Революция разума. Почувствуй безумие этого мира

– Лезь в котел, – сказала Шел. Я забрался в огромный котел, и Шел закрыла его крышкой. Внутри было маленькое отверстие, через которое можно рассмотреть происходящее. Целый огромный дом из прочной стальной паутины. Паутинная мебель, бар, сцена, вообще все. Некоторая паутина была перекрашена в другие цвета, чтобы все не выглядело приторно белым. На огромных диванах сидели большие черные пауки, и рядом с ними мухи. Все они смотрели на Шел, которая везла котел. Надеюсь, в конце этого пути эти твари не сожрут меня. Шел двигалась по длинному коридору, справа звучала раздражающая музыка, слева пауки играли в покер, даже карты были из паутины. Тут все пропахло табаком, при всем желании спалить это место у меня бы ничего не вышло, эта паутина не поддается огню.

Мы заехали в какое-то помещение, Шел резко повезла котел по ступенькам, из-за чего меня подбросило, и я ударился головой.

– Можно было поаккуратнее, – проворчал я.

– Зоркий уже общается с охраной, у нас мало времени. Это твои вещи, переодевайся и подожди меня.

– Можешь переодеваться при мне. Чего уж я там не видел у мух? Или вы стесняетесь переодеваться при людях?

Шел отошла к стене, мы были в узком помещении, похожем на примерочную. Внезапно на ее теле начало вырастать липкое вещество.

– Что это? – спросил я, но она не успела ответить, так как уже полностью погрузилась в свой кокон. От неожиданности я даже забыл про одежду, но потом резко про нее вспомнил, когда услышал голос зоркого. Он бродил уже поблизости в поисках меня. Теперь нам не отделаться.

Я переоделся в черные брюки с металлическими вставками и надел майку со странной надписью. Видимо, она была написана на паучьем языке или, черт его знает, на каком еще. Внезапно кокон зашевелился, и сначала оттуда резко вылезла рука. Я уже думал, что оказался в фильме ужасов, и чуть не закричал, но потом опять вспомнил про зоркого. Из-за этого идиота мне пришлось сдерживать свой крик, хотя это было очень страшно. Следом рука открыла кокон, словно это были двери, и оттуда вышла голая девушка с крыльями мухи.

– Подай мне мое платье, – сказала она. Я перепутал платье со своей футболкой, но потом тут же отбросил майку и протянул то, что просила Шел. Она быстро оделась, передо мной стояла худенькая леди с каштановыми волосами. Ее лицо выглядело более чем привлекательно: маленький носик, выразительные зеленые глаза, четкие скулы, тонкие губы, придающие некий шарм и аристократизм. А ноги… такие длинные и соблазнительные, я почти и забыл, что пару минут назад Шел выглядела как обыкновенная муха, от прошлого образа у нее сейчас остались только крылья.

– Ты точно Шел? – уточнил я.

– Ди, зоркий сейчас зайдет сюда, нужно бежать. Быстрее бери вещи и пошли отсюда.

Шел нагнулась и открыла люк ключом.

– Лезь первым и побыстрее.

– Откройте мне это помещение, – говорил зоркий. Его шаги были все ближе, а голос громче. Я полез в подвал, Шел последовала за мной. Я слышал, как зоркий начал открывать дверь в примерочную, в эту секунду Шел закрыла подвал. Мы спустились с лестницы, и я запихнул вещи в сумку. Вокруг было очень темно, я почти ничего не видел.

– А теперь сделай вид, что ты один из них, – сказала Шел и взяла меня за руку. Она вывела меня из темного помещения в зал, где мерцающие разноцветные фонари ослепляли. Меня тут же встретила безумная толпа, танцующая странные танцы. Скорее было похоже на то, что все они были под чем-то. Я взглянул налево, на все таких же просторных диванах сидели, но теперь люди. Точнее полулюди. Я обратил внимание на парня, который ухмылялся, глядя на меня, и вдруг из его бедер медленно вылезли восемь паучьих ног, а потом он засунул их обратно. Все девушки тут были с крыльями мух, но не было никого, кто бы полностью выглядел как паук или муха.

Мы вышли из танцующего безумного помещения и прошли мимо курительного зала, где парочка пауков пожирала огромные яйца. Я отвернулся, мой взгляд упал на паука, который облизывался, болтая с двумя мухами. Пауки любили выпячивать свои лапы, а потом снова прятать в тело. Одна из мух очень громко смеялась, ее смех почему-то застрял в моей голове.

Шел меня не отпускала, мы шли без остановки мимо новых барных помещений, танцующих безумцев, приватных уголков, все это сопровождалось странной гипнотизирующей музыкой. Возможно, целевую аудиторию она расслабляла, но меня скорее угнетала. И все это смешивалось с яркими огнями. И так из помещения в помещение: запах табака, громкий смех, пошлые шутки, грязные намерения, заигрывающие взгляды мух и комплименты. Нездоровый интерес со стороны некоторых пауков. И самое отвратительное – пожирание яиц, а иногда личинок, здесь, я думал, меня стошнит.

Неожиданно одна из мух схватила меня за руку и остановила нас.

– Покажи мне свои ножки, красавчик, – сказала муха.

– Ди, не останавливайся, – сказала Шел и дернула меня вперед. Муха что-то крикнула вслед, я не разобрал.

Мы еще долго бродили мимо этих огней, пока наконец не вышли в темный коридор. Здесь мухи сидели возле стены, уставшие и отчужденные, почти все курили и не смотрели на нас. Внезапно Шел свернула направо и завела меня в какую-то комнату. Она включила свет, и я смог разглядеть обстановку: односпальная кровать стояла возле стены, справа располагался комод с зеркалом и кучей косметики, несколько помад валялись на полу. На тросе висело много одежды, яркой, блестящей, в основном платья. На глаза попался маникюрный набор, стопка журналов и игрушек, предназначенных для особого пользования.

Шел села на кровать, я так и остался стоять возле двери.

– Ты, наверное, хочешь знать, что происходит, – сказала она.

– А ты догадливая.

– В двух словах это не уместить, но постараюсь рассказать вкратце. Ты, как и многие другие жители этого города, а точнее, все, кроме мух и пауков, знают лишь об одной форме нашей внешности. Никто не в курсе, даже зоркие про этот подпольный клуб. Все держится в секрете, поэтому, если кто-то узнает о том, что ты человек, нас тут же сожрут и костей не оставят.

– Зачем нужна эта маскировка? – спросил я.

– Пауки в хороших отношениях с зоркими. Тебе наверняка известна ненависть зорких к обыкновенным людям. Даже, скорее, не просто ненависть, а своего рода помешательство, идеология, называй как хочешь. Пауки же любят свой получеловеческий образ, но, чтобы не портить отношения с зоркими, мы скрываем наши увлечения. Так появился первый подпольный клуб. Ты спросишь, а как же до войны с зоркими? Почему даже тогда пауки не показывали этого? Дело в том, что пауки держат союз с зоркими не пять лет и не десять, а сотни. Говорят, что пауки были причастны к войне и даже помогли зорким победить.

– Тогда почему бы просто не договориться с зоркими, мол, ненавидьте людей дальше, а мы будем тут развлекаться? – спросил я.

– Пауки боятся нарушить этим мир, они боятся, что зоркие сочтут их за предателей. Зоркие – власть, пауки им всегда подчинялись, пойти против них они не могут. Против их безумной идеологии уничтожения всех людей. А так как мы, мухи, пища для пауков, нам приходится выживать в таких условиях. Сотни лет назад пауки постоянно жрали мух семьями, уничтожали племенами, пока однажды один из трусливых мужчин не предложил продать свою жену в рабство в обмен на сохранение своей жизни. Паук согласился, и так появилась первая проститутка. Пауки все чаще стали использовать эту практику, появились паутинные дома с подвалами. Но даже здесь есть свое деление.

– Что за деление? – спросил я, нахмурившись.

– То, куда ты зашел вначале, это декорации. Место пребывания для низших пауков и мух, своего рода прикрытие. Они ждут своей очереди, чтобы попасть в элиту. Элита находится здесь, внизу. Пауки сюда попадают только по служебной лестнице, за большие деньги или по наследству. Мухи могут попасть в элиту только одним способом – продажей собственных детей. Когда они находятся в состоянии яиц или личинок, ты продаешь их паукам и таким образом еще и питаешь их. Это позволяет нашим племенам жить без набегов пауков.

– Сколько яиц нужно продать, чтобы попасть в элиту? – спросил я.

– Тысячу. Или пятьсот личинок. Но с личинками сложнее, если у яйца нет органов, то личинка – это твой ребенок с глазками, живой. И отдавать его на мучения, знать, что его сожрут, крайне жестоко. Я продала тысячу своих яиц и еще пятьсот, чтобы получить тут комнату.

Я пытался переварить то, что сейчас услышал. Это не укладывалось в голове.

– И кто вас, ну как бы так, оплодотворяет? Неужели пауки?

– Дети от пауков невозможны, еще ни разу не было оплодотворения. Есть специальные мухи-самцы, которые сами подрабатывают проституцией и занимаются оплодотворением. Им попасть в элиту гораздо проще, их не такое большое количество. Поэтому многие мухи женского пола, которые хотят скорее пробраться в элиту, выбирают продажу личинок, так как на оплодотворение нужно еще отстоять очередь.

– А нельзя сходить в племя и там, кхм… оплодотвориться? – спросил я.

– Пауки не отпускают нас направо и налево, иначе бы кто-то уже давно проболтался зорким обо всем. То, что я забежала к тебе в дом, своего рода кредит доверия, но его сложно добиться. Нужно понравиться одному из влиятельных пауков, даже запасть ему в душу, стать фавориткой. Только тогда можно выходить на небольшие расстояния.

– Если с выходом отсюда все так сложно, то как мы выберемся?

– Есть у меня одна идея, расскажу по ходу.

Шел склонила голову над кроватью, я подошел к комоду и увидел фотографию маленькой девочки и девушки, обе были с крыльями.

– Это я с мамой, – прошептала она.

Шел улыбалась на фотографии, они стояли в комнате на фоне светлых штор. Я обратил внимание, что в этой комнате были точно такие же занавески.

– Перед тем, как умереть, мама рассказала историю моего рождения. Ей оставалась последняя кладка яиц, и ее пропустили бы в элиту. Ровно тысяча, она точно укладывалась. Но из-за некоторых трудностей выдача яиц отложилась, и однажды ночью вылупилась я. Слишком рано, нарушив все сроки. Тогда у мамы не хватало одного яйца до тысячи или же она могла отдать меня, тогда ничего бы не изменилось. Но в тот момент, когда она уже понесла меня паукам, она не смогла отдать меня. Я смотрела на нее большими глазами, наивными, детскими. Она оставила меня, выждала очередь и в следующий раз мы уже были в элите. Я видела, как она отдавала на смерть моих потенциальных братьев и сестер, но все равно поддерживала ее. Успокаивала. Когда мама умерла, мне было шестнадцать. Она сказала мне перед смертью, что ни одного дня не пожалела, что оставила меня. Ведь только благодаря мне она видела смысл в такой жизни. После ее смерти ее комнату выставили на продажу, а меня переместили на верхний этаж, где мне следовало уже самой пройти путь до элиты. Когда я снова зашла в эту комнату, я рыдала около часа, потому что увидела здесь нашу фотографию.

Я сел рядом с Шел и обнял ее. Она смущенно улыбнулась.

– Не стоит меня жалеть, слишком уж многое я пережила.

– Прости меня, – сказал я.

– За что?

– Я все это время думал, что ты находишься здесь по собственной воле. Прости, что думал так.

Она посмотрела на меня большими выразительными глазами, в которых скрывались слезы. Над губой у нее была маленькая родинка, а на ее худенькой руке я заметил шрам.

– Не всегда мы можем увидеть всю истинность вещей. Очень часто то, что лежит на поверхности, труднее всего разглядеть.

За дверью слышались громкие разговоры, споры, громыхание, а мы сидели здесь, и я не спрашивал, почему мы не уходим. Я знал, что Шел нужно время, чтобы попрощаться с этой комнатой. С зеркалом, в которое смотрелась ее мама, с запахом сладких духов, с вещами, к которым она прикасалась, со светлыми шторами. С местом, где она провела свое детство.

– Ди, нам нужно идти, – неожиданно сказала она, поднявшись с кровати. Шел снова запечатала себя в кокон и стала полноценной мухой. Она положила в рюкзак некоторые вещи, после мы вышли из комнаты и заперли ее.

Мы проходили мимо рожавших мух, которые складывали свои яйца в корзину. Некоторые из них плакали, когда смотрели на кладку, другие выглядели отрешенно. В этом коридоре пахло кислятиной, стены были обветшалыми, пол прогнившим. Лампы кое-где горели, лишь слегка освещая окружавшую обстановку. В пучине темноты я заметил дрожавшую девочку, сидевшую возле стены. Она плакала и звала маму, но никто не подходил к ней. Я остановился возле нее.

– Ди, нам нужно идти, о ней позаботятся, – сказала Шел.

– Эй, смотри! – сказал я, девочка обратила на меня внимание и перестала плакать. Я протянул ей ручку желаний и перед этим нажал на нее. Оттуда выскочило послание, которое она прочитала:

– Подожди еще немного, и в твоей жизни появится сказка.

Она с восхищением смотрела на ручку и добавила:

– Спасибо, мистер.

Я погладил ее по голове, после чего к ней подошла муха. Она взяла ее за руку и повела куда-то.

– Куда ее повели? – спросил я у Шел.

– Детей, рано лишившихся матерей, отправляют в око. Это место, где их выращивают, а потом отправляют на верхний этаж, чтобы в будущем они продавали свои кладки. В этом мире везет только мальчикам, за них назначают высокую цену.

Я видел, как силуэт девочки отдалялся от меня. Перед тем, как совсем исчезнуть, она обернулась и улыбнулась мне.

– Ди, времени мало. Паук, который дал мне привилегии, может потребовать меня.

Мы пошли дальше, этот коридор казался бесконечным, еще постоянно поворачивали то направо, то налево. Даже не представляю, как можно разобраться в этом лабиринте. По дороге Шел рассказала, что мы идем к той двери, где дом Спектра был ближе всего.

Наконец мы подобрались к выходу, где стояло двое охранников – жирные черные пауки.

– И как мне пройти мимо них? – спросил я.

– Видишь того, что справа? Он сейчас пойдет воровать личинки у подъезжающего котла.

Мы стояли в темноте и слушали, как пауки болтали о мухах и о том, как мечтают попасть в элиту. Издалека послышался скрежет, и паук справа ушел. Мы действовали по плану, Шел подошла к оставшемуся пауку и заговорила с ним:

– Как настроение?

– Шел, какие мухи! Снова решила выйти прогуляться?

– Да, хотела дать тебе понюхать свои духи. Если тебе понравится, буду брызгаться ими каждый день.

Паук развеселился и приготовился кокетничать. Шел достала флакон и прыснула пауку в лицо. Его ноги тут же стали подкашиваться, и он упал на землю, все его восемь лап судорожно задергались. Я задержал дыхание и поспешил на поверхность, Шел прикрылась носовым платком. Она аккуратно засунула флакон обратно, и мы сразу же побежали в сторону от места происшествия.

– Скоро тот паук вернется. Где живет твой друг? – спросила она.

– На девяносто четвертом повороте девятого квартала. Что это за дрянь ты прыснула?

– Эта гадость не только усыпляет, но и стирает память. Она досталась мне от мамы, а как к ней попала в руки, она не рассказывала.

На горизонте показался второй охранник. Мы побежали прочь. На улице светало, солнечные лучи пробивались через горизонт. Наконец, мы добрались до жилища Спектра, это был небольшой деревянный домик с одним окном и дверью. На его плоской крыше стояла палка с колокольчиками, которые звенели от легкого ветерка. Я постучался в дверь, но никто не открывал, тогда я заглянул в окно.

– Я не вижу его, – сказал я.

– Сюда кто-то идет, – прошептала Шел.

Я обернулся и увидел фигуру Спектра. Он шел с газетой в руках, его лицо было бледным, а ноги еле передвигались по земле. Я подбежал к нему.

– Спектр, я думал, они и тебя забрали! Зоркие захватили Одуванчика! Нам нужно его вытащить оттуда.

Спектр удивился и обрадовался моему внезапному появлению. Он признался, что полностью подавлен после новости, которую прочитал в газете «Скорость».

– А что случилось-то? – спросил я.

Спектр медленно протянул мне газету «Скорость». Я молча взял ее и увидел на первой странице фото Одуванчика, а рядом надпись: «Предатель казнен и отправлен в долину смерти!». Я не верил своим глазам, мои руки затряслись от нахлынувшего ужаса.

– Я их всех убью. Каждого зоркого уничтожу, – меня охватила ярость. Эти продажные идиоты незаконно осудили моего друга, так еще и объявили худший приговор. Будь прокляты зоркие!

Я смял газету. Солнце полностью вышло из-за горизонта, зачирикали зеленые воробьи, громко зазвенели колокольчики на крыше. Начался новый день. День, который перевернет все.