Крах

Стараясь не смотреть в глаза друга, Валентин боком протиснулся в кабинет дежурного. Молча расписался в повестке, успев заметить, что дата призыва – двадцать восьмое сентября. Прапорщик почему-то не протянул ему руку, а просто отдал бланк и на удивленный взгляд Валентина спокойно сказал: «Двадцать восьмого, в 9:00, не опаздывай. Свободны оба», – закончил он.

Несмотря на набежавшие тучи и поднявшийся ветер, на улице было хорошо, в воздухе висел запах приближающегося дождя. После прокуренного кабинета капитана хотелось стоять и вдыхать этот воздух полной грудью.

– Бли-и-ин, – с надрывом протянул Толстый. – Да как так-то? – непонятно у кого спросил он.

– Спокойно, Сережа, спокойно, – попытался Валентин взять инициативу в свои руки.

– Что спокойно, меня в армию забирают! – почти прокричал Толстый.

– А то ты не знал? – тоже на повышенных ответил Валя. – Не тебя одного забирают. На, смотри, у меня вообще двадцать восьмого дата, ты-то хоть две недели еще пробалдеешь, – сунул в лицо товарищу свою повестку Валентин. Сергей уставился в бланк повести.

– Это в пятницу, что ли?

– Что ли в пятницу, – передразнил его друг. – Поехали на завод, – не давая Толстому осознать происходящее, скомандовал Валя.

Нужно было каким-то образом заставить Толстого понять, что он еще легко отделался.

– Две недели – это круто, все успеешь: и уволится, и погулять, и проводы устроить, – направляя мысли Сергея в нужное Валентину русло, проговорил он. – Сейчас возьмем бегунок и пойдем увольняться.

– У тебя как с деньгами, на проводы откладывал?

– Нет, не откладывал, – задумчиво ответил Толстый.

– Ничего, расчет дадут, должно хватить, – успокоил его Валя. Сам он не знал, что делать. С одной стороны, военком сказал увольняться, а с другой стороны, зачем проходить медкомиссию? Если у него что-то со здоровьем и для армии он не годен, то зачем увольняться. Какой то замкнутый круг, думал Валентин, сидя в автобусе, везущем друзей на завод. На работе ожидаемо все прошло спокойно. Сначала, конечно, мастер, не стесняясь в выражениях, сказал, что он думает о двух раздолбаях, которых посадили на его шею, но как только он перешел к перечислению наказаний, которые, по его мнению, должны были заслуженно понести друзья, Валентин протянул ему повестку.

– Что это? – уставившись в бланк и еще больше раздражаясь, спросил мастер. Вместо ответа Толстый протянул ему свой документ. Стоя с двумя повестками в обеих руках, мастер пытался сообразить, как ему теперь поступить. Они, конечно, бездельники и прогульщики, которым нет прощения, но согласно повестке причина у них более чем уважительная и тут нужно найти другие слова. Настрой не позволял так быстро перейти от «Я вас убью» к «Поздравляю, горд, молодцы».

– В армию мы уходим, Василий Николаевич, – с улыбкой произнес Валентин. – Вот, за бегунком пришли, у нас три дня на увольнение, я в пятницу ухожу, а Сергей восьмого ноября.

– Так что молчали-то? – глупо смотря на товарищей, спросил мастер.

– Сами не знали, вчера вечером позвонили из военкомата, сказали утром прийти, вот, сходили, – вроде бы оправдываясь, сказал Валя.

– А там все быстро: распишитесь, получите, свободны, – продолжил Толстый.

– Ну тогда поздравляю, что ли… – неуверенно начал мастер, пытаясь подобрать слова. – Служите честно, не опозорьте, ну в общем, как-то так… – пробормотал он.

– Спасибо, Василий Николаевич. Не подскажите нам, куда теперь? – помогая мастеру выйти из сложившейся ситуации, спросил Валентин.

– Так в кадры вам. На второй этаж. Повестки покажите, они знают, что делать, – приходя в себя ответил Василий Николаевич.

– Спасибо за все, – забирая повестки из рук удивленного мастера, почти одновременно произнесли друзья.

В отделе кадров все прошло быстро и буднично, процесс увольнения восемнадцатилетних пэтэушников давно был поставлен на поток. – Получите бегунок. Сдайте робу и инструмент. Подпишите в инструменталке, подпишите в бюро пропусков и во втором отделе. Если все успеете, завтра в кассе заводоуправления получите расчет. До свидания. – На все про все пять минут, даже обидно немножко, все-таки три месяца в коллективе, и так сухо: «До свидания».

Вся вторая половина дня ушла на подписание бегунка и получение заветных подписей, проблем с этим не возникло. Разве что все говорили какие-то слова и желали хорошей службы. За этими хлопотами Толстый успокоился и смирился с произошедшим, в отличие от Валентина он охотно приглашал всех на проводы и совершенно не замечал того, что друг этого не делает. Ближе к вечеру призывники добрались до второго отдела и сдали пропуска. Рабочий день заканчивался, и формальности с увольнением тоже, осталось получить расчет и готовиться к проводам, но это уже завтра. Распрощавшись и договорившись созвониться утром, друзья направились по домам.

– Отработал? – встретила Валентина вопросом мать.

– Ага, – коротко бросил Валя, решив дождаться с работы отца, чтобы два раза не пересказывать новость. Молча пройдя в свою комнату, Валя лег на диван и уставился в потолок. Вопрос с медкомиссией не давал ему покоя. Один раз эта медкомиссия уже подпортила ему жизнь. Два года назад они с отцом решили подать документы в суворовское училище, но до сдачи документов дело не дошло. На медицинской комиссии выяснилось, что у Валентина кривая перегородка носа – последствия занятий хоккеем. И для того чтобы быть допущенным к экзаменам, нужно было сделать операцию по исправлению перегородки. Тогда решили не делать операцию, все-таки в хоккей Валентин играл до сих пор, а поступит или нет в училище еще вилами на воде написано. Тогда они вернулись к первоначальному плану: сначала сходить в армию. Неужели эта перегородка помешает ему попасть на этот раз в морфлот, как тогда – в суворовское училище. Хлопнула входная дверь, с работы вернулся отец. Дождавшись, когда глава семейства поужинает и родители устроятся в комнате перед телевизором, Валентин пошел радовать их новостью об армии.

– Родители, внимание, я получил повестку в армию, – сразу с порога начал Валентин. Мама замерла с открытым ртом, не зная, как реагировать дальше.

– Хорошо, – сказал отец, не отрываясь от просмотра телевизора и даже не обернувшись.

– Что хорошо, ты хоть слышал, что он сказал? Сына в армию забирают, а он уперся в телевизор. Боря, ты что, не слышал, что он сказал? – уже во второй раз и на повышенном тоне спросила мама отца.

– Слышал, его забирают в армию, – совершено спокойно ответил отец. – Поздравляю сын, – продолжая смотреть передачу, бросил он Валентину. Борис Петрович был детдомовцем и сам служил в армии на далеком острове Сахалине. В общении с сыном он придерживался самого простого метода – не вмешиваться. Коллектив, будь то школа, спортивная секция, одноклассники или армия, лучше него справятся с воспитанием отпрыска. Он был полностью уверен, что сын должен сам, методом проб и ошибок, понять, что он хочет, и поэтому крайне редко интересовался, как идут дела у сына. Когда-то давно он один раз в беседе с сыном дал ему понять, что никто ничего для него не будет делать, и если он чего-то хочет, то должен рассчитывать только на себя. Может быть, сказано это было в нужный момент, или слова были правильно подобраны, но Валентин запомнил этот день и позже понял, насколько отец был прав. Валентин старался как можно реже беспокоить родителей по пустякам. К последним он относил все происходящее с ним, родители зачастую не знали, чем живет их сын. Сытый, не болеет, значит все хорошо. К младшей сестре Валентина родители относились с большим вниманием, может быть, потому что она младшая и ей всего десять лет, а может быть, потому что дочь. В любом случае у Валентина не было ревности, сестру он любил, по мере сил и возможностей защищал ее, он даже был рад, что все внимание предков доставалось Маше, придерживаясь мнения «чем меньше знают родители, тем крепче спят».

– Когда? – спросила не без тревоги в голосе мама.

– Пока ничего не понятно, в пятницу нужно медицинскую комиссию пройти, – пожав плечами, ответил сын.

– Зачем? Ты же проходил уже, – включился в разговор отец.

– Я не знаю, сказали прийти и пройти заново, а там видно будет. Сереге Толстоухову восьмого октября с вещами, а мне на комиссию. Может, еще и не заберут, – попытался успокоить маму Валя.

– Заберут, не переживай, – свел на нет все усилия Валентина отец.

– Боря! – Прикрикнула на него мать. – Он же говорит, что еще ничего не ясно, у него вообще бронхит хронический, забыл что ли.

– Бронхит не плоскостопие, – парировал отец. – Зачем раньше времени панику разводить, сходит в пятницу и все выяснит, – закончил он.

– Сам что думаешь? – глядя на сына, переживала мама.

– Не знаю, – вновь поднял плечи Валентин.

Разговор, судя по всему, подошел к концу. Валя пошел на кухню ужинать, за ним следом поспешила мама.

– А что если в пятницу скажут, что годен? Когда заберут? А проводы когда? – не могла, успокоится мать.

– Мам. я сам ничего не знаю, давай потерпим два дня, – стараясь не раздражатся, ответил сын. Есть не хотелось совсем. Валентин нарезал бутербродов и пошел в комнату. «Поскорее бы пятница», – думал он. Эта неопределенность бесила. По коридору ходила мама, погруженная в свои мысли, ни сын, ни муж не поддерживали ее в переживаниях, нужно было с кем-то поделиться новостью, и она подняла трубку телефона, набрала номер своей сестры и без приветствия начала: «Валю в армию забирают». Услышав, что мама нашла себе собеседника, сын улыбнулся: по крайней мере, к нему она не будет приставать какое-то время.

В принципе, Валентин готов был уйти в армию хоть в пятницу. С работы он уволился, дел особых нет, лед на катке еще не залили, организовать проводы не проблема, для этого нужно только сделать два телефонных звонка, и к вечеру все друзья будут сидеть за столом, выпивая и закусывая курицей под звуки «Наутилуса Помпилиуса». «Поскорее бы пятница», – засыпая, думал Валя.

Пятница, 28 сентября

«Наконец-то сегодня все решится», – в приподнятом настроении думал Валентин, стоя в душе. Вторник, среда и четверг прошли в мучительных мыслях о предстоящей медкомиссии. Кое-как уговорив самого себя, что здоров, Валентин был готов к любому решению, но интуиция подсказывала ему, что комиссия – это только надводная часть айсберга, и дело вовсе не в здоровье, а в чем-то другом. В том, о чем он даже догадываться не может, и ответ знает только капитан, так загадочно куривший, глядя в окно. Ровно в 9:00 Валентин вошел в военкомат. Дежурный сразу узнал его, что было понятно по его широкой улыбке.

– Прибыл, боец, – по военному, поприветствовал он Валентина. – Жди, – не дав ответить, произнес он и пошел по коридору в сторону кабинета военкома.

К удивлению Валентина, в комиссариате больше не было призывников, обычно в дни медицинской комиссии по коридорам снуют из кабинета в кабинет полуголые подростки, а сегодня пусто. Это открытие лишь подтвердило опасения Вали, что дело не в комиссии. Военком и прапорщик вышли из кабинета, и прямо оттуда дежурный махнул рукой Валентину, чтобы он подошел к ним. Валя пошел по коридору, издалека он заметил, что в руках капитана папка, скорее всего, это его личное дело. Капитан протянул руку, Валя пожал ее.

– Здравствуйте, – удивлено поздоровался Валя.

– Здравия желаю, – поправил его военком. – Привыкай. За мной! – скомандовал он.

Следуя за капитаном, Валентин оказался в дальнем конце коридора перед дверью, на которой не было таблички.

– Разрешите? – зачем-то спросил военком, открывая дверь и проходя в кабинет. – Доброе утро, доктор, – поприветствовал военком мужчину, в гражданском костюме сидевшего за столом посредине кабинета. Мужчина кивнул, что обозначало одновременно и входите, и здравствуйте.

– Слушаю вас, товарищ капитан, – сразу переходя к делу, сказал он.

– Вот, собственно, он, о котором я вам рассказывал, посмотрите, пожалуйста, что можно сделать. В третьем лице, указывая на Валентина и протягивая папку доктору, сказал капитан. – Я у себя, если получится, зайдите ко мне вместе.

– Посмотрим, посмотрим, – ответил врач. – Проходи, присаживайся, – сказал он Вале, указывая на единственный стул напротив стола. Военком молча вышел, а доктор открыл папку, надел очки и погрузился в чтение. Несколько минут Валентин сидел в тишине, нарушаемой шуршанием бумаги его личного дела, которое врач листал взад вперед. Как будто что-то пропустив или забыв, о чем читал, он постоянно возвращался к началу.

– Ну-с, сударь, – подражая дореволюционным докторам. – Слушаю вас? – начал врач.

– Я думал, наоборот, вас придется слушать. Что со мной? – ответил вопросом на вопрос Валя.

– Самое удивительное, молодой человек, что у вас все хорошо. Более чем хорошо, – задумчиво произнес доктор. – Один вопрос? – сняв очки и положив их на раскрытую папку, глядя прямо в глаза Валентину, спросил он. Валя ждал. – Откуда столько переломов? Кости слабые? – Вместо одного услышал два вопроса он.

– Были бы слабые, больше было бы? – неопределенно ответил Валя.

– А все-таки? – настоял на ответе врач.

– В хоккей я играю, вот и ломался несколько раз, а один перелом – в шесть лет с качели упал, – пытаясь понять, при чем тут переломы, ответил Валентин.

– На погоду не болят?

– Нет.

– Правая рука гнется?

– Да, – машинально Валя пару раз согнул правую руку в локте и сжал кулак.

– Хорошо, – надевая очки, произнес врач и начал снова листать папку. – Служить-то хочешь? – неожиданно произнес он.

– Да, – уже начав сомневаться в собственном ответе, сказал Валя.

– Ну тогда иди сюда, – махнул рукой врач, показывая, как обойти стол. – Смотри, сейчас пойдешь в туалет и там вырвешь из папки вот эту и вот эти листы, – тыкая в личное дело, показал он Валентину. – Потом вот эти снимки, – листая дело, продолжил врач. – Оставляешь только перелом от качели, все, что вырвешь, мелко порвать и в урну, сжигать не надо, а то пожар устроишь. Как все сделаешь, приходи. Вопросы?

– А зачем?

– Затем, – перебил его врач. – Иди, раз служить хочешь, выполняй приказ, – отодвинувшись от стола, чтобы Валентин мог взять папку, сказал доктор.

Оказавшись в туалете на секретном задании, Валентин первым делом пролистал личное дело, пропустив все медицинские подробности, в которых он все равно ничего не понимал, Валя остановил свое внимание на характеристике мастера из ПТУ. Характеристика была на троечку по пятибалльной шкале. Отмечалась хорошая память и плохое поведение, интерес к учебе и халатное отношение к практике, быстрое принятие решений и отсутствие желания работать на субботниках, доброта и честность в отношении с друзьями при полном отсутствии интереса к комсомольской работе. Валя улыбнулся этому пункту, так как комсомольцем он не был и становиться им не собирался. В общем, ничего нового для себя он не открыл, но мастера в душе поблагодарил, написанное было правдой. Спохватившись, что времени прошло много, Валя быстро выполнил распоряжение доктора и, до сих пор не понимая, к чему все это, вернулся в кабинет. К удивлению Валентина, врач уже был в пальто и стоя ждал возвращения призывника. Другого случая узнать, зачем нужно было уничтожать историю, у Валентина уже не было бы, и прямо с порога он повторил свой вопрос. Опасаясь, что доктор не ответит, на всякий случай, заслонил собою дверь. Доктор сел на край стола, надевая перчатки, как бы между делом начал:

– Парень ты вроде неплохой и служить хочешь, но с таким фотоальбомом можешь рассчитывать разве что на Камчатке склад со ржавыми «мессершмитами» охранять. Оно тебе надо? – поднял взгляд на Валю доктор. Тот отрицательно мотнул головой.

– Вот, а теперь у тебя все хорошо, и мы подберем тебе нормальную часть, ты, вроде, в морфлот хотел? – резюмировал врач. – Хотел? Валя кивнул. – Но это не нам решать, пойдем к военкому, я чем мог, тем помог, – двинулся к выходу врач. Валентин отступил в сторону, пропуская его, и заспешил за доктором к капитану.

Военком что-то писал в журнале, держа в левой руке дымящуюся сигарету.

– Товарищ капитан, он ваш, – не проходя в кабинет, а прямо из коридора в открытую дверь сказал доктор. – Я, с вашего разрешения, откланиваюсь, думаю, все будет хорошо, – кивнув головой, попрощался он с капитаном. Валентин прошел в кабинет, притворив за собой дверь, и сел на тот же стул, на котором сидел в день знакомства с военкомом. Капитан продолжал заполнять журнал и, кажется, совсем не замечал посетителя. Валя тем временем осмысливал слова доктора. Получается, что планы на морфлот могут осуществиться, это хорошо. Не зря он тогда спросил капитана про возможность служить в военно-морском флоте, просидел бы молча, угодил бы в стройбат со своими переломами, а так обратил на себя внимание, и вот, пожалуйста, пошли навстречу. Все-таки хорошая идея была пойти самому в военкомат. Погруженный в свои мысли, Валентин не сразу понял, что военком что-то уже говорит ему.

– Ты слышишь меня?

– Да, – поспешил ответить Валя, совершено не понимая о чем идет речь.

– Что да?

– Да, слышу.

– Ну и что?

– В смысле что?

– Дебил, что ли?, – психанул капитан. Ответа у Валентина не было, и он округлил глаза, уставившись в военкома.

– Я русским языком спрашиваю, как все прошло?, – повторил капитан вопрос, который Валентин, судя по всему, пропустил.

–Нормально все прошло, доктор сказал, в морфлот можно, – форсируя события, радостно ответил Валентин.

– Папку давай. В моряки он собрался… Отправлю сейчас на Камчатку, будешь там снег два года убирать, – как бы ставя на место развеселившегося призывника, рявкнул военком. Валентин побледнел и протянул папку. «Далась им эта Камчатка, второй раз за утро уже про нее говорят, – мысль молнией вспыхнула в голове Валентина. – Камчатка полуостров, там есть море, а если есть море, то есть флот». У Валентина вспотела спина. В своих фантазиях о флоте он был моряком-черноморцем или балтийцем. Грозный Крондштат или теплый Севастополь будоражили его сознание, именно там он готов был три года носить клеш и бескозырку. Но не Камчатка, где почти круглый год холодно и землетрясения. «Кретин. Сам напросился», – подумал Валя.

– Фиг тебе, а не морфлот! – радостно вдруг сказал капитан. Валентин аж вздрогнул от неожиданности.

– Доктор говорил, можно в морфлот, – по инерции произнес он, в мыслях до сих пор находившись на холодном и далеком полуострове.

– Не будет морфлота, – тоном, не подразумевающим дальнейшее обсуждение, закрыл тему капитан. – Извини, – немного подумав, добавил он. Это «извини» повисло в воздухе почти осязаемо, как дым от сигарет, который, кажется, не выветривался из кабинета совсем.

Чтобы оправдать паузу, капитан достал из пачки очередную сигарету и перед тем как прикурить, произнес, глядя на огонь зажигалки:

– Извини, но моряком тебе не быть. – Он глубоко затянулся, выпустил дым в потолок и, проводив его взглядом, продолжил: – В общем, дело обстоит следующим образом, – заинтригованно посмотрел в глаза Валентину военком. – Ты хочешь служить и служить будешь. Сам добровольно просишься на три года, а это значит, что к службе будешь относиться серьезно. А раз ты будешь служить честно, значит, родной военкомат не подведешь. Вывод. Зачем отправлять тебя на флот, когда можно отправить тебя в часть, где ты не опозоришь нас. Мысль ясна?

– Нет! – честно ответил Валя. Начиная сомневаться в умственных способностях призывника, которому, по мнению капитана, неслыханно повезло, он прямо в лоб выдал:

– В Кремлевский полк тебя отправить хочу.

Валентин вмиг онемел.

– Куда? – переспросил он через пару секунд пересохшим горлом.

– В Москву, в Кремлевский полк, – глядя прямо в глаза призывнику, спокойно ответил военком.

Валентин был готов к любому развитию событий, даже Камчатка, уже дважды озвученная за утро, была обдумана и принята как должное, но к такому резкому развороту подготовиться невозможно. Слова капитана произвели эффект внезапно вылитого на голову ведра с холодной водой. Кремлевский полк – что это? Стоять у Мавзолея? Маршировать? Как это вообще – служить в Кремлевском полку? Ураган из вопросов зашумел в голове, с каждой секундой их количество умножалось и множилось. Если про службу во флоте Валентин приблизительно знал и по мере сил готовился к ней, то о службе в Кремлевском полку он даже не подозревал. Не находя ответов ни на один вопрос, пчелиным роем гудящим в мозгу, он произнес:

– Почему?

– Что – почему? – быстро ответил военком.

– Почему Кремлевский полк?

Действительно, почему Кремлевский полк, не десант, не связь, не пограничники, а именно Кремлевский полк, выхватил из роя мыслей самый важный вопрос Валентин.

– Ну, это как раз просто, – с видимым облегчением выдохнул капитан. – У меня разнарядка на пять человек в Кремлевский полк, четверо уже есть, а с пятым проблема, – продолжил он. – Нету пятого, и все, уже мозг сломал, где взять. У одного приводы в милицию, у другого наколка, у третьего отец алкаш, у четвертого характеристика – хоть сейчас в тюрьму, пятый – инвалид, шестой – кретин, седьмой косит, – загибал пальцы военком, перечисляя, с кем приходится работать. – И вдруг ты. Сам пришел, сам во флот просишься, я в дело заглянул – вот он, пятый. Без приводов, наколок, семья нормальная, – перешел к достоинствам Валентина капитан. – Прямо камень с души, а потом смотрю, переломанный весь. – Затушив сигарету и тут же доставая следующую, сделал паузу военком. Прикурив продолжил. – Думаю, надо показать тебя хирургу, может, не все так плохо, вот видишь, не ошибся, – радостно, как бы напрашиваясь на похвалу, расплылся в улыбке военный: – пойдешь служить в Кремль, жить будешь на Красной площади, – подвел он итог.

Валентин молчал, не зная как реагировать на происходящее. «Москва лучше Камчатки, – говорил внутренний голос, – но не флот. С другой стороны, от таких предложений, наверное, не отказываются, сейчас заикнешься про флот, военком психанет, и тогда не то что Камчатка – остров Русский раем покажется, отправят туда, где Макар телят не пас».

– Ну? Как? – не то спросил, не то ожидая слов благодарности, сказал капитан.

– А это не шутка? – все еще не веря в происходящее, ответил Валя.

– Я на клоуна похож? – зло спросил военком. – Какие шутки, полчаса идиоту объясняю, как ему повезло, а он тут сидит, ваньку валяет.

– Я не валяю, я просто… Неожиданно просто. Я подумать не мог, а тут такое… – сбивчиво заикаясь в поисках нужных слов, торопясь, что у военкома кончится терпение, затараторил будущий воин-кремлевец. «В Кремль так в Кремль, потом разберемся, как там служить, – здраво рассудил Валентин, – звучит красиво, опять же Москва, а не Железножопск какой-то, может, это еще лучше флота».

– Такое-сякое, – передразнил капитан призывника. – Будем считать, что договорились, – перешел он на командные интонации. – Теперь слушай и запоминай. Во-первых, о том, что было с медкомиссией, никому не слова. Во-вторых, пока вообще никому не слова. Смотри не перепутай, – фразой из знаменитого фильма пошутил он. Все происходящее очень радовало военкома, было видно, что гора свалилась с его плеч. – Через две недели придешь на инструктаж, там все объясню окончательно, и на следующий день в шесть утра на автовокзал. Все понял? – подвел он итог.

Боясь ляпнуть опять невпопад, Валя кивнул головой.

– Тогда к дежурному ступай, получай повестку, – вставая из-за стола и открывая створку окна, закончил капитан. – Стой! – резко повернулся он к Валентину, боясь, что тот уже выходит из кабинета. Валя, до сих пор сидевший на стуле, встал.

– Чуть не забыл самое главное, – уже спокойно, но приказным тоном произнес военком. – Все две недели быть ниже травы, тише воды, не дай бог в милицию попадешь, голову оторву сразу, а потом отправлю служить на Северный полюс, будешь там от белых мишек бегать.

– Без головы? – пытался пошутить Валентин.

– Попадешь в милицию, будешь не только без головы, все оторву, все равно не пригодится, – ответил капитан таким тоном, что шутить Вале расхотелось. – Свободен.

Дежурного не было на месте. Валентин пошел обратно к военкому, как вдруг раздался голос: «Стоять? Куда?». Обернувшись, Валя увидел голову прапорщика, торчащую из проема входной двери.

– А это ты? – узнал его дежурный. – Погоди, сейчас докурю и приду, – сообщила голова и скрылась за дверью. Валентин вернулся к комнате со стеклянной стеной. «Круто как все вышло, – думал он, – хотел на флот, а попал в Кремль». Хорошо это или плохо, было совершенно непонятно, в любом случае, это не банальная пехота, а элита Советской армии. Правда, стоять не шевелясь на месте возле Мавзолея пока не казалось интересной службой. Все его друзья, которые уже служили, поделились на три практически равные группы: это десант, стройбат и спортрота. Ни моряков, а тем более кремлевцев среди них не было. В этом раскладе флот и Кремль выглядели одинаково привлекательно. В Москве Валентин, так же как и на море, не был, тут тоже получалось равно. Взвешивая и сравнивая все плюсы и минусы, Валентин решил, что Кремль не самый плохой вариант, тем более военком сказал, что ему повезло, а он, наверное, лучше знает, так это или нет. «Кремль значит Кремль, приеду на место, там видно будет», – наконец-то созрела в голове мысль. Стало спокойно и как-то легче. Дежурный не торопился возвращаться, и Валентин принялся изучать плакаты на стенах коридора.