уже спит. Хоити ничего никому не сказал о своем приключении и, хотя он устал, смог найти время днем, чтобы выспаться.

На следующую ночь, в тот же поздний час, за ним вновь прибыл самурай и отвел туда, где музыкант выступал накануне. Новое представление прошло с тем же успехом, что и предыдущее, но его отсутствие было замечено в храме. Утром, вскоре после возвращения, настоятель призвал его к себе и принялся расспрашивать.

– Мы очень беспокоились о вас, друг мой. Выходить одному на улицу в такой поздний час очень опасно, – сказал священник, и голос его был мягок и участлив. – Почему вы ушли, ничего никому не сказав? Я приказал бы слуге сопровождать вас. Где вы были?

Хотя священник говорил доброжелательно, Хоити ответил уклончиво:

– Простите меня, мой дорогой друг. Я должен был отлучиться по частному делу. Увы, у меня не нашлось иного времени для этого.

Настоятель был скорее удивлен, нежели обижен и раздосадован уклончивостью Хоити. Он чувствовал – что-то здесь не так. Он боялся, что слепого музыканта околдовали, и был склонен винить в этом злых духов. Более он не задавал вопросов, но приказал слугам наблюдать за передвижениями Хоити и проследить за ним в том случае, если он оставит храм после наступления темноты.

На следующую ночь Хоити вновь покинул храм. Слуги заметили, как он выходит, зажгли фонари и бросились вдогонку. Ночь была очень темной и дождливой, и слуги потеряли музыканта. Очевидно, что он шел очень быстро, и это было странно, учитывая, что Хоити слеп, а дорога была мокрой и скользкой. Тем не менее он исчез, и слуги принялись заходить в каждый дом вдоль дороги, в который мог зайти слепой музыкант. Но поиски ничего не дали – никто не видел Хоити. Обратно в храм слуги возвращались вдоль берега моря. И вот на пути они услышали звуки бивы – кто-то играл на инструменте, и играл так красиво, виртуозно и самозабвенно, что люди были поражены. Звуки музыки доносились с кладбища. Как всегда по ночам, там сияли зловещие призрачные огни, и обычно все боялись туда ходить. Но слуг было много, и они решились приблизиться. Они освещали фонарями путь и в конце концов обнаружили Хоити. Он сидел у могилы императора Антоку Тэнно и, полностью погрузившись в игру, пел о сражении при Дан-но-ура, аккомпанируя на своем инструменте. Перед ним, и позади него, и сбоку, и слева, и справа, и повсюду вокруг горели огни они-би – призрачные огни мертвых, и было их так много! Никто из слуг никогда – ни прежде, ни потом – не видел их столько. Поразительно было и то, что они обычно исчезали при приближении живого человека, но на этот раз они горели и не гасли.

Слуги схватили и принялись трясти Хоити. Но он, казалось, не замечал их и продолжал играть. Они кричали ему прямо в уши:

– Хоити-сан! Хоити-сан! Перестаньте! Пойдемте домой! Пойдемте с нами!

Наконец он ответил:

– Нельзя мне мешать! Я играю в присутствии августейших особ… Прервать исполнение сейчас было бы слишком невежливо…

Музыкант говорил странные вещи. Странные настолько, что слуги не могли сдержать смех. Так, смеясь, они взяли Хоити под руки, подхватили за ноги и отнесли обратно домой. В храме по приказу настоятеля его прежде всего переодели – музыкант насквозь промок. После этого священник потребовал объяснений странного поведения своего друга.

Хоити долго не решался начать говорить. Но затем, видя искреннее расположение и беспокойство своего покровителя, решился и рассказал обо всем без утайки, начиная с первого визита самурая.

Выслушав рассказ, священник сказал:

– Несчастный мой друг! Вы находитесь в очень большой опасности! Как жаль, что вы не рассказали мне обо всем, что с вами случилось, сразу! Ваши поразительные музыкальные и поэтические таланты вовлекли вас в сложную и весьма необычную ситуацию. Прежде всего вы должны знать, что не было ни дворца, ни приема августейшей особы, – все ночи вы проводили на кладбище, среди могильных камней и плит, перед обелиском императора Антоку Тэнно. Мои люди там вас и обнаружили – вы играли и пели под проливным дождем. Все, что вам почудилось, было лишь видением. Все, кроме того, что вас действительно призвали мертвые. Но помните: однажды подчинившись им, вы оказались в их власти. После того, что произошло, они не оставят вас в живых. Даже если вы вновь пойдете с ними на кладбище, обратно вам не вернуться – мертвые разорвут вас в клочья. Но, к слову сказать, они все равно погубили бы вас рано или поздно – смерти вам было не избежать. А сегодня ночью я опять не смогу быть рядом с вами – меня вновь призывают дела духовные. Поэтому прежде, чем уйду, необходимо будет защитить ваше тело, начертав на нем святые письмена и заклинания.

Перед закатом солнца священник и служка раздели Хоити донага и при помощи туши и кисточек для письма расписали все его тело. Они нанесли священные заклинания против духов умерших всюду, где только смогли: на груди, лице и шее, на спине, на руках и ногах – даже подошвы ног они украсили письменами. Когда дело было сделано, настоятель дал Хоити последние наставления:

– Сегодня вечером, после захода солнца, как только я уйду, оставайтесь на веранде и ждите. За вами придут и станут окликать по имени. Не отвечайте и не двигайтесь, что бы ни случилось. Сидите не шелохнувшись – словно вы погрузились в глубокие раздумья. Если вы пошевелитесь, вас уничтожат. Не пугайтесь и не пытайтесь звать на помощь – никто и ничто не может вас спасти. Но если вы все сделаете в точности так, как я сказал, опасность минует и больше вам нечего будет бояться. Духи мертвых уйдут.

Вскоре, по наступлении темноты, священник и его помощник ушли, а Хоити, согласно наставлениям, остался на веранде. Он положил свой инструмент рядом, а сам погрузился в ожидание. Насколько мог, он расслабился и сидел неподвижно, стараясь не производить никакого шума, – он даже дышал неглубоко.

Много часов прошло, и уже давно минула полночь, когда он услышал тяжелые шаги. Вот открылись ворота, некто прошел через сад и поднялся на веранду, где сидел музыкант.

– Хоити! – грубо и отчетливо прозвучал в ночи голос.

Но слепой не ответил. Он сидел очень тихо, не шевелясь, и даже затаил дыхание.

– Хоити! – раздался мрачный голос во второй раз.

– Хоити!!! – подобно раскату грома прогремел в тишине страшный голос.

Хоити словно окаменел.

Тогда голос озадаченно произнес:

– Не отвечает… Нет, так не должно быть… Где же он? Надо найти…

Тяжелые шаги, от которых веранда пошла ходуном, звучали все ближе и ближе к несчастному певцу. Вот они стихли: некто стоял совсем рядом. Долго тянулись минуты. Хоити казалось, что у него так сильно бьется сердце, что от каждого удара содрогается все тело. Повисла мертвая тишина.

Наконец тот же грубый голос произнес совсем-совсем близко:

– Странно. Вот бива – его инструмент… Но самого музыканта не вижу! Вижу только два его уха! Понятно, почему он не отвечал, – у него нет рта! Вообще ничего нет, кроме ушей! Возьму их – отнесу моему господину… Господин увидит, что хотя бы часть его приказания выполнена, и не будет сильно гневаться на своего слугу…

В тот же момент Хоити почувствовал, как железные пальцы сомкнулись на ушах, потянули и вырвали их… Боль была чудовищной, но Хоити не закричал, не издал ни малейшего звука и стона. Лишь на мгновение потерял сознание от боли. А когда очнулся, тяжелые шаги уже удалялись – сначала по настилу веранды, затем неизвестный спустился в сад, прошел по саду, потом со скрипом отворились ворота, и… звук шагов стих – словно растворился в ночи. Слепой чувствовал, как из ран и слева, и справа, по щекам, а затем вниз по шее, густыми теплыми волнами стекает кровь, но не решался даже пошевелить рукой…

Перед самым восходом солнца, когда еще не рассвело – тьма лишь только поредела, – вернулся настоятель. Не медля ни минуты, он поспешил к веранде, поднялся на нее и едва не упал, ступив во что-то липкое и скользкое. Осветив фонарем то место, где поскользнулся, он вскрикнул от ужаса – веранда была залита уже загустевшей кровью. Через мгновение он заметил Хоити и направил свет фонаря на своего друга. Тот сидел совершенно неподвижно, будто пребывал в глубокой задумчивости, лишь кровь потихоньку сочилась из его ран.

– О! Бедный мой Хоити! – вскричал священник. – Что такое? Вы ранены?

Звук знакомого голоса дал наконец бедному музыканту возможность ощутить себя в безопасности. Он разразился рыданиями и, захлебываясь слезами, рассказал о том, что произошло ночью.

– Бедный, бедный Хоити! – горестно вздохнул священник, выслушав рассказ своего друга о ночных событиях. – Это я виноват! Я допустил эту ужасную ошибку! Повсюду на вашем теле были нанесены священные надписи, которые мешают мертвецам разглядеть живого. Везде – кроме ушей. Я доверился слуге и не проверил его работу! Это очень, очень неправильно и непростительно! Но что сделано, то сделано: теперь горю ничем не поможешь! Единственное, что мы можем сделать сейчас, – побыстрее обработать раны… Не унывайте, мой друг! Выше голову! Опасность теперь позади. Эти страшные духи больше не будут беспокоить вас – они ушли навсегда!

Правильно подобранное лечение под наблюдением хорошего доктора сделало свое дело: Хоити быстро оправился от ран. История о его необычном приключении распространилась широко и далеко, и вскоре его имя сделалось знаменитым. Много людей благородного происхождения стали приезжать в храм, чтобы послушать его игру и пение. Ему дарили дорогие подарки, давали деньги, и скоро он стал богатым. Но если прежде все его звали просто Хоити, то теперь за ним прочно закрепилось прозвище Хоити безухий.

Осидори

[4]

Жил да был птицелов и охотник по имени Сондзё. Он обитал в провинции Муцу, в местечке под названием Тамура-но-Го. Однажды он пошел на охоту, но ничего не добыл. Но когда он возвращался домой, в местечке под названием Аканума он заприметил пару мандариновых уток, которых в Японии называют осидори. Они плавали в протоке, через которую ему нужно было переправиться. Убить осидори считается плохим поступком. Но Сондзё был так голоден, что выстрелил по уткам. Его стрела угодила в селезня. Вторая утка в панике рванулась к дальнему берегу и исчезла из виду, скрывшись в зарослях камыша. Сондзё подобрал мертвую птицу, отнес ее домой и там съел ее.

Ночью Сондзё приснился ужасный сон. Ему снилось, что в его комнату вошла очень красивая женщина, приблизилась к изголовью его кровати и зарыдала. Так горько она плакала, что Сондзё чувствовал, что сердце его буквально разрывается на части. А женщина взывала к нему:

– Почему? О, почему вы убили его? В чем он так виноват, что заслужил смерти? В Акануме мы были так счастливы вместе – а вы убили его!.. Чем он так обидел вас? Вы не можете себе вообразить, что вы наделали!.. О! Знаете ли вы, насколько жестоко, насколько чудовищно то, что вы учинили?.. Меня вы тоже должны убить – я не смогу жить без моего мужа!.. И пришла я только для того, чтобы сказать вам об этом…

Произнеся эти слова, она вновь зарыдала, и так горько, что звук ее голоса проник в самую душу Сондзё – пронизал его до мозга костей. А потом сквозь стенания он расслышал стихи:

Хи курурэбаСасоэси моно о.Аканума ноМакомо но курэ ноХитори-нэ дзо уки!На закате я позвала его быть со мной.Теперь мне проводить ночи в одиночестве в камышахАканумы.Ах! Скорбь моя невыразима!

Стихи прозвучали, и она воскликнула:

– Ах! Вы не знаете – вы не можете знать, что вы сотворили! Но завтра, когда вы придете в Акануму, вы увидите, вы увидите…

Произнеся эти слова, она вновь жалобно заплакала и ушла прочь.

Когда на следующее утро Сондзё пробудился ото сна, видение это оставалось в его памяти настолько живым и ярким, что он встревожился. Он вспомнил слова: «Но завтра, когда вы придете в Акануму, вы увидите, вы увидите…» И он решил отправиться в Акануму не мешкая – так ему хотелось узнать, что такое был его сон – просто видение или нечто большее.

Он отправился в Акануму, и там, когда пришел на берег реки, он увидел утку-осидори, которая в одиночестве грациозно скользила по поверхности воды. В то же мгновение и птица заметила Сондзё. Но вместо того чтобы спасаться бегством и скрыться, она поплыла прямо к нему. И пока она плыла, взгляд ее был устремлен на Сондзё. А затем она подняла клюв, с силой ударила им себя в грудь и умерла на глазах охотника…

Сондзё обрил голову и стал монахом.

История О-Тэи

Много лет назад в городе Ниигата, в провинции Этидзэн, жил один человек, которого звали Нагао Тёсэй. Нагао был сыном врача и сам обучался этой профессии. Когда он был еще совсем маленьким, его обручили с девочкой по имени О-Тэи, дочерью одного из друзей отца. Обе семьи условились, что свадебная церемония состоится, как только Нагао закончит свою учебу.

О-Тэи с детства отличалась очень слабым здоровьем. Едва ей исполнилось пятнадцать лет, она заболела, и болезнь ее оказалась смертельной. Великое беспокойство поселилось в душе девушки, когда она узнала, что должна умереть, и О-Тэи послала за Нагао, чтобы попрощаться с ним. Когда он пришел и, преклонив колени, встал у изголовья ее постели, она сказала ему:

– Нагао-сама[5], мой нареченный, мы были предназначены друг другу с детства. И должны были стать мужем и женой еще до конца этого года. Но сейчас я умираю… Боги знают, что так будет лучше для нас обоих: даже если бы я прожила на несколько лет дольше, это лишь умножило бы мои страдания и скорбь моих близких. И вам я не смогла бы стать хорошей женой: моя болезненность, слабость моего тела, воспрепятствовала бы этому. Поэтому даже само желание жить для того, чтобы быть с вами, – слишком эгоистично. Я просто уступаю смерти. И прошу вас не предаваться скорби… Более того, хочу вам сказать – мы встретимся снова…

– Конечно, мы обязательно встретимся вновь, – отвечал Нагао искренне. – На небесах нас не коснется боль разлуки.

– Нет-нет, – отвечала она мягко. – Я говорю не о небесах, не о загробной жизни. Я верю, что судьба распорядилась так, что мы встретимся снова в этом мире, хотя я умру и завтра состоится погребальная церемония.

Нагао смотрел на нее в изумлении и в ответ на свое удивление увидел нежную улыбку в ее глазах. Она продолжала свою речь все тем же едва слышным мягким голосом:

– Да, я подразумеваю этот мир – в вашей теперешней жизни, Нагао-сама… Разумеется, если вы сами этого пожелаете. Лишь одно еще необходимо, чтобы встреча наша состоялась: я должна вновь появиться на свет, родиться девочкой и достичь возраста женщины. Так что вам придется подождать… Пятнадцать-шестнадцать лет – долгий срок… Но, мой нареченный супруг, ведь вам еще только девятнадцать…

Движимый состраданием облегчить ее переход в мир иной, он отвечал нежно:

– Ждать тебя, моя нареченная, не обязанность, а радость для меня. Мы обещаны друг другу на семь жизней вперед.

– Но в твоем голосе я слышу сомнение, – произнесла она, вглядываясь в его лицо.

– Моя дорогая, – отвечал он, – моя неуверенность происходит оттого, что я не ведаю, как я узнаю вас: в ином обличье, под другим именем – если вы только не подадите какой-нибудь знак, не известите меня…

– Мне неведомо это, – отвечала она. – Только боги и Великий Будда знают, как и где мы встретимся вновь. Но я знаю – я точно-точно знаю: если вы сохраните в себе желание встретить меня, я смогу вернуться к вам назад… Запомните мои слова…