Хотя бы логотип банка «Нордика».
Сквозь полупрозрачные борта я вижу черную воду фьорда, проплывающие вдали темные деревья и скалы, припорошенные снегом, – они словно смазанные призраки, мелькающие за стекловидной стеной.
Я набиваю трубку, вытягиваю из мешка пластиковую бутылку и наливаю себе немного в металлическую чашку. У нас есть капитанская каюта – вещь на борту драккара исключительная, у нас есть и некомпетентный капитан, который станет пить весь рейс, не в силах вынести тяжесть ответственности и собственной бесталанности. Драккар пропадет где-нибудь среди льдов и штормов, и останется после нас только песня.
Я выхожу из каюты, укутанный в меха, с кружкой в руке, напевая: «Сказал он: „Теперь вы пойдете со мной, йо-хо-хо, и бутылка рому! Вас всех схороню я в пучине морской, йо-хо-хо, и бутылка рому…“» Отряд мой сидит под прикрытием бортов, Сильфана связывает веревки из бухт, лежащих на палубе, Грюнальди опирается на монструозный ледяной штевень с драконьей головой и мрачно смотрит вверх по фьорду.
Увидев меня, он поднимает брови и вопросительно тычет пальцем сперва в меня, а потом в палубу.
– Там есть проход, – поясняю я. – И там безопасно. Нет смысла сидеть наверху. Я нашел воду, мясо и сыр, кучу еды. Корабль странный, но солидный и укомплектован для путешествия. Не кажется мне, что может распасться.
– Там воняет от песен богов, – цедит Варфнир.
– Лучше бы тебе привыкнуть, – говорю. – Теперь мы в этой ерунде будем сидеть по уши. Мы должны убить Песенника и к Песеннику плывем. Что ты делаешь с этими веревками?
– Нам нужна лодка, – говорит Грюнальди, отвлекаясь от пейзажа перед носом корабля. – Нормальная, такая, что не превратится в миску каши или в стайку сельди. Там, вдоль фьорда Драгорины, живут люди. Зима только-только началась, наверняка не все еще успели спрятать лодки. Когда будем проплывать мимо, Спалле прыгнет за борт с веревкой, доплывет и привяжет. Потом мы натянем веревку и получим лодку.
– А почему Спалле? – спрашиваю я. Как-то привык, что парень то остается при лошадях, то на страже.
– Потому что он плавает лучше всех, – поясняет Грюнальди. – С детства купается в проруби и в ручьях с ледников. Любой другой потонет от холода, а ему хоть бы хны. Ты же не можешь сойти с корабля, ведь не известно, не заморозит ли он нас.
Я киваю. Охотно бы придрался к чему-то, но идея неплоха, тем более что я и сам уже думал, что без меня драккар превратится в морозильник. По крайней мере у Грюнальди есть хоть какая-то идея. Лучше, чем ничего.
– Тут, в верховьях, нет никаких селений, – говорю я. – До тех маленьких соединенных озер. Пусть один остается высматривать, позже его сменим. Нет смысла мерзнуть всем. Внизу тепло, светло, там есть еда. А лодку мы найдем в лучшем случае завтра. Остается Варфнир, остальные – вниз. В сумерках его сменит Спалле, потом Сильфана, потом я, потом Грюнальди.
Они спускаются, преисполненные вдохновленной убежденностью, что я знаю, что делать, и контролирую ситуацию.
В кают-компании ударом кулака я зажигаю мерцающий проблеск ярящихся зеленью драконоугрей. Люди Огня чутко отскакивают, хватаясь за рукояти мечей, смотрят, замерев, на стены, сбившись в группку спиной к спине.
– Этот корабль сделал Песенник, – поясняю. – Догадываюсь, что он из моего народа, точно так же, как Аакен, король Змеев. Потому все здесь такое странное, но я не нашел ничего опасного. Пока что. Найдите себе места для сна. Не знаю только, как сделать, чтобы стало теплее.
– Обычно для такого разводят огонь, – кисло говорит Грюнальди. – Но как сделать это на льду, не имея поленьев…
– Это не настоящий лед. Ведь обычно, если хочешь, чтобы корабль плыл, нужно работать веслами или ставить парус. Этот плывет сам по себе. С теплом будет так же.
Они неохотно расходятся по кают-компании, напряженные и чуткие. Сильфана оглаживает пальцами крышку рундука, стиснув правую ладонь на рукояти меча, перевешенного через спину. Грюнальди осторожно постукивает в стену, за которой змееподобными движениями плавают адские светящиеся мурены. Спалле приседает у откинутой койки, кончиком меча приподнимает лежащие там меха и осторожно заглядывает под матрас.
Все молчат. Атмосфера сгущается. Они взошли за мной на борт, ведомые миссией и солидарностью, а теперь чувствуют себя так, будто я приказал им сидеть рядом с протекающим реактором.
Они тут и глаза не сомкнут, а тем более не выдержат того, что случится позже. А единственное, что я могу им обещать – еще больше холодного тумана, магии и всякой ерунды, рядом с которой корабль, плывущий на автопилоте и освещаемый угрями, совершенно рационален.
– Садитесь, – говорю я приказным тоном. Они неохотно подходят, ощупывая ледовые табуреты и осторожно присаживаясь, словно те могут взорваться прямо под их задницами.
Я открываю контейнеры с пищей, отворяю крышки рундуков, вынимаю миски, ножи и кружки. Кроме того, осматриваюсь в поисках оборудования камбуза. Если раскушу, как действует плита, и сумею приготовить хотя бы суп, наверняка пойму и то, как включается отопление.
Грюнальди прикладывает ладонь к скользкой столешнице и ждет, не начнет ли ее поверхность таять под пальцами. Спалле вытягивает из кошеля оселок и начинает медленно водить им вдоль клинка меча. Кают-компанию наполняет скрежет, аж мурашки ползут по спине. Сильфана закусывает губу и неуверенно поглядывает на стены, будто те вот-вот упадут ей на голову.
Я открываю очередные шкафчики, потом отступаю и прищуриваюсь. Архитектура яхты логична. Она зависит от условий и эргономики. Тот, кто позаботился о туалете на корме и втором, как я проверил, на носу, наверняка подумал и об обогреве кают и приготовлении пищи.
Готовка на корабле не слишком проста, особенно в открытом море. Кок не может рисковать в любой момент облиться кипятком или быть осыпанным углями из печи. Кухня должна быть застрахована от качки. Камбузы были даже на древних кораблях. Порой в виде крытых черепицей домиков с трубой, выступающей над палубой.
– Где обычно готовят на волчьих кораблях? – спрашиваю я.
Спалле указывает на корму.
– Позади, в… – тут он произносит нечто, что звучит как плевок в раскаленные уголья. Мой словарь не охватывает моряцкого жаргона. Спалле размахивает руками, словно разыгрывая ремонт невидимого велосипеда. – Котел с углями подвешен на цепи, подвешивается… так… и так… Когда качка, очаг всегда остается ровным, а над ним горшок, тоже крепится… – снова сложная пантомима.
Кардан. Они изобрели карданное соединение. Неплохо. Ну, на корме так на корме. Я иду на корму и ищу. Камбуз, судя по размерам корабля, по меньшей мере на двадцать человек, это не иголка. Его не спрятать под лежащим в трюме мешком или моей шапкой.
Потом я выхожу наверх около капитанской каюты и еще брожу по палубе в поисках трубы. Может, в каком-то из шкафчиков скрывается магическая микроволновка? В таком случае мы обречены на холодную пищу – мои люди и пальцем не тронут нечто, подогретое песнями богов.
Варфнир сидит на носу, укутанный косматой шкурой и обсыпанный мелким снегом, что падает с утра, и смотрит вдоль носа на скалистые берега фьорда, на реку, голые, выкрученные деревья, торчащие из сугробов. Мир белизны и черноты.
Оборачивается, едва я появляюсь. На коленях его – короткий лук.
– Ищу трубу, – поясняю я. – Не могу найти кухню.
– Песни Людей говорят, что на кораблях место для приготовления пищи устраивают сзади, под… – снова непонятное бурчание. – Слева от лестницы, но тут все не так, как в Песне Людей. – Он сплевывает на палубу и качает головой. – Такой корабль сразу увидят боги. И им это совершенно не понравится… Думаю, они потопят нас, едва только мы выйдем в море. А еще и в это время года…
– Ну, как-то он да приплыл, – замечаю я, – к воротам Дома Огня. И боги его не потопили.
Я простукиваю мачту, но совершенно не представляю себе, как это странное ледяное творение должно звучать. Глухо или нет? Я даже не знаю, действительно ли это мачта. Я вижу горизонтально подвязанные к столпу деревяшки, что-то вроде латинского гафель-бома, но ни следа самого паруса. Я обхожу драккар несколько раз и не нахожу ничего, что могло бы напоминать трубу камбуза.
Я сдаюсь и возвращаюсь под палубу носовой лестницей, которая прикрыта крышкой с растительным узором. Ну ладно. Значит, холодный перекус.
Не нравится мне, как мой экипаж сидит за столом. Напуганные, безвольные, пропитанные суеверным ужасом. Они взошли на корабль в акте бессмысленной, отчаянной отваги, а тут – ни битвы, ни героической смерти, одни лишь магические песни, и все не как в Песне Людей, все странно.
Я бросаю на стол вязанку сухого мяса, что-то, что напоминает сыр, связку – надеюсь – сухарей, а потом роюсь в саркофагах, встряхивая все, что напоминает по форме бутылки. Наконец нахожу контейнер, наполненный оплетенными шнуром кувшинами, каждый литров на пять, и ставлю один на столе, молясь, чтобы в нем не оказалось какой-нибудь разновидности драконьего масла. Спалле давит воск ножом, вынимает затычку с хлопком, что напоминает об открытом шампанском, и осторожно нюхает шейку кувшина. Хмурится, вливает капельку чего-то темного и чуть пенного на дно кубка, а затем макает и облизывает палец, и лицо его на миг освещается радостью.
– Драйянмьяал, – по крайней мере, именно так это звучит. Чего-то-там-молоко. Начало слова тоже что-то мне напоминает, только понять бы что. Орлобестия? Львоорел? Грифон?
– Грифоново молоко? – спрашиваю я.
Спалле радостно кивает.
– Делают его на Побережье Грифонов, к северу от пустошей Тревоги. Его нужно смешивать с водой, если не хочешь упиться сразу. Оно темное, насыщенней и дороже пива. Секрет его знают только грифонцы.
– Да они просто доят грифонов, – цедит Грюнальди и отбирает у него кувшин, чтобы налить в свою кружку. – Пиво как пиво, только сладкое, темное и тяжелое. Варят его с медом, какими-то сливами и не знаю с чем еще, чтобы продавать таким вот невинным козлятам за серьезные деньги и рассказывать им сказочки о грифонах. Наше пиво лучше. Хоть и признаю, что это больше подходит для морских путешествий, потому что его на дольше хватает.
Я делаю осторожный глоток, и на миг во рту моем будто вспыхивает сверхновая, взрыв не подходящих друг другу вкусов. В носу – пережженный ячменный кофе, хлебный квас и гиннесс, во рту – сироп от кашля, взбитые сливки, скипидар, хозяйственное мыло и гнилое манго. Я проглатываю и решаю разбавить водой. В послевкусии чувствуется еще и банан с селедкой. Учитывая, что приходилось пить раньше, это куда как неплохо.
Грифоново молоко льется в кружки, на столе встает жбан с водой. В каюте холодно, но, по крайней мере, на голову не сыплется снег, не гуляет ветер. После двух кружек на лицо мораль начинает укрепляться. Я набиваю трубку.
– Расскажи мне о Ледяном Саде, – прошу я, смотря Грюнальди прямо в глаза. – Ты единственный из нас, кто там был.
– Проклятое место, – говорит он, слегка подумав. – Это на острове. К северу от Остроговых. Годами туда плавали только те, кто потерялся в шхерах или кого загнал туда шторм. Скалистый остров, всего несколько рощиц, дикие козы и горы. Но вода там была. И никто не жил. Только иной раз вставали там лагерем мореходы или те, кто охотится на морских тварей. Но несколько лет назад все изменилось. Там было извержение вулкана. Не слишком большое, но грохот слышали и на море, ночью на горизонте виднелся свет, а днем над линией воды стоял столб дыма. Угас через пару месяцев. В следующем году начались рассказы о каменном городке, который там создала лава, и о созданиях, которые вышли из кратера, чтобы поселиться в нем. О сильном Песеннике, которого породил вулкан, Песеннике, что владеет водой, льдом и огнем. О призрачных кораблях изо льда, которые нападают на ладьи, возвращающиеся из далеких странствий. И правда, начали находить пустые «волчьи корабли», дрейфующие по морю, без экипажа и трофеев. Случалось даже, что странные южные воины выходили ночью из моря и грабили поселения на побережье. Странные бестии, напоминающие призраков из тумана, Пробужденных, только разумные. Забирали вещи, но необязательно ценные. Ну и похищали людей. Прежде всего молодых девушек. Никто не знал, кто это. Нигде не находили ни единого трупа Людей Вулкана. Говорили, что им не вредит железо, что они исчезают в темноте, проходят сквозь частоколы, дышат водой, но сделаны из огня, или же изо льда, или же из почерневшей лавы. Что едят они огонь и срут молниями, в общем, что обычно и начинают рассказывать, когда творится странное. Люди сразу начинают болтать невесть что. Обычные сказочки старых баб и дедов, у которых в голове помутилось.
Грюнальди отпивает из своей кружки, а потом со злостью заглядывает внутрь. Я пододвигаю ему кувшин, Спалле подает жбан с водой.
