Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник)
«Виллингер был похоронен в море на экваторе. Приказ, отданный в понедельник 12 апреля, детально расписывал порядок похорон.
9.00. Форма экипажа – короткие коричневые брюки, тропические рубашки.
10.00. Погружение для панихиды. Два человека стоят в почетном карауле у тела. После погружения караул увеличивается до четырех человек. Старший механик собирает экипаж. При входе капитана команда „Смирно!“ не подается, матросы встают или остаются сидеть молча.
Речь капитана. Затем все поют песню „Ich hatt’ einen Kameraden“. Лодка готовится к всплытию. Экипаж медленно расходится по боевым постам.
Капитан командует. Виллингера поднимают на мостик. Сопровождение – десять человек (кроме вахты). Боцман высвистывает «Отбой».
Эту церемонию похорон в море придумал сам Лют. Позже, уже командуя флотилией, он напишет в руководстве для командиров лодок, ссылаясь на этот случай: „Время от времени необходимо проводить церемониальные мероприятия для поднятия духа матросов. Парадное построение экипажа для похорон товарища было наглядным выражением уважения и скорби. Оно напомнило, что все они – солдаты, а не просто толпа. Также церемонии заставляют людей следить за собой и соблюдать минимальную опрятность. Например, если кто-то имел чистую рубашку, он был обязан надеть ее в воскресенье. Этот день был на U-181 чем-то вроде маленького праздника – поздний подъем, улучшенная еда, праздничный распорядок и так далее. Другие приятные церемонии, вроде шахматного турнира или состязания певцов, помогают бороться со скукой“».
Воскресенье, одиннадцатого. Они, значит, празднуют, а мы болтаемся поодаль и слушаем эфир. С другой стороны, нельзя сказать, что без пользы. Этим самым путем, если все удастся как задумано, мы поведем транспорт. Остров Вознесения не так уж далеко – и где британская патрульная авиация? За все время наш радар не засек ни одного самолета, даже пролетающего в отдалении. И немцы это знают, болтаются в этих водах, как на курорте – не удивлюсь, если они там купание организовали! Но ближе подходить нельзя, по крайней мере днем – увидят антенну, гораздо более заметную, чем перископ. И на глубину уходить нежелательно – тогда прощай, радиоразведка, которая многое может рассказать о силах и намерениях не только немцев, но и союзников, что для нас сейчас важнее. В общем, ловим из эфира все. И достаточно успели прояснить картину. Нет тут никаких «летающих крепостей», «галифаксов» и «ланкастеров», эти четырехмоторники уже стали проклятьем для субмарин, но в северной Атлантике, на пути между Британией и США. А на периферию у англичан пока руки не доходят и матчасти не хватает. Все появится в конце этого года и в следующем, сорок четвертом, и сплошные зоны патрулирования противолодочной авиации, и достаточные ее силы, сидящие на всех береговых авиабазах, и корабельные поисковые группы, в каждом квадрате, в тесном взаимодействии с берегом и самолетами, и даже такая экзотика, как дирижабли, оказавшиеся против подлодок еще более эффективными, чем «летающие крепости»: висит в небе сутками, видит лучше, может зависнуть, точно сбросить глубинки. Ничего этого пока нет – судя по беспечности фрицев, явно знающих обстановку лучше нас.
Следующий день. Сейчас фрицы будут своего хоронить. «Лют слыл очень удачливым, прежде не потерял ни одного человека, боевой дух команды заметно упал». И значит, если мы атакуем их именно тогда, то застанем в «пришибленном», нерабочем настрое. Противолодочных торпед у нас нет (на ЭТ-80СН я не полагаюсь), так что если субмарина успеет нырнуть… Никуда она от нас не денется, но придется караулить, под водой «девятка» выдержит двое суток, ну если совсем по максимуму, все отключено, экипаж в койках, то трое. И сделаем мы из мегабриллиантового, «командира счастливой девятки», кто фильм еще советский помнит, там «Щука» была? Но вроде «девятки» гораздо хуже «семерок» управлялись и не ныряли так быстро. Да и не ждут немцы атаки из-под воды. Единственная неопределенность – лодка U-516, пришедшая забрать эвакуируемых (кстати, в той истории «трехсотый» был лишь один, а не два). В книжке написано, что она подошла «вскоре», а вот насколько? Может, позволить ей забрать раненых и отпустить? С другой стороны, а разве сильно встревожит немецкий штаб, что подлодка по пути домой пропала без вести? С нами ее точно не свяжут. А фрицам лишний убыток. Значит, топим обе.
В 9:30 объявили боевую тревогу. И осторожно, на девяти узлах, начали выдвигаться в сторону цели. Сколько там мегаас будет трепаться, ну пять-десять минут, затем еще тело будут поднимать на палубу. С другой стороны, лучше бить их во время церемонии, чем когда они уже закончат и разойдутся по своим постам. С фашистами ведь по рыцарским правилам не воюют?
– Контакт, пеленг сто семьдесят три, предположительно подводная лодка под дизелями!
Ну вот и второй покойничек. Прикинем дистанцию. А, наплевать, успеем! Что он там увидит, и вряд ли поймет!
Время 10:10. Дистанция до цели – двенадцать кабельтовых (уточнили коротким импульсом ГАК). И сразу залп двумя 53-38СНК (наведение по кильватеру). Два попадания. Стреляли с глубины сорок, под перископ не всплывали – но по ГАКу картина классическая, шум винтов цели прекратился, слышны звуки разрушения корпуса. Песец мегаасу.
Мы же разворачиваемся навстречу второй лодке. Пожалуй, они могли и слышать взрыв. Погрузятся? Нет, чешут под дизелями. Впрочем, их можно понять – наверху день, видимость отличная, волны нет, перископ далеко виден, ну а что можно атаковать без перископа и акустикой не услышать, не предупредить заранее, это сейчас ни в какой канон не укладывается. Идут как шли, но в готовности немедленно погрузиться, лишь что-то услышав и увидев. Но не увидят и не услышат. Ну разве что шум торпед.
Мы занимаем позицию почти на курсе у фрица. И стреляем на этот раз двумя ЭТ-80СН (электрическими, с акустикой). Попали! И этот готов.
А вот теперь можно вернуться к месту утопления первой лодки. Чтобы проконтролировать, не осталось ли там живых. Иначе выйдет неудобно, доклад по радио об успехах U-181, и кто-то из экипажа в английском плену? В этих широтах выжить в воде можно и несколько суток. И по закону подлости, кто-то да пройдет мимо…
Огромное пятно соляра было видно издали. Надеюсь, рассеется за несколько дней и останется незамеченным, при такой «интенсивной» воздушной разведке. Плавали какие-то деревянные обломки и тела. Причем некоторые из них вроде даже шевелились. Позже мы узнали, что наши торпеды дошли до цели как раз в тот момент, когда десятеро из похоронной команды спускали тело в воду (то есть, считая вахту, наверху находилось семнадцать человек). Кого-то приложило взрывной волной, кто-то не выплыл. Но живые все равно остались.
И что нам было с этим делать? А как немцы поступали в подобных случаях?
У нас наверху боцманская команда и бериевский осназ. Старший энкавэдэшник орет по-немецки, ком хир, и машет рукой. Немцы не спешат исполнить, то есть налицо неподчинение. Очередь по воде, из немецкого автомата. Четверо фрицев с натугой плывут к медленно скользящему мимо «Воронежу». Причем двое тащат одного, и еще один рядом. Их вытягивают баграми, тут же вяжут руки и спускают вниз.
– Поджечь, командир?
Я оцениваю направление ветра и волны, куда все это понесет – и даю добро. Соляр, болтающийся на воде уже час, так просто не поджечь, но если использовать подручный материал (старый пробковый жилет, пропитанный бензином) и кое-какие спецсредства… Полыхнуло хорошо, поднимается черный дым. Каково фрицам, если там еще плавали живые, не хочется и думать.
«„Парусное судно, Herr Kapitan“. Вольфганг Лют поднял свой бинокль: Он не стоит торпеды. Швантке, вызывайте артиллеристов. Всех. Беккера тоже сюда. Пусть хоть во что-то постреляет».
Приказ был отдан, и тотчас внизу загрохотали сапоги. Вслед за этим на мостике появились артиллеристы. Они торопливо спускаются по трапу к орудиям, на ходу застегивая спасательные жилеты и пристегивая страховочные лини. Из погребов достают ящики с патронами и передают их в центральный пост. Моряки выстраивают живую цепочку из поста на мостик и вниз к орудиям, передавая ящики из рук в руки. Вахта на мостике удвоена. Появляются артиллерийский офицер Рихард Беккер и рулевой обер-маат Теодор Петерсен. На шее Беккера висит бинокль, чтобы лучше видеть всплески и корректировать огонь; Петерсен несет мегафон, чтобы передавать приказы Беккера артиллеристам.
Парусник и лодку разделяют не больше 500 метров. Стапятимиллиметровое орудие, установленное на носу лодки, с грохотом выплюнуло язык пламени, послав снаряд в парусник. Первый выстрел дал недолет, а потом случилась осечка. Двадцатимиллиметровый автомат на мостике вообще не стрелял. «Сырые боеприпасы», – коротко бросил кто-то.
В полной тишине U-43 медленно подходила все ближе к своей добыче. Новый ящик с двадцатимиллиметровыми патронами был передан по цепочке. Снова рявкнуло стапятимиллиметровое орудие, открыли огонь двадцатимиллиметровый автомат на мостике и тридцатисемимиллиметровая зенитка на палубе позади рубки. Первый же снаряд попал в штурманскую рубку шхуны. Теперь обреченный парусник ожил. Из заполненных дымом отсеков хлынули люди. Огонь быстро охватил мачты и снасти. Экипаж судна даже не попытался спасти его. Две спасательные шлюпки под градом головешек и пепла поспешно отвалили, взбивая веслами оранжевые волны. Столб дыма поднялся над горящей шхуной и уперся в низкие облака. Через несколько минут кто-то пробормотал: «Фок-мачта готова… Бизань тоже…»
«Словно Летучий Голландец», – нервно заметил стажер, но Лют не слышал его. Как раз в этот момент большая волна прокатилась по палубе лодки, чуть не захлестнув рубку. Когда она схлынула, смолк и грохот всех трех орудий U-43. Повернувшись к стамятимиллиметровому орудию, Лют увидел, что возле него никого нет. Волна смыла одного из артиллеристов за борт, и он висел на страховочном лине, в то время как остальные пытались втащить его обратно на палубу.
«Какого черта вы делаете?! – завопил Лют, брызгая слюной. Он указал пальцем на пылающий парусник. – Продолжайте огонь, а этот ублюдок пусть плавает!»"[10]
Он очень старался быть хорошим фашистом. Всегда громко заявлял о приверженности идеям фашизма, партии и рейху. В своем экипаже, как писал он сам, «читал политические лекции о рейхе и многовековой борьбе за него, о величайших людях в нашей истории, о великом фюрере, о расовых проблемах и вопросах народонаселения, о войне за реализацию идеи рейха». То есть добровольно взял на себя обязанности «политработника», комиссара.
Кстати, тот французский парусник он расстрелял исключительно затем, чтобы поднять боевой дух еще неопытной команды. И будет повторять этот прием еще не раз, дополнительно театрализовав – с приказом, все свободные от вахты наверх, смотреть! Или еще и поучаствовать, подняв на палубу ручные пулеметы.
А боевой корабль на его счету был лишь один – французская субмарина «Дорис», потопленная в мае сорокового. Остальные сорок три – это торгаши. И в подавляющем большинстве, идущие без конвоя, в отдаленных районах океана. Причем почти треть нейтралы. В биографии описана атака судна, которое он сам еще до того назвал шведским. Подводный мегаас… Скорее ass (дрянь).
Я смотрел на существо валяющееся без чувств на полу медотсека. Как сказал Князь, проведший первичный осмотр, его обо что-то капитально приложило головой. Но жив, сцуко, и, похоже, не помрет. Однако двое из его команды не бросили, тащили до последнего – фашисты, что сказать, вымуштровал. Те уже сидели в выгородках, у третьего оказалась сломана рука, ему сейчас оказывал помощь Князь, ну а несостоявшаяся легенда кригсмарине лежала на полу, под надзором энкавэдэшников и большаковцев (все помнили драку, которую устроил здесь же плененный командир U-703).
И что мне с этим теперь? Может, проще пристрелить и за борт?
Сначала, конечно, допросить. Хотя образцы радиообмена у нас уже есть, но мало ли… Нам ведь надо срочно, от лица U-181, радио в Берлин: «Наблюдали на U-516 взрыв, детонация торпед, спасшихся нет».
Вот зачем мы потопили вторую лодку. Депешу «от Люта» перехватят и союзники, прочтут (немецкий шифр уже взломали). И совсем не удивятся обнаруженным в этом районе соляре и обломкам. И если найдут неучтенный труп в спасжилете (и даже если в его кармане окажутся документы, указывающие на принадлежность именно к экипажу U-181), это будет объяснимо. Кого еще геноссе Лют пересадил на лодку, идущую домой, и зачем, только он сам знает.
А отчего на U-516 вдруг рванули свои же торпеды? Так всякое бывало. Как, к сожалению, и у нас на СФ был случай в шестидесятые…
Вольфганг Лют, бывший командир U-181
Еще совсем недавно Вольфганг Лют считал себя очень удачливым командиром.
Ему всего тридцать лет, а он уже корветтен-капитан, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями, командир уже третьей по счету подводной лодки, имея на счету почти тридцать потопленных кораблей и транспортов врага. И неизменно с ним было какое-то военное счастье, не только мастерство и опыт, но и стечение обстоятельств, благодаря которому неприятности обходили его экипаж стороной. Команда считала своего командира живым талисманом, все знали, что пока еще ни один человек под его начальством не погиб. В кригсмарине не было принято вписывать в личное дело такую характеристику, как «удачливость», в отличие от британского Роял Нэви, – но моряки любого флота любой страны во все времена хорошо знали, что это такое, и весьма ценили.
И вот, все оборвалось. Сначала в совершенно полигонной ситуации при разрыве орудия погибает один человек и трое ранено, в том числе двое тяжело. А затем при похоронах погибшего товарища случилось это. Обиднее всего, что его застигли точно так же, как легендарный Веддинген свои жертвы. Отчего после гибели «Абукира» другие два британских крейсера, «Кресси» и «Хог» будто играли с лодкой в поддавки? Потому что в те времена подразумевалось, что корабль, занятый спасением людей, неприкосновенен, как бы находясь «вне игры». После было время «неограниченной подводной войны», когда подводные лодки топили без всяких предупреждений даже санитарные транспорты – но опять же неявно подразумевалось, что нарушать правила могли лишь охотники, то есть германские субмарины. Печально-торжественный момент, похороны в море погибшего товарища – и когда акустик внизу истошно заорал «торпеды!», в самый первый миг Лют почувствовал не страх, а возмущение столь вопиющей неуместностью подобного действа. Еще секунда ушла на осмысление, ситуация казалась невероятной, вражеская подлодка в этих водах – против кого и как она сумела так точно выйти на нас, может, акустику показалось? Но вот заметили и быстро приближающиеся следы на воде, и уже не было сомнения, но и времени не было тоже. Погрузиться? Но океанская лодка «тип IXD2» совсем не «семерка», она неповоротлива, неуклюжа. Дизеля на полный, лево руля, привести торпеды за корму, все лишние с палубы вниз, по своим боевым постам. Одна торпеда вроде бы должна пройти за кормой, но, проскочив уже мимо, она легла в циркуляцию, на лодку! Но прежде чем она попала, вторая торпеда взорвалась под дизельным отсеком. Что было дальше, Лют не помнит, так как сильно ударился головой.
Он очнулся запертым в железном ящике. Тускло горела лампочка, на полу валялось какое-то тряпье. Хотелось выть: у кригсмарине были такие торпеды, по истечении заданной дистанции переходящие с прямого хода на спираль, но чтобы так повезло, чтобы торпеда свернула как раз в нужный момент и в нужную сторону?
Он был заперт в отсеке не надводного корабля, а субмарины, опытный подводник легко почувствует маневр погружения-всплытия. Но какого же размера должна быть лодка, если на ней предусмотрены специальные помещения для пленных? Такое лишь у французов было на «Сюркуфе». Наверное, американцы, они всегда страдали гигантизмом в строительстве субмарин. Если так, то это еще не самое худшее, вот англичане к пленным подводникам были безжалостны, обозленные потерями, а янки имели репутацию беззлобных простаков.
Его вытащили из его узилища через несколько часов. Двое, не матросов, а больше похожих на солдат морской пехоты (тут, на борту, особое конвойно-абордажное подразделение есть?), провели его через пару трапов, с одной палубы на другую (что тоже было для подлодки невероятным), но гораздо большим потрясением было увидеть русские надписи на переборках и шкалах приборов и услышать русскую речь. В глазах Люта русские, как и все славяне, были не больше чем объектом завоевания германской расы, неким ресурсом, должным дать рейху решающее преимущество в сражении с англосаксонской плутократией за мировое господство. И говорить с ними для истинного арийца было тем же, как для римского патриция общаться с взбунтовавшимися рабами. Нецивилизованное славянское быдло, в сравнении с культурными германцами, не могло быть ничем иным, кроме как безмолвной рабочей силой. И то, что эти азиаты убили его экипаж и взяли в плен его самого, было вопиющим нарушением мирового порядка. Потому что лишь высшая раса имеет право убивать представителей расы низшей, приводя к покорности и регулируя их численность, – но никак не наоборот!
Он пытался представить, как должен вести себя истинный ариец и германский рыцарь, волей судьбы попавший в руки дикарей. Но ему не дали собраться с мыслями, грубо втолкнули в помещение, непривычно большое по меркам подводной лодки, со всеми атрибутами, положенными кают-компании корабля первого ранга, включая портрет русского вождя над столом, за которым сидели несколько русских, безусловно, офицеры. Лют пытался придать своему лицу и взгляду самое презрительное выражение, какое подобает арийцу по отношению к низшим существам.
– Лют Вольфганг, родился в 1913 году в Риге, в семье подданного Российской империи. Так как это место в настоящее время входит в состав СССР, признавшего себя правопреемником Российской империи, то указанный Лют, пребывая на службе в вооруженных силах воюющего с СССР государства, подпадает под указ об изменниках Родины, при взятии в плен подлежащих расстрелу.
Лют был поражен такой наглостью. Да, он родился и жил в Риге, в семье остзейских немцев, и перебрался в рейх после прихода фюрера к власти, чтобы поступить на службу в кригсмарине. И с еще большим удивлением он слушал, как русский зачитывает его биографию – до июня 1934 кадет на крейсере «Карлсруэ», затем военно-морское училище в Мюрвике, первая офицерская должность с декабря 1935, командир зенитной установки на крейсере «Кенигсберг», с февраля 1937 в подводном флоте, обучение, с июля 1938 второй вахтенный офицер на U-27. Участие в Испанской войне (два боевых похода). С октября 1938 – первый вахтенный офицер на U-38[11], под командой Генриха Либе. С декабря 1939 – командир лодки U-9. Норвежская кампания, без успехов. Французская кампания, потоплена французская субмарина «Дорис».
У русских шпионы повсюду? Ведь этот допрос ведется не в подвалах их гестапо, называемого НКВД, а здесь, на субмарине, потопившей его U-181. Неужели у каждого русского есть такие досье на всех офицеров кригсмарине? Или русские шли специально за ним? А как они могли найти его в море, если он сам не знал точно, куда пойдет?
– …военный преступник, виновный в потоплении многочисленных нейтральных судов: шведских «Фландрия» и «Патрия», эстонского «Линда», латвийского «Сигурдс Фалбаумс» (в списке еще около десятка названий), равно как не только в злостном и преднамеренном неоказании помощи экипажам, но и в расстреле спасающихся на шлюпках и вплавь. Что является вопиющим нарушением международного права.
К чертям вас со всем вашим «правом», подумал Лют. О нем вопят слабые, сильный же сам диктует правила, угодные ему. Бедная Германия, которую все желают растоптать, унизить, отнять землю, расчленить на части! А когда Германия поднимается с колен, против нее объявляют крестовый поход, объявив империей зла. Вы ограбили нас, по Версальскому договору, который вы сами считали несправедливым. Даже в Риге, как во всех бывших русских землях, к немецкой общине относились как в рейхе к евреям – ненавидели, презирали, всячески угнетали в правах, вплоть до того, что запрещали говорить на своем языке. Немцев ограбили, отобрав всю собственность, недвижимость, землю, как у «некоренной» национальности, законодательно ограничили право чем-то владеть. Подменив закон силой, вы сами дали нам урок, что сила – это и есть закон! А значит, мечтой каждого немца (я не имею в виду отребье), стало «Дойче юбер аллес», вернуть своей стране и народу место в мире, принадлежащее по праву! По праву самой культурной и цивилизованной нации, единственно достойной править Европой, ну а после всем миром!
– …вместе с тем имел весьма посредственную морскую квалификацию. Так, в январе 1941 лодка U-43, которой он командовал, затонула прямо у причала в Лорриане, по грубой халатности трюмных и недосмотру старшего механика, за что, однако, несет прямую ответственность и командир[12]. Разрыв орудия вследствие ненадлежащего ухода за матчастью также не может характеризовать его как командира с лучшей стороны. Впрочем, не исключено, что подобные инциденты служили цели избежать боевых выходов в момент, когда немецкие подводные лодки несли особенно большие потери. Следует отметить, что подавляющая часть потопленных им судов – это безоружные транспорты, в том числе и нейтралы (почти третья часть от общего количества), идущие вне конвоев, в удаленных районах океана, при отсутствии всякой ПЛО. Что позволяет охарактеризовать обвиняемого не как воина, но как трусливого бандита, которому всего лишь повезло попасть в места, где в изобилии беззащитной и непуганой добычи.
Протестую! Не бандит, а диверсант! Так учил нас «папа» Дёниц – идти туда, где нас не ждут, не готовы к обороне! Сами же британцы говорят, что нехватка тоннажа едва не поставила их на колени. Тогда какая разница, где потоплено судно, потенциально могущее перевозить британские грузы, в Ла-Манше или у острова Мадагаскар? В то же время очевидно, что во втором случае поймать можно не одно судно, а три, пять, десять, при меньшем риске для охотника.
Ну а с U-43, да, было дело… Ребята крепко выпили после удачного похода, никому не хотелось оставаться на борту, когда ждут аппетитные француженки. Кто знал, что эти идиоты разобрали часть забортной арматуры и оставили «на завтра», а вода вливалась в трюм? Я что, должен механика подменять? Он сам обязан был все проконтролировать и обеспечить, я-то тут при чем?
– …зато он не только во всеуслышание заявлял о своей фанатичной приверженности нацистской идее, но и по сути добровольно проводил в своем экипаже «партийно-политическую работу», задолго до введения в штат кригс-комиссаров.
Что вы хотите от меня? Зачем вы все это мне говорите? Вы, проклятые рабы, посмевшие поднять руку на своих господ! Безумием для цивилизованных стран было разыгрывать «русскую карту» в спорах между собой, отныне этого не будет никогда! Как у римлян было принято, что раб, взявший оружие, хоть для защиты своей никчемной жизни, подлежал казни со всем своим потомством. Когда фюрер загонит вас в Сибирь, вы навсегда станете лишь рабочим скотом. Как вы смеете судить того, кто выше вас? Хотите убить меня, убивайте, после вашей капитуляции с вас спросят и за это!
– Слушай, фашистский скот, если будешь упорствовать, мы тебя не расстреляем, а живьем засунем в торпедный аппарат на глубине в двести метров. И тебе очень повезет, если ты сразу захлебнешься, гораздо хуже для тебя будет каким-то чудом достичь поверхности и уже там сдохнуть от кессонки. Вот только умрешь не ты один. У нас записано, что ты очень любишь свою жену Ильзу из Засница, которая должна вот-вот родить тебе уже третьего сына. Ты ведь и не вступил в НСДАП – а значит, тебя, как и весь беспартийный экипаж твоей U-181, объявят изменниками, с заключением семей в концлагерь. О твоей верности фюреру не узнает никто, ты будешь считаться предателем, а твою беременную жену и двух детей ваше же гестапо бросит в Дахау или Освенцим. Как думаешь, останутся они там живыми?
Будьте вы прокляты, русские! Неужели вы посмеете?
– Прошлым летом ты устроил экскурсию всему своему экипажу в «восточные земли», к своему другу Грейзелю, кажется, он там вице-гауляйтер? Специально затем, чтобы показать команде, как живут славянские недочеловеки под арийским сапогом. Вы гордитесь своими зверствами на временно оккупированной территории над нашим мирным населением, включая детей. Так отчего мы должны жалеть ваших?
– Чего вы хотите?!
– Радиосообщений с борта U-181 в штаб, будто ничего не случилось. И помни, что пока на берегу уверены, что с вашей лодкой все в порядке, твоей жене и детям не грозит концлагерь. Ваш поход планировался на шесть месяцев, и шифр, называемый, если я не ошибаюсь, «Беллатрикс», действителен до первого октября? Ну а что будет дальше, пусть это тебя не беспокоит – думаю, осенью уже столько ваших солдат будет у нас в плену или пропадет без вести, что фюреру придется бросить в лагеря половину населения рейха. Короче, решай, или подписываешь вот это присоединение к «Свободной Германии» с обязательством выполнять все ее приказы, или вылетаешь за борт вместо торпеды.