The Bridge

Мэделин захлопнула дверь. Шум стоял в голове, давя виски огромными железными щипцами. Она будто затерялась посреди озера, а вокруг играют навязчивые мелодии и от самой девушки исходят волны энергии, отбрасывающие воду. Словно Мэд – два магнита, которые стараются сопоставить двумя одинаковыми сторонами. Состояние пугает девушку до жутких крупных мурашек.

Лихорадочным взглядом Мэттвел оглядела комнату, цепляясь вниманием за мусорное ведро. Казалось, что временное место захоронения ненужных вещей начинало гореть. Блёклые языки пламени ласкали каждый сантиметр, поднимаясь выше. Мэделин бросилась к ведёрку, сглатывая тугой ком страха. Заправив за уши выбившиеся пряди осветлённой чёлки, Мэделин сомкнула зубы, очерчивая линию челюсти. Трясущиеся пальцы со злостью опрокинули ведро, вытряхнули из него всё до последней частички.

С голодным взглядом, точно Мэд неделю и крошки во рту не держала, девушка перебирала мусор, ища лишь одно, что могло утолить зудящую тревожность.

На полу валялась ручка без пасты, порванный рисунок динозавра, ненужные шпаргалки для контрольной, растерзанная на клочки тетрадь по английскому, опустошённая упаковка сока. Среди розни листов сознание утопало, парило в невесомости, оторвавшись от реальности.

Мэттвел не обращала внимания на настойчивый лай за дверью и противный скрип, исходящий из-под когтей, соприкасающихся с деревом.

– «Её здесь нет!» – хрипел голос внутри, походя на несмазанные петли двери. Девушка запустила пальцы в растрепавшиеся волосы, царапая ногтями кожу головы.

По ту сторону раздался лай, одновременно с тем, как Мэттвел озвучила мысли вслух.

– Её здесь нет! – тембр голоса превратился в тонкую нить, рвущуюся в некоторых местах.

Мэделин рвано выдохнула, ощутив на лице одну мокрую дорожку от скатившейся слезы. Все голоса и давление в голове прекратилось, точно по щелчку пальцев, увлекая в своё небытие и боль, протыкающую мозг спицами. Мэд вытерла влажность, разозлённо растирая щёку, кашлянула и быстро встала.

Стоило двери отвориться и в дверном проёме с оглушительным лаем появился Клинтон, виляя хвостом так, что он задевал наличники.

– Милый, – Мэделин присела на корточки, гладя крупную голову пса. – Соскучился?

Ответом послужило тихое поскуливание, следом Клинтон облизал ладонь, захватывая запястье.

– Надо убрать весь беспорядок, – Мэттвел кивнула головой в сторону разбросанных бумаг. – Затем угощу вкусненьким, идёт?

Ретривер бодро подал голос, бурей врываясь в центр комнаты, затем настороженно подходя к «творческому хаосу». Собака медленно принялась нюхать вываленное содержимое. Хвост повис, на смену игровому настрою пришло низкое порыкивание. Пёс то и дело оборачивался к хозяйке.

Девушка подняла первый лист с бывшей тетради и расположила ладонь на спине, слегка почёсывая её. – Малыш, всё в порядке.

Мэделин аккуратно сгребала мусор, выкидывая в несколько раз.

Acta est fabŭla. Представление окончено.

Мэделин точно помнит, как держала в руках проклятый клочок бумаги, чувствовала шершавую текстуру, истрёпанную временем. Точно знает, о чём думала в тот миг, разрываясь между сомнений о том, как кусок с фразой попал к ней.

Но теперь ничего этого нет, никакого следа.

Данность вызывала трепет во всём теле, будоража сознание.

Родители уже дома, вероятно, смотрят телевизор, ожидая готовности ужина. По крайней мере, так предполагала Мэд, проникнувшись вкусным ароматом вишнёвого пирога при входе в дом.

Расправившись с беспорядком, Мэттвел услышала стук в дверь.

– Можно?

– Конечно!

Артур Мэттвел вторгся в комнату оголив ряд ровных зубов. Мерцательная улыбка досталась Мэделин по наследству, чему девушка непременно рада. Смотря на отца её уголки губ всегда подпрыгивали вверх, не смея опуститься. Артур делал дочь счастливой, старался изо всех сил не покладая рук. Чайные радужки, нежно смотрящие на чадо, согревали лаской. Мэд гордится тем, что внешность получилась полным смешением черт отца и матери, этаким полноценным воплощением любви.

Мужчина по-свойски уселся на кровати, тихо хлопая в ладоши. Забавная привычка, исходящая из того, что Артур слишком часто проигрывает песни в сознании, раз за разом поддаваясь ритму, сквозящему изнутри. – Как день?

Мэд поджала нижнюю губу, склонив голову. – Думаю, что хорошо. Ходила с Лив на выставку, тебе бы понравилась.

– Это рекомендация или приглашение? – Артур игриво поднял бровь, в ракурсе освещения скулы приобрели более отчётливые черты.

Мэделин ухмыльнулась, шлёпая пятернёй по раскрытой ладони отца. – Изволь, но второй раз не пойду туда даже ради тебя.

Мистер Мэттвел театрально охнул, прикладывая руку к сердцу. – Ранишь на поражение, Мэдди.

Брови Мэд поползли к верху. – Пап, ты точно не в театральном учился? Если учился, то у тебя определённо были плохие оценки.

Мужчина сжал губы в одну линию, выжидающе глядя на дочь.

Раз. Два. Три…

Смех распространился по всей комнате, поначалу походя на звук воздуха, выходящего из праздничного шарика.

– Мама просила поверить машину. – встав с кровати, оповестил Артур. – Надеюсь, хотя бы она не будет обижать меня. – рука ловко коснулась щёки дочери, легко ущипнув кожу.

Мэделин промычала нечто обиженное и крайне недовольное, убирая наглые пальцы. К нежному месту прилила кровь. – Машина или мама?

Мистер Мэттвел лучезарно улыбнулся и ничего не ответив, вышел из комнаты.

Мэд прислушивалась к стихающим шагам, а стоило ей подняться на ноги, в глазах потемнело. Мэделин облокотилась о стул, теряя ориентацию. Мир затрясся, будто переживая землетрясение, а куски видения выдрали хищные животные, покусав полотно.

Клинтон, ранее лежавший под столом в полудрёме, резко подорвался, издавая грубое рычание. Пёс смело вышел в центр комнаты, как медийная личность на интервью и пригнулся, готовясь к… Атаке?

Пёс оголил зубы, рыча ровно трактор, ощетинился. Низкий лай адресовался стене, обклеенной разными чертежами моделек игрушечных домов, информацией про университеты и плакатами Мстителей.

– Клин… – одними губами прошептала Мэделин, прежде, чем импульс острой головной боли повалил девушку вниз.

Последнее, что запомнила Мэттвел – предостерегающий голос собаки.

***

Мэделин помнит, как очнулась несколько вечеров назад на полу. Клинтон усиленно лизал лицо, жалобно скуля. Проверив телефон, Мэд прикинула и составила ориентировочное представление о ситуации. Пробыла без сознания десять минут. Не так уж много и не страшно, если бы не тот факт, что ранее Мэттвел никогда не теряла контроль таким образом.

Разумеется, родителям Мэдди ничего не рассказывала, ровно, как и Оливии, никому не решалась. Это не так просто, приобрести статус сумасшедшей не было никакого желания, поэтому все душевные терзания продолжали разъедать душу в безмолвном уединении собственного сознания.

Мороз пробежался по коже, девушка заправила чёлку за уши, после сложила пальцы домиком перед собой, опираясь на локти.

Странное ощущение потерянности не проходило, девушка как бы наполовину растворилась среди бесконечного потока жизни. Люди проходили мимо, точно она призрак. Впрочем, Мэделин тоже чудилось, что её естество впечатывается в невесомый слой воздуха. Страх стал неотъемлемой частью последних будней. Мэд не хотела открывать глаза и вылезать из кокона одеяла, ведь в любом из углов поджидало то ужасающее существо. Оно периодически подмечало каждый шаг жертвы, не смея сократить дистанцию полностью. Лишь во снах загадочный незнакомец осмеливался подкрасться ближе. Мэттвел часто просыпалась в холодном и липком поту, крича в подушку. Стоило карим глазам открыться, Мэд подтягивала одеяло к носу, злобно сверкая радужками, сканируя сумрачную комнату в поисках названного гостя. Удостоверяясь в том, что посторонних феноменов нет, Мэделин полминуты избивала подушку, беседуя с ловцом снов.

Монолог походил на нечто:

– «Да какого блядского чёрта ты не работаешь?! Бесполезный хлам!».

Мэттвел не относит себя к устоявшейся матершиннице, но утром, после сногсшибательного рандеву, ругательства сыпались как капли дождя во время ливня, не в силах сдерживать пёстрый поток.

Сначала Мэд списывала размытый силуэт Мистера на перенапряжение мыслями о будущем и выполнением домашнего задания с новыми порциями размышления, валящихся точно лавина. Но потом, перестав притрагиваться к заданиям, откинув мечты и варианты реализации, Мэделин столкнулась с тем, что видения лишь усиливались. Обрели чёткие грани, стирая линию сна и реальности напрочь. Порой девушке чудилось, будто она не проснулась и попала в осознанное сновидение, этакий хрупкий мир фантазии, в котором всё кажется материальным, но на самом деле таковым не является. В иных ночах Мэд просыпалась внутри сна несколько раз, по окончанию чего не понимала очнулась в живом мире или же всё ещё в грёзах.

Она возненавидела данность до скрипа зубов.

Прозвенел звонок. В класс вошла высокая женщина средних лет с пышной грудью, спрятанной под мягким свитером, и высокой платформой на ногах. Рост достигал чуть ли ни метра девяноста, заставив Мэд невольно присвистнуть. Внушительный вид заранее приводил глубинные механизмы послушания в действие.

Женщина аккуратно положила учебник и журналы на учительский стол, окидывая взглядом присутствующих, подмечая, что ученики довольно оживились. – Здравствуйте. Миссис Стюарт не сможет вести у вас несколько недель, поэтому я буду замещать её. Понятно? – учительница математики слабо улыбнулась, придавая обстановке более расслабленный лад.

Мэделин видела преподавательницу всего единожды, месяц назад. Вероятно, женщина только недавно устроилась и вполне возможно, что это её первое занятие в стенах старшей школы. Начало неплохое, по крайней мере никакого ора не сопровождало приветственной речи.

– Меня зовут Вирджиния Спеллман, – женщина взяла мел у доски и принялась писать имя. Изящные, воздушные буквы выходили из-под левой руки, однако неприятный скрип от соприкосновения с поверхностью подпортил впечатление. – Надеюсь, мы подружимся, ребята.