Цеховик. Книга 7. Большие дела

5. Паук, плетущий сети

Арсений облизывает пересохшие губы и несколько раз «стреляет» глазами, переводя их с меня на следака. Момент не самый приятный, тем более что моё дорогостоящее алиби может рассыпаться, как карточный домик.

Достаточно появиться реальному свидетелю, а то и парочке. Вроде в сквере никого не было, да и заросли там довольно густые, но свидетели – это такое дело, что вроде их нет, а потом раз и появляются, когда их не ждёшь. Я-то знаю. Да и у Новицкой его могли заметить, он как знал, постарался там шуму наделать.

Вообще, конечно, нельзя так поступать, необдуманно, импульсивно, по-мальчишески. Нельзя давать гневу овладевать собой, нельзя чуть что сразу лететь в бой на защиту обиженных и угнетённых с шашкой наголо. Понимаю. Да вот только, если бы я всегда делал, то что правильно, то уже давно стал бы начальником областного УВД. Минимум. Ну, в смысле там, у себя. И под маршрутку бы не залетел…

Арсений делает страдальческое лицо. Артист. Правда сейчас, я испытываю к нему некоторое сострадание и даже начинаю жалеть, что так его отделал. Не из-за возможных проблем, связанных с этим, а чисто по-человечески, так сказать.

– Товарищ, Голубов, так что? – торопит его мент. – Можете что-то прояснить?

Майор едва заметно качает головой.

– Я не помню, – хрипит он, и мне кажется, губы его трогает усмешка. – Провал в памяти. Избили сильно, всё как в тумане. Тут не только тело, вся жизнь переломана. Даже не знаю, смогу ли вернуться к прошлому… Но, если вспомню, кто это был, обязательно скажу.

Хорёк. Решил, значит, подвесить вопрос, за горло меня взять? Зачем, чего он хочет, интересно?

– Может быть, у вас какие-то конфликты были в последнее время?

– Нет, что вы, я человек тихий и неконфликтный. Алкаши, наверное. Пятьдесят рублей из кошелька забрали.

– Про деньги помните, значит?

– Помню, – соглашается Арсений и снова бросает взгляд на меня. – Выборочная потеря памяти, наверное. Такое бывает.

Милиционер оборачивается и вопросительно смотрит.

– Вам кого? – уточняет он.

– Товарища ищу, – улыбаюсь я. – Но он в другой палате, наверное.

Мы спускаемся в вестибюль. Лида не хочет уезжать, поэтому её приходится уговаривать. Куда вот только её деть? Сама она тоже оказывается под ударом. Что у этого Ашотика в голове, кто его знает…

Мы привозим её в гостиницу.

– Вы здесь проживаете, девушка? – интересуется дежурная на этаже.

Сейчас это уже не Лена Петрук. Ей на смену вышла грозная, масштабная во всех отношениях и неприступная дама.

– Не беспокойтесь, – улыбаюсь я. – Девушка уйдёт до двадцати трёх часов. Нам нужно рабочие вопросы обсудить.

– Паспорт, – не реагируя на мою улыбку, требует она.

Я беру у Лиды паспорт и, вложив пятёрочку, передаю его хранительнице этажа. Изучив содержимое документа, она, ни слова не говоря, возвращает бордовую книжицу и полностью теряет к нам интерес.

Устроив Лиду в своём номере, я поднимаюсь наверх. Вероятно, придётся снять ей номер на какое-то время. Она правда, скорее всего, в общаге прописана. Могут быть проблемы с гостиницей. Услуги предоставляются только иногородним…

Ладно, подумаем. Я захожу в казино. На самом видном месте сидит Абрам в окружении нахохлившихся соратников. Они сдвинули два столика и теперь, по всей видимости, обсуждают ситуацию. Со стороны картина выглядит не очень. Рожи у соратников те ещё, так что это собрание напоминает бандитскую сходку.

Я подсаживаюсь к ним:

– Утро в хату.

Все молча поворачиваются ко мне. Я замечаю за столом и Амира из Гагры. Киваю ему, он отвечает.

– Ну чё там Бакс? – спрашивает Абрам.

– Отдубасили его на славу, но жить будет. Надо Лиду обезопасить.

– Это Злобин пусть решает, – отвечает он и делает выразительный жест кистью руки.

Тоже вариант, конечно, но не думаю, что он приставит к ней охрану…

– Джентльмены, – обвожу я взглядом джентльменов удачи. – Прошу вас, давайте пересядем вон туда, вглубь за стойку, а то мы тут своим напряжённым видом клиентов распугиваем, а они нам очень важны, особенно в наступившие смутные времена.

Нехотя братья бандиты переходят в дальнюю часть зала.

– Ты лучше скажи, что делать будем? – щерится Мамука.

– А что нам известно о противнике? Живой силы много у него?

– У него же не армия, – рассудительно говорит Амир. – Только те, кого как охрану на точках используют. Есть несколько воров вокруг него, стремящиеся там, малолетки. Он их мобилизует, но у каждого свой интерес. Трофим Тамбовский прислал людишек. Они с ним в доле, и я знаю, что он подогнал несколько человек. Примерно, как у нас.

– Надо Шило мочкануть, – предлагает лысый парняга с рыхлым, изъеденным рытвинами, лицом.

– Я думаю, отвечать надо асимметрично, – заявляю я.

– Это как? – хмурится Абрам.

– Во-первых, мы должны для себя решить, вступаем мы в войну или нет. Если нет, пытаемся сгладить ситуацию, договариваться, искать компромиссы. Если да, тогда действуем жёстко и отвечаем неожиданно и болезненно. Они отметелили Бакса, так? Мы тогда отделаем Шило, правильно? Как они, так и мы. Это симметрия. Если действуем симметрично, то просто отбиваемся. Но если мы воюем, то цель какая? Принудить врага к миру или разгромить?

– Разгромить нах! – говорит один из Абрамовских людей.

– Как бы самих не разгромили, – отвечает другой.

– На мой взгляд, – продолжаю я, – всегда нужно искать мира. Это выгоднее.

– Мы чё зассым что ли перед Ашотиком? – возмущается третий. – Если ты сам ссыкло…

– Э-э-э, – прерывает его Амир, – попридержи коней. Я видел, как Бро бьётся. Он вообще без башки, в натуре. Он точно ссать не будет, понял?

– Но, если воюем, – продолжаю я, не обращая внимания на эти комментарии, – значит наши действия должны быть не просто ответом, потому что в этом случае мы будем всегда в роли догоняющих. Нужно давать такой ответ, чтобы они за жопу хватались каждый раз и никогда не знали, чего от нас ждать. Они нам Бакса ушатали и ждут, когда мы на Шило нападём. А мы пойдём и катран им спалим, например.

Повисает тишина.

–А чё… – хмыкает тот, что не хотел ссать перед Ашотиком. – Ну ты ухарь в натуре. Нет, ну а чё, нормальный ход.

– Это только Мамука Георгиевич может сказать, нормальный или не нормальный, – отвечаю я. – От многих факторов зависит. Например, где у них точки, как охраняются и так далее. Если, как у нас, то это проблематично. Попробуй разгроми этаж в гостинице рядом с Кремлём. А если у тебя точка в заброшенном здании на промзоне, то это совсем другой вопрос, правильно? Опять же сколько там охраны, есть ли менты и так далее. И после такой акции точно не будет возможности замирить. Там уж придётся биться до конца.

– Так Ашотик и хочет до конца, – говорит лысый и все кивают.

Абрам внимательно смотрит на меня и размышляет.

– Ещё есть предложения? – спрашивает он и обводит всех взглядом. – Если нет, давайте, делайте, как перед этим договорились, а чем Ашотику ответить, я подумаю. Амир, задержись. Бро, ты тоже не уходи.

Народ расходится.

– Ну? – говорит Абрам. – Что ещё скажете?

– Важный вопрос, – отвечаю я, – как к этому менты относятся. Они его толкают или он сам инициативу проявляет? Если сам, то нужно будет им показать, что из-за его действий они будут нести ущерб. В этом смысле лишение их одной точки будет весьма действенным аргументом.

– Всё?

– Ещё думаю, что нужно обеспечить защиту наших сотрудников.

– Надо подумать, – добавляет Амир, – кто может на Ашотика надавить из авторитетных людей. Опять же Рамсика подтянуть, он тоже заинтересован, чтобы всё устаканилось скорее.

– А мы знаем, кто именно у ментов это дело курирует? – спрашиваю я.

– Друг твой, наверное, знает, – качает головой Абрам. – Но мне не говорит. Попробуй с ним перетереть, может он сможет с ментами договориться. Я тоже думаю, что мирный договор лучше, чем война. Но за Бакса им ответить придётся. Мне лично он в х*й не упёрся, но, когда поднимают руку на моё, я не могу это так оставить. А как заставить Ашотика ответить я подумаю.

Абрам с Амиром уходят, а я делаю несколько звонков и уезжаю наносить визиты. Прямо к Злобину я не иду, и мы встречаемся у “Детского мира”.

– Может, перекусим где-нибудь, Леонид Юрьевич? – спрашиваю я. – Пойдёмте в “Савой”? Я приглашаю.

– Не “Савой”, а “Берлин”, во-первых, – назидательно говорит он, продолжая улыбаться своей фирменной улыбочкой. – А, во-вторых, там будет записано каждое наше слово. Ты меня под монастырь хочешь подвести? И ещё, в-третьих имеется. Мы же не буржуи, в ресторанах шикарных обедать. Мы с тобой плоть от плоти трудового народа, да? Поэтому пойдём в пельменную, вон там есть хорошая, на проезде Серова, заодно пройдёмся, жирок растрясём.

– Ну, давайте растрясём, – улыбаюсь я. – Нам с вами нужно, а то совсем заплыли.

– А ты что, прямо с охраной ходишь? – удивлённо кивает Де Ниро на Пашу с Игорем. – Ну ты, брат, даёшь. Мафия.

– Это товарищи мои. Просто в сторонке держатся, чтобы говорить нам не мешать.

– Брагин, ты меня удивляешь, вот честно. Откуда ты взялся, вундеркинд такой?

– Времена видите какие, людей посреди бела дня избивают, – смеюсь я. – В центре столицы! Куда только МВД смотрит? Но ничего, найдётся и на них управа.

– Ладно, хорош юродствовать. Пошли и рассказывай пока, чего хочешь и, как говорится, что было, что будет, чем сердце успокоится.

– Ашотик Большой, – просто говорю я.

– И чего с ним?

– Абрам паникует, говорит Ашотик с катушек слетел после смерти криминального авторитета Тумана в Красноярской колонии.

– Ну, это же по его части, по Абрамовой. Мы-то с тобой тут при чём? Правильно? Или всё-таки при чём?

Он внимательно на меня смотрит, ожидая, что я скажу.

– Леонид Юрьевич, всё взаимосвязано в этом мире, так что и мы при чём оказываемся. Я, по крайней мере.

– Как так? – удивлённо поднимает он брови. – В каком это месте?

– Сегодня Мишу Бакса избили трое молодчиков. Абрам уверен, что это люди Ашотика.

– Да, Мишу жалко, но он поправится, я справлялся. Абрам мне сообщил уже. Но что он может нам ещё сделать, Ашотик этот?

– Может Лиду избить, сотрудницу вашу, между прочим. Может избивать весь персонал казино и у нас никто не будет хотеть работать. Когда на чашу весов положены здоровье и безопасность, зарплата в пятьсот рябчиков на другой чаше весов уже не выглядит такой весомой, чтобы перевесить проблемы.

– Слушай, если Абрам не может решить такую проблему, значит нужно передавать дела кому-то другому. Это хлопотно и принесёт издержки, конечно, но зачем нам такой партнёр, который не может со средней руки уголовником разобраться.

– Всё-таки, уровень авторитета у него немного выше среднего, да и кому дела передавать? – хмыкаю я. – Тому же Ашотику? Он бы очень хотел, я уверен, да только дела после этого у нас пойдут хуже значительно, я не сомневаюсь. И все эти пертурбации скажутся неблагоприятно на нашей репутации.

– Согласен. Но я-то что могу? Послать спецназовцев решать вопросы с преступниками? Это ведь как-то объяснять придётся. Мне такой партнёр нужен, в том числе, чтобы он такие проблемы решал, а не для того, чтобы нихера не делал и только капусту шинковал.

Он оглядывается на идущих за нами Игорем и Пашей и хмыкает:

– Ты единственный, с кем я чувствую себя в безопасности.

– А вы знаете, кто за Ашотиком стоит? – спрашиваю я.

– Шутишь что ли? – удивляется Злобин. – Как я могу не знать? Знаю, конечно. А вот он меня, надеюсь, не знает.

– А можно с ним как-то разговор составить? Я вот предложил Абраму нанести ощутимый удар по Ашотику, а его кураторам после этого можно было бы объяснить, что они и дальше продолжат терять, если не уймут своего оператора.

Злобин смотрит на меня, улыбается и ничего не говорит.

– А вам, – продолжаю я, – разве не интересно, чтобы Абрам усилился? Ферик-то неизвестно, выстоит в предстоящих турбулентностях или нет.

– В каких это турбулентностях? – с интересом спрашивает он.

– Ну как, наш дорогой Леонид Ильич не вечен, скоро оставит свой пост. Дай ему Бог здоровья и долгих лет, но мы же понимаем…

– Хм, интересно, продолжай, пожалуйста. Что же мы понимаем?

– Мы понимаем, что у вашего шефа большой шанс прийти на смену и встать у штурвала великой страны. И довольно скоро. А это значит, что МВД предстоят непростые времена. Щёлокову очень несладко придётся и в целом его структуре, ну и всем, кому он покровительствует. Думаю, Узбекистан будут зачищать основательно и показательно. Вместе со всеми шишками, включая всевозможных Фериков.

– Почему? – ошарашенно спрашивает Злобин и даже останавливается.

Я тоже останавливаюсь.

– Ну, пару лет назад там уже посадили председателя Верховного суда, кажется. А потом я туда ездил не так давно, там же всё невооружённым взглядом видно – и феодализм, и взяточничество. А чего не видно, то придумаем. Если уж возьмёмся, всё в лучшем виде сделаем. Андропов человек решительный, захочет все узлы разрубить. А вы как полагаете?

– Неплохо для юнца, – качает головой Де Ниро. – Это где ты такого нахватался? На вражьих голосах что ли?

– Да я их не слушаю вообще-то… И сомневаюсь, что там вот прямо такие вещи говорят. Они, в отличие от меня, в будущее заглядывать не могут.

– Ну-ну, – улыбается он. – Я бы не отказался в будущее заглянуть.

Мы подходим к маленькому, косенькому двухэтажному зданию в купеческом стиле. Неоновые буквы на нём горят, несмотря на то что сейчас ясный день. “Пельменная”, гласит надпись.

– Жгут напропалую, да? – кивает на светящуюся вывеску Злобин. – Государственное, значит не жалко.

– Это точно.

Мы заходим внутрь. В просторном зале народу порядочно. Звякают приборы, пахнет едой, слышен лёгкий гул голосов. Люди стоят за высокими круглыми столиками и поглощают магазинные пельмени, заедая их хлебом. На столах я замечаю солонки и перечницы.

– Уксус передайте, пожалуйста, – просит кто-то.

– Здесь пустая бутылка. Вон, на прилавке возьмите…

Мы занимаем очередь и уже через десять минут наслаждаемся серыми горячими подушечками, залитыми сметаной.

– Не возражаете? – спрашивает немолодой гражданин интеллигентного вида и, не дожидаясь ответа, ставит на наш стол тарелку.

Паша с Игорем, стоящие за соседним столиком напрягаются, но оценив обстановку, остаются на месте.

Пообедав, мы прощаемся.

– Ладно, Егор, интересно поговорили. Ты когда уезжать собираешься?

– Хотел сегодня, но теперь остаться придётся.

– Из-за Ашотика? – уточняет Злобин.

– Ну, да. Не хотелось бы, чтобы он парализовал нашу работу. Да и за людей своих переживаю.

– Ладно, я подумаю, чем можно помочь Абраму. Ты особо в это дело не втягивайся, хорошо?

– Леонид Юрьевич, а вы не можете мне удостоверение сделать? Вашего сотрудника.

– Чего? – он от удивления даже улыбаться прекращает. – Ну, ты даёшь. Поступай к нам на службу, получишь и удостоверение, и фуражку с погонами, а так, даром, не пойдёт.

– Ясно. Но если вдруг будет возможность, вы уж не забудьте обо мне.

– Иди давай, аферист, – снова улыбается он. – Всё, пока.

– Леонид Юрьевич. У меня ещё вопросик есть.

– Брагин, от тебя не вырваться. Какой ещё вопрос?

– Ну пойдёмте, я вас провожу до работы, заодно и расскажу. Вопрос по Новицкой. Я знаю, что вы земляков поддерживаете, за что вам низкий поклон и большое спасибо, поскольку я ведь тоже ваш земляк.

– Пожалуйста. Давай ближе к делу.

– Смотрите. Она, Ирина то есть, там у нас выступила с отличной инициативой по созданию молодёжного военно-патриотического объединения. Пока городского, но у нас инициатива получила областную поддержку и теперь начинает развиваться. Сотрудничество идёт по линии комсомола и ДОСААФ.

– Ну, и?

– Эту бы инициативу на федеральный уровень вывести.

– Чего?

– Ой, на всесоюзный то есть. Но Ирина в ЦК лишь первые шаги делает пока только и вот так с разбегу к Пастухову не может подкатить, а кому-то другому идею жалко отдавать, сами понимаете. Новицкая девушка хорошая, понимающая и… и принципиальная, естественно. Можете ей помочь как-то?

– Слушай, Егор, я же в КГБ работаю, а не в канцелярии Деда Мороза, правда? Ты как себе представляешь это дело? Я приду и арестую первого секретаря Пастухова по подозрению в подрывной деятельности, и скажу мол, если хочешь остаться на свободе, помоги моей девочке? Так что ли?

– Товарищ полковник, да вы просто человек будущего, честное слово, – улыбаюсь я. – Чувствуется прогрессивный подход. Но у вас же кроме кагэбэшного ресурса и связей полно. В партии вон той же. Помогите. Вся команда на вас же в итоге будет работать.

– Брагин, такое ощущение, что вся команда уже на тебя работает. Ты как паук сети плетёшь. Пришёл, надавал указаний и поехал. Молодец, так держать. Всё, скройся с глаз, чтобы не видел тебя больше.

И я скрываюсь. У метро спускаюсь в холодный, суетливый и многолюдный подземный переход и подхожу к таксофону. Бросаю две копеечных монетки и слушаю гудки в трубке.

– Алло, – раздаётся рассеянный женский голос.

– Здравствуйте, будьте добры Новицкую.

– Кого? Это Ирину?

– Да-да, её.

– Минуточку подождите.

Трубка стукается о стол, и наступает тишина.

– Слушаю, – раздаётся через минуту знакомый голос.

– Ириш, привет. Как дела?

– Брагин! – выдыхает она, и в её голосе я слышу столько гнева и боли, что ощущаю эти чувства физически. – Что ты со мной сделал, а?! Немедленно приезжай! Ты слышишь? Немедленно!

6. Интересное кино

И что именно я с ней сделал? И в какой из тех раз, что мы что-то делали? М-да… Немного тревожно. Вместо того, чтобы отправиться к Скударнову в главное таможенное управление, я отправляюсь на Маросейку. Здесь, конечно, рукой подать, но приходится возвращаться и снова идти мимо пельменной.

– Ребят, не проголодались ещё?

Смеются. Нет, не проголодались. И неважно, из чего сделаны эти пельмешки, но с детства я несу в сердце добрые чувства к этому причудливому изобретению советского пищепрома.

Ну, это из серии, о чём бы ни думать, лишь бы не о том, что я боюсь от неё услышать, от Ирины. Жениться на ней я не могу, я же другой обещал… Да и как товарищи на это посмотрят? Ладно, нельзя раньше времени паниковать, расстраиваться и впадать в пессимизм.

Подхожу к кафешке, где мы встречались в прошлый раз. Заглядываю в большое окно и вижу её, сидящей за столиком. Она на меня не смотрит. Нервно кутается в пальто и поглядывает на часики. Берёт кофейную чашку, подносит ко рту…

Хорошая ведь баба, и красивая, и отзывчивая, по большому счёту. Надо только умелые руки приложить, в меру твёрдые, в меру ласковые. И готовить научить. Хотя, может, она и умеет.

Я захожу в кафе, подкрадываюсь, приобнимаю за плечи и целомудренно чмокаю в щёку.

– Приветик, зайка.

От такого приветствия она чуть не взрывается. Это я специально, чтобы обстановку разрядить. Я сажусь напротив неё и, положив руки на стол, как примерный ученик, смотрю ей в глаза.

– Ну, рассказывай, Ириш, что у тебя произошло.

– У меня? – она оглядывается по сторонам и наклонившись ко мне поближе понижает голос. – Это у тебя произошло, Брагин. Я тебе говорила, чтобы ты этого мудака оставил в покое? Я сказала тебе, что сама разберусь?

– Ага, видел я, как ты разобралась. Если бы я не вмешался, ты бы сегодня красовалась с фонариком под левым глазом, а, может быть, под обоими.

– Так, хватит! – она чуть хлопает ладонью по столу, позабыв, что это не её горкомовский кабинет. – Хватит тут балагурить. Ты действительно его отмудохал до полусмерти? Говори.

– Не до полусмерти. Просто всыпал маленько, чтобы ему память отшибло и он к тебе больше не лез. Забыл бы тебя. Но я, так понимаю, твоя магия сильнее моих тумаков. И память ему пока не отшибло, хоть он и утверждает, что вроде как бы да. Выборочная амнезия. А как ты узнала?

– Егор! – с трудом, делая над собой усилие, чтобы не разораться, говорит она. – Ну детский сад, честное слово. Ты, как ребёночек. Кулачками помахал и бабайка убежала, да?

– Нет, это ты как ребёночек, Ириш. Ребёночек, закошмаренный бабайкой. Будешь терпеть, лишь бы только никто ничего не узнал и не подумал, так что ли? Надо было его вообще грохнуть, сучёнка этого. Он что, звонил тебе?

– Так! Заткнись! Не могу этот детский лепет слушать. Да, он звонил.

– И?

– И? Сказал, что пока не сообщил милиции твоё имя, сославшись на частичную потерю памяти, но может это сделать в любой момент.

– Да, мне это известно. Но у меня имеется прекрасное и железное алиби. Так что он тут пролетает.

– Алиби? Да кому нужно твоё алиби? Кто его проверять-то будет? Сам подумай головой своей. Короче, он сказал, чтобы я приехала сегодня к нему в больницу.

– Чего?! Ты его послала, надеюсь?

– А если я не приеду, он сообщит, что это был ты.

– Ира, ты что, он этим теперь всю жизнь тебя шантажировать будет?

– В том-то и дело! Ты видишь, что ты натворил, балбес?!

И она всхлипывает. Это уж вообще неожиданно.

– Ир, но только не говори, что ты к нему поедешь. Нет, Ириш, не вздумай! Пошёл он в пень. Пусть говорит, что хочет, вот увидишь, ничего не получится у него. Сейчас прекрасная возможность от него освободиться!

– Егор! Какой ты баран упёртый! Если он скажет, что это ты, они тебе всю жизнь переломают. Нет! Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя…

– Ирина! – перебиваю её я. – Остановись! Я знаю то, о чём ты даже не имеешь представления. Я видел таких мудаков, как он. Если только покажешь слабину, он будет бить в неё снова и снова раз за разом. Если увидит, что я тебе небезразличен, он будет выматывать тебе все жилы, а ещё будет тебя избивать, за это. Сначала будет бить так, чтобы никому не было видно, а потом совсем оскотинится и перейдёт все границы. Слушай меня. Я тебе говорю совершенно серьёзно, я ему глотку перережу, если ты к нему сунешься. Я узнаю, не думай. У меня там знакомый лежит в соседней палате. Он всех сестёр уже коррумпировал. Они сразу донесут. Ты слышишь меня? Я не шучу. Не хватало ещё, чтобы твоё имя трепали в связи с этой мразью.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами и даже чуть приоткрытым ртом.

– Егор… ты что… правда готов убить за меня? – наконец спрашивает она.

Блин… перебор вышел… Слишком убедительный монолог получился.

– Да, Ириш, могу. И тебя тоже, если не послушаешь.

Она не реагирует, задумываясь.

– Слушай, – наконец, возвращается она из мира блуждающих мыслей. – А как ты думаешь, какая разница в возрасте у Галины и Бориса?

Опаньки, куда это нас занесло.

– Семнадцать лет, – уверенно говорю я.

– Ты так думаешь?