Левая рука тьмы (сборник)
Когда стемнело, Могиен и Яхан легли спать, вытянувшись у еще теплых угольев; костер они решили на ночь не оставлять, чтобы не привлекать внимания давешних «знакомцев». Как и предполагал Роканнон, фийян оказался куда менее восприимчивым к ядам, чем лийяр; он совершенно оправился и с удовольствием остался поболтать с Роканноном, усевшись в темноте на берегу ручья.
– Ты поздоровался с киемхрир так, словно давно и хорошо знаком с ними, – заметил Роканнон, и фийян ответил:
– То, что помнил один из нашей деревни, помнили и все остальные, Странник. А потому нам ведомо так много всяких сказок, слухов и слушков, правдивых историй и небылиц. Кто знает, насколько стары некоторые истории…
– И все-таки об этих летающих великанах ты ничего не знал?
Кьо вроде бы сперва решил не отвечать, но потом все-таки заговорил:
– Фийя не помнят страха. Да и зачем его помнить? Мы свой выбор сделали. «Глиняным» мы оставили ночь, пещеры, мечи, а сами избрали другой путь – предпочли зеленые долины, солнечный свет, деревянные чаши. И поэтому мы считаемся полулюдьми. И мы многое забыли, многое! – Сегодня его голос звучал более решительно, более настойчиво, чем когда-либо, звонкий, перекрывающий даже шум ручья под берегом, на котором они сидели, даже шум водопада в узком горном ущелье. – С каждым днем мы все больше приближаемся к югу, и мне все чаще наяву видится то, о чем я знаю из сказок, которые мой народ так любит. Слишком многие сказки оказались правдой! А ведь мы по крайней мере половину из них успели забыть! О маленьких любителях слов, этих киемхрир, мы знаем из древних песен, которые поем вместе мысленно, но вот о летучих великанах мы забыли совсем. Мы, фийя, помним только друзей, а не врагов. Помним солнечный свет, а не тьму. И я, фийян, иду вместе со Странником на юг, прямо в мир наших легенд, и Странник не несет с собой меча, но мечтает услышать голос своего врага. Я еду верхом вместе с тем, кто переплыл океан Ночи, кто видел наш мир висящим, точно прекрасный синий камень, в черной пустоте. Я ведь только половинка человека. Я не могу уйти дальше холмов, окружающих мою долину. Я не могу пойти с тобой в эти высокие горы, Странник!
Роканнон легонько коснулся плеча Кьо. И фийян сразу же успокоился и притих. Они сидели и слушали журчание бегущей воды, грохот водопада, смотрели, как звезды серым отблеском отражаются в воде ручья среди кусков плавника и водоворотов желтоватой пыльцы с цветущих деревьев. Холодна как лед была эта вода, бегущая с южных гор.
Дважды в течение следующего дня видели они сверху далеко на востоке купола и расходящиеся от них, точно спицы в колесе, прямые улицы городов-ульев. В ту ночь они дежурили по двое. К началу следующей ночи они были уже далеко в предгорьях, и всю ночь дул ветер и лил дождь, и весь следующий день они тоже летели под дождем. Когда же рассеялись мрачные тучи, стало видно, что холмы с обеих сторон обступили высокие мрачные вершины. Миновала еще одна дождливая ночь, проведенная почти без сна на вершине холма под руинами очередной старинной башни, и поздним утром, миновав перевал, они вылетели в залитое солнцем пространство над уходящей к югу обширной долиной, за которой в туманной дымке виднелись далекие горы.
Теперь они летели все время прямо; справа, точно верстовые столбы, высились белые вершины. Долина казалась им широкой зеленой дорогой; ветер был прохладный, золотистый от пыльцы, и Крылатые неслись на этом ветерке, точно просвеченные солнцем листья. В нежную весеннюю зелень внизу как бы вставлены были темно-зеленые самоцветы деревьев и кустов; над ними легкой сероватой дымкой проплывал туман. Крылатый Могиена вдруг сделал круг и пошел вниз; Кьо показал Роканнону на раскинувшуюся внизу деревушку. Спускаясь на золотистом ветре, они увидели, что деревушка удачно расположена у подножия холма, возле нее протекает ручей, все вокруг залито солнечным светом, и из маленьких печных труб идет дымок. Стадо домашних Крылатых паслось за деревней, а в самом ее центре, в кругу маленьких домиков с разноцветными крышами и веселыми светлыми крылечками, высились пять огромных деревьев. Путешественники ступили на землю, и фийя, застенчивые и смеющиеся, вышли им навстречу.
Жители деревушки плохо говорили на «общем» языке; они вообще не привыкли говорить вслух. И все-таки путешественникам казалось, что они наконец вернулись домой, когда вошли в эти светлые, полные воздуха жилища и отведали вкусных кушаний из полированных деревянных мисок. Наконец-то можно было отдохнуть после скитаний по диким краям, от дождей, от ветра – отдохнуть и вкусить доброжелательного гостеприимства маленьких хозяев этого селения. «Странный народец, эти фийя, – думал Роканнон, – уклоняющийся от прямого общения, неуловимый, непоследовательный, но исключительно доброжелательный». Кьо назвал свой народ «полулюдьми», хотя сам Кьо уже не был одним из них. Он выглядел в точности как они, – в чистой новой одежде, которую они ему дали, – так же двигался, так же жестикулировал, но все же, стоя с ними рядом и окруженный ими, он заметно выделялся среди прочих фийя. Может быть, потому, что был для них чужаком и не мог как следует говорить с ними «без слов»? А может, из-за дружбы с Роканноном он настолько переменился, что стал совсем другим существом – более одиноким, более замкнутым, более печальным и более самодостаточным – целым человеком, а не его «половинкой»?
Фийя сумели описать путникам местонахождение своей деревушки. За большим горным хребтом на западе лежала пустыня; им следовало лететь дальше на юг над долиной, стараясь держаться восточных гор, – лететь еще далеко, пока гряда сама по себе не повернет к востоку.
– А разве там нет перевалов? – спросил Могиен, и маленькие человечки заулыбались и сказали, что, конечно же, есть.
– А вы знаете, что за страна лежит за этими перевалами?
– Но они так высоко в горах, и там так ужасно холодно! – вежливо уклонились фийя от ответа.
Путешественники отдыхали в деревне два дня и две ночи, а потом снова двинулись в путь, нагруженные поклажей – дорожными сухариками и вяленым мясом, которое с удовольствием приготовили для них фийя, любящие делать подарки. Через два дня пути они добрались до другой деревушки маленького народца, где их снова приняли так радушно, точно они были здесь не чужаками, а родными людьми, возвращения которых все давно ждали. Стоило Крылатым коснуться земли, как множество фийя, мужчины и женщины, бросились им навстречу, здороваясь с Роканноном, который первым спрыгнул на землю: «Приветствуем тебя, Странник!» Это его озадачило, и все еще несколько удивленный, он вдруг догадался, что это вовсе не его прозвище; просто слово «олхор» имеет такое значение – «путник, странник, путешественник», – а ведь они и есть странники! И все-таки именно фийян Кьо дал ему это прозвище.
Еще через день во время вполне спокойного полета над долиной ему вдруг пришел в голову один вопрос, который он тут же задал Кьо:
– Скажи, а в твоей деревне тебя никак больше не называли? Было ли у тебя какое-нибудь собственное имя?
– Меня называли «пастух», или «младший братец», или «бегун» – я очень быстро бегал.
– Но ведь все это прозвища, описательные слова, такие же, как «странник». Вы, фийя, мастера давать прозвища. Вы каждого сразу награждаете какой-нибудь меткой кличкой – Властелин Звезд, Носитель Мечей, Золотоволосая, Повелитель Слов. Я думаю, ангьяр переняли свою любовь к прозвищам именно у вас. А все-таки неужели собственных имен у вас нет?
– Властелин Звезд, Великий Путешественник, Пепельноволосый Носитель Сокровища, – сказал Кьо и улыбнулся, – а что, собственно, ты называешь именем?
– Пепельноволосый? Я что же, поседел?…Нет, не могу я дать тебе точное определение человеческого имени. Мое имя было дано мне при рождении – Гаверел Роканнон. Вот я его произнес, но в нем не содержалось никакого описания моих качеств, и тем не менее я назвал себя. И когда я вижу какое-нибудь новое для меня дерево, я спрашиваю тебя, или Яхана, или Могиена, поскольку ты отвечаешь нечасто, – как оно называется, каково его имя. И не успокаиваюсь, пока это имя не узнаю.
– Что ж, дерево – это дерево; как и я – фийян; как и ты… а кто ты?
– Но ведь есть и какие-то различия! В каждой деревне я спрашиваю: как называются эти горы на западе, которые вы из своей деревни видите всю свою жизнь, и фийя отвечают: «Это горы, Странник!»
– Ну да, горы, – подтвердил Кьо.
– Но ведь есть и ДРУГИЕ горы! Вон, на востоке, горы пониже, хотя тянутся вдоль той же самой долины. Как же вы отличаете один горный хребет от другого, одно живое существо от другого – без имен?
Обхватив руками коленки, фийян смотрел на сияющие в солнечном свете западные вершины гор. И Роканнон через некоторое время понял, что ответа ему не дождаться.
Задули более теплые ветры, и долгие дни стали еще длиннее; лето наступало, а они с каждым днем все дальше и дальше продвигались к югу. Поскольку Крылатые летели с двойной нагрузкой, путешественники не спешили и часто останавливались на день-два, чтобы самим поохотиться и дать возможность поохотиться летучим котам. Но вот горная цепь, тянувшаяся с восточной стороны долины, начала сворачивать к востоку; было видно, что там она встречается с прибрежной грядой, которая и преградила им путь к морю. Зелень долины, точно волны прибоя выплескивавшаяся на холмы предгорий, здесь померкла. Только значительно выше появились зеленые и зелено-бурые пятна альпийских лугов; потом остались только серые скалы и каменистые осыпи; и наконец, чуть ли не на полпути к небесам засверкали исхлестанные ветрами белоснежные горные вершины.
Высоко в предгорьях они обнаружили деревушку фийя. Резкий холодный ветер хлестал по крышам легких домишек, гнал клубы синего печного дыма по улицам, испещренным полосами длинных вечерних теней. Как и всегда, принимали их любезно и радушно, подали свежей воды и вкусного мяса, зелень на деревянных блюдах; в домиках было тепло и уютно; пропыленную одежду путников выстирали и вытряхнули; Крылатых заботливо накормили, и живая, как ртуть, малышня принялась гладить и ласкать их. После ужина для гостей танцевали четыре прекрасные девушки; танцевали они без музыки, но их движения были так легки и грациозны, что танцовщицы казались бестелесными, воздушными существами, игрой света и тени в отблесках костра, ускользающими, летучими призраками. Роканнон с довольной улыбкой глянул на Кьо, который, как всегда, сидел рядом с ним. Фийян тоже посмотрел на него, как-то очень мрачно, и вдруг сказал:
– Я останусь здесь, Странник.
Роканнон с трудом подавил рвущиеся из горла возражения и продолжал смотреть, как танцовщицы плетут прихотливый нематериальный рисунок танца воздушными своими движениями в неверном свете костра. Они точно создавали свою собственную музыку – из тишины, из ощущения необычности. Отблески огня на деревянных стенах тоже будто танцевали – меняли очертания, подпрыгивали, изгибались…
– Было предсказано: Странник сам выберет себе друзей. На время, правда.
Роканнон не понял, сам ли он это сказал, или Кьо, или то говорила его память. Он помнил эти слова, помнил их и Кьо. Девушки закончили танец и разошлись; тени их быстро пробежали по стенам вверх, золотом вспыхнули распущенные длинные волосы. Танцовщицы, у которых, как и у света и тени, не было собственных имен, замерли, застыли. Вот и у них с Кьо кончился период их совместной жизни – сложный рисунок его был завершен, оставалось лишь поставить точку; далее лежала тишина.
Глава 8
За тяжело вздымающимися крыльями полосатого зверя Роканнон видел каменистую осыпь на склоне, круто уходящем вниз; ущелье было таким узким, что Крылатый чуть ли не задевал валуны, стремясь поскорее добраться до перевала. Роканнон пристегнул бедра особыми седельными ремнями, потому что порой налетали такие неожиданно сильные порывы ветра, что Крылатый терял равновесие. Защитного костюма он не снимал, чтобы не замерзнуть. За плечами Роканнона сидел Яхан, закутавшийся во все имевшиеся у них шкуры и плащи, но все равно совершенно закоченевший; Яхан даже специально пристегнул себя ремнями за руки к седлу, потому что уже не доверял их хватке. Могиен, летевший далеко впереди на своем не так сильно нагруженном Крылатом, переносил холод и высоту гораздо лучше Яхана, и ему, судя по всему, даже радостно было вступить в эту схватку с неприступными вершинами.
Пятнадцать дней назад покинули они последнюю из деревушек фийя, попрощались с Кьо и полетели дальше, в сторону громоздившихся в небесах горных вершин, где, как им казалось, имелся наиболее удобный коридор в этой неприступной скалистой стене. Фийя не сумели как следует указать им путь; стоило только заговорить о переходе через горы, как маленькие человечки тут же умолкали и трусливо прятали глаза.
Первые дни все шло хорошо, но по мере того, как они забирались выше в горы, Крылатые начинали все быстрее и быстрее уставать, ибо разреженный воздух не обеспечивал их легкие нужным количеством кислорода, к тому же стала мешать еще и холодная неустойчивая погода. В последние три дня они вряд ли покрыли более пятнадцати километров, да и то летели почти вслепую. Люди оставались голодными, отдавая почти все вяленое мясо Крылатым; сегодня утром Роканнон отдал зверям последнее, что оставалось в дорожных сумках. Если до вечера они не минуют перевал, то придется вернуться назад, в лесистую местность, где можно будет поохотиться и отдохнуть, а потом, естественно, начать все сначала. Похоже, сейчас они были на верном пути, но с восточных вершин дул пронзительный и холодный ветер, да и небо стало заволакивать белой мглой. Но Могиен упорно летел вперед, так что Роканнон заставил своего Крылатого следовать за ним. Он уже почти забыл, зачем ему нужно было перебраться через эти горы, помнил только, что должен попасть туда, на юг. Однако собственного мужества для выполнения этой задачи ему уже не хватало. Теперь он в этом отношении зависел от Могиена.
– По-моему, твое царство здесь, – сказал он молодому правителю Халлана вчера вечером, когда они обсуждали свой дальнейший маршрут, и Могиен, глядя на величественные ледяные пики, на бездонные пропасти, на скалы, снег и бескрайние небеса, ответил, как всегда, чуть надменно и спокойно:
– Да, это мое царство.
Сейчас он окликнул Роканнона, и тот попытался пришпорить своего Крылатого, силясь сквозь намерзшие на ресницах снежинки разглядеть проход в бесконечном хаосе каменистых склонов и осыпей. Вот он! Конек крыши этого мира: неожиданно как бы распались два склона, и в этом проеме Роканнон увидел обширную белую равнину – перевал. По обе стороны от этого коридора исхлестанные ветрами вершины упирались, казалось, прямо в небеса. Роканнон почти нагнал Могиена и видел теперь его беспечное лицо, слышал высокий пронзительный клич воина-победителя. Он продолжал лететь следом за Могиеном над белой равниной под белыми облаками, а вокруг уже плясали снежинки – не падали, а просто кружились в веселом танце, ведь это здесь была их родина, их дом. Полумертвый от голода и усталости, Крылатый Роканнона захлебывался при каждом взмахе крыльев. Могиен немного придержал своего серого, чтобы они не потеряли его из виду за снеговой завесой, но продолжал вести их вперед, и они старались не отставать.
И вдруг в мерцающей снежной мгле что-то блеснуло, легкое светлое пятнышко – солнце! Бледно-золотистые снежные просторы расстилались внизу. Потом вдруг этот волшебный сияющий мир исчез, и Крылатого подхватил мощный поток воздуха. Далеко внизу, очень далеко, сквозь легкую дымку виднелись крошечные долины, озера, посверкивал язык ледника, темнели зеленые пятна лесов. Крылатый под Роканноном качнулся и стал падать, подняв в воздух крылья. Он падал как камень, так что Яхан даже закричал от страха, а Роканнон закрыл глаза и ухватился покрепче за седло.
Крылья заработали снова, потом вздрогнули, остановились, снова заработали; падение замедлилось, перешло в осторожный спуск и прекратилось совсем. Крылатый, весь дрожа, упал, поджав лапы, на каменистую землю. Рядом серый Могиена пытался найти местечко поровнее, чтобы улечься. Могиен, соскочив с седла, кричал:
– Мы прошли его! Прошли! – Его смуглое живое лицо победоносно сияло. – Теперь мое царство по обе стороны этого хребта, Роканнон!.. Сегодня, пожалуй, прямо здесь и переночуем. А завтра Крылатые смогут поохотиться ниже по склону, в лесах, а мы постараемся спуститься пешком. Пошли, Яхан.
Яхан, скорчившись, сидел на заднем седле и был не в состоянии двинуться с места. Могиен вытащил его из седла и помог лечь в укрытии под огромным валуном. Хотя полуденное солнце светило вовсю, тепла оно давало маловато, не больше, чем Большая Звезда, и казалось замерзшим кристалликом света в этом мглистом небе юго-западной стороны; а ветер стал еще холоднее. Пока Роканнон распрягал Крылатых, Могиен, правитель Халлана, старался как-то помочь своему слуге, как-то отогреть замерзшего Яхана. Костер разжечь было не из чего – они еще не достигли зоны лесов. Роканнон стащил с себя защитный костюм и заставил Яхана надеть его, не обращая внимания на слабые и сердитые протесты ольгья. Сам же пока завернулся в шкуры. Крылатые и люди сбились в кучу, чтобы хоть немного согреться, а потом разделили остаток воды и сухариков, которыми их снабдили фийя. Ночь всплыла с лежащих внизу долин. Появились звезды, точно выпущенные этой тьмой на свободу, и две наиболее яркие луны зажглись в небесах – казалось, на расстоянии вытянутой руки.
Глубокой ночью Роканнон вдруг очнулся от крепкого сна. Все было залито звездным и лунным светом. Кругом стояла мертвая тишина. И было адски холодно. Яхан схватил его за руку и что-то лихорадочно зашептал. Роканнон посмотрел, куда указывал юноша, и увидел на валуне, выше по склону, какую-то тень – точно темный промельк на фоне звездного неба.
Как и та тень, которую они с Яханом видели тогда в прериях, далеко отсюда, тень была огромной и странно расплывчатой. Даже когда он смотрел прямо на нее, то смутно видел звезды, просвечивавшие насквозь, а потом вдруг тень куда-то бесследно исчезла. Слева от того места, где она только что была, сияла Хелики, опять убывающая и потому светившая довольно слабо.
– Да это просто лунный свет, Яхан, – прошептал Роканнон. – Ты постарайся уснуть. Просто тебе что-то привиделось, потому что у тебя жар.
– Нет, – спокойно промолвил рядом с ним Могиен. – Ему не привиделось, Роканнон. То была моя смерть.
Яхан сел; его трясло.
– Нет, господин мой, не твоя, это невозможно! Я видел эту тень и раньше, на равнинах, когда тебя с нами не было… И Странник тоже видел!
Призвав на помощь остатки здравого разума, научной умеренности и прежних жизненных правил, Роканнон попытался их урезонить:
– Не болтайте глупостей!
Но Могиен его будто не слышал.
– И я видел ее на равнинах – она искала меня. И еще два раза в горах. Чья еще это может быть смерть, если не моя? Твоя, Яхан? Может, ты у нас благородный ангья? Где же твой второй меч?
Больной Яхан в отчаянии попытался что-то пролепетать, но Могиен продолжал:
– И это не смерть Роканнона, потому что он еще не достиг своей цели. Человек может умереть где угодно, но собственную смерть правитель встречает только в своем царстве. И она ждет его в тех местах, что принадлежат ему одному, – на поле боя, или в зале его замка, или в конце пути. А здесь – мое царство. Из этих гор пришли мои далекие предки, и я вернулся назад. Мой второй меч был сломан в битве. Слушай, смерть: я наследник Халлана, Могиен, – узнаешь меня?
Легкий пронзительный ветерок пролетел над скалами. Валуны громоздились выше по склону, между ними ярко светили звезды. Один из Крылатых вздрогнул и всхрапнул.
– Тихо! – прикрикнул на него Роканнон. – Все это глупости. Успокойтесь и спите…
Но после этого он и сам не мог спать, а когда открывал глаза, ненадолго забывшись в полудреме, то видел, что Могиен сидит, прижавшись к боку своего серого, спокойный и ко всему готовый, и внимательно вглядывается в ночную тьму.
Ночь сменилась светом дня, и они отпустили Крылатых, чтобы те поохотились в лесах, а сами пошли вниз пешком. Они все еще находились на очень большой высоте, значительно выше зоны лесов, так что ощущали себя в безопасности только до тех пор, пока не переменится погода. Но не прошло и часа, как они поняли: Яхану самому вниз не спуститься. Задача была не такой уж сложной, но напряжение и усталость взяли над юношей верх: он просто не держался на ногах, не говоря уж о том, чтобы ползти по осыпям или висеть над пропастью, что им все же иногда делать приходилось. Еще один день передышки в защитном костюме Роканнона мог бы, пожалуй, несколько восстановить его силы, но это означало, что им придется еще одну ночь провести на высокогорье, без огня и укрытия и даже без еды. Могиен взвесил все «за» и «против», хотя, пожалуй, не слишком долго раздумывал, и предложил Роканнону остаться с Яханом в укрытой от ветра и залитой солнцем впадине; сам же он решил поискать более удобный спуск, где они смогли бы нести Яхана, или, по крайней мере, присмотреть такое место, где они могли бы укрыться от снега и ветра.
Когда он ушел, Яхан, лежавший в полуобморочном состоянии, попросил напиться. Фляжка была пуста. Роканнон велел юноше лежать смирно и вскарабкался метров на пять выше по скалистому склону, где в тенистой впадинке осталось еще немного снега. Подъем оказался труднее, чем он ожидал, и ему пришлось лечь и перевести дыхание. Он лежал на камнях и тяжело хватал ртом светлый чистый воздух; сердце билось в груди.
Послышался какой-то шум, который Роканнон сперва принял за биение собственного пульса. Потом рядом с собой заметил тонкую струйку воды и сел. Крошечный теплый ручеек стекал, исходя паром, по языку слежавшегося потемневшего снега. Роканнон поискал глазами его исток и увидел черную дыру под нависающим утесом: пещера! Пещера! На большее они и надеяться не могли – так утверждал его рациональный разум, хотя почему-то Роканнону было удивительно трудно сейчас удержаться на самом краю темной иррациональной пропасти – панического ужаса. Он сидел среди камней не шевелясь, охваченный самыми худшими подозрениями.
Прямо над ним в безоблачном небе сияло солнце, освещая серые скалы. Снежные горные вершины скрывал ближайший утес, а земли внизу – огромное белое облако тумана. Здесь не было ничего, совсем ничего на этой пустынной серой кромке мира, кроме него самого и черного разверстого зева пещеры среди валунов.
Довольно долго просидев без движения, он встал и пошел вперед, перешагнул через дымившийся среди камней ручеек и заговорил с тем, кто, как он знал отлично, ждал его внутри.
– Я пришел, – сказал он просто.
Тьма внутри чуть шевельнулась, и обитатель пещеры появился у ее входа.
Он был похож на «глиняных» – такой же приземистый и бледнолицый; однако чем-то напоминал и фийя – хрупкостью, ясным светом глаз. В общем, что-то взяв у обоих этих народов, он, однако, остался отличным от них. Волосы у него были белые. Голос и на голос-то похож не был – ибо звучал где-то в мозгу Роканнона, а уши слышали лишь негромкий свист ветра; да и слов никаких незнакомец вроде бы не произносил. И тем не менее он явно спросил Роканнона, чего тот хочет.
– Не знаю, – сказал Роканнон громко, охваченный страхом, но за него без слов ответила его твердая решимость: «Я пойду дальше на юг и найду своего врага, а потом его уничтожу!»
Свистел ветер; теплый ручеек весело болтал у его ног. Двигаясь неторопливо и легко, обитатель пещеры чуть посторонился, и Роканнон, нагнувшись, вошел в ее темный зев.
«Что ты дашь мне за то, что я дал тебе?»
«А что я должен отдать, о Древний?»
«То, что тебе дороже всего и что тебе отдавать хочется меньше всего».
«У меня нет ничего своего в этом мире. Что же могу я отдать?»
«Какую-нибудь вещь; или жизнь; или удачу; или свой глаз; или надежду; или возвращение в дорогое тебе место – точно называть не нужно. Ты и так выкрикнешь имя или название этого, когда его у тебя больше не будет. Ну, отдашь мне это по доброй воле?»
«Отдам, о Древний».
Наступила тишина, только слышно было, как воет ветер. Роканнон снова нагнулся и вышел из темной пещеры. Когда он выпрямился, красный свет ударил ему прямо в глаза – это был холодный рассвет над серо-багровым морем облаков.
Яхан и Могиен спали, обнявшись, в той самой низинке, где он оставил Яхана, под грудой шкур и плащей. Они не пошевелились, когда Роканнон подполз к ним.
– Проснитесь, – сказал он тихонько.
Яхан сел, лицо его в красном свете зари выглядело голодным и совсем юным.
– Странник! А мы думали… что ты ушел… мы думали, ты упал…
Могиен тряхнул своей желтой гривой, словно прогоняя остатки сна, и с минуту смотрел на Роканнона. Потом хрипло сказал, и в голосе его звучала нежность:
– Хорошо, что ты вернулся, Властелин Звезд, друг мой. Мы тебя ждали.
– Я встретил… я разговаривал с…
Могиен поднял руку, призывая его к молчанию:
– Ты вернулся. Я рад этому. Ну что, мы идем на юг?