Аэротаник

– Заинтригован, признаюсь. Только, простите, прежде чем вы продолжите, хотел поинтересоваться, вы сами по себе, или завязаны с обществом некоторыми трудовыми обязательствами? Или может быть по медицинским показаниям свободны от обязанностей каких-либо. Я вот, к примеру – грузчик, гружу, нагружаю. Ах, да – логистика…

– Ну что ж, скрывать не стану. Я в некотором роде ваш коллега, только со знаком минус. Я, видите ли, разгружаю.

– То есть, простите…

– Да, я, сударь мой, разгружаю общество от тех, что переступают вами упомянутую черту – черту закона.

– Правильно ли я вас понял, милостивый государь?

– Думаю да, ибо я являюсь следователем, представителем правоохранительных органов.

– Ах вот оно что. Ну хорошо. Прекрасная профессия. Нужная, важная. Однако, по моей вине мы отклонились от начатой вами темы. Тысячу извинений.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Вернуться к нашим баранам это не сложная процедура. Ой, неужели опять бараны? Ну простите. Простите меня, старого шалунишку. Незапланированная шутка, поверьте. Клянусь, случайно сорвалось. Так вот. Давайте я прямо изложу, то что собирался сказать. Собственно, не прихоти ради буду откровенничать. Считайте, это просто миссия. Так что приготовьтесь, возможно я вас фраппирую.

– Извольте, я постараюсь хладнокровно воспринять ту информацию, которую вы собираетесь мне предложить.

– Видите ли, милейший Владимир Ильич, ситуация такова, что мы с вами не под Богом ходим.

– То есть вы проповедуете известную материальную, антирелигиозную идею?

– Отнюдь нет. Как раз наоборот, то есть… Одним словом, мы ходим… под Писателем. Вот оно как на самом деле.

– Нет, простите, я как-то ослышался или что вы имеете ввиду?

– Увы, так оно и есть. Мы не подчинены напрямую творцу-Богу и не испытываем искушений, посылаемых нам Сатаной. Наш Бог – Писатель и мы обязаны подчиняться его идее, его замыслу, его настроению. Ну, писателей, вы знаете, много. И великих и средних, и тех, кто балуется. Вот уж, простите, не знаю, хорошо это или плохо, что мы сотворены не Достоевским и не Толстым. Что есть, то есть. Наш писатель – он как бы не совсем писатель, но пишет зачем-то. Ничего не поделаешь. Его даже никто не знает. Он в ящик пишет. Но нам это не важно. Слава Писателю, живем вот, радуемся, трудимся. Выпейте еще водички, а то вы как-то странно выглядите. Так я продолжу?

– Нет, нет, ничего, я слушаю, продолжайте.

– Так вот. Я что хотел сказать? Радуйтесь, уважаемый Владимир Ильич, что мы не персонажи какого-нибудь космического фэнтэзи или, не дай Писатель, еще какой-нибудь сказочки с элементами черного юмора и вымышленными чудовищами и так далее. Вроде вокруг нас все нормально протекает, как и у тех, что под Богом ходят, к которым мы как раз и не относимся. Вы ничего в этой жизни необычного не заметили? Ведь правда, все вроде как у людей?

– Это да, это я согласен. Весьма однородна и небогата событиями окружающая нас действительность, тем более лишена она каких-либо явлений, условно называемых сверхъестественными. Лично я на основании своего жизненного опыта не могу похвастаться наличием какого-либо хотя бы единичного подобного необъяснимого наукой факта. Загадочные явления – да, они имели место, но это вопрос времени – найти научные способы их разгадки, и о так называемых чудесах и волшебстве подозрений не возникало. Вот правда…

– Что правда?

– Ну это так…

– Смелее, расскажите, доверьтесь мне.

– Не знаю, стоит ли. Но коли вы настаиваете – извольте. Однако, это было еще тогда, в прежние времена. Я ведь уже не тот, вы понимаете… Впрочем вот этот анекдотец. Ваш покорный слуга, будучи в те времена простым смертным, живущим по общепринятым у моих коллег нормам жизни, проводил свой свободный от труда досуг отнюдь не в библиотеках и лекционных залах, и даже не в приличных питьевых заведениях. Не одаренный выдающимися математическими способностями, он все же умел вычислять наиболее рациональные способы достижения тех или иных целей. В частности при покупке того или иного продукта питания, имея в распоряжении некую ограниченную финансовую сумму, мог достичь наиболее эффективного ее применения… Впрочем продуктом питания сей этот продукт, о котором пойдет речь, я бы в настоящий момент не назвал. Но тогда… Однако, зачем далеко ходить – вот, милостивый государь, оглянитесь, все те же люди сидят и поглощают в сверхнормативных количествах тот самый якобы удаляющий жажду напиток. Вы поняли, поэтому я и не буду называть это своим именем, ибо ситуация такова, что нынче даже произносить вслух нечто подобное, поверьте, нету у меня принципиального желания. Но вернемся к нашему анекдоту. Итак, вот ваш покорный слуга сделал нехитрый математический расчет и пришел к выводу, что некая финансовая сумма не может иметь эффективного значения в случае покупки вышеупомянутого напитка путем посещения специально для этих целей оборудованного помещения вроде этого нашего и к тому же с элементами обслуживания. Не рациональна и покупка ее в некой универсальной торговой точке, где можно приобрести этот продукт упакованным в стеклотару. А вот используя удобную услугу, осуществляющую вне каких-либо помещений разлив этой жидкости из специально установленной для этой цели цистерны – это оказался оптимальным из всех возможных вариантов, учитывая, конечно, лишь количество получаемого продукта по отношению к имеющейся финансовой сумме. Итак, ваш покорный слуга, выбрав этот последний экономически выгодный вариант, решил не только тут же на свежем воздухе осуществить трапезу, но и запастись некоторым количеством этого напитка впрок, взяв на вооружение с собой принесенную именно для этих целей тару – удобный металлический, покрытый белой эмалью, двухлитровый сосуд, предназначенный, впрочем, по идее создателя-изготовителя для более прозаических потребностей – как правило для переноса и хранения молочных продуктов. Но люди, не имеющие достатка, весьма часто приспосабливают и совершенно неожиданные предметы для иных, чем они предназначены целей, так что не удивительно, что данный сосуд как раз и был выбран героем нашего анекдота для выполнения поставленных задач. Единственное омрачающее недоразумение в данной ситуации было то, что в верхней части емкости не наблюдалось соответствующего завершающего компонента, предусмотренного изготовителем, а именно так называемой крышки. Речь идет о пропаже. В дальнейшем, конечно, выяснится местонахождение этого предмета, никакого преступления, просто недоразумение. Но это прояснится чуть позже, когда описываемые мною события уже завершились. В общем и целом предмет этот, взятый на вооружение и возможно вам знакомый, любая компетентная хозяйка назвала бы молочным бидоном, если бы не одно «но». Так вот оно, это «но»: при отсутствии крышки эта кухонная принадлежность, простите, в лучшем случае удобное ведро. Передвижение с таким вот открытым сосудом, заполненным жидкостью, представляется возможным лишь по весьма удобным и ровным асфальтированным пешеходным переходам и при отсутствии значительных масс людей, идущих по этим же путям навстречу вам или вас обгоняющих, когда риск сцепления движущихся тел весьма заметно возрастает. В случае нашего анекдота резко возрастает риск возможной потери некоторого количества жидкости, транспортируемой пешеходом в недостаточно надежной выше упомянутой открытой емкости. Но не только эти аргументы заставили задуматься нашего героя, прежде чем он решился на тот или иной путь доставки. В сфере его альтернативных возможностей значительное место занимал не совсем удобный и отнюдь не легальный тракт, проходящий через территорию строящегося многоэтажного дома, въезд в который ожидали десятки счастливых семей, уставших от тесноты временных своих жилищ. Однако не только ваш покорный слуга, но и многие другие, особенно молодые и нетерпеливые горячие головы, не могли ни удержаться от соблазна сократить путь к тем или иным пунктам и объектам своих целей, куда им необходимо было попасть. В результате этого некий путь или тракт, как хотите, стал постепенно вырисовываться на территории строительства, начиная от извлеченной доски в ограждении территории стройки, еле заметной тропинки и так далее. Однако в связи с очевидной прямолинейностью пути некоторые участки этой самозванной пешеходной линии пролегали в весьма труднодоступных местах. Тут не грех упомянуть и котлованы, которые приходилось форсировать с помощью самодельных, кем-то наспех построенных мостов – весьма примитивных, заметьте, представляющих собой обыкновенные первые попавшиеся и находящиеся без применения строительные материалы – доски, балки, бревна и тому подобное. Далее на пути этом также вставали… ну если не горы, то, скажем, холмы – земляные, песчаные и прочие. Естественно строительные материалы, техника и, наконец, сам царь этого королевства – строящийся дом, пока без оконных рам и дверей, так что ветру тут – только гуляй и радуйся, сквозняк на каждом шагу. И простудиться недолго. А спина, шея – стоит только остановиться – надует. Так прихватит, что…

– И не говорите. Вот у меня, например, часто бывает так, что… Впрочем оставим, потом, продолжайте. Жду с нетерпением развязки или ключевой фразы вашего анекдота.

– Извольте. Хотя еще два слова. А то вкус мистики пропадет не вовремя. Итак, мы уже знаем с вами какой путь к дому был избран героем моего повествования, чтобы сэкономить время и избежать опасного столкновения на обычных общепринятых местах передвижения масс народа. И вот он тайком, оглядываясь, находит заветную лазейку – еле заметное место, где забор прерывается всего лишь на одну доску. Но этого промежутка достаточно, чтобы попасть на обетованную территорию. Вспомните Тарковского…

– Ах, да, еще бы. Как не вспомнить. Сталкер, бросающий металлические гайки с привязанными к ним белыми ленточками. Удивительная режиссерская находка.

– Вот, вот. Эта атмосфера загадочности, засекреченности, тайное преступление дозволенной черты, сердцебиение и какой-то особый авантюристический дух, сладость запрета. А на фоне всего этого еще и боязнь лишиться того, за что были отданы последние сбережения. Ну и, наконец, непреодолимое желание как можно скорее попасть в безопасное место – свою крепость, поставить дорогую покупку в надежное место – холодильную камеру, где уже приготовлено специальное место, сдвинуты в сторону различные продукты питания, упаковки с молоком и кефиром, колбаса и прочее. Ну, как говорится, не было бы и сказки, кабы Иванушка был послушным малым и холодно проигнорировал бы всякие там сомнительные варианты утоления жажды, как, например, так называемые копытца, заполненные подозрительной жидкостью. Вот так и наш герой… Ну, в козленка или там в лошаденка какого-нибудь не превратился, нет – не та сказка. Однако тоже в историю попал, и не было бы сего анекдотца, ежели бы был ваш покорный слуга в то время законопослушным. Я не случайно упомянул тот самый котлован – огромных размеров искусственное углубление, находящееся на пути нашего авантюриста. Так вот… Не скрою, до середины пресловутого моста, если эту доску можно сравнить с мостом, он добрался весьма благополучно, чего не скажешь о тех описанных нашим великим писателем птицах, что не могли достичь даже середины известной реки, протекающей в южных широтах. Но ваш покорный слуга видимо был редкой птицей, ибо достиг середины котлована. А теперь главное. Я ведь недаром вкладывал столько иронии, описывая это бездарное анти-инженерное строение – так называемый мост. Ну вы догадались, конечно…

– Что, действительно?

– Увы. Не выдержал. Прямо на середине дал трещину и… Извините, мне нужно выпить стакан воды, я всегда волнуюсь, вспоминая это происшествие.

– Пожалуйста, пожалуйста. Позвольте поухаживать… Вот так.

– О спасибо, вы так любезны. Так вот. Теперь полет. Увы с Гагаринским я не стал бы его сравнивать. Летел ваш покорный слуга в абсолютно противоположном направлении. А учитывая размеры котлована, рисковал он приблизиться к центру нашей с вами планеты гораздо больше, чем иные, падающие на ровной поверхности где-нибудь там за забором, на стогнах града. Нет, конечно не Маракотова бездна, описанная знаменитым автором – тем, что более известен нам по рассказам о вашем коллеге. Шерлока нашего Холмса я имею ввиду. Но все же впадинка эта была настолько глубока, что наш герой, представьте, успел-таки испугаться. И вы думаете за себя он боялся, за целостность своего организма? Ошибаетесь – нет. За ношу свою, не защищенную даже той временно потерянной крышкой, он боялся более всего. Вот из-за чего трепетало от ужаса его сердце. Ну что тут еще о полете?.. Фигуры высшего пилотажа имели место, не скрою. Да вот пожалуй и все. А далее удар о сырую, но твердую землю, покрытую камнями, ну и доски летевшие по вине известных физических законов чуть медленнее нашего героя. Так что им было мягче приземляться, думаю, понимаете почему. Да им-то, не имеющим сознания и болевых органов доскам, все равно, я думаю. Вот и почти конец. Тишина. Кратковременная потеря сознания. Настолько кратковременная, что ваш покорный слуга не припоминает ни черных туннелей, ни розового света в их конце, ни лиц родных, которые вроде бы должны покоиться под гранитными камнями в иных местах, а они – вот они тут, вас встречают. Нет, в данном анекдоте, как раз всего этого не было, и упавший на дно искусственного ущелья очнулся, не встретившись даже на секунду с покойными бабушками и дедушками. Он понял, что жизнь продолжается. Занесенная коса старухи-смерти промахнулась, лишь напугав черных птиц брызгами искр, исходящих от камня, на который нашло острие косы. Однако множество болевых ощущений в различных участках тела сигнализировали о том, что не так уж далеко находился этот искрометный камень. Ощутив в какую-то долю секунды эту небезызвестную костлявую персону рядом с собой, вдруг что-то иное встрепенулось у героя нашего анекдота внутри. Вспомнилось, все вспомнилось. И цистерна, и эмалированный бидон без крышки, и этот неудачно выбранный путь. Где же это, где? Хотя бы каплю найти на дне рухнувшего вместе с телом сосуда. Собрав всю свою оставшуюся энергию в один комок и пренебрегая болью, он сделал резкое движение, привстал и оглянулся в полумраке. И вот оно – то сверхъестественное. Чудо, если хотите. Сосуд, открытый, беззащитный, можно сказать, стоял вблизи – невредимый, незагрязненный, заполненный все тем же, и ни один миллилитр не пролит и не потерян при падении. Такой вот анекдотец, на ваш суд.

– Да, я признаюсь, потрясен. Весьма и весьма… Мистика да и только. Это в нашем-то мире, созданном по воле Писателя таким вот материальным и однообразным, конкретным, я бы сказал.

– Да-с. Наводит на размышления, а все ли мы знаем о нем. Вот и давеча ваши предположения, теория, так сказать, о некой иной, чем ранее нами считалось схеме мироздания… Не скрою, интересное и смелое, даже – не боюсь этого слова – дерзкое предположение.

– Да полноте, Владимир Ильич, какая уж тут теория, какое предположение. Да еще и дерзкое. Я же пытался вам объяснить… Извините за вспыльчивость. Ничего, пройдет. Хотя вы правы. Действительно, как тут поверишь, когда вокруг все говорит об одном, а тут некий субъект появляется и ставит на всем красную жирную черту и объясняет все по-другому, да еще и в таком неожиданном ракурсе. Нет, все понятно: без чуда тут не обойтись. Но это всегда так было. Вспомните историю. Пора привыкнуть. И пророком-то быть не надо. Возьмите простых целителей-самоучек – Кашпировских и этих… на Ч.

– Че Гевара, я извиняюсь?

– Нет… А, впрочем, и он тоже. Так вот. Толпы им верили и шли за ними. И все из-за того, что у кого-то что-то зарубцевалось или затянулось – болячка какая-нибудь паршивая без зеленки прошла. Подумаешь, чудо. Тьфу, пошлость. И все-таки, прошу вас, Владимир Ильич, я ведь человек маленький, никакой не Сын Писателев и не собираюсь там на вашей стройке – вы там земляные холмы какие-то упомянули – висеть на каком-нибудь сооружении, чужие грехи искуплять. Я, братец мой, герой романа господа нашего Писателя. Как и вы, впрочем. Так что, простите великодушно, я уж не буду в качестве доказательства исцелять инвалидов, воскрешать мертвых и ходить по нашей речке пешком. Ну, хорошо. Мелкое чудо или средней паршивости, все-таки можно будет организовать, как же иначе вас убедишь. Сделать это придется. Вы ведь тоже избраны, как я уже сказал. Нам вместе с Писателем тянуть эту ношу.

– Мне право, уважаемый Виктор Тимофеевич, как-то неловко сомневаться, но однако ж… И все же я готов слушать, рассказывайте. Нет, ну, допустим, все это действительно так, хоть неожиданно и странно. Но как же тогда относиться… ну, к примеру, вера, религии. А что же в этом случае? Да и не только это. Тут ведь столько всего, всякие прочие идеалы, планы на будущее.

– Ну, если вы имеете ввиду храмы, поклонения богу, а не писателю, обряды, а так же прочие привычные и неотъемлемые явления нашего мира, то да, это все заимствовано из того мира и является необходимым, как и все остальное для создания правдоподобного сюжета – того самого правдивого вымысла. Поэтому наш мир как две капли воды похож на тот. И не надо менять одно на другое, ориентируясь на опыт того мира. То есть писателепоклонство я имею ввиду – в таком масштабе, как поклонение богам. Ну, надо ли Писателя благодарить каким-то подобным образом за появления нас на свет писателев? Вряд ли ему это нужно – ни молитв, ни пения псалмов, ни построения для этих целей неких особых, похожих на книги или письменные приборы храмов, на алтарях которых висели бы портреты Писателя, а стены были бы расписаны различными сюжетами основных этапов его жизни, ну и всего прочего по образу и подобию того мира – божьего, который в силу обстоятельств мы считаем своим, но в чем глубоко ошибаемся. От нас ждут другого. Мы должны вести своими действиями Писателя, и тогда он будет доволен. Но если ничего не предпринимать, а просто жить, размножаться, работать, есть, пить, то, извините, это… Ну, вы знаете, есть выражение: рукописи не горят. Увы, к плохим рукописям это никак не относится. Сгорит, и мы вместе. Так что придется закрутить сюжет так, чтобы мы все-таки не угодили в печь. Нам ведь даже в библиотеки и книжные магазины нет необходимости попасть. Достаточно роману, извините за каламбур, преспокойненько покоиться на дне ящика письменного стола или в памяти компьютера – и все, живи спокойно. О, смотрите, каламбурчик – сразу три покойника. То есть…

– Но ведь, милостивый государь, а писатель-то сам, ведь он же поди тоже…

– О да! Я ожидал этого разумного вопроса. Действительно, он-то самый – разве не господу Богу подчиняется, хотите сказать вы? Разумное предположение. Мы этого знать не можем – из божьего он мира или тоже герой романа. Такое бывает. Роман писателя о писателе или, в нашем случае, о пишущем в ящик человеке иной, чем писатель, профессии, который соответственно нас родил. И если вы сам лично надумаете писать – то создадите опять новый мир со своими героями, которые тоже будут подчинены писателю – вам, а не господу Богу. Понимаете? Но, даже если наш с вами Писатель сам не герой романа, а к миру божьему принадлежит, то подумайте, уважаемый Владимир Ильич, где же вы там нынче найдете писателя от Бога – целиком и полностью. Несомненно, божественный дар в какой-то степени имеется у многих. Взять классиков, например. Там уже спорный вопрос, кому поклоняться – самому писателю-человеку или его божьей половине или четвертинке, если хотите. Но мы-то с вами имеем дело с Писателем не от Бога. Да он возможно просто, балуется. Ну, может Бог чем и наградил, но это так… А где гарантия, что бес не вклинивается постоянно, не мешает, будь он неладен. Ну и потом его ведь окружает обычная рутина. Как она влияет? Всяких разных людей полно рядом, в том числе и нездоровых, с коими постоянно приходится общаться. Тем более профессия его не писательская вовсе – врачует он, вот так-то вот. Удивлены? И не хочет себя считать ни поэтом, ни писателем, лезть к ним в одну телегу, не смотря на то, что он пописывает и, кстати, маленько музицирует, даже песенками своего производства балуется. А эти писательские титулы его смущают, ибо обязывают к чему-то, призывают к ответственности. Мол, ага, докажите, извольте, подтвердите, сделайте милость. Будьте добры, сочините нам про это или про то, про шахтера, про крановщицу, а мы посмотрим, какой вы есть писатель или поэт-композитор. А свобода-то – лучше. Захотел – пощелкал по клавишам компьютера или гуся поймал, оторвал, что надо, пером этим погрезил на бумаге. А нет – бросит это увлечение, рыбалкой займется. Тем более деньги он зарабатывает обычным путем. Да, но для нас он ни кто иной, как именно Писатель, ибо наш мир – какой уж есть – им сотворен, мы – его дети… Представьте, ходит человек, как и мы с вами, на обычную работу, зарплату получает. А выдалась свободная минута и все, пишет. А нам – живи, твори ему сюжет. Именно так, ибо повелитель наш пишет первую строчку, что в голову придет, а далее ждет, куда ж его герой поведет, то есть куда мы его роман поведем. И вот главное: если бы с нами что-то оригинальное и интересное произошло, достойное пера, то не было бы у меня миссии или, проще сказать, головной боли – обсуждать с вами этот вопрос. Шло бы все по маслу, если бы писатель сам что-нибудь натворил, сообразил, придумал. И тогда ни вам, ни мне и знать-то ничего не нужно было бы. А он, извиняюсь, в тупике. Ничего не может надумать. Ждет и ждет, на героев надеется. А надоест ждать, плюнет, и того гляди – весь наш мир угодит в печку, прямо в огонь. Никакой Воланд не поможет. Не хотелось бы так-то вот закончить…Так что на нас с вами миссия. От нас он ждет неких потуг. Нужно действовать. Творить сюжет. Гениального, увы, ничего не получится, но что-то приличное – это в наших силах. Парни, парни – это в наших силах… Добавлю не для протокола, что войны, слава Писателю, не намечается. Но и любовью одной тут каши не сваришь, не модно уже. Боюсь, без убийства не обойтись нам. Посудите сами – моя профессия… Не случайно все это.

– Ваша информация все еще вызывает истинный хаос в моем сознании. Я, право, в некотором замешательстве и даже не знаю, как ко всему этому относиться. Я, уважаемый Виктор Тимофеевич, нисколько не подвергал бы сомнению услышанное от вас, но однако ж, границы моего восприятия – они как бы…

– Ну что ж, я понял, не продолжайте. Нет, без чуда, увы, не обойтись. Иначе, действительно, какой же нормальный человек поверит. И вы правы, я и сам был такой. Что ж, придется… Э-э-э… Вот у вас тут, уважаемый Владимир Ильич, слева у носика… Бородавочка, я извиняюсь. Я прав?

– Простите, где? Вы о чем?

– Да нет, не справа, а слева. Да, именно, именно. Вот это безобиднейшее новообразование на коже. Ежели мы попросим Писателя нашего избавить вас от этой бесполезной ненужности… А, смотрите-ка, вот еще волоски седенькие появились тут и вот тут. Можно и их тоже – того. Только, простите великодушно, выходить за рамки задуманного Писателем формата не рекомендуется. Придется каким-то образом избегать явного волшебства, чудес всяческих. Как же поступить? Ну, что ж тут поделаешь, Писатель мой. Придется опять этих несчастных экстрасенсов привлекать. Не волшебной же палочкой размахивать, словно волшебник из сказки. Есть тут один человечек на примете. Вы не против наведаться?

– Володенька, проснись. Слышишь?

– Я бы попросил, Надежда Дмитриевна, обосновать ваше намерение прерывать мое физиологическое состояние в столь ранний час. Будьте любезны и попытайтесь заметить, что организм мой сопротивляется вашим упорным потугам и для дальнейшей компенсации физических затрат решительно требует продолжения этого заторможенного состояния. Если вы недостаточно осведомлены, то уверяю вас, у меня есть все законные основания игнорировать ваши поползновения, ибо, на сколько я понимаю, каких-либо объективных и законных причин для столь раннего моего пробуждения нет, о чем свидетельствует календарь, висящий на стене. А говорит он о том, что сегодняшний день как раз относится к тому дню, что предусмотрен нашим трудовым законодательством и считается днем нерабочим.

– Но, Володя… Владимир Ильич. Что у тебя с лицом? Куда она исчезла – эта… ну бородавочка твоя? Господи, а волосы-то, седина… Кто тебе их покрасил?

– Что? Пропала? И волосы тоже? – встрепенулся Владимир Ильич. Последний раз такой психо-эмоциональный всплеск наблюдался в нем тогда – на дне котлована, о чем им самим было рассказано Виктору Тимофеевичу в кафе, оборудованном в холле городской общественной бани.

– Зеркало… Где зеркало? Срочно…

– Да вот же, посмотри сам.

– О госп… О, Писатель!

– Какой писатель? Что с тобой?

Большего Надежда Дмитриевна от Владимира Ильича не добилась. Он сделался бледным и беспокойным. Наспех оделся и вышел вон. Потом вдруг вернулся, сходил в туалет и снова хлопнул дверью. Супруга только руками всплеснула, повздыхала, поохала и пошла заниматься стиркой и прочими домашними делами.

– Ну что ж. Весьма рад. Просто счастлив с вами встретиться, уважаемый Владимир Ильич. Извините, что к себе не приглашаю. Холостяк, знаете ли, ленюсь квартиру свою в порядке содержать. Но заметьте, эта скамеечка – замечательное место, не правда ли? И к тому же… Припомните? Наше первое знакомство. Именно, именно – здесь, под этой благоухающей сиренью. Ах какой запах. Сколько воспоминаний… А что это вы так бледны лицом? И глаза… Ой, как не нравятся мне ваши беспокойные глаза. Какие-то темные, мутные и на месте не стоят.