– Мне кажется, главное, что искру таланта получаешь именно ты…
Вдохновение – как пронизывающий тебя луч, божья искра…
Вопрос признания или первенства – это скорее бизнес, который вторичен в этом процессе. Было много художников особенно в двадцатом веке, которые, отбросив все традиции, парадоксально раскрутили себя из ничего. Вот, Салватор Дали! Мне кажется, своими фантазиями напоминает барона Мюнхаузена…Конечно, в нем есть своеобразный «шарм», но художник – это очень серьезно…
– Талантливых людей мало…
– Но это – вершина айсберга мыслей всего человечества.
Вот, к примеру, колесо. Даже не знаем, кто изобрел. И ведь в Библии об изобретениях – ни слова. Может и хорошо, что не знаем. Ведь ботаники до сих пор не могут найти дикого прообраза пшеницы. Многие имена – просто легенды и даже загадки. Одно из них Шекспир… Видимо, не всем нужна была яркость и своеобразное рабство признания. Возможно, это человек или группа людей, которые, имея многое для обеспеченной жизни, обладали более широкими взглядами на талант и искусство…
Егор сам удивился тому, что выразил свои сомнения так ясно и просто.
Он отметил, выходя на платформу, как его сосед в светящемся окне продолжал страстно смотреть в маленькую книжицу.
Уже у калитки он услышал из дома знакомый радостный лай.
Ливерная колбаса сгладила собачьи обиды на его долгое отсутствие.
Егор быстро переоделся, и вот они опять на знакомой тропинке: собака впереди, а он со своими мыслями сзади.
Завтра опять надо ехать в город: поговорить с сыном, заехать в коммерческую фирму по вопросу трудоустройства и попытаться продать несколько картин.
«Надо прицениться в художественном салоне», – подумал он.
Опыта продажи своих картин он не имел и вовсе не знал этого рынка.
Писал он для себя, но от многих слышал, что сюжеты его картин и своеобразная манера исполнения нравились публике.
Это первое, что приходило в голову, чтобы не остаться совсем без средств.
Утро выдалось пасмурным. Егор плохо выспался и, неся неудобный пакет с пейзажем, едва успел на раннюю электричку.
Картина занимала место, которого и так не хватало, но он стойко выдержал все волнения вагонной сутолоки и недовольные осуждающие взгляды.
На вокзале из телефона-автомата он позвонил сыну, но его уже не было дома. До художественного салона было недалеко, и он решил прогуляться пешком.
Серое небо, затянутое надолго облаками, подчеркивало неустроенность, разноликость теперешних московских улиц, потерявших былую ухоженность.
Егор шел по старому кварталу центра столицы.
Неуверенность линий погрустневших домов дополняли черные дыры старых подъездов, многочисленные разноликие изгороди огромных, еще не обозначенных своей архитектурой, новостроек. Все это оставляло осадок несвоевременного, поспешного разрушения.
Старые дома Егор видел и раньше, но они казались ему всегда, словно грибы боровики, из прочного канувшего прошлого и стояли красиво и надменно на фоне хрущевских карточных домиков и одиноких сталинских небоскребов.
Войдя в салон, Егор с интересом и удовольствием начал рассматривать экспозицию. Авангардом с его вызывающим разнообразием форм, он интересовался мало. Больше привлекали пейзажи. Особенно понравились зимние, нежные, в пастельных тонах неизвестного провинциального художника.
Он прошел в дирекцию, но нужного ему оценщика на месте не оказалось. Егор вернулся в зал и опять увлекся осмотром.
Неожиданно кто-то взял его за локоть:
– Гера, неужели это ты?!
Он оглянулся:
– Вика!… Очень рад тебя видеть!
Перед ним была его знакомая. Они встретились несколько лет назад на вернисаже, где Егор по настоянию друзей выставил три свои полотна. Вика любила и понимала живопись, и он помнил ее ровный и уверенный взгляд во время шумных дружеских встреч художественного бомонда. Было приятно ее внимание к его живописи. Он часто беседовал с ней и даже посоветовал взять несколько уроков рисунка у своего друга. Само знакомство длилось не долго и оставило приятное впечатление.
– Какая ты красивая,… элегантная, – не удержался от восхищения Егор.
– Да обычная, … просто ты никогда не замечал.
– Почему, не замечал?
– Не знаю.
– Но ты действительно, просто прелесть! Уверенность. А какие глаза!
– У тебя что-то стряслось?
– Вовсе нет, с чего ты взяла?
– Так. Мне показалось…Что это за картина у тебя?
– Моя. Принес оценить.
– Покажи.
Егор развернул холст.
– Какой интересный пейзаж… Я его у тебя куплю.
– Да брось ты, неудобно.
– Но ты же принес на оценку, чтобы продать? Я как раз хотела что-нибудь приобрести. А это прекрасный пейзаж, такой притягивающий. Чистая весна! Ты – настоящий талант…Вот две тысячи.
– Ты что? Такие большие деньги.
– Бери. Он стоит этих денег. Тем более, я вижу, у тебя проблемы…
– Все равно это много.
– Ничего не много. Что делаешь после салона?
– Да, хотел зайти в дирекцию, а потом свободен.
– Теперь в дирекции тебе делать нечего. Твоя картина пристроена.
