Моя тетушка – ведьма

Я подумала, что отсюда город выглядит очень даже симпатично. Крис заметил:

– А как мы, интересно, рельсы-то перешли?! Железная дорога тянется ровнехонько поперек долины!

Как – понятия не имею, но перешли же. Рельсы тоже было видно внизу. Последний большой дом в Кренбери, полускрытый за тем самым холмом, где мы стояли, был у самой железной дороги. Мы решили, пусть он будет ориентиром, и пошли прямо на него. К этому времени понемногу надвигался вечер – еще не темнело, а как будто тихонько тускнело, и все сделалось блеклое и зябкое. Я уговаривала себя, что именно поэтому мне стало так странно. Сначала на крутом склоне было поле, поросшее очень мокрой травой. Ветер стих. Большой дом стоял среди деревьев, но мы подумали, что за ним должна быть дорога, поэтому взобрались на круглый бугорок у подножия холма с полем посмотреть, где она, эта дорога. Бугорок весь порос низкими кустами с длинными упругими ветками, на них набухли большие блеклые почки, и там повсюду вились узенькие протоптанные тропки. Помню, я еще подумала – там хорошо играть. Похоже, на бугорке и правда играли дети. Потом мы забрались на вершину и увидели этих детей.

Они гуляли в саду возле большого дома. Это было скучное здание из красного кирпича – такими часто строят школы. Сад, в который мы заглядывали сверху через ограду, тоже был по-школьному скучный – одна трава и круглые клумбы с вечнозелеными кустами. В саду и гуляли дети – очень тихо и степенно. Это было противоестественно. Ну то есть, разве могут сорок детей вообще не шуметь? Те, которые играли, ни разу даже не крикнули. Большинство детей просто ходили по саду шеренгами по четыре-пять. Если девочки – за ручку. Если мальчики – просто маршировали рядом. И все выглядели одинаково. На самом деле они были вовсе не одинаковые. Все девочки – в разных клетчатых платьицах, у всех мальчиков – свитера разных цветов. У некоторых были светлые волосы, у кого-то – темные, четверо-пятеро детишек чернокожие. И лица тоже различались. И тем не менее они были одинаковые – я понятно объясняю? Они все одинаково двигались с одинаковым выражением на разных лицах. Мы глядели на них. В полной оторопи.

– Клоны, – проговорил Крис. – Иначе быть не может.

– Клоны вроде бы должны быть как близнецы, нет? – спросила я.

– Это секретный эксперимент по созданию клонов, которые не похожи друг на друга, – нашелся Крис. – Ученые добились, чтобы тела у них были разные, а разум один на всех. Сама же видишь.

Эта шутка была из тех, которые на самом деле вовсе и не шутки. Зря он так сказал. Вряд ли дети нас слышали, все-таки мы стояли далеко, но, когда Крис говорил, позади меня из кустов кто-то появился, и я уверена, что он все слышал. К счастью, в этот момент в сад вышла женщина, похожая на медсестру.

– Идемте, дети! – крикнула она. – Уже темнеет и холодает. Все в дом!

Женщина была одной из миссис Ктототам. Когда дети послушно потянулись к ней, я вспомнила, кто это: Филлис Форбс. Хотела сказать Крису, но сначала оглянулась на человека из кустов – мне было неловко, что он тут стоит. Тот куда-то пропал. Поэтому я посмотрела на Криса – лицо у него было белое, изумленное, растерянное и таращилось на меня.

– Ну у тебя и лицо – словно призрака увидел! – сказала я.

– А я и увидел, – отозвался Крис. – Призрака из моей комнаты. Он стоял у тебя за спиной секунду назад.

Тут я бросилась бежать. Не могла заставить себя остановиться. Проломилась через кусты до самого подножия бугорка, помчалась в поле, потом – в другое поле. Помню, как тренькнула колючая проволока, как я вся исцарапалась об изгородь, как на меня из сумерек вдруг уставился неведомый огромный черно-белый зверь. Думаю, это была корова. Я дико метнулась в сторону, чтобы обогнуть ее, и бросилась дальше. Хотела завизжать, но от ужаса могла только тоненько скулить.

Через некоторое время я услышала, как рядом несется Крис и кричит:

– Мидж, остынь! Погоди! Он же на самом деле совсем не страшный!

Я хотела заорать на него в ответ: «Сам-то небось тоже перепугался!» – но по-прежнему была способна только мяукать по-дурацки.

– Ы! Ы! Ы! – сказала я Крису и помчалась дальше.

Я бежала сама не знаю куда, а Крис гнался за мной и кричал, чтобы я остановилась. Темнело. По-моему, я некоторое время бежала по огородам на задворках Кренбери, потому что там было холодно и ухабисто и я все время спотыкалась о какие-то большие влажные шары, которые делали «хряп» и остро пахли капустой. Ноги у меня тяжелели, словно в страшном сне. Я видела, как сбоку мерцают огни города, а впереди ровно светит оранжевый фонарь, и я рысила к оранжевому фонарю, топая тяжелыми ножищами, грудь у меня ныла, и я скулила – «Ы! Ы! Ы!» – пока Крис не догнал меня, а я внезапно не выбилась из сил.

– Ну ты даешь! – протянул он.

Ему было противно.

Мы стояли возле сетчатого забора у самой автостоянки около вокзала, вся сетка была в росе, и роса мерцала на всех машинах в оранжевом свете. К вокзалу как раз подъезжал, грохоча, поезд. У меня кололо в боку, я еле дышала. Подняла к свету сначала одну ногу, потом другую. Обе стали великанские от налипшей земли и пахли капустой. Мы посмотрели на них – и захохотали. Крис прислонился к забору и стонал от смеха. Я икала и пыхтела, на глаза у меня навернулись слезы.

– Это на самом деле был не призрак, – проговорила я, когда обрела дар речи. – Да?

– Я специально так сказал, чтобы тебя напугать, – сказал Крис. – Впечатляющий получился результат. Соскреби грязь, хотя бы немного. Тетушка Мария всем растрезвонит, что мы утонули, а Элейн устроит маме жуткий разнос за то, что милая тетушка так переволновалась.

Теперь, когда я это пишу, то понимаю: Крис соврал, чтобы мне полегчало. Тогда я этого не понимала, и мне не полегчало. Стоя на одной ноге, я по очереди сняла туфли и оттерла их о сетчатую ограду. Крис тоже оттер ботинки, хотя он запачкался гораздо меньше меня. Смотрел, куда наступает.

Пока мы этим занимались, поезд остановился, и из здания вокзала показались первые пассажиры. Они цепочкой проходили мимо забора под фонарем. На нас они не смотрели. А смотрели они прямо перед собой и шагали одинаково деловито – одинаково унылые и усталые.

– Толпа в час пик, – сказал Крис. – Странно, что тут тоже так бывает. Интересно, куда они все ездят на работу.

– Прямо зомби, – сказала я.

Почти все они были мужчины, почти все – в деловых костюмах. Примерно половина из них строем двинулась в ворота на дальнем конце стоянки. Было слышно, как они шагают – «топ-шлеп, топ-шлеп, топ-шлеп» – по дороге в Кренбери. Другая половина – также ничего кругом не замечая – разошлась по машинам на стоянке. Кругом в одну секунду стало тесно от проезжающих огней и шумно от гудков.

– Зомби, усталые после работы, – сказала я. – Мужья миссис Ктототам, – сказал Крис. – Миссис Ктототам высосали у них души, а потом отправили в виде зомби зарабатывать деньги.

– А мистеры Ктототамы ничего и не заметили, – подхватила я. – Они уже сто лет как зомби, и никто ни о чем не подозревает.

К этому времени со стоянки уже выехали все машины; «хрусть, хрусть» – проезжали они мимо нас по щебенке, вспыхивая нам в лицо фарами. Одна машина, другая… Меня это загипнотизировало, пока очередная прохрустевшая мимо машина не оказалась синей, с одной фарой тусклее другой и вмятинами в знакомых местах.

– Эй! – закричала я. Вцепилась в забор – даже руки заболели. – Крис, это была…

– Нет, не была, – отрезал Крис. Он тоже вцепился в забор. – Номер не тот. Я тоже сначала решил, что это наша машина, но это не она, Мидж. Честно.

Когда речь идет о цифрах, Крису можно верить. Он всегда оказывается прав.

– Похожа на нашу – просто жуть, – прошептала я.

– Ага, прямо дрожь пробирает, – согласился Крис. – Я даже подумал, неужели ее высушили и починили дверь и кому-то продали – на секунду подумал, пока не поглядел на номер.

К этому времени все машины уже уехали, носильщик в огромных сапогах шаркал перед вокзалом – судя по всему, запирал его на ночь. Мы перелезли через забор и нога за ногу вышли через ворота стоянки.

– Давай маме ничего не скажем, – предложила я.

– Не скажем, конечно, – кивнул Крис. – Про клонов и зомби – сколько угодно, а про машину – нет.

В конце концов мы не рассказали маме почти ничего. Нам крепко досталось: обоим – за то, что явились так поздно, а мне – за измазанную одежду. Тетушку Марию моя одежда вывела из себя.

– Как неосмотрительно, дорогая. Я же не могу взять тебя на собрание в таком виде.

– Я думал, это ваше собрание было днем, – сказал Крис.

Мама на него зашикала. Ее трясло. Миссис Ктототам проторчали тут весь день, устроили свой Кружок Целительниц, жрали торт, будто голодные волчицы, а потом тетушка Мария провозгласила, что в Зале собраний Кренбери в семь тридцать будет собрание и она туда пойдет. Вот почему я смогла написать такой большой кусок автобиографии. Я впала в немилость и была оставлена дома, поскольку порвала свою единственную юбку и вся перемазалась в грязи. Быть в немилости мне нравится. Еще есть немножко торта. Тетушка Мария применила ко мне свой негромкий скорбный тон, а потом сказала Крису, что вместо меня должен пойти он. Мама один-единственный раз поглядела Крису в лицо – и опять принесла себя в жертву: сказала, что пойдет с тетушкой Марией.

Зачем тетушке Марии понадобилась мама, ума не приложу. Когда приблизился час икс, явились Элейн с мужем и притащили пресловутое кресло-каталку. Мистер Элейн – которого зовут Ларри – ниже Элейн ростом, и я, кажется, видела его в веренице зомби, приехавших на поезде. В общем, он бледный, изможденный, зомбиподобный – и делает все, что скажет Элейн. Они вдвоем разложили широкое сверкающее кресло в кухне и водрузили в него тетушку Марию. Крису пришлось пойти просмеяться. Он говорит, тетушка Мария была вылитая папесса.

Когда настал час икс минус один, тетушка Мария заставила маму облачить ее в огромное бордовое пальто, вокруг ворота у которого пришита дохлая лиса. Голова у лисы совсем как настоящая, с красными стеклянными глазами, и она испортила мне весь ужин (тетушка Мария поужинала перед уходом на тот случай, если они вернутся очень поздно). И еще тетушка Мария надела шляпку – высокую, узкую, с бордовыми перьями. Восседала в кресле-каталке, будто на троне. И отрывисто отдавала приказы:

– Бетти, мой зонтик, не забудьте мои перчатки. Ларри, помните про коврик в передней. Осторожно, ступеньки.

А Элейн всегда отвечала вместо Ларри:

– Не беспокойтесь. Зонтик у Ларри в руке. Ларри может спуститься по ступенькам с завязанными глазами.

Сам Ларри ни разу ничего и не сказал. Только глядел на нас с Крисом, как будто мы ему не нравимся. Потом они с мамой и Элейн спустили тетушку Марию по крыльцу – бум, бум, бум – и покатили по улице, словно королеву с небольшой свитой.

Собрание было по поводу кренберийского приюта. Оказалось, дом, где мы видели миссис Ктототам и клонов, – это кренберийский приют. Вот скучища. Теперь весь день показался ужасно скучным – ведь дети всего-навсего сироты, а не экспериментальные клоны. Мама говорит, собрание тоже было очень скучное. Я только что спросила у нее, как все прошло, и она ответила:

– Не знаю, лапонька. Я почти все проспала – но, по-моему, они там голосовали, делать пристройку к приюту или нет. Помнится, один унылый старикан по имени Натаниэль Фелпс был категорически против. Нудил, нудил, а потом тетушка Мария вдруг как стукнет по полу зонтиком да как заорет – конечно, мы выстроим для бедных сироток новую игровую комнату! Похоже, это все и решило.

По-моему, тетушка Мария – тайная королева Крен бери, не то чтобы «некоронованная королева», а скорее «шляпоносная». Хорошо, что я не сирота в здешнем приюте.