Смотрим, куда мы тут можем попасть? Истребитель направляется прямо в главные доки. Вот теперь пора отключить автопилот.
В эти доки мне нельзя. Там я могу нарваться на «своих» сослуживцев или техников, обслуживающих это звено. А уж они своего пилота наверняка должны знать в лицо.
Что делать? Вот и новая задача. Первая из множества. Как мне проникнуть на корабль?
Вспоминаю все, что мне известно о судах подобного типа.
Есть. Где-то тут должны находиться резервные верфи, и хоть они и заблокированы, но принимают поврежденные суда или суда с раненым экипажем. А значит, и я там смогу проскочить.
Направляю истребитель в нужную сторону. Но что делать дальше? С истребителя мне в этом случае все равно не уйти. Ну вернее, мне необходимо будет находиться на нем. Это нужно сделать, чтобы охранные дроны зафиксировали наличие аварийного судна на борту линкора и доложили о нем. Но мне-то этого как раз и не надо. Ведь так узнают если и не обо мне, то, по крайней мере, о том, что на линкоре есть кто-то неучтенный.
Не пойдет.
Но что тогда делать? Мысль, в общем-то, верная. Это я про резервную верфь. Ее законсервированные доки наверняка позволят мне проникнуть на корабль. Однако что-то меня все-таки смущает в этом.
Черт. Все верно. Каждое открытие приемных доков, даже аварийных, фиксируется, и информация об этом уходит в головной искин корабля. Но что-то такое было и про эту самую резервную верфь. Вернее про…
И я задумался.
Да, я мыслил несколько не в том направлении. Верфи, даже резервные, должны кем-то обслуживаться. Это первое. И второе, более интересное. Это очень большое судно, и оно постоянно требует какого-то мелкого ремонта, который необходимо проводить не только внутри самого корабля, но и на его поверхности. А значит, как рядом с доками верфи, так и на поверхности всего линкора есть технические люки, через которые техники и ремонтные дроны могут попасть на внешнюю обшивку корабля.
А вот это уже что-то интересное.
И если они не ломанутся в прыжок прямо сейчас, то время на то, чтобы пробраться внутрь через эти ремонтные шахты, у меня точно будет.
Но что тогда делать со своим истребителем? Он уже успел засветить свое присутствие тут, рядом с линкором.
И я поглядел на приборную панель.
«А что если? – и я усмехнулся. – А ведь это наверняка сработает. Особенно, после сотни его собственных сообщений о травмированном пилоте. Ведь эти травмы могут быть совершенно разными».
После чего я начал задавать определенный список команд и вбивать определенный алгоритм действий. Прозанимался я этим вплоть до тех пор, пока мы не приблизились к нужным мне люкам.
Тут я открыл кабину пилота, забрал свои и бывшего пилота этого истребителя вещи, тестер и мобильный ремонтный комплекс, без которых я бы в принципе не смог проникнуть на линкор, загерметизировал кабину обратно и, оттолкнувшись от истребителя, дал ему команду.
«Вперед!»
Линкор. Капитанская рубка. Главный пост операторов слежения. Несколько минут спустя
– Капитан, один из наших кораблей ведет себя странным образом, – обратился молодой лейтенант из группы слежения к находящемуся на капитанском мостике седовласому полковнику.
– Что у вас там? – спросил тот в ответ.
– Я проверил: еще несколько минут назад этот истребитель передавал сигнал бедствия и сообщение о том, что на его борту находится травмированный или недееспособный пилот, и судя по курсу он направлялся к ближайшей верфи, готовой его принять. Однако сейчас этот истребитель ведет себя неадекватно. Он летит по странному касательному курсу, направляясь к одному из наших кораблей.
– Установите связь с его пилотом, – распорядился капитан линкора.
– Выполнено. Канал связи настроен.
И на общую панель главного экрана было выведено изображение лица пилота в скафандре.
– Пилот, с вами говорит глава экспедиционного корпуса граф Тренг. Назовите себя.
Однако в ответ раздался дикий истеричный смех. И истребитель, резко развернувшись на месте, устремился прямо в направлении доков, куда сейчас заходили на посадку звенья тяжелых истребителей.
– Что с ним? – удивленно посмотрел капитан.
– Звездная болезнь, – уверенно ответил их глава медицинской службы, – видимо, сказался стресс от прошедшего боя. Сейчас через пару мгновений медицинские приборы проанализируют состояние пилота и нейтрализуют его.
Однако прошло уже достаточно времени, а ничего подобного не происходило. Пилот с диким смехом гнал свой истребитель вперед.
– Он опасен? – задал следующий вопрос седой полковник, обращаясь к медику, и кивнул в направлении экрана.
– Судя по тому, что я вижу, он неадекватен, обколот разными препаратами и при этом до сих пор в сознании. А значит, да, он опасен.
Между тем с экрана вновь раздался истеричный смех.
И все услышали подвывающее бормотание.
– Неввверррннныыые…
«Неужели фанатик», – пораженно подумал капитан линкора.
А через мгновение истребитель открыл огонь по швартующимся судам.
– Быстро, ответный огонь, – распорядился полковник, – уничтожьте этого психа, пока он не натворил дел.
А с экрана все продолжалось.
– Всех убью, один останусь, – и уже гораздо громче, – умрите, неверные.
И новая порция огня. Вот один из входящих в доки рейдеров завертелся на месте, ему повредило маршевые двигатели. Тем самым он, заставил притормозить остальные суда и создал свалку у доков, а этот псих все несся вперед. И в уши полковника бил истеричный и какой-то безумный смех.
– Так. Не ожидали. Ваша вера слаба, – раздавались реплики.
– Это фанатик, – неожиданно уверенно произнес медик, который что-то просматривал на своем планшете, – из радикалов. Я слышал о таких. Но их вроде всех арестовали и казнили.
– Похоже не всех, – смотря на главный экран, прокомментировал полковник, а потом передал группе огневой поддержки, – уничтожить его корабль. Быстрее. Это теракт.
Но было поздно.
Этот мелкий и юркий истребитель, будто заговоренной, прошел сквозь сплошную пелену огня.
Вот стало понятно, что у него отключились от перегрева бластеры. Это понял и обезумевший пилот.
– Это еще не все, – прямо в экран произнес он.
И будто специально, сквозь непрозрачный шлем подсветились его обезумевшие, красные от лопнувших капилляров глаза.
