Дары Матери. Часть 1.

Филипп с прищуром посмотрел на курьера. Это шутка такая? Неделю назад на собрании археолог предоставил все разъяснения и доказательства своей правоты. Он видел горящие глаза некоторых членов Совета, их жажду. Кто-то, конечно же, со скептицизмом отнесся к его словам, но те, кто способен мыслить глубже, сразу уцепились за невероятную возможность. Что же они задумали? Какую игру затеяли играть?

– Какое к черту спонсирование?! Пусть подавятся своими деньгами! Можешь им так и передать! – Филипп нарочито перешел на «ты», чтобы в полной мере обозначить свой гнев. – Единственное, что мне нужно, так это чтоб не мешали и дали закончить дело, а не их спонсирование! Идиоты!

– Ваши «доказательства», – Худощавый растянул последнее слово, сделав на нем акцент, – их не убедили. Пять лет тишина, а тут, за день до решения Совета, вдруг такая находка – статуэтка, замурованная в потолке гробницы. Прям чудеса! – Он отвратительно скривил губы в усмешке.

– Умный такой, да?! – сощурился Филипп, желая испепелить этого мерзкого типа своим взглядом. – Текст на свитке мало просто прочесть, нужно еще растолковать содержание и познать сакральный смысл! Если бы ты хоть малую толику знал из того, что знает даже мой шестилетний племянник, то рот бы сейчас не посмел открывать!

– Так что ж вы не обратились к вашему племяннику за помощью, раз он такой умный, может и времени бы ушло меньше на толкование и познание? – ядовито огрызнулся Худощавый.

– А знаешь, я, пожалуй, так и сделаю! – Филипп, казалось, всерьез задумался над этим предложением.

– Ну, вот и отлично, – безразлично пожал плечами Худощавый. – Только, боюсь, в другой раз. Я должен вручить вам вот это письмо. – Он лениво поднялся с дивана, подошел к Филиппу и протянул ему белый конверт. – Здесь подробно расписано о причине их отказа. И, кстати, артефакты необходимо вернуть Совету. Вы должны сейчас же передать их мне.

Месье де`Рамьен выхватил конверт и тут же бросил в горящий рядом камин.

– Убирайся! – процедил он сквозь зубы, крепко сжимая кулаки, сдерживая из последних усилий свою ярость.

Худощавый задумчиво смотрел, как огненные языки пламени в мгновение око превратили белый бумагу в пепел, поднимая тонкую струйку черного дыма вверх. Резкий запах рассеялся по комнате. Курьер сильно встревожился, крепко зажал нос и прогнусавил, торопливо удаляясь из кабинета:

– Ну что ж… Значит, они правы. Вы свой выбор сделали. Прощайте! – Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

И можно сказать вовремя, потому что Филипп больше не сдерживался. Он схватил хрустальную пепельницу со стола и запустил ее прямо вслед курьеру. Пепельница разлетелась вдребезги, ударившись уже о закрытую дверь.

В ту же минуту жгучая боль в грудной клетке исказила строгие черты смуглого лица Филиппа. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Прижал левую руку к груди, а правой оперся на стол, пытаясь сохранить устойчивость, но ноги, против железной воли, подкосились, и он без чувств рухнул на паркет.

Пришел в себя уже в больничной палате. Запах фенола и лекарств резко ударил в нос, и это даже здорового человека заставляло чувствовать всю бренность жизни. Он болезненно поморщился и попытался присесть, но многочисленные провода, прикрепленные к его груди и рукам, не позволили ему это сделать. От действий пациента встрепенулся маленький мальчик, который тихо посапывал, сидя рядом на стуле и сложив головку на ручки, опираясь о краешек кровати. Мальчик внимательно посмотрел на больного, и его личико озарилось радостной улыбкой.

– Мама! – крикнул радостно, подскочив со стула. – Он открыл глаза! Посмотри!

Филипп заметил молодую женщину и пожилого мужчину в белом халате, которые тихо переговаривались возле двери.

Женщина бросилась к ним, увлекая за собой врача.

– О, Филипп! – запричитала она. – Как же ты напугал нас!

– Как себя чувствуешь, друг мой? – поинтересовался врач.

– Отлично, Генрих, – вяло ответил Филипп, криво усмехнувшись.

– Ты же знаешь, что при твоей ишемии нужно беречь себя, – поучительно проворчал врач. – Еще один такой инфаркт и…

– Док, ты это говорил уже тысячу раз, – отмахнулся Филипп.

Археолог и сам чувствовал необычайную слабость, боль в груди не проходила, а наоборот периодами усиливалась, голова кружилась, немела рука.

– На этот раз все намного серьезнее! Достаточно посмотреть на мониторы приборов и сразу страшно становится, – взволнованно проговорила женщина. Она часто заморгала, пытаясь удержать поток слез.

– Елена права, Филипп, – поддержал ее Генрих. – Все гораздо серьезнее. И ты сам это прекрасно понимаешь. – В глазах доктора читалось глубокое сожаление и сочувствие. – У тебя произошел спазм коронарных артерий. Мы уже сделали все необходимые анализы, но… результаты неутешительные.

– Куда делся мой мальчик? – резко перевел разговор пациент, не желая более слушать заключение врача.

– Я здесь! – с готовностью отозвался ребенок, выглядывая из-за мамы.

– Хватит прятаться за мамину юбку, Жорж, – улыбнулся Филипп. – Ты уже большой. Подойди ко мне скорее, я хочу кое-что рассказать тебе. Но это только между нами, – закончил он шепотом, приложив указательный палец к губам и заговорщически подмигнув.

Жорж радостно бросился к нему, предвкушая очередную интересную игру с разгадыванием ребусов и поисками сокровищ, в которые они любили играть вместе. Настоящими сокровищами для малыша в таких играх являлись найденные сладости и обязательно какой-нибудь древний артефакт!

Он подошел так близко, что можно было рассмотреть крошечные веснушки на его маленьком детском носике. Но Филипп приманил его к себе ещё ближе и, когда малыш наклонился к нему, подставляя ухо, тихо-тихо зашептал:

– Помнишь, как открыть потайной ящик в моем столе? – Мальчик с готовностью кивнул. – Отлично, – удовлетворившись ответом, продолжал шептать археолог. – Забери артефакты, которые там лежат, и спрячь у себя. Никому не рассказывай, и не показывай. Это очень важно! Артефакты таят в себе интересную загадку. Древнюю тайну. Настолько древнюю, как сказка, которую я тебе вчера рассказал. Помнишь? – Малыш снова кивнул. – Обещай мне, что приложишь все усилия, чтобы разгадать эту тайну и ни за что не сдашься! – Филипп серьезно посмотрел в большие зеленые глаза ребенка. – Сейчас ты еще слишком мал, но потом, когда придет время, у тебя обязательно получится. Главное, продолжай хорошо учиться, оставайся таким же смелым, добрым и честным! Обещаешь? – Он погладил мальчика по белокурой головке.

– Обещаю! – с готовностью прошептал малыш в ответ. – Но как я узнаю, что пришло время? – озабоченно спросил он.

– Ты у меня самый умный, – Филипп снова потрепал его по волосам, – сразу поймешь. Тебя ждут великие открытия, мой мальчик!

– А если у меня не получится? – затревожился Жорж. – Ты же мне поможешь? Подскажешь, если я запутаюсь? – с надеждой прошептал он.

– Конечно! – Филипп обнял мальчика, крепко прижимая к груди. – Главное, помни все, чему я тебя учил и что рассказывал. – Он отстранился и указал на золотой круглый амулет с гравировкой пера, висевший на шее Жоржа. – Твой амулет тоже тебе будет помогать. Береги его! Он тебе всегда…

Внезапная острая боль в груди оказалась быстрее всяких слов.

Глава 2

20 лет спустя.

Да, расстаться с человеком можно за секунды, а для того, чтобы расстаться с мыслями о нем, может не хватить и всей жизни.

Так думал молодой человек, стоя в том самом кабинете и глядя на большой портрет человека, который скоропостижно ушел из жизни, когда ему было всего шесть лет. Образ этого человека уже практически стерся из памяти, но Жорж любил приходить к нему в кабинет, когда нужно о чем-то хорошенько поразмыслить. Это всегда помогало перед началом какой-либо важной кампании. Он испытывал большую благодарность и признательность к мужчине на протрете, ведь со слов своих учителей и матери, знал, что именно Филипп с раннего детства начал обучать его древним, мертвым языкам. Уже в пять лет Жорж, помимо французского, английского, русского и арабского, мог говорить на древнегреческом языке и латыни, а также читать и переводить небольшие тексты. Он не помнил, но по рассказам матери, Филипп очень гордился своим маленьким учеником и считал особенным. Вместе с Филиппом Жорж расшифровывал секреты древнеегипетской письменности. Он сажал рядом с собой своего ученика и рассказывал историю происхождения каждого символа в сказочной форме, которые так любил слушать мальчик.

– Вот, посмотри, – говорил ему Филипп, указывая на очередной рисунок. – Это бог солнца Ра. Он всегда держал при себе волшебный скипетр, символ своей власти, и умел превращаться в сокола. Поэтому его изображали с головой этой птицы. А с помощью вот этого креста, который называется «анкх», он дарил вечную жизнь своим подданным. Древние египтяне верили, что именно он создал наш мир и что из его уст вышли первые боги, а из его слез появились мы – люди. Однажды бог солнца Ра, разозлившись на людей, послал на землю свою дочь Хатхор, богиню неба, любви и радости, в образе львицы Сехмет. – Его палец скользнул от рисунка женщины с головой коровы, у которой между рогов был солнечный диск, к изображению женщины со львиной головой. – Она пришла на землю и начала уничтожать людей. Испугавшись, что ни одного человека не останется на земле, боги объединили свои силы и остановили ее. Больше никогда бог солнца Ра не отправлял свою дочь на землю…

Слушая его, Жорж с большим интересом приступал к изучению неизвестных символов. Они с каждым днем все больше и больше привлекали его своей загадочностью и тайным смыслом. Даже после смерти Филиппа, к нему продолжали приходить учителя, нанятые еще дядей при жизни для индивидуальных занятий. Они обучали его уже не только мертвым языкам, но и прочим наукам. Благодаря усилиям учителей и своему стремлению к знаниям, Жорж без каких-либо сложностей закончил докторантуру в Сорбоннском университете на археолога, как того хотел дядя, и защитил докторскую. Но уже во время учебы в университете понял, что вовсе не хочет, как Филипп всю жизнь доказывать кому-то правильность своих суждений, поддерживать или опровергать чьи-либо утверждения, восстанавливать прошлое и объяснять изменения, происшедшие с человечеством во времени, и не хотел провести молодость в раскопках. Уже на первых вылазках с экспедицией понял, что эти «приключения» ни в какое сравнение не идут с приключениями Индианы Джонс, его любимого героя-археолога из рассказов, которые любил читать в юности. Это вовсе не так увлекательно и романтично, как представлялось изначально.

Полученный в наследство капитал, Жорж сразу же инвестировал в ценные бумаги. Будучи в то время еще совсем неопытным, он в первую очередь полагался на свою невероятную интуицию, своего рода чуйку, упорство и настойчивость. Со временем разработал свой инвестиционный план и в итоге достиг больших финансовых успехов. Став обладателем контрольного пакета акций маленькой и неизвестной на момент покупки IT-компании, он вывел её на лидирующие позиции, и теперь единолично владел одним из самых крупных предприятий в Европе по разработке программного обеспечения в разных сферах.

Его по-прежнему манила археология, но занимался он ею по своему желанию: сам организовывал экспедиции из проверенных и надежных людей, и сам выбирал объекты для научных исследований.

Сегодня именно тот день, когда особенно остро ощущалась потребность в поддержке человека с портера. Жорж смотрел на него и задумчиво теребил в пальцах конверт, который мама вручила ему еще утром. Вскрыть его немедленно желания не возникло, хотя весьма любопытно. На месте отправителя пусто, и это вызывало смешанные чувства. Странно. Вот эта странность и удерживала от порыва заглянуть внутрь. В эпоху компьютеров, электронных почт и множества других способов установить контакт с кем бы то ни было, есть ещё люди, которые предпочитают этот долгий и примитивный способ связи, да к тому же сохраняя анонимность.

Он снова чувствовал себя ребенком, которому дали задание решить очередную головоломку.

«Кто же это может быть?»

Внезапно скользнувшая в голове мысль заставила его скептически усмехнуться. Нет, явно не от отца. Он за двадцать шесть лет ни разу не пытался связаться с ним и даже не приехал на похороны брата, Филиппа.

«Может, из департамента? Или университета?» Профессор Пьер Люссар опять по просьбе матери будет склонять к рассудительности и призывать к благоразумию.

«Нет, – отмахнулся от этой мысли Жорж, – профессор ни за что не упустил бы случая обозначить себя. Ну, все, идей больше нет!»

Взял, наконец, со стола маленький перочинный ножичек, резким движением вскрыл конверт и вынул письмо, написанное, как оказалось, на арабском языке. Он начал внимательно вчитываться в аккуратный почерк:

{«Ас-саляяму `алейкум (мир вам), ас-сайид аль-муХтарам (уважаемый господин) Жорж, племянник моего дорогого друга Филиппа…»}

Неожиданное упоминание в странном письме близкого человека заставило напрячься:

{«Вот уже двадцать лет я храню тайну вашего дяди. Наконец, пришло время рассказать о ней…»}

Сердце против воли ускорило свой ритм. В памяти внезапно обрывками всплыли предсмертные слова дяди: {«…Древнюю тайну… Тебя ждут великие открытия! Обещай, что не сдашься…»}

***

– Ахмед? – задумчиво переспросила мама, пытаясь вспомнить.

– Да. Здесь внизу стоит его подпись и адрес. Вот, посмотри. – Жорж отдал ей письмо. – Мама, ты знаешь, кто это?

– Ты говоришь, что он был другом Филиппа.

– Это ОН так говорит, а я спрашиваю ТЕБЯ, слышала ли ты когда-нибудь о нем от дяди?

– Нет, не помню, чтобы Филипп упоминал это имя.

– Значит, я первым же рейсом лечу к нему и все сам узнаю, – твердо решил молодой человек. – Он не стал в письме что-либо объяснять, предлагает встретиться.

Когда сын ушел, женщина схватила телефон и набрала номер.

– Здравствуй, Елена, – ответил на другом конце мужской голос.

– Жан, я волнуюсь за Жоржа!

– Что случилось? – встревожился мужчина.

– Сегодня утром на его имя пришло письмо от некоего Ахмеда, из Египта, якобы старый друг Филиппа, так он указал в письме. Жорж собирается ехать к нему! Он никогда так спонтанно никуда не ездит, всегда все тщательно планирует. Что-то случилось! Ты помнишь, кто этот Ахмед?

– Ахмед, – задумчиво повторил Жан, копаясь в закромах воспоминаний. – Вроде что-то слышал о нем, но никак не вспомню.

– Зато я помню! – резко бросила женщина. – И слышала я о нем не от Филиппа, а от тебя. Ты позвонил мне после смерти Филиппа и расспрашивал о нем.

– Точно! Надо же! – воскликнул мужчина. Филипп тогда долгое время работал над одним свитком и рассказывал об этом, когда они созванивались. Жан знал, что свиток был очень важен для брата, а за неделю до смерти они с Ахмедом что-то нашли. Он хотел спросить у араба, сумел ли Филипп закончить свое дело, но кроме имени араба больше ничего не знал, поэтому найти его оказалось непосильной задачей. У всех был один ответ: «Ахмед – очень распространенное имя в Египте. Мы не знаем, с кем именно работал ваш брат». – Двадцать лет назад я пытался его отыскать, а сейчас он сам объявился, – удивление и интерес слышались в голосе Жана, когда он заговорил вновь. – Когда Жорж собирается лететь?

– Сказал, что первым же рейсом, – озабоченно ответила Елена. – Но зачем ему Жорж?

– Не переживай, все будет хорошо. Позвони мне, когда он вернется, ладно? И постарайся узнать, зачем он понадобился Ахмеду.

– Хорошо, – пробормотала она.

Странное предчувствие грядущих перемен не давало ей покоя. Она не переживала за частые полеты сына, он начал летать на разные экспедиции по всему миру, как только стал совершеннолетним, но никогда вот так спонтанно не срывался с места по воле неизвестно человека. Все свои поездки он всегда тщательно продумывал, готовился к ним основательно «от» и «до». Его сегодняшнее нетерпение и какая-то одержимость не на шутку тревожили ее.

Глава 3

Египет, Кена.

На следующий день.

Ахмед оказался пожилым мужчиной лет шестидесяти, низкого роста с густой седой бородой. На голове у него куфия (платок белого цвета), который удерживал икаль (шерстяной шнур), а одет он в белую галабею (халат) «в пол» с длинными рукавами.

Мужчина встретил Жоржа с распростертыми объятиями, очень радушно, как старого друга.

– Как ты доехал, Жорж? – спросил араб на родном языке. После крепкого рукопожатия, он обнял молодого человека и похлопал по спине. Затем отступил в сторону, уступая дорогу и слегка подталкивая гостя за спину, приглашая, таким образом, в дом.

– Замечательно, – улыбнулся француз. – Ребятишки в вашей стране всегда любопытные: пока не выведают всю подноготную, не отстанут. Стоило мне просто назвать ваше имя, так сразу набежала целая свора, и приволокли меня прямиком к вашему дому. Вы здесь популярный человек.

Француз вошел в дом и оказался в просторной шикарной гостиной. На ярко-красных стенах красовались необычайной красоты картины в золотых оправах. Обилие текстиля не только на окнах, но и на стенах. Разноцветные мягкие подушки на огромном диване бело-серебристого цвета. Ковер с красивейшим орнаментом на полу. Позолоченные аксессуары и изделия из дорогих материалов ручной работы. Освещение в комнате исходило от торшеров и бра на стене, хотя на потолке красовалась огромная люстра из хрусталя. Гостиная объединена с кухней. Зону гостиной и кухни разделял массивный деревянный резной стол с изысканными стульями, драпированными той же тканью, что и диван. Во всем чувствовалась роскошь и арабский колорит.

– Да, – добродушно рассмеялся Ахмед. – Это благодаря твоему дяде, между прочим!

– Правда? Как же так? – искренне удивился Жорж, присаживаясь на мягкий диван, до которого его любезно проводил хозяин. Он еще раз осмотрелся и мысленно скептически усмехнулся: «А я чуть не подумал, что из-за вычурного богатства».

Сам же хозяин направился к обеденному столу, где на серебряном подносе стоял высокий керамический кувшин ручной работы, украшенный восточными узорами. Он налил из него воду в стоящий там же и в таком же стиле стакан и вернулся к гостю.

Жорж с благодарностью принял протянутую ему кружку и, отпив немного воды, поставил ее на придиванный столик.

– До знакомства с Филиппом я руководил некоторыми раскопками, – начал свой рассказ араб, по-хозяйски раскинувшись на диване, – но, к сожалению, так и не удавалось найти что-то ценное для истории и науки. Затем мне сообщили, что мою группу расформировывают и перекидывают на разные объекты, где работали археологи из других стран, для обмена опытом, как любят говорить. Я был крайне возмущен и отказывался принимать тот факт, что человек из Залива может знать о моей стране больше, чем Я. Чужестранец будет учить МЕНЯ?! – Мужчина говорил с такой страстью, что легко можно представить, как было задето его самолюбие в то время. Он немного помолчал и продолжил уже мягким спокойным голосом: – Я был молод, меня душили зависть и амбиции. Но денег практически не платили, а мне нужно было кормить семью – жену и троих детей – поэтому, пришлось смириться. Так я познакомился с твоим дядей. И все изменилось! Я до сих пор несказанно благодарен Аллаху, – при этих словах Ахмед воздел руки кверху, – за то, что он дал мне возможность познакомиться и даже подружиться с таким прекрасным, удивительным человеком. Он действительно, казалось, знал все! Упрямый, своенравный, никогда никого не слушал, делал только то, что сам считал нужным. Пока одни безуспешно копали в одном месте, мы с ним совершенно в других местах совершали удивительные открытия. Он будто чувствовал, где нужно искать. Однажды впоследствии раскопок он нашел одну очень старинную вещь – деревянный ларец, выдающееся художественное произведение древнеегипетского прикладного искусства. Ларец был покрыт тонким слоем золота и весь расписан военными сценами. Я в тот день работал на соседнем участке и к его находке не имел никакого отношения, но, когда мы привезли ларец в департамент, твой дядя сказал, что это Я его нашел. Я не понимал, зачем он это делает, а на мои попытки открыть правду, Филипп лишь резко отдергивал меня и говорил: «Поверь, так лучше!» – Ахмед даже попробовал изобразить голос Филиппа. Получилось забавно, и Жорж улыбнулся, ведь он практически не помнил дядю. – Потом было еще много подобных случаев. В итоге я стал знаменит, и почитаем в своей стране. Вскоре мне предложили повышение и значительно увеличили зарплату, благополучие моей семьи улучшилось, и вот тогда я понял, зачем он это сделал. Хотел помочь мне! Совершенно чужому человеку, который, до знакомства с ним, презирал его! Наше знакомство переросло в долгую и крепкую дружбу. Много лет мы с ним работали вместе. И я ни на минуту не забывал все, что он для меня сделал. Жил надеждой, что настанет время, когда я смогу отблагодарить его. И время настало! – торжественно объявил араб.

– Настало? – эхом отозвался молодой человек, невольно напрягаясь.

Ахмед поднялся с дивана и подошел к невысокому стеллажу с книгами. Взял оттуда статуэтку, вернулся к Жоржу и протянул ему.

Француз взял ее, внимательно разглядывая. Фаянсовая фигурка сидячей женщины со страусиным пером на голове, стекловидное покрытие голубого цвета придавало ей неповторимый блеск. Египтяне верили, что фаянс отражает свет бессмертия и наделен силой возрождения, а изделия считались волшебными, наполненными неумирающим мерцанием солнца, поэтому так и называли фаянс – «тьехенет» – сияние вечности.

– Маат? – Жорж непонимающе посмотрел на араба. – И что это значит?

– В день, когда мы нашли эту фигурку, я в последний раз видел Филиппа, – печально проговорил Ахмед и снова присел на диван. – Пожалуй, лучше начать с самого начала. Задолго до этого мы проводили раскопки в фиванском некрополе. Основные работы планировались в Долине Царей, но Филипп собрал небольшую группу и начал работать в некрополе Дэйр эль-Бахри. Он наткнулся на странную и удивительную гробницу. На стенах склепа не было никаких росписей, содержащих рассказы об образе жизни покойного, или разные ритуальные сцены. Также не было ничего из того, что обычно клали с собой при погребении: ни каноп, ни ушебти, ни драгоценностей. Ничего! Только саркофаг. Простой, деревянный. Внутри саркофага лежала не бальзамированная мумия, а полностью разложившийся труп, и в его руке был зажат деревянный короб, в котором находился прекрасно сохранившийся свиток. Коллеги тогда сделали вывод, что покойный при жизни служил писарем, но Филипп с этим мнением не согласился. Он начал работать над свитком. И вот, за неделю до смерти, Филипп позвонил мне. Мы встретились снова у той гробницы. Таким взволнованным я его никогда не видел. В свитке Филипп нашел указание на что-то сокрытое в склепе. И мы нашли. – Ахмед кивнул на статуэтку. – Я обнаружил ее совершенно случайно; она была замурована в потолке гробницы. Филипп до последнего утверждал, что этот свиток особенный, что он таит в себе неразгаданные тайны, которые приведут к великим открытиям. Конечно, это всего лишь предположения, но я верю, что, разгадав тайну свитка, можно обнаружить нечто очень ценное. – Араб замолчал, погрузившись в свои мысли.

Жорж слушал Ахмеда, задумчиво рассматривая древнеегипетскую логографию (иероглифы) на статуэтке. Аккуратно выцарапанные пиктограммы, словно ювелир работал над ними, сложились у Жоржа в голове в читаемый текст:

– «Истина во мне, стоит лишь узреть», – перевел он прочитанное.

– Филипп неспроста гордился тобой! – с благоговением воскликнул Ахмед. – Он неустанно хвастался тем, какой умный и способный ученик у него растет, и, впрочем, как всегда, не ошибся.

– Спасибо, – озадаченно, без всякого энтузиазма, протянул Жорж, продолжая изучать фигурку и повторять шепотом прочитанный текст, будто ждал, что ему вот-вот откроется тайный смысл прочитанного. – Я все равно не понимаю, что это означает. Думаю, без свитка здесь не обойтись. Скорее всего, там есть более ценная информация.

– Ах, да! – всплеснул реками Ахмед, быстро вскочил с дивана и направился в соседнюю комнату. Вернулся с маленьким деревянным коробом параллелепипедной формы и протянул Жоржу. – Вот, держи.

Молодой человек ошеломленно взял короб.

– Ничего себе! И свиток, и статуэтка у вас. Как так?

– Филипп жутко злился, что приходится много времени тратить на оформление разных разрешений для перевозки артефактов через границу, поэтому оставил их у меня. Он собирался решить некоторые вопросы у себя на родине и сразу же вернуться сюда, чтобы продолжить исследования, – снова тень печали легла на смуглое лицо араба, – но… так и не смог.

– В министерстве знали и о свитке, и, скорее всего, дядя сообщил им о статуэтке. Так почему артефакты не забрали у вас? – Жорж подозрительно смотрел на Ахмеда. Ему казалось очень странным, хранить двадцать лет манускрипт, который может таить в себе ценные сведения. – Почему вы не отдали их в департамент?