– А если я не хочу идти? – говорит негромко, посылая этим шепотом по моим рукам мурашки.
– Тогда ползи. У меня много работы.
– Давай погуляем? – предлагает неожиданно. У меня глаза чуть не выпадают из орбит от этих слов. Он серьезно сейчас?
– Боюсь, тренер и команда не оценят, если я пойду гулять с одним из соперников как раз в период важнейших игр, – отодвигаюсь от него, упираясь спинкой стула в стену. Я в ловушке, вот же…
– Только это тебя останавливает? – Он спрашивает это с какой-то странной эмоцией, я не успеваю уловить. В моменте мне кажется, что он надо мной насмехается, и меня тут же прорывает на справедливость.
Чтобы выбраться из ловушки и слишком навязчивого аромата его парфюма, встаю на ноги и складываю руки на груди. Сереже тоже приходится подняться, он даже заинтересованно поднимает брови, явно намереваясь услышать какую-то крутую историю, но-о-о-о… Я выдаю самый банальный, но правдивый ответ. Где беру на это силы и смелость, не знаю, но вдыхаю побольше воздуха и говорю:
– Я не пойду с тобой гулять по той же причине, по которой я не реагирую и не собираюсь реагировать на твои комплименты и любые другие слова в мою сторону, Сереж. Слишком поздно. Два года назад я бы радовалась этому как дура, но не сейчас. Так что давай сделаем так, чтобы на этом вашем выезде единственное, что будет нас с тобой сталкивать, – это твоя стремительно восстанавливающаяся нога. Хорошо?
Он молчит несколько секунд. Смотрит прямо в глаза, думает о чем-то, наверное, прищуривается немного, а потом выдает лаконичное:
– Нет.
Глава 10
Сережа
Она очень наивная, раз всерьез думает, что я так просто могу ее отпустить и потерять во второй раз.
Я же вижу, что она скучала. Вижу, как смотрит, замечаю, как пальцы у нее от волнения дрожат. И только эти эмоции мне не дают опустить руки. Пока глядя в глаза не скажет, что я не нужен, что не скучала, – не отстану. А если скажет… Попробую добиться и сделать так, чтобы передумала.
Я настроен серьезно. У меня было целых два года, чтобы подумать о своем поведении и принять тот факт, что любимых отпускать нельзя. «Если любишь – отпусти», – чушь какая-то. Если любишь – держи крепко и делай все, чтобы она не хотела уйти.
Я думал, что у меня перегорело к ней. Я двадцать четыре месяца, даже больше, над собой работал, пытался отпустить и сделать все, чтобы не жалеть о том, что не смог добиться. А как увидел ее – пропал вообще… Просто рухнул в бездну ее глаз сразу же и вообще не хочу выбираться оттуда. Даже несмотря на то, что она старательно выталкивает меня.
– Ален… – начинаю, но она перебивает меня. У нас не клеится этот разговор, и я ее не виню. Сам виноват, самому и разруливать. Прорвемся, главное – стену ее сломать, а дальше все проще будет.
– Сергей, мы с вами закончили, вы можете идти, – говорит командным тоном, как будто я вообще чужой и незнакомый ей человек. Мы стоим катастрофически близко друг к другу, она упирается спиной в стену, и ей некуда убегать. Мне нужно только немного наклонить голову, чтобы ее поцеловать, но желание объясниться все-таки берет верх над поступками.
– Я не готов тебя терять, Алена, – шепчу тихо, прямо у ее губ, и чувствую, как она дрожит.
– Ты уже потерял, – добивает меня, но я наклоняюсь и целую ее, послав эту Вселенную к черту. Касаюсь губ едва ощутимо, и поцелуем назвать толком нельзя. Я жду, что оттолкнет, накричит на меня, будет драться, но не происходит ничего. Ни-че-го!
Она просто замирает и дышит так тяжело, что мне хочется подарить ей весь воздух в этом долбаном мире.
Почему она не отталкивает? Говорила же, что я не нужен. Что потерял. Что поздно.
Никогда, черт возьми, не поздно.
– Никому не отдам, – шепчу еще раз и впечатываюсь поцелуем крепче, но не успеваю даже ощутить вкус ее губ, как слышу стук в дверь и чувствую, как Алена отталкивает меня, приложив к этому немало усилий.
Твою. Мать.
Кого там принесло?
Алена вытирает губы тыльной стороной ладони, и у меня от этого движения внутри лава вскипает.
– Входите, – говорит чуть охрипшим и дрожащим голосом, а мне орать хочется, чтобы валили отсюда и дали нам еще несколько минут наедине побыть. Но понимание, что дрожит она из-за меня, немного гасит огонь внутри. Значит, и у нее горит, не забыла, значит!
Алена отходит к своему столу, поправляет волосы и мешкает, а я стою на месте, выражая пришедшему все свое недовольство.
Потому что тот, кто нам помешал, – тот самый Максим из «Титана», который Аленку в коридоре перед игрой обнимал. Я его запомнил, потом фамилию и имя в составе команды увидел. С тех самых пор меня раздражают имя Максим и фамилия Старцев.
– Малышка, все в порядке? – спрашивает он. «Малышка». Как мило. Несмотря на то, что у нее фамилия Малышкина и так ее каждый второй называет, сейчас это раздражает безумно. Малышка, блин…
Он подходит к ней слишком близко, и я уже гоняю в голове мысли по поводу того, что мне сделает Палыч, если я затею драку в кабинете врача команды соперника прямо во время серии выездных игр… Вряд ли будет сильно рад, да? Скорее всего, конечно. Ну а что делать, если бесит?! У меня кулаки чешутся, и это чуть ли не сильнее, чем желание остаться в команде.
Торможу себя только потому, что понятия не имею, в каких они отношениях. Если этот Максим – ее парень, то у нас проблемы. Я вроде как хорошим парнем для нее быть должен, а не разлучником. С другой стороны, она сама меня не оттолкнула, значит, что-то да чувствует.
У меня кипит мозг. Можно как-то попроще все? Я бы приехал, увидел ее, она бы сказала, что скучала, поцеловались бы – и жили долго и счастливо. Нет, черт возьми, как обычно, все через одно место! Место, где куча проблем.
– Все в порядке. Молодой человек травмировался, ставила укол, он уже уходит.
Засранка.
– Да, уже ухожу, – выдавливаю из себя и на чистой злости выхожу из кабинета, психуя оттого, что они там остались вдвоем. А я знаю, что можно делать вдвоем в пустом кабинете. И мне капец как не нравится, что с ней там сейчас не я.
Меня резко подбрасывает. Я до последнего держался и пытался быть спокойным, но тут все, финиш. Стоило только на мгновение ее поцеловать, так сразу крышу снесло.
Как отпустить-то теперь ее?
Нога болит, придется все-таки на рентген идти. Надеюсь, что меня не отстранят от игры. Я не упущу теперь шанса сразиться с этим клоуном на льду.
Стараюсь дышать поглубже, чтобы успокоиться, и подхожу к своим пацанам в коридоре. Сава с Лехой о чем-то разговаривают, слышу только обрывки фраз, и даже они говорят про Аленку. Ну комбо просто.
– О, смотри, кто к нам пришел, – ржет Леха, – дай угадаю: у Аленушки был? Как в старые добрые?
– Ага, – киваю, – только ни фига она теперь не та Аленушка. Рычит, видеть меня не хочет, выгоняет. Еще и этот клоун с ней…
– Этот? – кивает Сава, и я поворачиваю голову. Идут. Слишком, мать его, близко друг к другу. Разговаривают о чем-то, он улыбается ей, и меня снова как будто не существует.
– Этот.
На лице наверняка написано, как мне «нравится» вся эта история. Но я все еще помню, что сам во всем виноват.
– А это ж защитник «Титана»? – спрашивает Сава. Киваю. Он. – Так давай сломаем его? Делов-то, они сами жестко играют.
– Ага, заработаем удаление и в меньшинстве играть будем. Идея супер, забудь ее. Так добьюсь.
– Нам уезжать через три дня, Ромео, когда успеешь?
Да помню я про три дня. Помню все… Потом сборы еще на все лето почти!
– Не знаю, – отвечаю честно. Я пока понятия не имею, что мне делать. – Но что-нибудь придумаю.
– Не просри снова, – говорит Леха.
– Больше точно нет.
Не в этот раз.
Из-за жесткого расписания и запрета покидать гостиницу во время выездных игр увидеться с Аленкой сегодня больше не выходит. Но я, как пятнадцатилетний пацан, ищу ее во всех соцсетях и добавляю везде. Раньше не делал этого, чтобы проще было забыть. Все равно не забыл.
Смотрю все фотки, любуюсь, ищу следы этого клоуна, но нигде его нет. На всех фотках Аленка одна, хотя это же наверняка не значит ровным счетом ничего. Но идиотская надежда в груди подсказывает, что это хороший знак. Предпочитаю ей верить.
Утром иду на рентген, хотя после покоя в целый вечер чувствую себя почти отлично. Опасения Алены не подтверждаются – ничего страшного нет, реально обычное растяжение, хоть и сильное. На спортсменах такие травмы как на собаках заживают. Врач прописывает мази, фиксатор и рекомендует побыть в покое пару дней, но последних слов я уже не слышу. Как только добираюсь до дворца, сразу иду в кабинет Алены.
До льда у нас еще целых сорок минут, а значит, минут пятнадцать на то, чтобы побыть с Аленой, у меня есть.
Пусть не ворчит, что я снова притащился, она сама говорила принести ей результаты рентгена, я просто делаю это с чуть большим удовольствием, чем должен был.
Стучу к ней своим привычным стуком и вхожу сразу, не дожидаясь приглашения. Видел я, как она от меня отскочила вчера, когда кто-то постучался. А я готов принять удар и увидеть какую угодно картину, даже если она там на столе с этим Максимом…
Но, к счастью, картина куда более приятная. Аленка стоит на стуле и, по-видимому, стирает пыль со шкафов, с трудом дотягиваясь туда даже со стула из-за своего роста.
– Помочь? – спрашиваю, но она, судя по всему, мой стук не слышала, поэтому дергается резко от страха и чуть не падает с этого стула.
Успеваю сделать шаг к ней и удержать за бедра, чтобы не упала на пол и не сломала себе ничего.
– Отпусти, – сразу же рычит, хотя еще на ногах не стоит нормально, все еще пошатывается.
Приподнимаю ее, не меняя положения рук, и ставлю на пол. Не хватало еще ей тут покалечиться.
– Пожалуйста. – Делаю вид, что она не колючка совсем, забираю из ее рук тряпку и сам встаю на этот несчастный табурет, в два широких движения руки стирая все остатки пыли, до которых она не дотянулась.
– Спасибо, – говорит негромко, но с такой злостью, как будто я не стер пыль, а сам туда засыпал ее и по всему кабинету растащил.
– Еще где-то нужно?
– Нет. Слезай, вообще, у тебя нога.
– У меня две.
– Ха-ха, как смешно, – ворчит. – Ты сходил на рентген? – Малышкина отходит к своему столу и роется в тетради, видимо, ища какие-то записи с моей проблемой.
– Сходил. Вот, держи, – протягиваю ей снимок и заключение травматолога и снова, как в прошлый раз, опираясь ладонями на ее стол, чуть нависаю над ней. Мне очень нравится смотреть, как она смущается от этого ракурса. Мне нравится ее смущать.
– Ну тут ничего серьезного, но нужно пару дней побыть в покое.
– Нет. Я позвонил тренеру, мы решили, что я буду тренироваться вполсилы, только твоими золотыми ручками нужно будет делать фиксирующие повязки. – Она поднимает на меня недовольный взгляд. Слишком красивая картинка. – У нас игра на носу, я не могу валяться на кровати все дни, я потом просру весь матч.
– Это опасно, неужели вы оба не понимаете?! Где Виктор Павлович, я сейчас же пойду и скажу ему, что запрещаю тебе выходить на лед! Если тебя снова ударят по ноге, можно будет получить разрыв связок, и тогда только операция, причем экстренная! – Она буквально кричит на меня, высказывая все это, а я по-идиотски радуюсь и улыбаюсь, глядя прямо на нее.
– Ты волнуешься обо мне? – Вижу, как она тушуется от этих слов. Значит, я точно попал. Волнуется. Потому что сразу плечи расправляет и слишком наигранно изображает спокойствие.
– Не больше, чем о других игроках, – выдает ледяным тоном, которому я уже не верю ни на одну сотую процента. Ее считать слишком легко, она не умеет врать. И глазки бегающие, и снова дрожащие пальцы только подтверждают правдивость моих мыслей.
– Ален, – говорю негромко, наклоняясь к ней еще ниже. Я не хочу ходить и гадать сотню лет, проще просто спросить. – Он твой парень?
Она понимает, о ком я. И, кажется, она ждала такого вопроса, потому что на лице нет и капли удивления.
Молчит, прикусывая губу. Смотрит в бумагу с заключением врача, а глаза пустые, как будто сквозь смотрит. Потому что бумажка для прикрытия, она думает, что мне ответить.
– Нет, – выдает через самую долгую минуту в моей жизни, и мне кажется, это самое красивое «нет», которое я только слышал в своей жизни.
Потому что «нет»! Более того, она даже не стала врать, что «да», чтобы я просто от нее отстал.
Надо бы спросить, конечно, есть ли у нее кто-то другой, но мозг уже отказывается нормально соображать. Я просто радуюсь, что этот Максим валяется во френдзоне.
К сожалению, валяется он там рядом со мной.
Я чувствую, как из-под ворота футболки выскакивает цепочка с кольцом от сильного наклона моего туловища и падает ровно перед глазами Алены.
Она замечает сразу. Замирает на пару секунд, а потом аккуратно, почти трепетно касается пальцами колечка, висящего на моей шее.
Она так близко, что я чувствую аромат ее шампуня. Но Малышкина сосредотачивается на кольце и не обращает внимания на то, насколько мы рядом.
– Это же мое кольцо… – выдает тихо. А потом наконец-то поднимает глаза.
Мы снова катастрофически близко, и снова я очень легко могу поцеловать ее. Только вот уверен на сотню процентов, что второй раз она так спокойно не отреагирует. Покалечит так, что точно буду в номере валяться, вместо того чтобы на тренировки ходить.
– Твое, – киваю, – нашел его, когда ты уехала. Ты забыла его на раковине, по ходу, сняла, когда мыла руки.
– Да, видимо… И ты все время носил его?
Сейчас, конечно, в мою пользу было бы солгать и сказать, что да. И еще приврать, что целовал его перед сном или что-то в этом роде.
Но вроде девушки любят правду, поэтому не вижу смысла приукрашивать действительность.
– Носил долго, потом потерял. Ба нашла на днях, надел назад. Наверное, вселенная чувствовала, что мы встретимся.
– Вернешь? – Она смотрит на меня с такой надеждой, что я готов что угодно ей вернуть сейчас.
Но у нас чертовых три дня для того, чтобы хоть что-то между нами решилось.
– Конечно, – киваю. – С тебя одно свидание. В конце него сразу верну.
Она широко открывает глаза, выражая все свое недовольство. Я был уверен, что она согласится, но за два года не только я изменился, похоже. Она тоже не сдает позиций. Нравится мне, что воюет со мной. Да и когда знаю, что Максим не парень ей, – спокойнее к ее фырканью отношусь.
– Нет, – отрезает и возвращает взгляд в бумажки.
И вот это «нет» нравится мне куда меньше, чем прошлое…
Глава 11
Алена
Когда Сережа выходит, поняв, что разговор продолжать я не намерена, сразу падаю лбом на стол и тихонько скулю себе под нос.
Да почему все так сложно-то, а?!
Это издевательство. Приехал тут весь из себя, любите его! Кольцо мое носит, про парня спрашивает. Как это называется? У меня за эти пару дней жизнь с ног на голову перевернулась, я не успеваю бежать по этому кругу, чтобы не упасть больно головой вниз.
Зачем он спросил, парень ли мне Макс? Вот зачем? Я не смогла соврать. Хотя логичнее, наверное, было бы сделать именно это. Сказала бы, что мы встречаемся, и дело с концом.
Ага… а вдруг на льду сцепились бы? Сережа уже далеко не тот Сережа, что был два года назад. От этого я понятия не имею, чего можно ожидать.
Да и наверняка для поддержания легенды пришлось бы все рассказывать Максиму. Ну, чтобы правда не вскрылась в самый неподходящий момент, чтобы он подыграл мне при случае. А этому-то тоже только повод дай! Сделала бы только хуже, я уверена.
Вот и сижу теперь, с желанием сбежать отсюда и закрыться в комнате на ближайшие три дня. Чтобы никого не видеть и никак вообще в этом не участвовать.
Максим рычит на Сережу. Вчера, когда он вошел в мой кабинет, сразу понял, что тут что-то происходило. Промолчал сначала, а потом, когда пошел меня домой провожать, спросил:
– Это он твой бывший?
Я промолчала. Потому что объясняла ему уже, что мы не встречались, но он и без слов понял, что мои нервы связаны именно с этим человеком.
А Сережа рычит на Максима. Какими глазами он на него смотрит… Каждый раз, когда замечаю, у меня по коже холодок пробегает.
А что делать, если ни один, ни второй меня не интересует? Да надоели! Пусть сами между собой разбираются, я вообще не понимаю, как оказалась в этом странном треугольнике.
Еще кольцо это… Мое же кольцо вернуть отказался! За свидание, говорит, ну как это называется? Наглость, не иначе. Он стал очень наглый, если бы не его глаза, которые ни с какими другими не спутать, я бы до сих пор думала, что это другой человек.
А мне очень дорого это кольцо, очень. Это бабушкино, я его с тринадцати лет носила, а потом, сама не понимаю как, умудрилась забыть на раковине и уехала без него. Я наивно думала, что оно потерялось при переезде, а оказалось, что все два года оно висело на цепочке у Сережи. Здорово.
Может, одна прогулка – не такая уж большая плата за такую ценность? Ну, подумаешь, погуляли бы. Или нет? Я не знаю! Я больше всего ненавижу чего-то не понимать, а тут просто комбо какое-то, потому что не понимаю я ровным счетом ничего.
Мне просто очень уж дорого это украшение, но идти на поводу у Булгакова я не готова.
Не знаю, сколько времени я уделяю самокопанию, но прерывает меня громкий стук в дверь, а потом появляется окровавленный Колосов.
– Боже, что с тобой? – Хватаю его за руку и подвожу к кушетке, усаживая. Он держит руками нос, все лицо в крови, тренировочная форма тоже в крови. – Вы подрались с кем-то? Что случилось?
Когда ко мне приходит «Феникс» с травмами, мне каждый раз кажется, что никаких двух лет не было и что я никуда не уезжала.
– Да дурак этот Булгаков ходит, никого вокруг не замечает, идиот влюбленный. В облаках летает второй день уже. Короче, он не заметил, что я сбоку, ну и… ну и вот, – говорит, все еще зажимая нос.
Не реагирую на реплику про влюбленного идиота, потому что тут только дурак не догадается, к чему это было сказано. Не удивлюсь, если они и нос разбили специально, чтобы я лишний раз это послушала.
– Руки убирай, я посмотрю.
Нос не сломан, что уже хорошо, просто удар был сильным и лопнуло несколько сосудов. Жить будет, и даже очень скоро. Минут за десять нам удается полностью остановить кровь, сделать все необходимые процедуры и даже убрать с лица остатки этого побоища.
– Травмы ты лечишь профессионально, спасибо, Аленушка, – говорит Егор, осматривая свой нос в зеркале в моем кабинете. – А сердце пацана вылечить никак не хочешь.
– Знаешь, Егор… – Меня уже даже веселит немного все это. Ну точно на два года назад вернулась, ровным счетом не изменилось ничего. – Вам пора бы название команды сменить. «Феникс» вам больше не подходит, лучше будет звучать «Давай поженимся».
– Не обижайся, – смеется он и, подмигнув мне по-доброму, выходит из кабинета.
Ну не команда, а сумасшедший дом какой-то.
Я дожидаюсь конца их тренировки с замиранием сердца – посмотрела в расписании время, – и когда никто больше не появляется с травмами, убегаю за минуту до конца. Я знаю, что он снова зайдет ко мне, снова будет говорить что-то, намекать, снова будет нависать надо мной, а я снова буду забывать, как дышать, и… Не хочу.
Поэтому закрываю кабинет на ключ и сбегаю в парк недалеко от ледовой арены.
У меня работа еще через пару часов, у «Титана» тренировка, конечно, я должна присутствовать. И мне есть чем заняться в кабинете, у меня помимо всего еще куча бумажной работы, но… не хочу. Вот пусть уедет «Феникс» отсюда, тогда буду спокойно работать. А сейчас выбираю парк.
Осталось два дня потерпеть. Всего два дня, и они уедут. Он уедет. И мы снова не будем видеться…
Впрочем, это наверняка к лучшему.
Да, это определенно к лучшему.
Покупаю большую сладкую вату и сажусь на лавку, где светит солнышко, чтобы погреться. Потому что от постоянных нервов в последнее время меня постоянно морозит, совершенно ничего не могу с этим поделать.
Решаю позвонить Оле. Мы неплохо общались все эти два года, и она всегда находила для меня слова поддержки или какие-то советы. Нам восхитительно комфортно общаться, несмотря даже на то, что между нами десять лет разницы.
– Оль, скажи, пожалуйста, – начинаю после приветствия и обсуждения того, как у кого дела. – Как доказать упрямому хоккеисту, что в отношениях с ним я не заинтересована и вообще нам не по пути?
– Ты про Макса своего? – Она его недолюбливает. Я рассказывала немного, что мы дружим, но стабильно раз в месяц он предлагает мне начать отношения и не хочет слышать мои отказы. Почему-то он не нравится ей, хотя я всегда говорю, что Макс – прекрасный человек. Я рада, что у меня есть такой друг, правда, иначе в этом городе я бы вообще скисла.
– Нет, – вздыхаю, – я про Сережу. Ты же наверняка от Антона знаешь, где они на выезде. Вот, пристал снова как банный лист.
– Ах, Сережа, – Оля почему-то негромко смеется, – ну, этому ты вряд ли что-то докажешь. Когда ты уехала, его «воспитанием» наши мальчики занимались, а ты же знаешь, что там один упрямее другого. Вечно с ним ходят то Колосов с Савельевым, то Захаров, то даже мой Ковалев ненаглядный. Там ему броню отрастили такую, что тебе проще смириться и сразу в его объятия прыгнуть, никто не смог от них отделаться, и ты вряд ли справишься.
Смелое заявление, конечно. И в целом звучит правдиво.
Но только все были рядом. А Сережа уедет через два дня, и никаких рычагов давления у него на меня больше не будет.
– Ну, это мы еще посмотрим, – отвечаю Оле с уверенностью в том, что я выиграю этот бой.
Глава 12
Сережа
Она меня избегает, серьезно. Я видел в окно в коридоре ледового, как она сбежала по окончании нашей тренировки и назад не вернулась. Глупо было бы не догадаться, от кого она так быстро пыталась уйти.
Потому что знала, что я зайду к ней после тренировки. Я планировал, конечно! Только планы снова провалились все в бездну какую-то, и вчера мы не виделись толком.
Завтра у нас игра в полдень, вечером мы уезжаем домой, а в отношениях с Аленой мы вообще ни на миллиметр с мертвой точки не сдвинулись. Я, конечно, понимал, что она с разбега в мои объятия не прыгнет, но, блин, совсем уж неуловимая какая-то, правда.
Сегодня я серьезно настроен на встречу, разговор, в идеале вообще на свидание. Хоть на что-то.
Заказываю цветы. Понимаю, что букет сердце ее не растопит, но просто будет приятно, это тоже хорошо. Заказываю на ее имя и прошу доставить прямо в кабинет как раз к тому времени, когда мы приедем в комплекс на тренировку.
Нога уже почти не болит, но мне все равно нужно будет зайти к ней, чтобы она наложила фиксирующую повязку.
Когда приезжаем в комплекс, сверяюсь с часами и понимаю, что цветы должны доставить с минуты на минуту. Встаю за угол, как школьник какой-то, чтобы ее видеть, но на глаза не попасться, и жду курьера.
Спустя минуту суперпунктуальный доставщик заворачивает в нужный коридор и стучит в дверь кабинета Алены. Мне везет, и она выходит к нему сама, а не приглашает внутрь, и я вижу, как у нее краснеют щеки и появляется улыбка.
Она еще недолго стоит в коридоре, вдыхает аромат цветов и бегает глазами по сторонам, а потом возвращается в свой кабинет.
А я счастлив, кажется…
Я рад, что ей понравилось. И что она не выкинула цветы, тоже рад.
Мне почему-то кажется, что она догадалась, от кого букет. Ну или я надеюсь, что она подумала на меня, а не на своего этого Макса.
Жду еще минут десять, хотя тянет пойти к ней уже сейчас. К ней в целом всегда тянет. Я снова жалею, что посмел отпустить ее тогда, два года назад.
Стучу в кабинет, слышу негромкое «войдите» и стараюсь держать себя в руках.
Она очень эмоционально реагирует на меня, поэтому не хочу в начале рабочего дня ее выводить из себя. Займусь этим после тренировки, а пока надо побыть обычным пациентом, хотя дается мне это ой как непросто.
Даже сама Алена удивляется, что я никак не трогаю ее, ничего не комментирую. Смотрит на меня странно и даже спрашивает, как я себя чувствую и не приболел ли.
Сказать, что я заболел ею, будет слишком банально? Даже немного сопливо, наверное. Решаю промолчать.
Это наша самая странная встреча за эти несколько дней, но я правда не хочу заранее выводить ее на эмоции. В планах на вечер – украсть ее на свидание, поэтому приходится быть пай-мальчиком, даже если это слишком удивляет Алену.
– Готово, – говорит она, фиксируя повязку. Мне кажется, что она немного грустнеет, и я сильно надеюсь, что это из-за того, что я не трогаю ее и ничего не говорю. Тогда это показатель того, что она ждала внимания с моей стороны, и вот это уже совсем другой уровень.
Я не хочу уходить и оставлять ее в расстроенных чувствах, поэтому, прежде чем покинуть кабинет, говорю с легкой улыбкой: