– Есть, командир, – Вассерман, брюхо которого не могли скрыть даже боевые доспехи, сосредоточенно колдовал над пультом. – Тридцать секунд.
Тридцать – значит, тридцать. Теперь ничего не зависело от командира, всем заправлял артиллерист, чьи привыкшие к математике мозги жонглировали сотнями переменных. По сути, это были даже не расчеты, а что-то между интуицией и божественным наитием. Вот поэтому ни один компьютер и не мог сравниться с человеком ни в стрельбе, ни в пилотировании, и старший артиллерист линкора, по совместительству доктор наук и профессор, в очередной раз готовился это доказать. Или погибнуть в случае ошибки вместе с кораблем, поскольку второго шанса им противник не даст. Но Вассерман, фанатик и профессионал своего дела, редчайшее, кстати, сочетание, не ошибался раньше и не намерен был портить свою репутацию.
Легкий, на грани чувств, толчок – пошли ракеты. Их масса по сравнению с громадой корабля ничтожна, но выбрасывает титановых рыбин с таким ускорением, что легкая, почти незаметная вибрация опытным космолетчиком улавливается безошибочно.
– Сто секунд…
Голос Вассермана холоден и отстранен. Секунды текут медленно, будто увязая в пространстве. Но вот проходят и они. На этот раз толчка нет, лишь мигнули значки на экране – это дали залп орудия главного калибра. Сгустки высокотемпературной плазмы устремились к цели.
– Сорок секунд!
А на этот раз чувствуется ничем не прикрытый азарт. Сейчас артиллерист в своей стихии, и место вальяжного толстяка и сибарита занял боец, опытный и хищный, как леопард. Новое мерцание экрана – лазеры выплеснули накопленную в них энергию…
Линкор восточников взорвался так, словно решил превратиться в звезду. Эффектно, ярко, красиво, в общем, незабываемое зрелище, радующее глаз экипажа «Суворова» вообще и Вассермана в частности. Хотя бы даже и потому, что так совместить залпы всех типов оружия, добившись одновременного поражения цели, считается невозможным даже теоретически. Но Вассерман уже не в первый раз опроверг теорию суровой практикой и влепил все, что имелось на их линкоре, точнехонько в дюзы противнику.
– Вперед!
Это вырвалось у Александрова непроизвольно и совершенно не требовалось. Он еще только открыл рот, а корабль уже разгонялся, выходя из-под возможного ответного удара. Впрочем, это было неважно, мозг анализировал расклады, и получалось, что все не так и плохо, как могло быть, хотя и хуже, чем хотелось бы.
Итак, флагманский корабль противника уничтожен. Из четырех линкоров охранения два, те, по которым ударили линейные крейсера, обездвижены. Разрушить их с одного удара не удалось, все же нет у них второго Вассермана, однако с разбитыми дюзами даже самые мощные корабли могут работать лишь как стационарные батареи с минимальными, в пределах возможности маневровых двигателей, степенями свободы. Судя по поступающей информации, один так и вовсе не в состоянии восстановить управление, у второго это получается с трудом. То есть – не бойцы. Остаются два линкора и с десяток кораблей полегче. У Александрова – линкор и два линейных крейсера, силы примерно равные…
Вот только драться адмиралу не хотелось. Программу-минимум он уже выполнил, сейчас бы бежать, отступать… Но – не поймут ведь, уж больно хорошо подставился противник, упускать такой момент глупо. Риск, конечно, велик, но – не поймут. И плевать, что выскажут свое «фи» умники из штаба, в первый раз, что ли? А вот свои, те, кого ты ведешь в бой, не поймут – это куда хуже. Авторитет завоевывается годами, а утрачивается в один миг, и Александров принимал бой, в том числе и из-за этого.
Хорошо еще, фора во времени имелась. Пока восточники сообразили, что к чему, пока начали контрманевр, прошла целая минута, даже чуть больше. Для космического боя – почти вечность. «Суворов» и оба линейных крейсера, повинуясь заранее спланированному плану, успели за это время все втроем обстрелять главным калибром не успевший развернуться линкор и превратили его в кучу обломков.
Защита восточников была неплоха, но все же не рассчитывалась на сосредоточенный обстрел тремя кораблями, каждый из которых не уступал или даже превосходил свою жертву в огневой мощи. Силовое поле вначале засветилось ярко-красным пламенем, потом стало желтым, белым… А потом оно полыхнуло и исчезло, продемонстрировав на миг всем желающим серо-голубой, плюющийся огнем корпус вражеского корабля. И почти сразу на нем скрестились огненные нити лазеров и лилово-зеленые трассы антиматерии. Короткая, не такая уж и яркая вспышка – и великолепное, незабываемое зрелище разваливающегося на куски вражеского звездолета.
Последний уцелевший линкор противника не стал дожидаться, когда за него возьмутся всерьез, и, дав несколько практически безрезультатных залпов с большой дистанции, рванул прочь. Легкие силы последовали за ним – видимо, там тоже командирами были китайцы. Японцы бы, скорее всего, дрались до конца, но эти бежали, бросив поврежденные линкоры на растерзание победителям. И все, на этом бой можно было считать законченным, поскольку уничтожить потерявшие ход корабли дело техники и не такого уж длительного времени.
Однако Александрова сейчас не особенно интересовали подранки. Куда важнее было то, что происходило на фланге вражеского построения, там, где сражалась основная часть его кораблей. Согласно диспозиции, сразу после его атаки они должны были отступить, только вот сумеют ли? Не увлекутся ли командиры боем? Впрочем, он тут же перевел дух – все же дисциплина оказалась выше азарта, и эскадра конфедератов уже откатывалась назад, потеряв всего-то пару крейсеров и вдвое больше эсминцев. По меркам такого сражения – мелочи.
Адмирал перевел взгляд на вражеские линкоры. Судя по их поведению… Ну ничего себе! Да они сдаются! Сняли защитные поля, отчаянно сигнализируют прожекторами, орут на всех волнах… Черт, соблазн велик! А что там враг?
А противник вел себя в точности так, как и задумывалось. Только что монолитная стена его кораблей стремительно распадалась на отдельные сегменты. Все правильно, если командующий – китаец, то и те, кого он поставил командовать отдельными соединениями, тоже китайцы. Иных не потерпит – менталитет-с. И сейчас они разом потеряли связующее звено. И если флот Конфедерации ударит в ту кучу, в которую на глазах превращается вражеское построение…
Александров перевел взгляд на свои корабли – и выругался. Вслух. Громко. Никого не стесняясь. Даже Лурье, который потом наверняка донесет. Эти уроды в высоких чинах вместо того, чтобы атаковать, использовали паузу для того, чтобы отступить. Победа, завоеванная группой «Суворова», моментально превращалась… нет, не в поражение, конечно, но не более чем в ничью. Ну да, в ничью. Строй восточников распался, они отходили, а у конфедератов не нашлось никого, кто решился бы взять на себя ответственность и, послав к черту заложенные в компьютеры планы, довести ход сражения до логического завершения.
С трудом взяв себя в руки, Александров махнул рукой. Что же, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Вновь пошли приказы – и вот линейные крейсера, зацепив поврежденные корабли восточников силовыми захватами, поволокли их навстречу остальным кораблям группы. Точка рандеву была назначена заранее, так что все просто. «Суворов» шел рядом, демонстрируя всем и каждому, что связываться с ними не стоит. Никто и не связывался, к слову – основные силы восточников отходили в другом направлении, а легкие корабли, мелькнув пару раз на радарах, шустро ушли прочь.
Напряжение медленно спадало. На мостике народ открывал забрала гермошлемов, весело перешучивался. Все правильно, с их точки зрения все получилось, причем куда проще и легче, чем думалось вначале. И лишь сам адмирал понимал, что упустил шанс закончить войну прямо сейчас, одним ударом. И пусть не он упустил, но все равно паршиво, второго шанса ему не дадут.
Зло тряхнув головой, он, в свою очередь, отделался от тяжелого и неудобного шлема, пару раз глубоко вздохнул, приводя себя в норму, и коротко бросил:
– Эй, штурмана?, хорош галдеть! Займитесь прокладкой курса.
– Куда? – не слишком по-уставному (впрочем, сейчас это было простительно) поинтересовался старший штурман линкора, кап-три со смешной фамилией Мышелов. Александров пару секунд подумал и, кивнув собственным мыслям, ответил:
– На Урал.
– Адмирал, но приказ требует, чтобы мы отходили к…
– Лурье, – Александров развернулся к французу вместе с креслом. – Я знаю, что говорит приказ. И знаю, что я его нарушаю. Вы за это не в ответе. Идите, занимайтесь своими делами. Штурман! Курс на Урал.
Планета Урал
Колония на планете Урал была одной из первых, основанных человечеством, и когда-то самой дальней из них. И заселялась изначально талантливым, беспокойным и весьма безалаберным племенем русских. Впрочем, последние были несколько разбавлены немцами, итальянцами и скандинавами – так получилось, что в районе Екатеринбурга, откуда, собственно, и набирались сюда колонисты, эти народы после последней мировой войны присутствовали в изрядном количестве. Кто-то попал в уральский «санаторий» в начале, пленным, кто-то позже, беженцем – тогда уезжать многим было уже просто некуда. И неудивительно, что потомки победителей и пленных, оказавшихся после той войны в одной лодке, и в космос, в конце концов, рванули вместе.
Надо сказать, космическая экспансия человечества началась довольно спонтанно, без какой-либо системной подготовки. До того люди с переменным успехом пытались осваивать Солнечную систему, построить базы на Луне (три раза, дважды удачно) и основать колонию на Марсе (неудачно). Позже им удалось кое-как закрепиться на лунах Юпитера и начать сложную и убыточную разработку шахт в поясе астероидов. Словом, куча проблем, усугубленных общей нестабильностью на родной планете, с весьма туманными перспективами.
Все изменилось, когда в конце двадцать второго века был открыт мост Эйнштейна-Розена. Теория, его описывающая, существовала давно, однако долгое время считалась всего лишь головоломкой для свихнувшихся математиков. Однако так устроен мир, что количество имеет свойство переходить в качество, и однажды исследования отдельных энтузиастов перевалили критическую массу, родив стройную и непротиворечивую модель, на основании которой был построен первый межзвездный зонд. Игрушка весом в несколько тонн отправилась к ближайшей звезде и, ко всеобщему удивлению, побывала там и вернулась. Именно с того дня и принято было считать новую историю человечества.
Мост Эйнштейна-Розена или, как его чаще называли, гиперпространство, разом дал человечеству новый толчок. Теперь полеты к поясу астероидов и другой звезде занимали вполне сравнимое время, а до Юпитера тащиться было дольше, чем до Альфа Центавра. А главное, возле ближайших звезд нашлись планеты, пригодные для жизни, похуже Земли, но куда лучше Марса. И люди, впечатленные первыми успехами, радостно рванули осваивать галактику.
Именно тогда и была основана колония на Урале. В известной степени случайно получилось. Гиперпространство выкидывало порой интересные шутки, особенно вначале, когда и теоретические проработки, и сами гиперприводы были еще несовершенны. Прыжок на четыре световых года привел звездолет переселенцев в заданную точку, но во время маневрирования корабль угодил в «червоточину» – точку искривления пространства, соединяющую воедино далекие звездные системы. О них до сих пор спорили, являются эти аномалии природным явлением или же их когда-то создала древняя сверхцивилизация, легендарные предтечи. Но в тот момент звездолет «Витязь» совершил первый в истории человечества контакт с «червоточиной» и оказался заброшен на расстояние свыше двухсот светолет безо всяких шансов вернуться обратно.
К счастью, в открытой русскими системе нашлась годная для жизни планета, и, когда двести лет спустя ее открыли вновь, на Урале уже процветала вполне преуспевающая колония аграрного типа, не брезгующая, впрочем, и технологиями. Во всяком случае, собственные внутрисистемные корабли здесь строили вполне успешно, так что в как раз формирующееся государство, Конфедерацию Земных Миров, жители Урала вошли отнюдь не бедными родственниками.
Сейчас Урал был одной из наиболее развитых планет Конфедерации, доминирующей в секторе, но имелся в его излишне далеком расположении от центра государства и минус. Проще говоря, несмотря на все достижения, он оставался пограничной планетой, вечным фронтиром, и нынешняя война создавала для него серьезную угрозу. Неудивительно, что именно Урал вкладывал в подготовку к ней больше сил, чем любые три планеты Конфедерации, вместе взятые. И именно с его стапелей, будто обожравшиеся кашалоты, прыгали в космос самые мощные в стране боевые корабли. Полностью собственной разработки, кстати – здесь предпочитали не объединять продукцию разных концернов, а опираться на изначально совместимую элементную базу.
На генеральное сражение уральцы возлагали много надежд, и потому обоюдное отступление флотов из системы Шелленберг восприняли со смешанным чувством. С одной стороны, вроде как отбились, с другой же – угроза сохранялась. А учитывая, что все боеспособные корабли отправились на эту проклятую войну, еще и выросла. Поэтому, когда системы раннего обнаружения засекли выход из гиперпространства большой эскадры, сигналы тревоги зазвучали по всей планете.
Неизвестные корабли вышли достаточно далеко, примерно в пяти световых часах от границы системы. Так любили действовать неопытные или плохо знакомые с местными космическими лоциями штурманы. Как ни крути, но чем дальше – тем меньше шансов вляпаться в какой-нибудь случайный астероид. Да и вообще, гравитационные возмущения, порождаемые чудовищной массой и потоками жесткого излучения от любой, даже самой маленькой звезды, весьма затрудняют гиперпространственное маневрирование. Выход же слишком близко от нее и вовсе чреват разрушением звездолета, поэтому чем дальше, тем безопаснее. Правда, совсем далеко тоже не выйти – там отсутствие маяка, которым является все та же звезда, и избыточная стабильность гиперпространства требуют для маневра перехода в трехмерные координаты чрезмерно больших затрат энергии. Но данный фактор начинает сказываться на расстоянии примерно световой недели от звезды, так что штурман, ведущий эту эскадру, выбрал оптимальное соотношение между затратами сил и безопасностью.
Обратной стороной медали было то, что визитеры гарантированно обнаруживались системами дальнего зондирования и эффект внезапности утрачивался. Тем не менее, когда у тебя под сотню вымпелов, а планета практически беззащитна, данным фактором вполне можно пренебречь. Учитывая же, что плохому штурману вести такую армаду попросту не доверят, вывод следовал один-единственный: к Уралу заявился враг. И неважно, восточники это, или же какое-то из небольших государств, решив воспользоваться моментом, собирается пощупать окраинную планету Конфедерации на прочность. Результат, в любом случае, один, и выглядят расклады донельзя паршиво.
Верховный Совет планеты собрался на рассвете. Впрочем, это здесь на рассвете, а кое для кого из присутствующих, живущих совсем в другом полушарии, был вечер, а то и вовсе за полночь. Неудивительно, что мало кто из собравшихся мог похвастаться хорошим самочувствием, и малый зал, казалось, заполняли одни только хмурые, недовольные лица. Причем, что характерно, наличие у них тел как-то даже и не воспринималось. Только рожи, усталые, невыспавшиеся… Или, наоборот, нарочито бодрые. Именно такое впечатление сложилось у маршала планетарной обороны Устинова, который, взбираясь на архаичного вида трибуну, в свою очередь подумал о глупости и бесполезности такого сборища. Реально принимающих решения среди этой толпы от силы процентов пять, остальные так, массовка. Но говорильню могут развести до вечера, сжирая и без того утекающее, как песок сквозь пальцы, время.
Впрочем, собственный доклад маршал постарался провести максимально лаконично. Сухие, начисто лишенные эмоционального окраса факты: где обнаружены, какая численность, расчетное время прибытия, что будем делать? Именно этим вопросом, правда, дипломатично превращенным в целых два предложения, подчеркивающих мудрость собравшихся и их безграничную компетентность, Устинов и закончил свою речь.
Пауза, возникшая после доклада, откровенно затянулась. Вот так-то, с легким оттенком злорадства подумал Устинов. Это вам не громкие речи с трибуны толкать, здесь требуется умение быстро принимать решения. А еще, быть готовыми отвечать за последствия ошибок, чего никто из депутатов не мог себе позволить. Ему даже стало интересно, как эти умники станут выпутываться. Дураков среди них вроде бы нет, на заклание никто идти не хочет…
К его удивлению, выход собравшиеся все же нашли. Один из заднескамеечников, сиречь тех, кто ничего не решает, а лишь послушно поднимает руку в свете извивов политики, перешептался с кем-то, видимо, получая указания, и, встав, громко, хорошо поставленным голосом спросил:
– Вы уверены, что это враги?
– Я ни в чем не могу быть уверен, молодой человек, – желчно усмехнулся маршал. – По мнению аналитиков, вероятность данного события в пределах восьмидесяти процентов.
– То есть вы утверждаете…
– Я ничего не утверждаю. Я довожу до вашего сведения информацию и ожидаю принятия решения. А армия… Мы выполним любой приказ.
– То есть…
– Сядьте, Капельник, и помолчите.
Ого! А вот и тяжелая артиллерия. Во всех смыслах тяжелая – Василий Петрович Коломиец был двухметрового роста и обладал внушительным пузом, ибо духу чревоугодия противиться не хотел, а новомодным методам похудения не доверял. Впрочем, здоровья в нем было на четверых – силой этот красавец в сто шестьдесят килограммов первосортной говядины обладал неимоверной.
А еще за его спиной стоял весь клан Петровых. Серьезный клан, один из наиболее влиятельных на Урале. Заводы, научные лаборатории, орбитальные верфи… И слово представителя этой империи значило многое. Сейчас Коломиец неспешно встал, окинул собравшихся тяжелым взглядом и резко выдохнул:
