Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник)
Шанс, однако, еще оставался, и неплохой. Немецкие снаряды сыпались градом, но не пробивали броневую цитадель, все же калибр их был мал, вспомнил Мак-Кри, тогда как наших шестнадцати дюймов хватит одним попаданием сбить спесь с этого наглеца и заставить ретироваться! А если удастся угостить его еще одним, лишив хода или сильно стреножив, и успеть расстрелять на отходе, то еще можно и получить награду за потопление вражеского линкора в первом же боевом выходе! Как будет смотреться: капитан Мак-Кри, кавалер…
В общем, игра шла по принципу: опытный игрок, к которому шла карта – но который вынужден был в каждой партии ставить «на все», идти «ва-банк». Первое же успешное попадание с «Айовы» должно было сразу переломить ход игры, вот сейчас, ну что же эти пентюхи так редко и плохо стреляют!
– Сэр, он заходит нам за корму, скоро мы не сможем его достать. Надо изменить курс, – напомнил Ларсен, старший артиллерист.
«Айова» покатилась вправо (разворот влево был невозможен). Снаряды продолжали бить в надстройки, второй КДП тоже был разбит, управляющему огнем пришлось переключиться на резервный Мк-40, на крыше боевой рубки. Сейчас снова начнется неторопливая дуэль, победа в которой будет, ну конечно же, за американцами, разве могло быть иначе?
«И если этот ганс, получив несколько попаданий, спустит флаг, я, как великий Нельсон, этого не замечу! – мстительно подумал Мак-Кри. – За кровь американских парней, за подлое нападение под видом британцев! И за мой испуг. А что видели подчиненные, плевать – победителей не судят!»
Этого не случилось. «Айова» еще не успела довернуть, как удар совсем рядом едва не сбил всех с ног. И вопль кого-то в рубке, принявшего доклад:
– Попадание и пожар во второй башне! Сейчас взорвемся!
Все в рубке побелели, представив столб дыма до неба – все, что остается от корабля после детонации боезапаса, как было с «Худом» или еще с тремя британцами в Ютланде. Если огонь из башни по зарядным элеваторам пойдет в погреб… Затопить, и немедленно? Уже затопили.
– Мы не можем стрелять, – обреченно сказал Ларсен, – даже с подачей в первую башню из погреба второй. Вся надежда на эсминцы.
Они наблюдали за героической, но безуспешной атакой «Хадсона» и «Бронсона». Мак-Кри запоздало подумал, что имело бы смысл их придержать, чтобы атаковать совместно с четверкой и под прикрытием «Мобила». Но было уже поздно – эсминцы тонули и горели, расстреливаемые гансами. Наблюдая за этой сценой, прозевали атаку пикировщиков – сигнальщики были выбиты или попрятались, расчеты зениток разбегались по местам, когда немцы уже входили в пике. Пятидюймовые оказались бесполезны, вся система управления огнем (а у многих установок и силовые приводы) вышли из строя, лишь стрелять «на испуг», в направлении врага, в надежде случайно кого-то зацепить. Бофорсы и эрликоны тоже были в большинстве выбиты, но каким-то чудом один «юнкерс» удалось сбить, эта победа была встречена восторженными криками. С носа подходил «Мобил», волочащий шлейф дымовой завесы и готовый, по пересечении курса «Айовы», активно вмешаться всей дюжиной своих шестидюймовых, эсминцы были уже близко, красиво шли, казалось, не все еще потеряно!
Но появились торпедоносцы. Мак-Кри не поверил глазам: как это гуннам удалось так удачно атаковать эсминцы на полном ходу? Подбили один, сорвали атаку всех прочих… Этот немец на мостике «Шарнхорста» просто дьявольски хорошо управляет боем, сумел вот так, с ходу, перенацелить удар! Торпедоносцев встретили отчаянным огнем из всего, что стреляло, даже из пистолетов, больше для воодушевления, чем ради реального результата. Ни один из них, конечно, не был сбит, но торпеды побросали слишком далеко. Мак-Кри перевел дух, но тут линкор вздрогнул от удара в корму. Взметнулся столб пламени, это взорвалась цистерна с авиабензином для корабельных разведчиков. Начало заливать погреб кормовой башни. Последний уцелевший вал стал вибрировать, разнося дейдвуд. Линкор почти лишился хода.
Мак-Кри молчал. Там, на вражеском корабле, был мастер – решительный и умелый. Будьте вы прокляты, Стимпсон, Мак-Клоу, Форрестол и все другие политиканы, которые послали нас на смерть! Господи, в чем я перед тобой провинился?
Он смотрел, как эти проклятые гунны спокойно, как на полигоне, расстреляли три эсминца из четырех и «Мобил». Последний эсминец сумел проскочить к «Айове», укрыться за ее корпусом – но торпедные аппараты его были разряжены, и нечего было надеяться, что он как-то поможет. Однако помог, когда прилетели еще какие-то архаичные аэропланы, похожие на самолеты той, прежней войны. Отбивать их было уже нечем, последние зенитки были выбиты немецким огнем. И тут эсминец, выдвинувшись вперед, исполнил свой последний долг корабля конвоя, встретив торпедоносцев огнем из последней уцелевшей пятидюймовки и спаренного бофорса. Один биплан нырнул в волны, но и эсминец тотчас же был засыпан немецкими снарядами, опрокинулся и затонул. И шесть торпед ударили в борт. Это конец?
«Айова» не тонула. Броневая цитадель не была разрушена, машины были целы, и, если бы не винты, можно было бы развить полный ход. Но уйти было нельзя, стрелять нечем: все, что выше брони, превратилось в нагромождение горелого перекрученного металла. И тут немец выпустил торпеды, линкор по линкору – притом что на таких кораблях еще с той войны торпеды или снимались за полной ненадобностью или сохранялись для последнего случая: «А теперь стреляем торпедами, и можно спускать флаг». Два попадания в тот же левый борт, где ПТЗ полностью разрушена, и этого «Айова» уже не вынесла.
– Заливает кормовое машинное левого борта! – пришел доклад снизу. – Поступление воды не можем остановить.
Конец. Сейчас немцы будут стрелять торпедами еще и еще. Но они не откажутся подобрать терпящих бедствие? Шлюпок и катеров на борту не осталось, все они давно уничтожены огнем. А спасательных плотиков на всех не хватит, часть тоже уничтожена, а на борту лишние люди с «Белью Вуд». Черт бы побрал контр-адмирала Мак-Кейна, как он, прошедший ад битвы с япошками у Соломоновых островов, посмел погибнуть так нелепо? Он должен был командовать здесь, решать, за все отвечать! Что делать?
– Сэр! Гунн запрашивает, согласны ли мы сдаться? Грозит, что, если откажемся, он не даст нам спастись, расстреляет в воде.
Нас, цивилизованных белых людей, как каких-то желтомордых япошек или диких славян? Эти гунны настоящие варвары, так белые с белыми не воюют – только с дикарями. Это и есть их фашистская теория, что все люди иной национальности для гуннов все равно что для нас индейцы или китайцы?
– Сэр, снизу докладывают: мы продержимся на плаву не больше пары часов. Вода заливает отсеки. Какие будут приказы?
Надо уметь проигрывать, когда сопротивление бессмысленно. Дать ответный сигнал – мы согласны, при условии вашего обещания гарантировать жизнь сдавшимся и принять их к себе на борт.
– Сэр, он отвечает. Командиру корабля, гарантируем жизнь вам и вашим людям, при условии сдачи в сохранности всей техники и документации, включая секретную.
– Сэр, аппаратура и шифры подготовлены к уничтожению. Разрешите исполнить? А гуннам скажем, что уже…
Нет. Тогда и они откажутся взять нас к себе. И неважно, что не успели, – проблемы индейцев шерифа не волнуют. Надо уметь проигрывать, если не остается другого выхода. В конце концов, немцы не желтомордые дикари, а культурный европейский народ. Ну а шифры, машинка, все прочее – стоят гораздо меньше жизней трех тысяч американских парней!
Кстати, а сколько осталось на борту? В начале боя было три тысячи сто сорок семь – наши, и спасенные с «Белью». Видя, во что превратились верхние боевые посты, можно предположить, что человек четыреста – пятьсот смело можно списать. А если сейчас будет паника и все кинутся на палубу, превратятся в стадо зверей, дерущееся за место на плоту? Не надо говорить про дисциплину – у нас больше тысячи спасенных, которые уже горели и тонули, у них нервы на пределе, готовые сорваться в любой момент. И всех ли возьмут, ну куда немцы денут больше двух тысяч человек?..
– Начальник команды морской пехоты! Всех лишних с «Белью» загнать в нижние отсеки, до особого распоряжения, во избежание паники и беспорядков! Да, и ниггеров с латиносами тоже. Неповиновение пресекать решительно, с применением оружия! Еще и пройтись по палубе, со всех уцелевших орудий снять замки, чтоб кто-нибудь не выстрелил без приказа, не разозлил гуннов! Быстро выполнять!
– Сэр, это позор! Американский корабль еще никогда не спускал в бою флаг ни перед кем, кроме…
– Арестовать! Кто еще так думает?
Нам не дадут быть героями. А просто расстреляют, как у стенки. И вся разница, что мы пойдем на дно под своим флагом и доставим немцам муки совести стрелять по нашим плотам. «Не спускал флаг ни перед кем, кроме…» Договаривайте: англичан, тогдашних хозяев морей. Хотя был еще эпизод с триаполитанскими пиратами. Теперь добавятся еще и гунны, что с того? Соединенные Штаты не обеднеют. Небольшая жертва репутации – ради того чтобы мы, граждане этой страны, остались жить.
Да, политическая карьера закончена. Это тот, кто сдал свой корабль гуннам в первом же походе? Но зачем репутация героя мертвецу? Фрэнки не забудет старого приятеля, подыщет теплое местечко, не на самом олимпе, но мне хватит до конца дней.
О чьем спасении заботиться в первую очередь? Тех, кто был бы мне благодарен и мог свидетельствовать в мою пользу – офицеров и лучших представителей белой расы, белых англосаксов протестантского вероисповедания, физически здоровых! Что до всех прочих – простите, но выживают лучшие, такова жизнь!
Немцы поднялись на борт – десяток вооруженных матросов. Мак-Кри отдал честь их старшему (что за плебеи, принимать капитуляцию линейного корабля прислали даже не лейтенанта, а фенриха, так у них зовется кандидат в офицеры?), немцы же в ответ первым делом потребовали выдать им шифровальную машину, кодовые книги, прочую корабельную документацию (и кассу). Затем приказали Мак-Кри и всем офицерам, оказавшимся рядом, в рубке, спуститься в большой моторный катер, тотчас же отваливший назад, к немецкому линкору, бывшему менее чем в миле. Капитану было неприятно, что его и других американцев заставили встать на колени, сложив руки на затылок, под прицелом нескольких наведенных немецких автоматов, причем любое движение пресекалось жестоким ударом или пинком. Хотя это могли быть разумные меры предосторожности, ведь немцев на катере было вдвое меньше, чем американцев. Но Мак-Кри решил, что при первой возможности заявит немецкому командиру об этой вопиющей непочтительности его подчиненных к таким же белым цивилизованным людям. В конце концов, мы сдались добровольно, не помышляя о сопротивлении, чрезмерная жестокость совсем не делает вам чести!
А когда катер подняли на борт немецкого линкора, к неподвижной и беспомощной «Айове» потянулись следы торпед. Взрыв, два, четыре – корабль кренился на левый борт, в воду падали и прыгали сами крохотные фигурки людей, все кончилось очень быстро, запас плавучести может расходоваться часами, опрокидывание же при потере остойчивости происходит за секунды. «Айова» перевернулась кверху дном, показав изувеченные взрывами винты, и скрылась под водой, затягивая в воронку людей и даже плотики.
И тогда немецкий линкор прошел прямо через то место, меняя курс, давя корпусом и рубя винтами тех, кто еще плавал. Немецкие матросы, высыпав на палубу, со смехом и презрением смотрели на головы плавающих представителей белой англосаксонской расы (негров и латиносов не было, все они так и остались в нижних отсеках обреченного корабля). А затем с камбуза принесли пару котлов требухи и помоев и опорожнили за борт – акулы тоже хотят есть!
– Где ваша честь? – спросил Мак-Кри немецкого командира, когда наконец был к нему подведен. – Вы обещали нам жизнь!
В ответ немец разразился речью, брызгая слюной. Мак-Кри понял лишь, что, обещана была им, а не каждому на борту. И еще что-то про тевтонскую боевую ярость, не жалеть врага и не ждать от него пощады, «из-за чего вы и стоите сейчас пленником передо мной».
«Варвар! – подумал Мак-Кри со страхом и восхищением. – Настоящий берсерк, из тех, которые прямо на поле боя поедали печень убитых ими врагов! Истинные потомки свирепых гуннов, сокрушивших Европу, – и как нам, обычным людям, воевать с такими, беспощадными и холоднокровными машинами убийства?»
Впрочем, в дальнейшем капитану Мак-Кри было любезно дозволено столоваться в кают-компании с немецкими офицерами. Из чего он сделал вывод, что «эти страшные гунны» все же не настолько дики и чужды европейской культуре.
США, Норфолк, штаб Атлантического флота, вечер 1 мая 1943 года
– Господин президент, наши худшие опасения подтвердились. «Куин Элизабет» потоплена немцами. Мы нашли плот с пятью выжившими. Пятеро из пятнадцати тысяч. Нет, не субмарина. Сначала лайнер был поврежден авиаударом, не мог развить ход. А затем немецкий рейдер расстрелял и судно, и шлюпки, и даже плавающих в воде людей. И прошел, рубя спасшихся винтами, – да, это военное преступление, господин президент! Мы нашли еще несколько трупов, живых больше нет никого.
Да, сэр, боюсь, что «Айова» тоже. Последняя радиограмма была не с нее, а с «Мобила». Вот текст: «Авианалет, пикировщики, погибли „Хадсон“ и „Бронксон“, „Айова“ пока держится, нас расстреливают, горим». И больше ни одного сообщения, ни от кого, на вызовы не отвечают. Очевидно, это то же самое рейдерское авиаударное соединение немцев, на наших коммуникациях!
Господин президент, «Нью-Джерси» даже не принят пока флотом! Это ожидается через две-три недели![18] И посылать его в бой против опытного противника, да еще при его господстве в воздухе, это самоубийство! Корабль, не освоенный экипажем, это всего лишь иллюзия боевой мощи! Что показал печальный опыт «Айовы». Отозвать кого-то с Тихого океана? Бесполезно – пока они прибудут, все уже решится. Да, у нас в Атлантике нет сейчас ни одного нового линкора. По авианосцам, «Эссекс», «Йорктаун», «Лексингтон» проходят боевую подготовку, причем последний вошел в строй всего неделю назад. И отправлять их в сражение с опытным, хорошо сработанным ударным соединением… Вы примете один или даже пару, в уровень ожидаемых потерь?
Господин президент, я понимаю всю меру своей ответственности и вины. Но хотел бы сдать пост своему преемнику в ситуации, когда кризис будет уже разрешен. Нет, я не собираюсь ждать, пока немцы уйдут сами. Сэр, вы не понимаете, у нас очень серьезная проблема. Судя по всему, немцы идут на юг, к трассе наших африканских конвоев. У нас в море находятся сразу два войсковых транспорта, «Санта Роса» с восемьдесят второй авиадесантной вышла из Нью-Йорка в Касабланку двадцать девятого апреля, и «Мехико», у него тоже на борту войска, тоже из Нью-Йорка, вышел двадцать девятого в Оран. Если немцы их перехватят, у нас будет еще на десять тысяч трупов больше. Я не могу их повернуть, немцы могут с равной вероятностью оказаться и впереди, и позади!
Господин президент, все, что мы можем сделать, – это выследить врага и повиснуть у него на хвосте, вцепиться в загривок. Я дал приказ двум авианосным группам произвести поиск и при обнаружении атаковать. Если удастся подбить гуннов хотя бы одним торпедным попаданием. Сэр, это всего лишь эскортники, «Санфи» и «Кард», не боевые! Ход девятнадцать узлов, по два десятка старых самолетов, одни эсминцы в охранении. Опасные для лодок – но если гунны займутся ими всерьез, у ребят нет шансов. Да, они знают, на что идут, ради того чтобы транспорты с войсками уцелели. Береговая авиация? Слишком удаленный район, и… У нас нет нужного количества подготовленных экипажей на четырехмоторные, чтобы летать над морем. Да, привлекли армейцев, один В-17, вылетев с Бермуд, уже пропал, ищем, пока не обнаружили. Повторяю, у гуннов палубные истребители, мы не можем посылать разведчики: летающие лодки для них – это смерть. Да, это упущение, надо создать эскадрильи морских В-17, так же как англичане имеют «галифаксы» и «ланкастеры» в своем береговом командовании. Сэр, вам напомнить, как выделяли авиатехнику для нужд флота, я не про палубники говорю? Надеюсь, у моего преемника это получится лучше!
Господин президент, тут вопрос выходит за пределы моей компетенции. Этот мяч могут и должны забить британцы, с нашей подачи. Насколько мне известно, у них есть сильные авиаударные соединения, в Гибралтаре и в метрополии, то есть на очень удобных позициях для перехвата. Тем более что гунны пойдут домой, как минимум растратив топливо и боезапас, а возможно, и имея повреждения. Я связался с британским флотским командованием, но желательно и по линии Госдепартамента.
Господин президент, это невозможно! Как мы будем искать какой-то транспорт в британской зоне, когда у нас сейчас и здесь… Почему нельзя возложить это целиком на британцев? И подождать, пока мы главную проблему решим? И что это за груз, наконец?
– Адмирал, вы не понимаете. У нас есть основания считать, что весь этот рейд осуществлен немцами исключительно для прикрытия и обеспечения главной цели: захвата того транспорта и доставки его в рейх.
Ретроспектива, пять дней назад, 25 апреля 1943 года, Гвинейский залив
Акула была большая. Но уже не опасная, поскольку сейчас висела, подвешенная за хвост, на корме британского корвета «Санфлауэр».
Как часто бывает, запирают конюшню, когда лошадь уже сбежала. Но надо ответить, меры приняты – и вот, после гибели американского крейсера «Бирмингем» с десяток кораблей ПЛО лениво утюжат море у африканского побережья. Хотя всем было понятно, что лодки тут давно нет, если немецкий капитан не полный идиот.
Ну а рыбная ловля была матросским развлечением во все времена. И ощутимой прибавкой к камбузу, если ловить не на удочку, а на кусок протухшего мяса, нацепленный на привязанный к тросу крюк. Вопреки заблуждениям, акулье мясо очень даже съедобно, если правильно приготовить. Не говоря уже о том, что у моряков с акулами кровная вражда.
Все было как в знаменитом романе Жюль Верна, до момента разделки туши. Кстати, в желудке акул действительно иногда находят всякие любопытные вещи. Вплоть до сундучка с пиратскими бумагами, указывающими, где сокровища (история подлинная, однажды случившаяся). А в сороковые годы двадцатого века вдруг оказалось, что из акульей печени можно получить витамины и лекарства (что моментально поставило акул, по крайней мере у американского побережья, на грань полного истребления, поскольку прибыльность этого промысла достигала тысяч процентов), затем нашли более дешевый, синтетический метод. Но эту конкретную акулу вовсе не собирались бросить в море, вырезав лишь печень, ей был предназначен камбуз.
И когда тушу разрубили топорами, то в желудке нашли – нет, не какую-то бутылку, а такое, что, будь эта злосчастная акула поймана местными рыбаками, те, скорее всего, поспешили бы выбросить страшную находку за борт, подальше от греха. Но «Санфлауэр» был военным кораблем флота его величества, а значит, находка была должным образом осмотрена, запротоколирована и положена в холодильник. И о ее факте была сделана запись в судовом журнале, с точным указанием времени и координат.
Две руки, откушенные чуть ниже локтя. Принадлежащие, бесспорно, европейцу и связанные в запястьях веревкой из какого-то непонятного материала. При внимательном осмотре обнаружили татуировку, сохранившуюся достаточно хорошо. Не будь руки связаны, никаких вопросов бы не возникло, в одной лишь команде «Бирмингема», пока ее спасли, было съедено акулами не меньше сотни человек. Но веревка говорила, что какой-то европеец был взят кем-то в плен, вероятно, допрошен и брошен за борт, скорее всего, уже убитым. То есть налицо было уголовное преступление, подлежащее расследованию.
Агент Райбек, ты все же успел. Получив в спину четыре пули из МР-40, все же сумел перевалиться через борт и унес с собой улику, ту самую веревку из синтетики. Ты до последнего исполнил свой долг – а был ли ты еще живым, когда тобой заинтересовалась акула, это для дела уже не важно. И татуировка была очень запоминающаяся, хотя ты был когда-то за нее наказан, ну не положено агентам секретной службы иметь такие приметы, но ты был молодой, и очень хотелось казаться крутым, вот ты и сделал себе на руке то, что имело определенное сходство с эмблемой службы (а после вынужден был, по приказу, носить рубашку с длинным рукавом, даже в жару). Ведь секретная служба (занимающаяся охраной президента, финансовой системы США и самыми важными из государственных тайн) – это самая старая из американских спецслужб, ведущая родословную с времен Эйба Линкольна. И про ее эмблему – «Мы никогда не спим» – знают многие, и не только в США (спасибо писакам).
Так что факт, что кто-то из агентов секретной службы был захвачен врагом, достаточно быстро стал известен американскому командованию (и разведке). Агенты «Сикрет сервис» немногочисленны, и легко было установить, что в подходящее время (раз останки сохранились достаточно хорошо) и в требуемом месте могла находиться лишь группа, сопровождающая секретный груз из Конго. Затем кто-то вспомнил про татуировку Райбека (описание было в личном деле, среди особых примет). А у «Сикрет сервис» есть одна черта: никогда не прощать никому убийство своих.
Можно было предположить, что Райбек был подобран после потопления судна, допрошен, убит и выброшен за борт. Эту версию не исключили – но предположили и худшее. Что судно было не потоплено, а захвачено подлодкой. Поскольку делом занялась не «Сикрет сервис» вообще, а именно то ее подразделение, которое отвечало за безопасность «Манхеттена», то характер пропавшего груза и предполагаемый захват связали практически сразу.
Что рейх пытается любым способом получить уран, казалось очень правдоподобным. Был ли груз перевален на борт подлодки (у японцев точно были подводные транспорты, берущие сотни тонн груза, что-то такое предполагалось и у немцев, да ведь были у них такие подводные блокадопрорыватели еще в ту войну!)? Или транспорт с немецкой командой следует сейчас в немецкий порт? Успели ли агенты до захвата привести в действие взрывной механизм? Не осталось ли каких-то иных улик?
И казалось не подлежащим сомнению, что эту операцию немцы увязали с рейдом в Атлантику своих надводных кораблей (не появляющихся там уже год). Причем было вполне вероятным, что на обратном пути немецкая эскадра встретит захваченный транспорт и эскортирует его, например, в Брест.
Осмотреть все транспорты на просторе океана, от Гвинеи до Испании? А вы представляете, сколько их? И в этот курятник вот-вот вломятся очень голодные и злые немецкие лисы. И подводные волки тоже ведь никуда не делись, потери от них, конечно, не как в сороковом, но достаточно неприятны. А еще куча проблем в Средиземном море, где итало-французский флот готов вырваться на простор, стоит лишь убрать эскадру с Мальты или Гибралтара. А великий флот Британии для стольких задач и территорий не настолько и велик.
Но «Санфлауэр» и еще несколько кораблей получили приказ тщательно прочесать и осмотреть море в месте возможного преступления. Может быть, найдется что-то еще?
Лазарев Михаил Петрович.
Подводная лодка «Воронеж», Атлантика, утро 1 мая 1943 года, 33° северной широты, 18° западной долготы (широта Гибралтара)
– То есть как это отказывается сотрудничать?
– А вот так, – развел руками Большаков. – Мы уже по-всякому с ним, и по-хорошему, и не очень. В принципе, он не очень-то нам и нужен, шифры-то есть, и радист-шифровальщик тоже. Одно сообщение от его имени ведь уже отправили?
– Отчего раньше не доложили?
– Так проблема невелика, сидит и есть не просит. То есть жрет, конечно, но и то мало, боится, наверное, что отравим. Нет, проблем никаких, места в бельевой кладовке хватает, осназу все равно делать нечего, лишь пленных кормят и стерегут. Но если потребуется, можно и за борт этого гуся, для ложного следа. Или все же дома в разведотдел сдадим, там его до донышка расколют, может, и знает что ценное.
Все равно дел особых нет. С командирской вахты сменился, Петровича за себя оставил, не все же спать в свободное время? Психология противника тоже вещь важная, кто там из шахматных чемпионов сказал, что играют люди, фигуры лишь инструмент, главное же – что от оппонента ждать? С чего это Лют, гордость немецкого подплава, так быстро сломался, а какой-то итальяшка упорствует? Неправильно это.
Допросная комиссия: я, Большаков, Пиночет, Птах (кличка старшего из осназовцев, вообще-то, фамилия у него Скворецкий), ну и Григорьич (материал для беседы с командой собирает, про образ врага, не иначе). И двое большаковцев в роли конвоя, а один, Валентин, и за переводчика, он по Тулону специализировался, французский знает, ну а для итальянского аристократа «парле ву франсе» такое же правило хорошего тона, как для русских дворян.
Итальянец на героя не похож, даже отдаленно. Смотрит на нас испуганно, будто удара ждет – но уперто отвечает: «Не могу пойти на то, что противоречит моей воинской чести. Можете меня убить, ваше право». Ну какая у тебя честь, итальяшка, ах, простите, ваше сиятельство? Ты в плен сдался? До того, проиграв нам ну совершенно бесславно. Вот и не чирикай, делай что говорят.