Похитители душ

Олег Вячеславович вскинул хилые ручки и сжал кулаки.

– Через неделю позвонил мальчик, Филин, – он вздохнул. – Я напрягся – какой из него технолог. Сопляк, глазки бегают, он ворованные телефоны скупал на рынке. Позвонил Панову. Тот сказал, можете доверять, как себе. И ведь оказался прав, этот хмырь крутит установкой как виртуоз. Тысячу раз его пытались уволить, но без него стекло не получается. Панов не врал, там сотни деталей берутся в расчет.

Эксперт, откидывая волосы, которые ветер сбрасывал ему на лоб, разглядывал огорченное лицо Олега Вячеславовича с каким-то удовольствием.

– Панов жив? – перебил он этот монолог. Николай Николаевич, который баловался с цветком ромашки, перестал отрывать лепестки и тоже уставился на рассказчика.

– Если бы! – огрызнулся Олег Вячеславович. – Я бы ему первому голову скрутил. Его через месяц второй инсульт накрыл, и в ящик. Нагадил людям на старости лет. И мы, дураки, повелись – действительно Клондайк, люстры рвали с руками.

– Что же случилось? – невозмутимый Эксперт скосился на птичью стаю, которая поднялась из-за леса и заложила в небе причудливый вираж, напоминающий бочку.

– Отойдем, – Олег Вячеславович явно остерегался охранника, который выписывал круги в отдалении, и выдавливал слова через силу. – Сначала то-то случилось с Иваном… моим компаньоном. Звонит как-то и спрашивает, мол, все в порядке? И голос дрожит, будто пистолет у виска. На следующий день узнаю, что Иван уехал в Вену… вернее, бежал. Я думал, это его проблемы. Еле дозвонился через месяц, говорю, что подъеду. Слышу, опять голос вибрирует. Я прилетел к пустым воротам: заперто, телефоны молчат… и с тех пор я Ивана не видел.

– Может, он куда-то вляпался, – предположил Эксперт бесстрастно.

Смятенный Олег Вячеславович замотал головой.

– Я проверил, – сказал он. – Все было безоблачно, а потом началось с Сергеем. Отец сказал в сердцах: ты виноват, ты и расхлебывай, но что мне, чокнуться за компанию? Как он себе представляет? Там заказов на годы вперед, иначе штрафы платить.

Он затрясся, забормотал что-то под нос и сдулся окончательно. Эксперт больше не добился от него ничего путного. Потом Олег Вячеславович взял себя в руки, тряхнул головой с длинным носом и поволокся к срубу в глубине рощи, а Эксперт сорвал травинку и проводил глазами его фигуру в защитном балахоне.

– Что думаете? – спросил Николай Николаевич, убирая блокнотик в накладной карман.

Эксперт, чьи тонкие волосы взбивал ветер, отбросил травинку и состроил насмешливую, немного зловещую рожу.

V

Путешествие по кольцевой дороге напоминало езду по сбесившейся планете с грибными колониями зданий, безбрежными парковками, циклопическими торговыми центрами и потоком машин по пятиполосной трассе. Когда «Мерседес» свернул в Москву и, перевалив через трамвайные пути, нырнул в сонный квартал, где долго выписывал петли, исполняя предписания к одностороннему движению, пассажирам показалось, что они прибыли в допотопную провинцию или парковый поселок с девственным лесом. На газоне с одуванчиками ворковали голуби. Над головками клевера порхали бабочки. По детской площадке наяривал на трехколесном велосипеде ребенок, под надзором молодого папы, одетого во что-то условное, напоминающее семейные трусы. Под деревом валялась брошенная кем-то из рабочих косилка.

Казалось, здесь никогда и ничего не происходит.

На крыльце «Негасимого света» курили нерадивые сотрудники, ожидающие, когда пробьет урочный час свободы. Эксперт, сопровождаемый безмолвным Николаем Николаевичем, проследовал через вестибюль и скоро уже сидел в переговорной, ковыряя бляшку под рукавом. Хозяин, бросив все дела, ел его глазами.

– Я хотел поговорить с технологом, – сказал Эксперт, пренебрегая этим жалобным интересом. – Как его – Филин?

Гриня негромко выругался и отправился на поиски. Через десять минут он доставил в комнату румяного хлопчика в рубашечке с веселыми черепами, говорившими об отменном чувстве юмора. Бессмысленное личико технолога украшала козлиная бороденка. Говорить с Филиным было, как небо красить. Он кобенился, фыркал на начальство и с нахальным вызовом отбривал вопросы.

– Коммерческая тайна, – тявкал он и, когда его спрашивали о производственном регламенте, прикидывался дурачком – выдвигал челюсть и выпячивал грудь, с которой скалились неунывающие черепушки. – Личное ноу-хау, не фирменное. Могу получить патент, и никто не скажет ни слова.

– Можешь, – согласился Эксперт. – Уволим и возьмем другого. С патентом. На твою зарплату желающих – вагон с маленькой тележкой.

Филин усмехнулся и дернул плечом.

– Сергей Вячеславович за такое не похвалит. Найдите спеца, попробуйте.

– Найдем, – заверил его Эксперт, который задумчиво рисовал на стикере узор из заштрихованных треугольников. – Где тебя нашли, возьмем и другого… схема отработана.

Спесь разом слетела с зарвавшегося Филина. В его глазках мелькнул испуг, и он затравленно оглянулся на Вячеслава Павловича, хранившего гордое молчание, подобно свадебному генералу, чья обязанность – величественно надувать щеки.

– Что вы хотите? – пролепетал он.

Эксперт картинно обернулся к Николаю Николаевичу, а тот, приняв управление от невидимого триггера, положил на стол большие руки и, не повышая голоса, атаковал технолога вопросами:

– Какой принцип? – проговаривал он. – А излучение? А линзы? Поймите, – он с убийственным спокойствием посмотрел на оробелого Филина. – Есть документация, секретность давно сняли, так что экономьте наше время, и свое тоже.

Филин покрылся пятнами. Сперва он онемел, но потом спохватился и экспромтом понес ересь, подобно двоечнику, использующему последний шанс, чтобы угадать ответ. Николай Николаевич закончил испытание, повернулся к хозяину фирмы и сообщил:

– Может, вам будет интересно, что ваш главный технолог не знает элементарных законов оптики, да и со школьной физикой у него нелады.

Разъяренный Вячеслав Павлович ударил кулаком по столу, а окончательно добитый, растоптанный Филин затряс бородкой и умоляюще забормотал:

– Я не виноват… все работает… что за предъявы!

– Шеф хочет знать, кто тебя навел, – проговорил Эксперт. – Давай, колись.

В выпученных глазах Филина набухли слезы.

– Не знаю! – выпалил он. – У меня абсолютная зрительная память. Мне прочили карьеру юриста, потому что я любой текст выучиваю назубок, хоть кодекс с законами, актами и комментариями, – он горестно махнул рукой. – Я тогда перебрался в Москву, искал работу, и мне позвонили, что есть вакансия в Питере. Я не знаю, кто звонил! В камере хранения оставили билеты, деньги и адрес. Чего не прокатиться – я поехал. Пришел по адресу, поцеловал дверь, телефона нет. Я разозлился, что кинули, но на руках обратный билет, спальный вагон. Купил бутылку – не в ларьке, в том-то и дело… в «кристалловском» магазине.

По словам Филина, который задним числом анализировал обстоятельства, выходило, что бутылку кто-то подменил, когда он вышел из купе. Потому что, вернувшись, он заметил, что бутылка слабо светится. Впрочем, он был уже под мухой и не придал этому значения.

В купе он был один, второе место пустовало. Он крепко выпил, забылся. Когда открыл глаза, была глубокая ночь, поезд подходил к Чудово, и случилась история, показавшаяся ему пьяной галлюцинацией, которую он утопил в памяти, а потом тщетно восстанавливал странный сон.

– В купе над диванами по зеркалу, – Филин иллюстрировал свою сагу беспорядочными взмахами рук. – Отражаются одно в другом, и кажется, что это бесконечный тоннель в зазеркалье.

Сперва эффект позабавил хмельного Филина, но потом ему стало не до смеха, когда в глубине тоннеля показались две человеческие фигуры. Филин, словно заколдованный, наблюдал, как они приблизились и уставились на него в упор. Он до сих пор помнил эти лица. У одного была яркая внешность, кавказская или восточная: он был мясистый, большегубый, мохнатый. Второй, словно в противоположность, казался бесплотным – вытянутый, худой, напоминающий альбиноса, с блеклыми волосиками на черепе и бесцветными губками. Обоим за пятьдесят, но поклясться Филин не мог – насмерть перепуганный, он помнил лишь общее впечатление.

– А нет чего-то попристойнее? – гортанно, с заметным акцентом, спросил после паузы чернявый, не сводя глаз с обездвиженного Филина. – В городе десять миллионов.

– Время поджимает, – прошелестел альбинос в ответ и гадливо поморщился, точно во что-то вляпался. – Рискнем, а там увидим.

Оба отдалились и исчезли в лабиринте бесконечных зеркал, а похолодевший от страха Филин накатил винтом из горла, накрылся подушкой и заснул.

Выйдя утром на перрон Ленинградского вокзала, он вспоминал ночные видения со смехом и считал, что у эскапады не будет последствий. Но он ошибался.

– На другой день приснился экран с инструкцией, – продолжал он. – Адрес этого института, и к кому обратиться. Я думал, так, фигня. Через день другой сон, как на меня с крыши кирпич… и расколотая голова, и мозги на мостовой. А днем перед носом – настоящий кирпич, и место в точности, и ремонт на тротуаре. Я испугался, не рыпался, сделал, пришел сюда, с тех пор работаю.

По словам Филина, каждую ночь, заснув, он обнаруживал себя в комнате с экраном во всю стену. Когда прошел первый испуг, ушлый Филин попробовал изучить помещение, чтобы понять, куда все-таки его бросает. В комнате голые стены, покрытые штукатуркой, и нет окон. Старый телевизор с черно-белым экраном и ручкой переключения, выломанной с корнем. Каждую проклятую ночь на нем появляется инструкция, что делать с чертовой установкой, и эту инструкцию проснувшийся Филин, вынося из своей превосходной зрительной памяти, исправно выполняет. Шрифт типографский, строчки перемежаются размытыми фотографиями кнопок и шкал. От руки не писали ни разу, хотя Филин, жаждал увидеть человеческий подчерк, чтобы ухватиться за любую путеводную ниточку. Инструкция каждый день меняется, потому что капризная установка зависит от формы подвесок, от объема закладки и от кучи других параметров. Они используют дешевое стекло, и Филин уже понял, что его варят от балды. Учитывается даже время, когда меняли воду в проклятых линзах, и даже состав воды.

– Откуда вы ее берете? – спросил Эксперт. – И куда деваете отработку?

Филин несмело обернулся к Вячеславу Павловичу.

– Берем дистиллированную, – промямлил он. – Импортную, спецзаказ, отдел закупок знает. Отработку забирает Сергей Вячеславович. Когда ее сливают, она не то, что светится – горит на солнце, страшно подойти.

Эксперт, наклонив голову, размышлял. Стикер, лежащий на столе, покрылся сетью прихотливого орнамента, а художник еще не проронил ни звука. Потом Филина отпустили с богом, а Эксперт продолжал рисовать, пока Гриня вполголоса не осведомился:

– Женщина, за которой вы просили последить… продолжать или не надо?

Тут Эксперт проснулся.

– Да-да, – вспомнил он. – Чрезвычайно манкая девушка у бюро пропусков, и Сергей Вячеславович сразу достал очки. Может, он у вас Синяя Борода? Может, он похищает девственниц, и по ночам тут творится шабаш? – всеведающий Гриня отрицательно покачал головой. – Конечно, стимул, но… есть у вас камеры в проходной?

Действующие лица переместились в службу безопасности, где Эксперт долго напрягал глаза у серого экрана, разглядывая туманную картинку. В конце концов, он изрек:

– Задергался, когда она была в маске и стояла к нему спиной. Видимо, красота ему не в кассу. Выяснили, кто такая?

Гриня, довольный, что упредил шаг командира, отрапортовал:

– Спрашивала про сестру, Катю Бокову, работала в медпункте, такая… пикантная. Потом просила ее адрес, но кадровичка у нас советская, непробиваемая… сейчас с молодым человеком ест мороженое.

Эксперт так резко откинулся на спинку шаткого стула, что едва не опрокинулся вверх тормашками.

– Ну-ка, пригласите, – заявил он.

VI

Девушка, которая искала сестру, сидела на скамейке перед клумбой с петуньями. Ее лицо наполовину закрывали темные очки, а чудесная головка тонула в шляпе из газеты. Компанию девушке составлял Максим. Глядя, как она облизывает вафельный стаканчик, он старался соблюдать приличия и не пялиться на живого человека, но его голова сама поворачивалась на девяносто градусов, словно некий механизм возвращал ее в заданное положение. После такого подарка он примирился даже с бестолковым днем. Вернувшись с вокзала, он вспомнил, что наказывал ему друг Егор и отправился к «Негасимому свету», в отдел кадров, вокруг которого они вились, словно хищные птицы. Егор знал фирме нечто секретное и рассчитывал нагреть руки на загадочных стекляшках. Максим был в доле, но действовал втемную, доверяя чутью, которое не обычно подводило его ловкого друга, любящего махинации всех сортов. Однако сегодня Максим провалил задание на первой итерации, потому что увидел на пороге зареванную девушку, вытирающую слезы с таким отчаянием, что он забыл, куда шел.

Ее опухшая физиономия тогда была безобразна, как все заплаканные физиономии, но сейчас девушка успокоилась, отечность схлынула с ее лица, и восхищенный Максим выставился на нее во все глаза. Он не понимал, для чего она попросила сварганить ей из рекламных газет малярный колпак, и зачем прячет красоту под очками, надетыми взамен маски. Ему казалось, что перед подобной внешностью все двери должны распахиваться настежь. Но наученной горьким опытом девушки было другое мнение.

– Мы Сашей назначили свадьбу, – рассказывала она, шмыгая носом. – Будущий свекор сказал, подарю сыну писаную красавицу, чтоб друганы перевешались от зависти. Он пластический хирург, и господь бог ему в подметки не годится. Я неприметная, сдуру согласилась.

По словам несчастной девушки, будущий свекор, чтобы угодить сыну, превзошел сам себя – ее новое лицо не просто восхищало окружающих, но и будило всеобщие нездоровые настроения.

– До остановки я добиралась два часа, – говорила она. – Как сквозь строй. В училище зависть лютая… девчонки пальто мазали краской, битое стекло сыпали в сумку. Отморозки приезжали из других городов, ночевали на лестничной клетке, а в милиции мы же виноваты. В окно не выглянешь, или кто-нибудь стоит с цветами, или асфальт изрисуют сердцами, а дворничиха орет. Мама хотела волкодава завести. Но это ладно… главное – Саша.

Она всхлипнула и проводила взглядом двух огарей, влетевших на чердак дома напротив, над застекленным балконом.

– Мы ехали к ним на дачу, – выговорила она дрожащим голосом, теребя завязку на воротнике. – Саша был за рулем, и я твердила: смотри на дорогу. А он уставится на проклятое лицо и глаз не сводит. И на встречную, а там фура. Саша – насмерть сразу, у меня нога, и посекло осколками, только на чертовом лице ни царапинки. Свекор проклял, свекровь умом тронулась, и жизни не стало совсем, я подумала – надо к Кате. Мы знали, что она замуж вышла… подумала, найду… как ее работа называлась, я знала.

В дороге она закрыла лицо медицинской маской и наслаждалась, когда от нее шарахались, как от прокаженной. Но в Катиной фирме ей сказали, что сестра давно уволилась, а, когда она заикнулась об адресе, то бабища из отдела кадров потребовала документы, подтверждающие родство. Это было фиаско, и теперь она одна со своим неотразимым лицом посреди столицы. У нее нет денег, и о возвращении в город, готовый разорвать ее в клочки, ей жутко даже думать.

– Кто примет на работу человека в маске, – бормотала она, и ее вздутые губы дрожали от горя и безысходности. – А если посмотрят… пиши пропало.

Максима шокировал этот рассказ. Он считал себя бесталанным и завистливо думал, что красивые женщины взысканы судьбой. В глянцевых фото кинозвезд он видел только наглое везение, и вот перед ним изливало душу несчастнейшее существо, а он дивился курьезам судьбы. Девушка говорила правду, ее лицо действительно притягивало, как магнитом. В ее повадке, в трепете губ, в наклоне головы было что-то необъяснимое – легкое, нежное, лучащееся мягкой лаской.

Ее горестные всхлипы царапали Максимовы нервы. Он протянул руку, чтобы успокоить бедняжку, но тут же отдернул пальцы, понимая, что девушка увидит посягательство в любом жесте.

Подумав, он все-таки обозначил себя и ущипнул ее за локоть.

– Ай! – крикнула девушка, едва не выронив мороженое. – Ты что, дурак?

– Я боялся, ты неживая, – пробормотал Максим. – Я снимаю комнату, позвал бы, как друг, спал бы на полу… но хозяин с крепким прибабахом. Ночами компьютер мурыжит… если заметит, выгонит к свиньям.

Он представил, как разъярится полупомешанный, извергающий ядовитые проповеди старик, обнаружив в квартире женщину очевидной даже полуслепому красоты – а в то, что квартирант безгрешен помыслами, не поверит даже абсолютный пень, уехавший мыслями в Куликовскую битву.

Девушка обратила к Максиму очковые полусферы, и он, не видя за разводами ее глаз, поежился от какого-то сильного, необъяснимого впечатления.

– Не обижайся, – сказала она. – Это чертово лицо калечит людей. В них демоны вселяются, – она изящно покачала головой, и вздрогнувший Максим поверил, что от нее легко потерять контроль над собой.

Он не имел дружеской группы поддержки, но у него был находчивый Егор, способный заменить целый аппарат пособников. Максим набрал знакомый номер, пробормотал, что надо помочь хорошему человеку, но ошалел от полученного совета.

– Если девка красивая, не отпускай, – бодро скомандовал Егор. – Продадим в бордель, срубим бабки.

Максим ужаснулся, выключил телефон и заворочал мозгами. Он так погрузился в этот бесплодный процесс, что не заметил, как у клумбы возникли три типа в одинаковых, как под копирку, костюмах. Двое напоминали громил. Третий был маленького роста, лыс, и на его шее, поверх пиджака, болтался бейджик со знакомым Максиму логотипом.

– Лариса Эдуардовна, – церемонно обратился к девушке лысый. – Извините, что встретили неправильно. Идемте, вам все расскажут.

Он с истовой предупредительностью принял газетную шапку, которую переправил в урну. Громилы вытянулись, и Максим печально проводил глазами видение, сказав себе, что девушки такого полета не для него, и что она лукавила, будто страдает от панибратства. Команда из «Негасимого света», разве что не кланялась в пояс, сопровождая Ларису, и, когда девушка скрылась, Максим вспомнил, что отдел кадров, куда он шел с поручением, уже закрылся, и ему придется ждать до завтра.

Он тоскливо посмотрел на дверь, за которой исчезла Лариса, в то время, как сама девушка, взятая в полон, шла по лестницам и коридорам, трясясь от страха.

Хроническая паника уже вошла в ее плоть и кровь. Она боялась знакомых, боялась чужих, боялась говорить. Ее бил озноб, пока конвойные вели ее по внутренним переходам. Радость первой минуты, когда ее поманила возможность узнать что-либо о сестре, пропала, и ей почудилось, что она в мышеловке. Эскорт проводил ее в переговорную, где сидели трое мужчин Один из них, светловолосый, обернулся и впился в нее колючим взглядом, а растерянная девушка уразумела, что столица несет ей новую напасть.

– Лариса, вероятно, тебе нужна работа, – Эксперт так энергично качнулся в кресле, что девушка вздрогнула. Вячеслав Павлович, удивленный, что кто-то решает за него кадровые вопросы, тупо покивал головой. – Нам требуется человек для представительства. Красивая женщина – это престижно, авторитетно, – он крутанул кресло и, когда Лариса забормотала про сестру, бросил между делом: – Найдем, никуда не денется.

Он распоряжался непринужденно, словно верховодил среди собравшихся.

– Встань, – внезапно приказал он Ларисе. – Пройдись, – когда изумленная девушка добралась почти до двери, он недовольно процедил: – Что он нашел в твоей спине – не понимаю.

В комнате повисло молчание, которое можно было резать ножом.

Потом Лариса не успела опомниться, как ее вывели в соседнюю комнату, сунули ей заявления и анкеты, вручили конверт, сквозь который просвечивали купюры, а женщина, хлопочущая над документами, обмолвилась:

– Про твою сестру надо спросить у Сергея Вячеславовича, она к нему приходила.

Возник лысый и пригласил Ларису в гостиницу. Девушка от удивления впала в блаженный транс, и лишь хотела, чтобы удачный день не заканчивался. Она потащилась за косолапым охранником, забыв нацепить маску. Очарованные взгляды окружающих сливались для нее в единый фон, на котором она выделила единственного мужчину, не подверженного магии ее лица.

Это был светловолосый распорядитель. Он уже стоял у выхода в песочной куртке, глядел куда-то вверх и, откинув со лба челку, корчил злобные рожи.

Лариса кинулась к выходу и не заметила, что наверху, на застекленной лоджии, какой-то человек припал к стеклу и странно уставился на нее, оттопырив губу.

VII

Максим еще сидел на лавочке, смакуя соблазнительную ауру и послевкусие от жестов, слез, шелковистых ресниц, мякоти губ – черт, которые складывались в нежный и притягательный образ. Квартал, напитанный зеленью, нежился в лучах вечернего солнца. Бликовали металлические короба на крышах. Желтели в траве соцветия одуванчиков. Чирикали припозднившиеся птицы. Накачанный мужчина в плавках – костюм, который в менее идиллическом районе вызвал бы показательный скандал – делал на газоне гимнастику, выпячивая ляжки с рельефными мышцами. Два полуголых весельчака провезли на мотороллере канистру с темной жидкостью, и опять стало тихо.

Эта сонная нирвана убивала любую активность, но Максим поднялся, протопал к отделу кадров и добросовестно проштудировал объявление на запертых дверях. Вакансий было немного. Фирма искала научного сотрудника с хитроумной специальностью, которую кадровики воспроизвели с чужих слов, не разобрав смысла, а в гостиницу звали дежурного, на копеечную ставку, оговоренную особо, дабы отсечь корыстных недоучек. Последний пункт соискатель изучил с оптимизмом, но быстро остыл, обнаружив среди требований допуск по электробезопасности. Вздохнув, Максим пожал плечами и, вернувшись на лавочку, замедитировал среди всеобщей лени, как вдруг его ударил нервный импульс. Он повернулся и увидел пришибленного Алексея Ивановича. Новый знакомый, перекосив лицо, сжимал в руке мятый чек с адресом.

Максим немало удивился этому появлению, но для Алексея Ивановича словно не было ничего проще, чем найти адресата среди многомиллионной Москвы. Он сел, бросил под ноги сумку и глухим, как из бочки, голосом заговорил, что его не взяли в больницу. Он уже усвоил, что любая медицинская процедура отягчена затейливыми протоколами, согласованиями и прочими бумагами, а для человека, пускающего пузыри в канцелярской волоките, неподъемна. Максим еще проигрывал в мозгу фразы, которыми успокаивал Ларису, и продолжил психотерапию по инерции, пока его подопечный, который схватился за это неискреннее участие, как утопающий за соломинку, кое-как приходил в себя.

Алексей Иванович слушал Максима вполуха. Еще утром он азартно мечтал, как посрамит черствую жену. Тогда ему казалось, что он справится с любым недугом, но сейчас его словно огрели по голове, и он смотрел застывшим взглядом на пасторали старой Москвы, понимая, что жизнь кончена, и все в его душе рвалось, протестуя против приговора. Его самовлюбленное подсознание всегда считало, что жизнь будет долгой. Теперь эта уверенность была растоптана, мечты похерены, и оказалось, что жизни вообще не будет – никакой.

Он непереносимо стыдился за глупую веру, будто излечение снизойдет на него, как манна небесная, стоит ему явиться в Москву. Этот стыд казался мизерным рядом с гробовой тенью, но Алексей Иванович абсурдно комплексовал, что перед смертью станет посмешищем для близких. До него почти не долетали Максимовы доводы, что необходимый алгоритм осваивают тысячи его товарищей по несчастью, и что жизнь стоит борьбы. Убитый Алексей Иванович твердо знал, что он ничего не сделает, и это позорное знание убивало его заранее.

Максим, наблюдая несчастного горемыку, плюнул и решил: будь, что будет. Понадеявшись, что квартирный хозяин не заметит тихого мужичка, он позвал больного к себе, а Алексей Иванович отозвался в пространство, точно эхо:

– Я раковый… говорят, зараза.

– Это суеверие, – Максим, вспомнил, как недоумевал при виде распухшей бабушкиной сестры. – Давно б уж эпидемия была.

Они поднялись в захламленную квартиру с ободранным паркетом и заплесневелым потолком. Хозяина не было, и осмелевший Максим распахнул дверь в комнату, где кроме кушетки и сохлых былинок в цветочных горшках были лишь стеллажи, забитые книгами. Ловкий Егор с месяц назад он устроил разведывательный рейд и перезнакомился с кучей бывших сотрудников, включая рехнувшегося деда, который нуждался в деньгах и потому пустил постояльца в разоренную халупу.

Комната выглядела, как библиотечный склад посреди хлева, но Алексей Иванович готовился к ночевке на вокзале, и решил, что он попал в райские кущи.

Медленно приходил вечер. Алексей Иванович отказался от трапезы. Максим распотрошил свою посылку и ужинал один, лишь изредка косясь на стеклянные глаза гостя. Его злила эта вселенская скорбь, и он тормошил Алексея Ивановича, бормоча, что не все потеряно. Что даже, если нет денег, в Москве нетрудно подработать, а с допуском по электробезопасности – ему пришло на ум объявление перед отделом кадров – это совсем просто. Услышав знакомое слово «электробезопасность» Алексей Иванович схватился за сердце, и Максим побежал искать у хозяина валидол или какие-нибудь капли.