– Не бойся меня, добрый человек! – ещё раз повторил незнакомец и с трудом переступил порог мазара.
Нет, он не был ранен, но так промок, что с трудом держался от тяжести мокрой одежды на ногах, и тело его знобило от холода дождевой воды.
Кызылбек, никогда не был пугливым человеком и потому, даже не приглядываясь к вошедшему бросился навстречу к нему, стянул верхнею мокрую одежду, провёл и усадил у самого костра, накинув на него короткий овчинный тулуп на котором только что собирался уснуть.
И только когда развешивал одежду незнакомца, он присмотрелся к нему и понял, что перед ним человек примерно его возраста, может, чуть постарше, со слабым телом и изможденным от морщин лицом. Одежда его была ветхой и поношенной: потёртая куртка с неисправной молнией и с заплатками свитер, нейлоновая рубашка, которые уже давно никто не носит и на босые ноги обуты туфли наполовину изношенными каблуками и в узлах старыми шнурками.
Вскоре ночной гость согрелся и искоса тоже начал приглядываться к Кызылбеку и тогда он обратился к нему:
– Кто вы? Куда идете? И как вы могли потеряться в степи?
– Я шел в селение Есенбай, да видно позабыл дорогу и заплутал, – ответил ему человек – Даже не знаю, как я увидел твой огонь, а так совсем бы пропал.
Услышав название родного аула, Кызылбек вгляделся в лицо ночного путника, но не узнал его.
– Я, из Есенбая, но что-то не припомню вас. Может вы чей-то родственник? – спросил он.
Человек у костра, отодвинулся от него, чтобы лучше всмотреться в лицо Кызылбека, но по разочарованному лицу со слезившимися от напряжения глазами было видно, что он не узнал его. Повернувшись к костру, смахнув слёзы, он сказал дрогнувшим голосом:
– Да, много времени прошло. Я почти тридцать не был в родном ауле и не узнаю тебя. А ведь когда-то много лет помнил всех! Я, Жантас, сын Касыма, может, помнишь такого?
Услышав это имя, Кызылбек от неожиданности присел на землю перед ним, и он, как и этот человек, минуту назад, пытался приглядеться к нему и узнать в нем того, чьим именем он назвался, но напрасно. Время безжалостно изменило его и казалось только в воспоминаниях осталось и это имя и этот человек…
4.
Когда Кызылбек учился в школе, их было мало и поэтому он и его друзья мальчишки – односельчане учились в школе-интернате района и проживали там же, кто при интернате, а кто, как Кызылбек к примеру проживавший у тёти, у родственников. Школьные годы пролетали быстро, от каникул до каникул, когда возвратившись домой, дети подальше забрасывали свои портфели и предавались радостям детских игр.
Это случилось тогда, когда Кызылбек учился в шестом классе. Однажды на перемене мальчишки заигрались, стали бороться и устроили кучу-малу. И здесь, Кызылбек, в пылу борьбы схватил рукой одного мальчика за пионерский галстук, тот попытался вырваться и… галстук на его шее затрещал и порвался. Кызылбек виновато протянул оба конца галстука мальчику, тот схватил и убежал в школу. Этим мальчиком и был Жантас, односельчанин Кызылбека с которым они учились в одном классе. Никто и не подумал плохого, ведь, что только не бывает среди детей. Но после уроков Кызылбека неожиданно вызвали в кабинет директора интерната Марзии Султановны, где кроме неё, когда Кызылбек вошел туда, сидели два завуча и несколько учителей.
Марзия Султановна лишь искоса взглянула на Кызылбека и указала на два красных лоскутка от галстука Жантаса и спросила:
– Это ты сделал?
– Я, мугалим, – виновато ответил, склонив голову Кызылбек. – Я не хотел, я нечаянно.
– Не называй меня так! – прикрикнула вдруг Марзия Султановна.– Говори, товарищ директор! Зачем ты это сделал? Ты знаешь, что такое пионерский галстук? Как ты смел, порвать его?!
– Я не хотел, я случайно, товарищ директор, – только и смог сказать мальчик.
– Не хотел!? – воскликнула директор. – А я вот сомневаюсь! У него и дед был богачом и отец! У них есть причина ненавидеть нашу власть! Яблоко от яблони недалеко падает! Как он учится?
– Он хорошо учится, – заговорила классная руководительница Кызылбека, понимая, что этот вопрос относится к ней и поспешно добавила. – Он очень активный мальчик, положительный, всегда выполняет общественные поручения.
– Вот-вот! – не унималась Марзия Султановна. – Они все такие! Проявляют себя положительно, рвутся во власть. А ведь рвут галстуки! Вот где их сущность! Всё понятно! Предлагаю лишить его звания пионера и отчислить его из интерната! Кто «за», прошу голосовать?!
Учителя, взглянув друг на друга, медленно подняли руки. И только один учитель немецкого языка, Иван Гансович Зигерт, руку не поднял и, не дожидаясь, когда от него попросят объяснений сказал:
– Я знаю этого мальчика только с положительной стороны. Он не мог сделать это специально. Я не только против его отчисления, но и против лишения его звания пионера. Зачем вы приписываете ребенку то, на что не всякий взрослый решится.
– А я знаю, почему вы против нашего решения, – резко возразила ему директор. – Вы, из репрессированных и не можете простить это власти! Впрочем, мы сделали все законно. Оформите протокол и объясните ему, чтобы он больше не появлялся в нашем интернате!
Кызылбек вернулся к тёте и целыми днями плакал. Он боялся вернуться домой и думал, что его крепко накажут. Наконец тётя сказала ему, что все-таки нужно ехать домой и сама вызвалась проводить его, чтобы убедить отца Кызылбека, что мальчик невиновен.
Отец Кызылбека, Абильда, был тогда директором совхоза. Дел у него было очень много и поэтому когда Кызылбек с тётей приехали домой, его не оказалось дома.
Он вернулся спустя два дня, молча выслушал женщин и едва перекусив, сел на новую лошадь, посадил позади себя мальчика и поспешил в район. В спешке, он забыл постелить под мальчика что-нибудь и тот с трудом выдержал дорогу, и только страх быть наказанным заставил его стерпеть.
Абильда оставил Кызылбека у входа в интернат, а сам прошел в кабинет директора. Потом, даже спустя многие годы, он никогда не говорил, о чём они говорили с директором, но только вышел оттуда еще мрачней, вскочил на лошадь, втянул сына за собой и молча направился в обратный путь. И только дома он понял, что натворил. Несчастный мальчик до того натер ноги, что потом целый месяц не мог ходить. Но зато, пытаясь сгладить вину, Абильда, как только имел возможность, сидел у сына и рассказывал ему разные истории.
Так закончилась учеба Кызылбека. Прошло некоторое время и не любивший праздность, отец устроил его работать учетчиком, благо грамотных людей тогда было мало, и вскоре мальчишка стал настоящей опорой в делах своего родителя. Впрочем, когда из-за болезней и возраста Абильда был вынужден уйти на покой, все кто потом, наследовал дело отца, непременно держали Кызылбека при себе, не помышляя о его замене.
– Если бы ты учился, – говорил ему тогда отец. – То, конечно же, бы остался вместо меня. Но сегодня на такие места ставят только тех, кто имеет образование. Оно конечно правильно, что же поделать.
Так в этих редких разговорах, Кызылбек невольно вспоминал Жантаса и тот злополучный галстук на его шее.
А Жантас, не вернулся тогда в селение. Он остался в городе и о нём доходили слухи, что он там не раз женился и работал в разных местах, но только все у него не складывалось. Потом, когда у него скоропостижно скончалась мать, и заболел отец, он неожиданно вернулся домой и как бы ухаживал за отцом, нигде не работая и отговариваясь, дескать, ему некогда, отец нуждается в постоянном уходе. Вот, мол, если бы у него была жена…
Доверчивые односельчане, стали подыскивать ему подходящую жену, но Жантас был так сильно испорчен городскими нравами и способами искать себе жену, что очень скоро отвадил их от этого занятия.
Он так нетерпеливо дожидался смерти своего отца, что всякое улучшение его здоровья вызывало в нем приступ отчаянья, до того заметный людям, что вскоре от него все отвернулись.
Однажды умер односельчанин отца, с которым он был очень дружен.
Узнав об этом, отец вызвал к себе Жантаса и сказал ему:
– Этот человек мой должник. Пойди и скажи его детям, если они знают о долге, пусть не беспокоятся, я прощаю этот долг.
Услышав об этом Жантас не находил себе места и стал допытываться у отца, чтобы он сказал, сколько же ему должен был его друг, но отец сказал ему:
– Какое тебе дело до этого? Ведь он должен был мне, а я простил этот долг.
И вскоре сам умер.
Тогда, Жантас, спустя некоторое время, пришел к сыновьям друга отца и объявил о долге. Сыновья, ничего не сказали ему, и только спросили о размере долга, и стало ясно, что они не знали о нём. Жантас назвал такую сумму, которая пришла к нему в голову, полагая, что если ему откажут, он может согласиться хотя бы на часть этой суммы. Но сыновья принесли все деньги и он очень пожалел, что не попросил больше. Впрочем, никто в селение не верил в размер такого долга и вскоре с ним перестали знаться и самые близкие родственники. И тогда Жантас решил покинуть эти места и продать дом отца. Селение было процветающим и охотников купить дом, из чужих мест нашлось предостаточно. Своим односельчанам Жантас продавать не хотел, чтобы не сбить цену.
Узнав об этом, Абильда пришел к нему и сказал:
– Жантас, зачем ты продаёшь кара урман (отчий дом – прим. автора)? Оставь его, а мы за ним приглядим. Кто знает, может ты когда-нибудь, сюда вернёшься сам, а может, вернутся твои дети, подумай.
Но Жантас был непреклонен. Так, набив карманы деньгами, он уехал в знакомую и привлекательную для него городскую жизнь, оставив о себе не лучшую память.
5.
Вскоре в мазаре стало совсем тепло, и Кызылбек лишь изредка подбрасывал ветки в костер, просто поддерживая огонь. Свежий и прохладный воздух, проникающий в бойницы мазара, тотчас прогревался и уже заметно оседал росой на стенах.
Обитатели мазара молчали. Возможно, каждый из них вспоминал то время, когда они были вместе.
Наконец, Жантас спросил:
