– Эх, нам бы тогда, как вам, разрешали бы без раздумий применять оружие по всему, что сопротивляется, – как-то проговорился Ященко. – Рассказывали ребята с вашей войны, что не было уже тех ограничений, что нас вязали по рукам и ногам. Аж завидно.
Но поскольку Тихона ценили за боевой опыт, он и после ранения, на гражданке уже, так или иначе оказывался необходим различным армейским и другим структурам, чьи поручения исполнял. Или не исполнял, если не считал нужным.
Вот на этой стезе Тихон себя нашёл в роли вольного руководителя независимой охранной фирмы. Но мирная жизнь плохо клеилась к Тихону Ященко. И он как-то неожиданно даже для себя самого переквалифицировал свой поначалу чисто охранный бизнес в нечто менее определённое, хотя и более конкретное. Он так и сказал Алексею, а тот постеснялся спросить более точное определение Ященковской тогдашней деятельности. Во всяком случае, в этом своём воплощении главы охранного агентства Тихон стал во главе таких же, как он, «оторв»-казаков. Которых бандитами не позволяло назвать только одно обстоятельство: Ященко никогда не работал на криминал. И никогда не выполнял «грязных» заказов. Не говоря уже о «мокрухе»…
Фирма его конкретно не обслуживала никого, но в частности работала на многих. В том числе и.
Это называлось – по контракту.
А те организации, что следовали за союзом «и», давали иногда необходимое содействие. Или не давали. Но это тоже входило в цену контракта…
Так и осталось неясным, что нашёл опытный вояка, отшутившийся в ответ на вопрос о звании – «Зови есаулом, не ошибёшься», – в лейтенанте Кравченко. Не считать же действительно причиной ту, что показал Ященко, что земляки они. Тихон был родом из Донецка, из российского Донецка, что рядом с Изваринским переходом. Верно, до Луганска недалеко. И до Алчевска. Но Луганск и Алчевск – не казачья область. И вообще, Алексей родился вовсе в Воронежской области. А Тихон жил в Сибири. Так что сближало разве что лишь то, что оба вернулись на историческую родину.
Но если Ященко стал там казаком – или вернулся к корням, как посмотреть, – то Кравченко ни донбассцем настоящим стать не успел, ни тем более в казаки не верстался. Никогда и не тянуло. Вот не хотелось ему быть казаком! Особенно тем, какие отсвечивали попугайской униформой и опереточными медальками в 90-е годы.
Но таких, как Тихон Ященко, можно было только уважать. И даже чуть преклоняться…
– Орден у тебя за что? – рассудительно, пояснил в тот раз Тихон, прекрасно зная, впрочем, за что Алексей получил «Мужество». – За Шатой. А Шатой у нас что? Официально объявлен последним сражением войны. Соответственно, победным. Тут в мозгах любого командира и штабного все награды на ступень поднимаются.
Алексей тогда усмехнулся: значит, и ордена тогда не заслужил?
– Нет, «Мужество» тебе вполне по заслугам дали, – правильно поняв ухмылку, пояснил свою мысль Ященко. – Разведчики обнаруживают засаду противника, вступают в бой. Предупредив командование о засаде, молодой лейтенант, получивший тяжёлое ранение, прикрывает из пулемёта своих солдат, не давая противнику поднять головы. И, удерживая таким образом его внимание на себе, способствует успеху всего подразделения, обошедшего противника с тыла. Правильно излагаю? Хоть сейчас в наградное… – теперь усмехнулся уже Ященко. И Алексея в очередной раз поразило, насколько опытен в реальных армейских делах этот как бы простой казак с вечной хитринкой в светлых глазах.
* * *Вот так и болтали днями в палате опытный казак и раненый едва ли не в первом же бою лейтенант – о службе и о жизни. А когда расставались, Ященко дал телефончик, названный им «заветным», и просил звонить, как будет Алексей проездом.
Звонил. Пару раз, когда оказывался в Москве. Ибо туда давно уж перебрался бравый казак Ященко. И там возглавил некий ЧОП, каждый раз оказывавшийся с новым названием, когда Алексей наносил Тихону визит.
Отгуляв положенное после увольнения из армии, купив по сертификату квартиру в Ростове – поднадоел ему Кавказ, если честно, хотелось чего-то более родного, – искупавшись с женой и детьми в море и посетив родичей в Брянске и Алчевске, встал капитан Кравченко перед проблемой: чем заниматься и на что жить?
Ростов при близком рассмотрении оказался городом суетливым и несколько… Ну, излишне рыночным, что ли. В простоте тут работали, кажется, только люди, сидящие между улицами Менжинского и Страны Советов. На заводе которые работали, иначе говоря.
Однако же Алексей чувствовал, что и это представление обманчиво. Те ещё дела, по слухам, творились на «Ростмаше». Да и что ему, отставному офицеру без гражданской специальности, делать на заводе? Парашютный клуб организовать? Ага, с его тремя прыжками в училище? Или кружок боевых искусств? А какие из них он знает-то, кроме довольно стандартного армейского комплекса? Этак и кружок по самбо можно открыть. Или военруком устроиться, как отец.
Меж тем жена завела свою машинку по вытягиванию нервов: когда, мол, на работу устроишься, а то детям купить нечего. Логика, конечно, та ещё, женская. Но частично Светка права была, конечно: в ходе переездов и ремонтов поиздержался отставной капитан. Хотя никто не голодал. Да и сама Светка, традиционно для офицерской жены выпускница пединститута, устроилась в школу, музыку преподавать. Не бог весть какие деньги, но всё ж…
А главное, как ни крутись, но порядочной работы для мужчины без гражданской специальности в Ростове не было. Хоть к бандитам подавайся. И то если ещё возьмут. Бандит ныне в Ростове цивилизованный пошёл. Весь в большом бизнесе ныне бандит ростовский. А в бизнес Алексея не тянуло никак. Впрочем, никто и не предлагал. А своего стартового капитала… Ну, разве сигарет оптом накупить и на рынке продать в розницу. Рублей двести прибыли можно получить…
Можно ещё в милицию податься. Оно, конечно, путь туда значительно осложнился, и за хорошие должности мзда уж больно неподъёмна. Но в простые опера-то, пожалуй, возьмут? С опытом-то боевой разведки?
Но тут уже жена была против. Категорически. Наслушалась да фильмов насмотрелась, как опера живут, дома не ночуют.
Или пойти в ЧОП. Овощебазу охранять. Опять же, картошечка всегда в доме, огурчики. Сопьёшься, правда…
Вот так и пришёл Алексей к мысли позвонить Тихону Ященко. Может, предложит чего. А нет – ну, поглядим. Всё равно в Москву надо съездить, воздух понюхать. В Москве нынче вся сила, как говорится. Какая-никакая работа да сыщется…
Ященко сказал: «Приезжай, поговорим»…
Вот в том разговоре Алексей и уяснил несколько важных вещей.
Первое. Есть масса достойных людей. У некоторых из них в процессе трудовой деятельности возникают вопросы. Которые нельзя или нежелательно решать с помощью МВД или ФСБ. Не потому что вопросы носят криминальный характер. Просто подчас встречаются щекотливые детали, в кои государство лучше не вовлекать. И опять-таки: не из-за криминальной их природы, а просто в силу ограниченности правового поля, в котором вынуждены работать официальные государственные органы.
– Примерно как в девяносто втором году в Абхазии, – пояснил Ященко. – И абхазов от вырезания грузинами надо защитить, и кое-какие интересные штучки в Нижних Эшерах от чужого глаза уберечь. Но государству Российскому, которому то ли лаборатория, то ли обсерватория, не помню, принадлежала до распада Союза, формально больше ничего не принадлежит. А хозяйка у неё уже суверенная Грузия. А та спит и видит, как бы самой отдаться, а особенно всё продать Америке. Президент республики с агентом ЦРУ разве что постель не делит. Так близко сошлись, что когда солдатик грузинский машинку обстрелял… с целью ограбления, как потом расследование показало, да… в общем, тот агент ехал с двумя бабами и начальником охраны Шеварднадзе. И – вот ведь роковая случайность! – попал солдатик прямо в агента того. Несмотря на бешеный рикошет. Солдатик-то спереди стрелял, а американцу пуля почему-то в затылок вошла…
Алексей хмыкнул. Слышал он про эту историю. Ещё в училище. Неужели Тихон… это?..
– Нет, – увидев его озарившееся догадкой лицо, покачал головой Ященко. – Я ещё тогда простым казачком был.
А, ну да! Вспомнил Алексей, как рассказывал Тихон в один из долгих госпитальных вечеров о тех временах. Как решили вчерашние советские мужички официально вернуться в казачье сословие. Ну, а там уж как положено: форма, пьянка, удаль…
– В себя пришёл в Гудауте, – вспоминал тогда ещё будущий шеф. – Все вокруг страшные, похмельные… Рожи такие – у! Взглянешь – и снова напиться тянет. От страху… Кто, как всё организовал – убей, не помню! Ну а что делать? Казаками ведь назвались. Похмелились винцом местным и пошли воевать…
– Но дело не в этом, – вернулся к рассказу Тихон через свою любимую фразу. – Тем более агента того только через год подстрелили. Кстати, солдатику пятнадцать лет дали. Прикинь? За неумышленное…
– Но дело не в этом, – снова повторил он. – Факт, что напрямую вмешиваться в конфликт России вроде бы и нельзя – независимые ведь все вокруг стали, суверенные. А имущество и, главное, секреты, защитить нужно. Как быть? Конечно, в том правовом вакууме 345-й полк десантуры туда бросить было ещё можно. И бросили. Но это, понятно, не решение, а временный выход из задницы. Нельзя ещё было тогда впрямую грузин к миру принуждать, как в восьмом году. Вот и объявились там казаки и чечены на стороне абхазов. Впитал аналогию?
Алексей кивнул. Понятно, что там. Патриотическое движение Шамиля Басаева…
– Второе, – продолжал Ященко. – Есть опять-таки масса достойных людей, у которых возникают трения с уголовным элементом. Но идти к другому уголовному элементу, чтобы решить проблему, они не хотят. Кто из принципа, кто – которые умные – потому что знают: с этими один раз связался – не развяжешься. И люди эти ищут кого-то, кто стоит на светлой стороне и способен уладить ситуацию оперативно, энергично и без продолжающихся последствий.
И снова привёл пример. Похитили некие бандюганы в Питере ребёнка у одних бизнесов. Девочку. Хотелось подкрепить ею свою аргументацию в споре хозяйствующих субъектов. Бизнесы вышли на тамошнего смотрящего. Но тот затребовал долю ещё большую. Тогда бизнесы обратились в тогдашний ЧОП Ященко. Как ни забавно, но посоветовали это им в милиции.
– Со смотрящим мы разошлись бортами, – рассказал Тихон. – Он примерно представлял, кого мы можем подтянуть в плохом случае, так что удовлетворился толикой малой от бизнесов за беспокойство. А тех похитителей мы нашли. И побили. Ах, как мы их били! Внушали, что детей воровать и использовать в разборках – грех великий. Мы ж казаки, православные. Взял я тогда, правда, тоже грех на душу: главного ихнего мы всё же на ломик подвесили. Потому как нехорошо он с девочкой обошёлся. А потом в задницу ему ломик и воткнули… Но ты не хмыкай, ему уже не больно было. Почти… На фоне всего перед тем пережитого.
– Наконец, третье, – после очередной стопки прихлопнул ладонью по столу Тихон. – Что стало важным теперь. Россия опять проснулась и опять обнаружила у себя интересы. Но в качестве, опять-таки, ответственного правового государства она не всегда может позволить себе обеспечить их напрямую. Или правового поля не хватает, или светиться нельзя. И тогда некоторые патриотически настроенные люди ищут некие самостоятельные организации. Которым можно поручить представить интересы России неформально, но действенно. Либо сами создают такие организации. Ну, как действуют такие же люди, скажем, в США…
Есть тут одна закавыка: действия иногда требуются быстрые и решительные, но государственным спецслужбам поручить их нельзя. Либо специализация не позволяет, либо политические соображения. Либо законодательные ограничения, через которые государство своим спецслужбам переступить не позволяет, не то в разнос пойдут. Опыт в тридцатые годы в этом смысле большой появился.
– И вот, знаешь, были в революционные и потом годы такие особые боевые отряды ЦК, – с насторожившей Алексея ленцой сказал Тихон. – Наряду с ЧК, с частями особого назначения, всякими прочими структурами. Такой как бы личный резерв партии.
Чего этот личный резерв всего делал, – вряд ли и историки знают. Скорее всего, засекречено и по сей день. Но сам понимаешь, если есть потребность, то появится и функция. Вот мы подчас этой функцией и выступаем…
– А кто сейчас ЦК? – спросил Алексей.
– Тебе поимённо состав назвать? – ухмыльнулся Тихон. – Всё просто, капитан. Кто империей управляет, тот и ЦК.
– Парадоксальненько, – протянул Алексей. – Империя – и ЦК? Не ЦК ли и разрушил империю?
– Плюнь, – посоветовал вдруг очень серьёзно Ященко. – Одну разрушил, другую построил… Это игры политиков. А Россия – всё равно империя. Только не империалистическая. То есть построенная не за счёт ограбления колоний, а соборная.
– Православная? – хмыкнул Кравченко.
– Соборная. Общий дом. Иначе в ней жить не получается. Как только кто отдельную квартиру заводит, тут и жди гражданской войны. Холодной или горячей.
Алексей повертел эту мысль в голове. В госпитале Тихон об этом не рассуждал. А уж какие по политике разговоры вели! Опасался, а теперь нет? Вряд ли. Ведь в госпитале-то свеженького ещё, неизвестного и непонятно куда нацеливающегося Путина тот же Ященко куда как критически обсуждал! Алексею приходилось даже защищать президента, всё ж под его управлением вторая чеченская победной оказалась. Смыли позор Хасавюрта…
– Вот сильный был политик Ленин, – продолжал между тем Тихон, держа на вилке обречённо повисший солёный огурчик. – Ладно, признаем: в октябре семнадцатого он поднял власть, валяющуюся под ногами. Хотя если бы не он, большевики её не подобрали бы. Просто потому, что остальные главные лица в партии особо в восстание не рвались.
Но! Потом-то надо было победить в такой гражданской, которая потом случилась! И победили! И вот это – мирового уровня политика. Самому Наполеону меньше трудиться пришлось ради власти!
Чокнулись, закусили.
– Но Ленин был доктринёр! – Ого, какими словами оперирует казачина сошный-почвенный! – Потому настоял на совершенно дурацком и, как показала история, преступно-идиотском решении разделить империю на союзные республики. Единое тело, на несамостоятельные огрызки. Пока Сталин правил – это не имело большого значения. А как только инерция его правления закончилась, всё и развалилось. Ибо – можно! КПСС разрешила!
Вот только история последних двадцати лет доказала, что самостоятельными отвалившиеся куски империи быть не могут. И не потому что не умеют – в конце концов, в подавляющем большинстве бывших республик у власти бывшие коммунисты остались, даже в Прибалтике. А где-то, как в Казахстане или Узбекистане, и вовсе прежние члены политбюро. В непрофессионализме политическом не упрекнёшь. А кого? Ислам-акэ Кяримовэ? Нурсултан-ата Назар-бая? Гейдар-муаллим Алиева, покойничка? Те ещё монстры политические! А вот не выходит ни у кого каменный цветок!
– Прибалтика хорошо живёт… – попытался возразить Алексей.
– Да брось! – поморщился Тихон. – Только за счёт перевалки наших грузов. Порты убери – империей, кстати, построенные, – и амба всей твоей Прибалтике. Да все, все бывшие республики живут только за счёт остающейся привязки к России. А кто отвязался, тот не живёт, а телепается. Вон как Грузия или Молдавия. Казахстан хорош, не спорю, но опять-таки на три четверти жив за счёт неразрывной привязки к Уральскому экономическому району. Туркестанские малыши, сам видишь, наполовину в феодализм вернулись, а второй половиной опять-таки за Россию цепляются. Туркмения разве что на газе своём вполне самостоятельна. Но только до тех пор, покамест в мире существует негласное признание: что в пределах границ Союза зона исключительных интересов России. Или, думаешь, отчего иначе Запад подёргался, да бросил Грузию после Пятидневной войны? Потому что Путин зубы показал: моё, мол, не нарушай установленного порядка.
Я, кстати, с тобой эту тему не зря обсуждаю, – подхватив на вилку шматок капустки, заметил Ященко, совершенно трезвыми глазами глядя на собеседника. – Нам в том числе и в этих вопросах приходится иногда работать. Поэтому ты про газетки и телевизор забудь, а мыслить начинай реально.
– Да я и так, – пожал плечами Алексей.
Газеты он действительно не читал ещё с армии, а по телевизору смотрел в последнее время только «Интернов».
– Вот и правильно, – одобрил шеф. – Кто у нас ещё? Азербайджан ничего, тянет. Ильхам хотя и шалопаем был в юности, оказался достойным сыном своего отца. Да и школу МГИМО не спрячешь…
– Шалопаем? – не сразу догнал Алексей. – Я слыхал, что он даже преподавал в МГИМО…
– Дамы, ваше высокоблагородие, дамы, – ухмыльнулся Тихон. – Хороший, наш человек. При том что жена у него – ой, красавица! Мехрибан Ариф Кызы…
Он поднял глаза к потолку.
– Подожди, когда же я её в первый раз видел? А! В девяноста четвертом году. Я ещё молодой, а ей было тридцать лет тогда. Так я сомлел, как мальчишка, когда её увидел! Но дело не в этом! – Позже Алексей убедился, что это была одна из наиболее часто употреблявшихся присказок шефа. – У Азербайджана проблема в том, что ресурсов – нефти и газа – не так много осталось, как про то в Баку говорят. Европу запитать не хватит. Потому Ильхам, при всех тёрках с Арменией, чётко оглядывается на Москву и не дёргается.
Заметь себе: не потому что боится не справиться, хотя этого боится тоже. Азеры – не воины, я это ещё в армии увидел. Это не мешает им быть хорошими людьми. Торговцы вон замечательные. Ну, вот специализация такая, что поделать. Армяне тоже большими победами не знамениты, но это куда больше бойцы. Особенно карабахские.
А потому умница Ильхам резких движений не совершает, что знает: негласно международно-правовая система поддерживается на всей системе прежних договоров. Понимаешь? Не на свеженьких, а на тех, что по результатам войн заключены были. И отменяют их только результаты новых войн. Или ликвидация правосубъектности соответствующего государства…
«Нет, непростой Тихон казачок, ой, непростой!» – ещё раз подумал Алексей.
– Потому Азербайджан у нас продолжает находиться «под крышей» Гюлистанского договора, то есть по-прежнему считается российским правовым пространством, – продолжил Тихон. – По той же причине никто не хватал Армению или Молдавию после развала Союза. Другие договоры, но принцип тот же. А Прибалтику пиндосы забрали, потому что Россия от неё в 1920 году сама отказалась. Как от Финляндии и Польши.
Словом, экономически и политически все к России привязаны. И отделиться от неё окончательно могут только с её согласия. Скажем, договориться о каком-то разумном процессе развязывания экономик. А что ты сделаешь, коли все друг к другу намертво привязаны? Экономически-то республика всё равно остаётся частью организма России. Пусть большой России, Российской империи. Но остаётся.
А без согласия… Не, даже и думать страшно. Гражданская война как минимум…
Ох, как прав был тогда шеф! Вот она, гражданская война…
* * *Дальнейшие годы были интересным временем. Разумеется, задачи перед Алексеем Кравченко поначалу ставили несложные. Навести справки о человеке. Проследить за его «лёжками». Поработать в силовом прикрытии.
Алексей исполнял всё старательно и вдумчиво, даже предусмотрительно. Ему всегда по жизни хватало одного урока для продуктивных выводов. А шатойский урок был весьма действенным.
Наряду с вполне рутинной для любого ЧОПа деятельностью – «Антей», конечно, овощебазы не охранял, но эскортные и подобные услуги оказывал, – кое в каких делах он был полезен людям весьма влиятельным, выступавшим как от своего имени, так и от имени государства. В последнем случае, конечно же, сугубо неформально.
В политику, впрочем, «Антей» не вмешивался: «мозгов у нас мало для политики», говаривал Ященко. Но поучаствовали в дискредитации «белоленточных» протестов: посодействовали минимизации их финансирования, проследили и частично пресекли ряд схем взаимодействия между политизированными НКО и заграницей. Пару раз Алексей в группах туристов выезжал за границу. Ничего незаконного, только встречи и договорённости с некими «коллегами», указанными «в ЦК». Чисто гражданская работа. Ну, разве что один раз вытаскивали двоих неких с сопредельной территории Грузии. Прошли, как по ниточке. Причём операцию планировал и проводил как раз Алексей.
Старания нового сотрудника не остались незамеченными. Уже через год Кравченко стал десятником – в «Антее» была собственная «табель о рангах», взятая, впрочем, явно от казачьей. Ещё через два – полусотником. За ту самую операцию на абхазо-грузинской границе. Это означало уже принадлежность к штабному звену, тому, которое планировало операции.
В бытовом плане во время работы в «Антее» тоже было благополучно. Жалованье платили весьма сытное, особенно при непритязательности запросов самого Алексея. Кроме того, регулярно капали премии – в основном, за операции, в которых он участвовал.
Ященко посодействовал с жильём и полной регистрацией в Москве. С учётом денег за ростовскую квартиру и вспомоществования со стороны Ященковского друга – в долг, но зато без процентов, – удалось приобрести прекрасную трёшку. В авторитетном сталинском доме на улице Куусинена, построенном после войны для лётчиков. По слухам, кто-то передачу, что ли, по телевизору видел, здесь ещё даже жила жена какого-то «сталинского сокола», Героя Советского Союза.
Светка была счастлива, дети – сверхсчастливы. Москва! Как много в этом звуке… для женщины из провинции! А для ребёнка!
Юрку удалось устроить в весьма приличную даже по московским меркам 141-ю школу. Маринку же через два года отдали по настоянию жены во французскую спецшколу. Аж имени Шарля де Голля!
Правда, Алексей выказал некие опасения: знаем мы эти именные спецшколы! Тянутся за формой, да незаметно втягиваются и в содержание. А на хрена в собственной семье человек, с придыханием относящийся к Западу? Ребёнок ведь! Он не умеет ещё отделять зёрна от плевел и видеть разницу между красивой внешностью и, мягко говоря, вонючим содержанием. И не свою страну поднимать захочет, как взрослым станет, а к чужой приникнуть. А та свою цену за это тоже рано или поздно запросит.
Но Светка настояла, победив мужа одним соображением: да ты ли не сможешь повлиять на собственного ребёнка так, чтобы тот всё правильно понимал?
В общем, жизнь была интересной. И по-хорошему сытой. В смысле, когда о зарплате не думаешь, ибо её хватает. В том числе и на всякие духовные и душевные потребности. Скажем, обойти все московские театры. Так, из полуспортивного интереса. Потому как Алексей не только не был завзятым театралом, но в принципе недолюбливал этот убогий и отсталый, по его офицерскому мнению, вид зрелищ.
Но Светка таскала его с собой, и он ходил. Тоже, по-своему, любопытно. Столица! Иногда представлялся сам себе неким персонажем из прежних советских фильмов: простой человек, а вокруг мэтры, мэтры…
С детками обошли все интересные им заведения от цирка и зоопарка до аквапарка и аттракционов в Парке Горького.
Единственное, что доставляло забот, – Светка. Алексей сам, естественно, не чувствовал себя прирождённым москвичом, но в жене открылась просто бездна каких-то комплексов. Или, может, одного: провинциальной бабы, вдруг полноправно прописавшейся в Москве.
Обойти все театры – это была одна из самых невинных её причуд. Но ей хотелось ещё непременно одеться, как дамы света, которых она видела в телевизоре. Её тянуло на какие-то тусовки, где можно было увидеть какую-нибудь попсярную знаменитость. Она влезла в массу телевизионных шоу – в качестве зрительской массы, конечно, но ей и это нравилось. А познакомившись как-то на даче у Ященко с женой того его друга, что помог им с приобретением квартиры, она едва ли слюнки не пускала, когда вспоминала, какая Анастасия простая, демократичная, но умопомрачительно стильная! Как парижанка! Хотя в Париже Светка, естественно, никогда не была.
Алексей когда посмеивался, когда порыкивал на жену. Было это как-то неприятно такое её поведение.
С другой стороны, это была жена. И можно было, вернее, надо было, её понять, когда вокруг неё соблазнительно хороводилась Москва во всём её бурном блеске и порочном гламуре.
Так что он просто положился на время. Оно всё превращает в привычку. И Светка тоже когда-нибудь насытится Москвою, верил Алексей. И станет прежней нормальной девчонкой.
Так всё и шло – разнообразно, но в то же время размеренно. Росли дети. Учились. Жена устроилась работать в рекламную фирму. Каким-то менеджером.
Через пару лет похоронили деда в Алчевске. Хорошо ушёл: тихо и в родном доме. Просто лёг вечером, а утром не проснулся.
После его смерти бабушка в Брянск к отцу переезжать отказалась: куда, мол, я от могилки старика моего. Она по-прежнему бодро пыхтела в свои почти восемьдесят лет, неплохо выживая на пенсию и вспомоществования со стороны дочери и зятя. В свою очередь, Алексей каждый месяц переводил отцу с матерью по тридцать из своих ста двадцати. Настоял, как те ни отказывались.