– Жизнь – неожиданная штука, – торжественно заявил он. – Не все наши товарищи работают по специальности. И мне приятно представить вам артиста эстрады Александра Шмырова!
Размахивая длинными руками, Сашка поднялся на эстраду и занял позу Ленина на броневике.
– Андрей Вознесенский: «На плотах». – Сделал он паузу.
– «Нас несёт Енисей, как плоты, над холодной и чёрной водой. Я – ничей! Я не твой! Я не твой! Я не твой! Ненавижу провал твоих губ. Твои волосы, платье, жильё! Я плевал на святое и лживое имя твоё!..»
Что-то было в его чтении такое, отчего разгоряченная банкетом публика замолчала. Потом был Бернс, которым когда-то восхищалась Лариса:
– «Ты свистни, тебя не заставлю я ждать!»
– А Шмыров женился, не знаешь? – спросила Танечка, вновь оказавшаяся рядом со Стасом.
– Свистит до сих пор. – Ответил он. И пояснил: – Выбирает…
…Мужчиной в физиологическом смысле этого слова Стас стал на первом курсе, очутившись ненадолго в какой-то пьяной кампании. Процесс ему понравился. С тех пор в любом обществе он безошибочно и точно определял девушку, которая не откажет. Пара дежурных фраз и комплиментов, потом – ресторан, потом к себе на квартиру. Разумеется, если родители отсутствовали. И что интересно – ни с одной из них он не встретился дважды – таково было его правило.
К Ларисе это не имело никакого отношения. Он мог поклясться, что в его тяге к ней не было никакой физиологии: хотелось видеть ее, слышать, сидеть рядом.
– Ты меня любишь? – однажды неожиданно спросила она, когда они сидели вдвоём на подоконнике в студенческом общежитии.
Он даже подскочил от возмущения:
– А почему это я должен тебя любить?
Лариса, видимо, обиделась и с неделю его избегала, а он за эту неделю похудел килограмма на два. А ведь ему казалось: он говорил правду. Она была не в его вкусе. И ещё все время представлялось – если кто и дышит к кому неровно, так это не он, а она.
– Чего это ты теряешься? – сказал ему как-то Шмыров, кивнув в сторону Ларисы.
– С чего ты взял, что я теряюсь? – возмутился Стас.
– Так видно же за километр, – заржал Сашка, – что ты у неё на коротком поводке. Трудный объект, я тебе доложу. Хочет, чтобы к её пьедесталу мужик полз на коленях с розами в зубах, но таких желающих в наше время нет.
– А ты пробовал?
– На розы у меня денег нет, – признался Шмыров, – а без роз не «прокатит».
«Уж если этот шизанутый любитель поэзии вообразил что-то насчёт их отношений с Ларисой, то, что тогда думают остальные?» – ужаснулся Стас.
Хватит пустой болтовни, пора переходить к делу, решил он после разговора со Шмыровым. Но попробуйте перейти от дружбы к любви. Тут все равно должен был состояться серьёзный разговор. Нужны комплименты, дежурные фразы, потом ресторан, потом домой – при одной этой мысли Станислав похолодел.
Но надо, надо! Мужчина он или нет?
– Какие у тебя красивые глаза, – начал он, когда они сидели вдвоём в ожидании лекции. «Твои глаза зелёные, слова твои обманные, и эта песня звонкая свели меня с ума», – натужно пропел он.
– Фальшивишь, – сказала Лариса и отвернулась.
– Я? Фальшивлю? – обиделся Стас. – Если хочешь знать, я окончил музыкальную школу с отличием.
– Да не в мелодии фальшивишь, а в своих чувствах.
– Ты мне не веришь?
– Не верю.
Сейчас – то он понимал: девочка, брошенная своим отцом ещё до рождения, не верила мужчинам. И рядом он, самовлюбленный папенькин сынок. У них не могло быть совместного будущего.
Потом он пытался ещё несколько раз вернуться к этому, но слова застревали у него в горле – боялся её насмешек.
А после окончания университета твердо решил: никаких звонков, встреч, провожаний. Не думать на эту тему. Никаких розовых соплей! Никаких ромовых баб! Бабы отдельно. Ром отдельно. И жена. Нужна хорошая верная жена!
Сначала было трудно, мысли услужливо поворачивали в ненужную сторону, рука сама собой тянулась к телефонной трубке, чтобы набрать Ларисин номер. Но – нет! Мужик он, в конце – концов, или половая тряпка?
И, когда он познакомился с Ниной, практика показала – мужик! С этих пор он стал смотреть свою жизнь как многосерийный фильм: вот он через неделю после первой встречи делает Нине предложение, и она сразу соглашается. Вот он на собственной свадьбе. Вот он встречает Нину и сына на пороге родильного дома, вот они с Ниной покупают мебель. «У меня все по высшему разряду», – доказывал он кому-то, кто, казалось, пристально наблюдал за ним.
…Шмыров сошёл со сцены, откуда-то сверху опустился экран, и ведущий Генка Цапля объявил:
– Сейчас будет показан фильм. Фильм, как сказал наш уважаемый Саша Шмыров, чудом восстановленный.
Черно – белая короткометражка называлась «Геодезисты» и рассказывала о буднях их группы – в аудитории, на практике или в вычислительном центре. Однако правильнее было бы назвать фильм «Лариса», потому что на экране беззвучно пела, двигалась, небрежным жестом откидывала за спину свои длинные волосы она одна, двадцатилетняя Лариса. А их геодезическая группа просто составляла ее фон.
Он вспомнил все, о чем не забывал никогда, и сейчас сидел подавленный и оглушенный. Железные обручи, в которые он, как сказочный персонаж, заковал свое сердце, лопались с треском; волна любви, возникающая где-то на горизонте, двигалась быстро и грозила разрушить все на своём пути.
По – видимому, автор картины тоже был настроен весьма тенденциозно. Так, значит, они с Ларисой …, думал Стас, и его трясло от ненависти к сопернику.
– Ну, как фильм? – подсел к нему Шмыров. Но Стас отвернулся и ничего не ответил.
– Что с тобой? – удивился Сашка. Зря я этот фильм восстанавливал, что ли? Я, думал, что тебе, как автору будет приятно.
– Я – автор? – удивился Станислав.
– Ну, не я же! Ты, что, забыл, как ты мне дал эту плёнку и попросил сжечь, потому что у тебя не поднимается рука? Да, ты подумай, у кого из нас была в то время кинокамера?
Действительно, как он мог забыть? Отец привёз ему её из-за границы.
– Спасибо. Большое спасибо. – Стас с чувством потряс Сашкину руку. Ты заходи, как-нибудь к нам. А то хочешь: поедем вместе домой. Я возьму такси.
– Снег какой-то театральный, – заметил Шмыров, пока они мерзли на стоянке.
– Белое одиночество, – сказал Стас.
– Ты это о чем?
– Так. Ни о чем.
В машине они оба молчали.
– Ну, пока, сказал Саша, кинул на приятеля внимательный взгляд и улыбнулся. – До встречи!
К себе на третий этаж Станислав поднимался тяжело, не торопясь. Его страшила встреча с женой, которая иногда видела его насквозь.
Но все прошло отлично. Стас позвонил. Нина вышла в прихожую. Не снимая пальто, он сделал шаг вперёд, прижал её к себе и спрятал лицо у неё на груди.
– Ну, Мусик! – Сказала Нина. – Ты же весь в снегу!
Виктория, женщина-победа
Молодость, полная чудес
Она родилась 9 мая 1960 года, и мама-папа благополучно «соскочил» – назвала ее Викторией. Когда они переехали в наш дом, (все происходило и происходит в Санкт-Петербурге) Виктория уже окончила школу и училась в швейном ПТУ.
Это была курносая здоровая девушка с короткой «тюремной» стрижкой и постоянным блеском в глазах – жизнерадостная и громогласная, ждущая от жизни чуда, и к встрече с ним всегда готовая. И чудо случилось! Помню, как через какое-то время она, стоя у ворот, радостно говорила соседкам (видимо, в ответ на их бестактные расспросы): «Я хотела мальчика, и родила мальчика!».
Потом, когда мы с ней сошлись поближе, Вика сама рассказала мне историю появления на свет ее сына Коли.
Это была любовь с первого взгляда! Она как раз ехала в трамвае, или в поезде метро – тут память мне изменяет, и вдруг ее взгляд остановился на молодом мужчине напротив. Вы не поверите, но это был Он, тот, которого она ждала всю жизнь. Она пересела к нему, и они познакомились. А потом стали встречаться. А потом она забеременела. А потом родила сына, и тут по Жванецкому, ОН «показал ей фотокарточку жены и ихних детей».
Виктория, которая верила только в хорошее, была оскорблена в лучших чувствах. Не менее были раздосадованы ее мама с тетей. Слава Богу, на дворе еще стоял социализм, поэтому жалобу в партком, написанную ими, разбирали на общем собрании таксопарка. В присутствии трех пострадавших.
Разбирали долго, со вкусом, пока прижатый к стенке Он, затравленно озираясь и потея, не произнес, наконец:
– Ребенок не мой. С ней мы только пили кофе!
Таксисты и диспетчерши рыдали от смеха – времена хоть были социалистические, но все же уже вегетарианские.
Через три дня после собрания папаша Коли, которого, возможно, снова потянуло на кофе, что-то бормотал в телефонную трубку, но Виктория решительно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни.
Теперь она любила только сына, хотя растила его, в основном, бабушка, потому что Виктория через полтора года поступила в театральный институт. Без всякого, заметим, блата, который был необходим раньше.
И без всяких денег, без которых не поступишь теперь.
Разве это не было чудом?
– По таланту я вторая на курсе у Т. – говорила она, улыбаясь. – А первая – дочка самого. У нас на курсе вообще все сынки, дочки, внучки и Жучки, и только я…
– Ну, да, – лицемерно поддакивали бабки у ворот, которым это все говорилось. – Талант, он пробьется.
– Надо же кому-то играть и деревенских, – говорили они по ее уходу. – Или прислугу какую… Артистка!
На последнем курсе Виктория сломала ногу. Случай неприятный, но кто не ломал? Однако при операции ей занесли какую-то бациллу, она год провалялась на больничной койке и вышла оттуда, фактически потеряв профессию, оттого что слегка прихрамывала, со сцены это было заметно.
У любой опустились бы руки, но только не у Виктории. Она по-прежнему весело смеялась, сияла глазами и ждала чуда. Жизнь, ведь, еще не закончилась, верно?
Совсем недолго она поработала в швейном цехе при театральном институте, а потом… А потом… чудеса случаются с теми, кто в них верит: в гостях у своей подруги Любы она познакомилась с настоящим итальянцем! Темноволосая, стройная Виктория, оказалось, как две капли воды была похожа на девушку, которую он любил раньше. Поэтому он на ней как-то по-быстрому женился и увез с сыном в Италию!
Это ли не чудо? Это ли не «принц на белом коне»? Итальянец, спортивный мужчина, на восемь лет ее старше, владелец двухэтажной виллы на берегу Терренского моря, который жил и работал полицейским в аэропорту городка Фимичино. И «охромелая» нищая принцесса, без профессии, зато с ребенком от другого самца в придачу.
Стояли голодные девяностые годы, и тысячи матерей – одиночек в России мечтали, сначала удобно устроиться на крепкой мужской шее, а потом и ускакать отсюда к чертовой матери.
Чудом, однако, это было только с точки зрения окружающих, но уж никак не Виктории с мамой!
Они обе неожиданно оказались патриотками! «Я – русская душа! – говорила Виктория. – Я хочу жить здесь!»
Она чуть не отказалась в последний момент идти в ЗАГС, но все же пошла, а потом и уехала, притом вместе с мамой, которая прогостила у несчастного зятя два месяца.
Мезальянс
Да, они с мамой были патриотками, любили Россию. И, как ни странно, считали этот брак мезальянсом.
«Ну, как Вика? Как вам Италия?» – спросила я как-то ее мать, крепкую и высокую старуху, которая в новом пальто, набычившись, и никого не видя, мрачно прогуливалась взад и вперед мимо нашего дома.
– Ничего хорошего, – ответила она, поджав губы.
– Да что же плохого?
– А не нравится нам там. Инфляция, продукты дорожают, – объяснила она.
Это говорилось в те годы, когда у нас в магазинах ценники менялись по два раза на дню.
Через год приехала Виктория, и я спросила, что же не устраивает ее.
– Понимаешь, – охотно объяснила она. – Альберто не любит жизнь!
Работает на двух работах. И экономит, экономит. В ресторан – в самый дешевый, отель – три звезды. Путешествовать не любит. В Париж с нами не поехал. В Нью-Йорк мой приятель Юрка-миллионер пригласил – не едет. И вообще: не нравится мне быть женой бедного.
– Но какой же он бедный? – Удивилась я.
– Вот моя знакомая в Риме – замужем так замужем! – Объяснила Виктория. – Когда она родила девочку, муж сразу положил ей на счет десять тысяч долларов. Да и не хочу я быть ничьей женой. Лучше быть на содержании у богатого, чем женой бедного. Хочу быть содержанкой и хочу молодого тела, – засмеялась она. – Он же старше меня на целых восемь лет!
– А разбитого корыта ты не хочешь? – зачесался у меня язык, но я промолчала.
Дело в том, что в этот период, отчаянно поторговавшись, Виктория наняла меня репетитором к ее шестилетнему сыну. И я стала обучать его всему: математике, русскому языку, истории и географии.
– Правда, мой Коля очень талантливый? – спрашивала она ежедневно.
– Правда, – нагло врала я.
Не было у меня более тупого ученика. Но, забегая вперед, скажу, что к седьмому классу у Коли прорезались большие способности к математике. Видно, количество перешло в качество.
– Нет, правда-правда?
– Правда – правда.
Потом мы шли на рынок, где она покупала все, что любит Коля, и на что «падал ее глаз».
Помню, мы идем с рынка зимой и тащим на санках нагруженные литровыми банками коробки с соком для Коли, и несем щенка – французского бульдога – Коля захотел собаку. (Собаке повезло – она уехала в Италию).
– Посмотри, какой костюмчик я купила себе, – говорила она дня через два. – А это подарок Коле.
– А что ты купила в подарок Альберто?
– А ты считаешь, надо?
– А как же? На его-то деньги!
– Сам себе купит!
Она всегда спрашивала у меня совета, чтобы поступить наоборот.
Богатые должны дружить с богатыми
В этот период они с мамой начали строить новый дом в Псковской области, в деревне, откуда обе были родом. Вика купила участок на берегу озера и необходимые материалы. Строительством руководила мама – летом она жила тут с Колей.
Зычным басом мама орала на рабочих, вмешивалась в строительство, помогала таскать бревна.
– Мама как-то выстарилась, – сообщила Виктория, которая как-то вернулась из деревни и снова собиралась в Италию. – Зачем она затеяла эту стройку?
– Что это значит – выстарилась?
– Ну, постарела.
Через два дня после этого разговора из деревни позвонили.
Мама Виктории легла спать вечером, а утром не проснулась. Ей было семьдесят лет.
Вика впервые растерялась. Она привыкла жить по команде: мама строила, мама платила, мама ругала, мама руководила.
Хоронить мать вместе с Викторией поехала ее подруга Люба – та, в гостях у которой она познакомилась с Альберто.
Они законсервировали строительство и привезли из деревни потрясенного смертью бабушки Колю.
– На что мне теперь этот дом? Одна возня! – Сказала Вика.
Новый недостроенный дом быстро и охотно купили соседи за две тысячи долларов.
Виктория вновь уехала в Италию, но года через два вернулась с Колей и чемоданами, как она объяснила, навсегда.
– Альберто отпускать меня не хотел, – рассказывала она. – Но я ему поставила три условия: положить мне на счет десять тысяч долларов, вписать меня в дом, как собственницу, и усыновить Колю. Тогда вернусь.
– Мужчины не любят ультиматумов. Ты не хочешь сбавить обороты? Пусть выполнит хотя бы одно условие, – уговаривала я.
– Все три, или я не вернусь!
– А, если он этого не сделает? Жить ты на что будешь?
– Деньги есть.
– А когда кончатся?
Но плохие варианты Виктория не рассматривала никогда, никогда она не думала о завтрашнем дне.
И правильно делала. Потому что через какое-то время мне из Италии позвонил сам Альберто (телефон у Виктории отрезали за неуплату). Он выполнил все три условия! Через неделю мне позвонили опять, но уже в домофон – это приехал Альберто. Потом он позвонил мне в дверь, и я вызвала Викторию, у которой не было ни домофона, ни дверного звонка. Потом он вошел в ее квартиру, обошел гору грязного белья (у нее не было стиральной машины) и, наконец, встретился с любимой женой!
Тут необходимы пояснения. Демонстрируя свою «широкую русскую натуру», Виктория, в самом деле, иногда приглашала своих подруг – массажистку Любу и певицу Валю – в ресторан, но, по большому счету, расставаться с деньгами, которые шли не на нее с Колей, не любила. За квартиру, к примеру, она платила только, когда получала предупреждение из жилконторы, что «ее дело передано в суд Н-ского района».
– Я здесь не живу, – объясняла она свою позицию и ругалась с бухгалтершей, насчитывающей ей пенни.
Виктория с Колей вернулись вместе с Альберто в Италию, но часто приезжали в Россию. Коля, в основном, любил сидеть дома, поэтому Виктория одна ходила в театры, музеи и рестораны. Впрочем, готовила она тоже, и готовила хорошо.
В Италию не торопилась.
– Надоело его нытье: то одно у него болит, то другое. И постоянно ругаемся из-за денег.
Несмотря на ругань, Альберто делал все, что она хотела, и потому Виктория с сыном объездили практически все континенты, причем останавливались только в пятизвездочных отелях.
Меня удивляло, что такой жадный интерес к жизни гармонично сочетался в ней с полным равнодушием к людям – такое впечатление, что она видела только себя и Колю.
Поражало в ней также отсутствие какой-то благодарности – мужу или подругам. Какая такая благодарность? Тут – любовь, там – дружба. Вы же не благодарите солнце, которое вас греет?
В Италии Виктория ни с кем, кроме семьи, не общалась, а в России у нее были три подруги, и все они в этот период перебивались с хлеба на квас. Массажистке Любе, фигуристой высокой блондинке, не везло: одна растила дочку; спесивая «певица» Валя, что ранее подвизалась в самодеятельности, торговала теперь пирожками на рынке. Однако они обе охотно принимали Вику у себя дома, устраивали обильные застолья «по-русски», которые та очень любила.
Но чаще всего она ездила на дачу к третьей – портнихе Нине, которая вкалывала на шести сотках и за этот счет жила, но всегда набивала сумки Вики овощами и фруктами.
Помню, как Нине срочно понадобилось перекрыть крышу, и она попросила у Виктории денег в долг.
– Богатые должны дружить с богатыми, а бедные – с бедными, – сказала ей Вика, но, подумав, пообещала:
– Приеду через месяц – дам. И приехала через год, когда проблема разрешилась другим путем. Думаю – она просто забыла о своем обещании – не держала в уме чужих дел.
Коля окончил школу и поступил в училище для полицейских – пошел по стопам Альберто.
Проучился года два и был направлен на работу постовым в Милан – довольно далеко от Фимичино, где они жили.
В этот период Виктория поделилась со мной своей мечтой – купить квартиру в новом доме, как раз напротив Эрмитажа.
– Квартира там стоит миллионы долларов, – сказала я. – Деньги, где возьмешь?
– Продам нашу квартиру в Питере, потрясу мужа, займу у Юрки – миллионера.
– Что он, идиот, тебе дарить свои деньги? А отдавать как будешь?
Но Виктория и не помышляла о возвращении долга, она всегда верила в хорошее:
– Ну, зачем Юрке такие копейки?
Я уже не возражала Виктории. В конце – концов, когда-то я не верила в то, что Альберто будет выполнять ультиматумы, которые она перед ним ставила. А потом не верила, что Юрка, владелец ювелирных магазинов в Нью-Йорке, пригласит ее с Колей в гости. Но, ведь, все это сбылось!
Усмешка Бога
Но не зря говорят: хочешь насмешить Бога, поделись с Ним своими планами. Квартира напротив Эрмитажа, должно быть, сильно Его насмешила, а, может, и разозлила. Одним словом, не успела Виктория потревожить Юрку-миллионера, как Альберто серьезно заболел.
У него оказался гепатит В. Впрочем, «оказался» он только для жены. Сам Альберто знал об этом еще до женитьбы, и все эти годы он принимал лекарства тайком от семьи и сослуживцев.
– Ты говорила. что он – порядочный человек! Вот так порядочный человек! – возмущалась Виктория. – Он же мог заразить меня и Колю! Он хотел, чтобы я родила ему ребенка. Какая я молодец, что сделала аборт!
Они с Колей помчались к врачам, но анализы показали, что оба здоровы.
Между тем, бедного Альберто не принимала уже ни одна больница – врачи по его состоянию понимали, что гепатит В. вступил в свою последнюю, терминальную стадию.
Все же Италия не Россия – наконец, Альберто взяли, и он промучился в больнице две недели. Виктория не могла смотреть на его страдания, поэтому туда не ходила.
Альберто позвонил ей сам:
– Вика, – сказал он. – Я хочу с тобой попрощаться сегодня, потому что боюсь, что потеряю сознание.
– Ты поехала? – спросила я (эту историю она рассказала мне намного позже).
– А я, что, вожу машину?
– А такси? Там езды-то двадцать минут.
– Я же не знала, что он умрет. Мы с его сестрой поехали на следующий день, но было уже поздно.
Альберто умер в 55 лет. Мы были с ним мало знакомы, но мне почему-то было его жалко. Всю жизнь он вкалывал за троих, ничем не пользовался, экономил, хотел родить дочку – и то не вышло. Из всех женщин в России (а их у нас на рубль – ведро!) выбрал ту, которая всю жизнь «варила из него мыло». Что же, правду говорят: любовь зла!
На похоронах его товарищи – полицейские не смотрели в сторону Виктории и показательно выражали соболезнование только Коле.
Потом сын уехал в Милан, и Вика осталась одна.
Когда-то она хотела быть свободной, однако двадцать лет замужества трудно было скинуть со счетов. Она привыкла к Альберто, поэтому его смерть на какое-то время поколебала ее неиссякаемый оптимизм. Ведь, как ранее мама, Альберто решал все ее проблемы.
Теперь ей предстояло самой платить по счетам, судиться с сестрой Альберто, которой причиталась часть дома, за наследство, хлопотать о пенсии за мужа.
Шевелиться она не любила, но пенсию (1200 евро) получить сумела.
Вполне искренне поплакав на могиле мужа, Виктория, неисправимая оптимистка, вскоре воспрянула духом – жизнь еще не кончилась, верно? – и стала подыскивать другую «шею».
Прошло три месяца и, как говорится, «не сносив еще туфель, в которых шла за гробом мужа», легко и просто, как всегда, Виктория познакомилась с красавцем-итальянцем, который был лет на десять моложе нее.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
А. Ахматова (из стих. «Сказал, что у меня соперниц нет…»)
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги