Кремль 2222. Царицыно
– Я не собирался никого убивать.
– Охотно верю, но Алтаева это не воскресит.
– А я как здесь оказался?
– Благодарите одного из телохранителей Алтаева. Он слишком хреново стреляет. Пуля зацепила вас по касательной. Неприятно, конечно, но излечимо. И да, если вас интересует эта сторона вопроса, то с пистолетом всё в порядке, он чистый, был выдан на вполне легальных основаниях. Ещё вопросы имеются?
Я задумался.
– У Алтаева жена, дети остались?
– И жена, и дети от нескольких браков.
– Твою мать! – выругался я.
Мне уже приходилось убивать. Алтаев далеко не первый. Но тогда были совсем иные обстоятельства. Или я, или меня. К тому же за спиной стояла государственная машина.
Каким бы дерьмовым человеком ни был Алтаев, это не умаляло того, что я натворил!
– Вам плохо? – участливо спросил Шалашов. – Хотите воды?
Я отрицательно замотал головой.
– Спасибо. Со мной всё в порядке.
– Как скажете, – сказал следователь. – Вы можете говорить?
– Могу. Сколько мне светит?
– Статья серьёзная, максимум пятнадцать лет.
– С ума сойти! – выдохнул я.
– Всё относительно. Возможно, у вас будет хороший адвокат, он скостит срок лет до семи. Отсидите годика четыре, а там, за хорошее поведение, глядишь, и УДО[3] получите. Тем более, суд учтёт детали вашей биографии, включая правительственные награды. Вы ведь воевали, – утвердительно произнёс следователь.
– Довелось, – кивнул я, не желая вдаваться в подробности.
– Я читал ваше дело. Послужной список впечатляющий. Разведвзвод, почти все горячие точки… Впечатляет. Это тоже будет учтено вам в плюс. Так что не отчаивайтесь. Не всё так плохо, как может показаться.
– Ну да, на семь лет за решётку угодить, – хмыкнул я. – Отличная перспектива.
– По сравнению с гражданином Алтаевым, которого на днях кремировали, ваша перспектива куда радужнее, – заметил Шалашов.
– Согласен. Извините, не подумал.
– Но есть и иные обстоятельства, – вдруг подобрался следователь. – Куда более печальные для вас. Знаете, кем был убитый?
– Понятия не имею. Наверное, бизнесмен, – предположил я, вспомнив холёный внешний вид и дорогую машину покойника.
– Бизнесмен, – согласился следователь. – Владелец заводов, газет, пароходов. Создатель благотворительного фонда для детей-сирот, меценат и прочая-прочая-прочая… В общем, почти святой, и нимб ему сейчас ой как к лицу. А теперь я поделюсь с вами кое-какой информацией, и, если у вас есть голова на плечах (а она вроде имеется), то поймёте, что к чему.
Он наклонился и произнёс полушёпотом:
– Коллегам из наркополиции Алтаев известен как криминальный авторитет по прозвищу Багажник. Когда-то крышевал ларьки и проституток, потом серьёзно поднялся и стал курировать один из участков наркотрафика.
Я хмыкнул.
– При этом, – доверительно добавил Шалашов, – все заведённые против него дела самым мистическим образом рассыпались, и сей гражданин считается абсолютно чистым перед лицом закона. Всё, что я вам сейчас рассказал, не более чем подозрения, не подтверждённые доказательствами.
Он закинул ногу за ногу и внимательно посмотрел на меня:
– Догадываетесь, к чему я веду?
– Приблизительно. Хотите сказать, что люди Алтаева собираются отомстить за смерть босса?
Следователь кивнул.
– Да. За вашу голову уже объявлена награда. Думаю, попытаются убить уже в СИЗО. Только не надо храбриться. Каким бы героем и мастером рукопашного боя вы ни были, всё равно невозможно не спать неделями и постоянно оглядываться. Рано или поздно до вас доберутся. А уж как это будет обстряпано: под самоубийство или несчастный случай – не знаю. У блатного люда хорошая фантазия.
– Спасибо, – мрачно протянул я. – Второе «приятное» известие за сегодня. Может мне тогда проще здесь самоудавиться? И никаких проблем – ни вам, ни людям Алтаева.
– А чего вы хотели от меня услышать, Долганов? Я и так делаю, что могу, и то исключительно из чувства личной симпатии. Будь на вашем месте кто-то другой, я бы плюнул и позволил событиям идти своим чередом. Надеюсь, это понятно?
Он снова бросил взгляд на часы, но мне показалось, что за этим движением стоит что-то иное. Следователь явно не договаривал, и я решил вывести его на откровенность.
– Евгений Васильевич, вы ведь сюда не только ради этого разговора со мной пришли… Ведь есть что-то ещё, – предположил я.
– В точку, – признал он. – В общем, собираюсь предложить вам новую жизнь.
– Простите? – удивлённо вскинул подбородок я.
– Вы не ослышались. Я говорю о жизни с чистого листа: новые паспорт и биография, материальная стипендия, ну и другие полезные вещи. При этом Игорь Долганов исчезнет для всех раз и навсегда.
– Стойте! – тихо произнёс я. – Такими вещами не разбрасываются просто так. За всё нужно платить. Надеюсь, вы не предлагаете мне замочить президента США или что-то другое в том же духе?
– А вот тут не попали, Игорь Николаевич. Для подобных операций нужны спецы иного калибра, куда крупнее вашего, уж извините… Я же предлагаю вам поработать во благо российской науки. Вам сделают предложение, от которого вы не сможете отказаться. Рискованное и даже очень, но… это тот случай, когда овчинка выделки стоит. Что скажете? – Он вперил меня пристальный взгляд, усиленный линзой очков.
– Так сразу? – удивился я. – Могу я сначала узнать хоть какие-то детали?
– Разумеется. С ними вас познакомит другой человек. Специалист той самой отрасли, которая так нуждается в вашем добровольном согласии. Он будет завтра. И зовут его Сергеев Иван Петрович, ну да он сам представится. Отведённые мне пятнадцать минут, увы, подошли к концу, – произнёс он, вставая. – Верю, что примите правильное решение, Игорь Николаевич.
– Мне нечего терять, – горько усмехнулся я.
– Вот и отлично. Ах да, – следователь сделал вид, что только что вспомнил. – Мне несколько раз звонила ваша супруга, Ирина. Просила разрешения навестить вас. Что скажете?
– Не надо, – попросил я.
– Воля ваша. До свидания, Игорь Николаевич! И да: настоятельно прошу никому не рассказывать об этой части нашей беседы. По-моему, это в ваших же интересах.
– Само собой, Евгений Васильевич.
– Рад, что мы поняли с вами друг друга.
Он вышел из палаты, а я обессилено откинулся на подушку.
Глава 3
Следователь немного ошибся со сроками: Сергеев появился только через неделю, когда меня фактически готовили к выписке. Я уже настроился на поездку в автозаке и грядущие стычки в СИЗО с жаждущими меня убить. Если за мою голову объявлена круглая сумма, желающих будет пруд пруди. В очередь встанут.
Следователь прав, в одиночку держать оборону невозможно. Рано или поздно кто-то доберётся, но сдаваться я не собирался. При необходимости готов дорого продать жизнь. К этому меня приучила армейская служба.
Я гнал прочь дурные мысли, старался не думать об измене жены. В конце концов, не одного меня украсили рогами. Да, неприятно, но пора выбросить это из памяти, смириться и жить по-новому, мобилизовав и духовные и физические силы.
Легче сказать, чем сделать. Пришлось пустить в ход некоторые весьма полезные методики, так что к моменту нашей встречи с Сергеевым я уже избавился от того раздрая, что мучал меня столько времени.
Разговор проходил в моей палате и снова без свидетелей. Сергеев оказался располневшим мужчиной лет сорока пяти, с густыми тёмными волосами чуть тронутыми сединой. Его живот выпирал вперёд, свисая над поясным ремнём, верхняя пуговица полосатой рубахи была расстёгнута, открывая взору обширную растительность.
Пиджак модного нынче серого цвета небрежно лежал на локте левой руки, правую он протянул с улыбкой человека, начитавшегося книг Дейла Карнеги: добродушной и неискренней.
– Вижу, вы идёте на поправку, – заметил он.
– Спасибо медицине.
– Давайте знакомиться. Иван Петрович Сергеев, работаю над проектом «Полёт на Марс». Слышали о таком?
– Доводилось. Только пока не понимаю, какая связь между мной и Марсом?
– Судите сами. Цель проекта не просто достигнуть Марса, но и основать на нём колонию. Амбициозно, но вполне достижимо. Постепенно, маленькими шажками… Не стану забивать вам голову ненужными техническими подробностями, остановлюсь только на одном: по самым смелым расчётам полёт пилотируемого корабля на Марс должен занять минимум полгода, что, согласитесь, немалый срок и большое испытание для психики любого нормального человека. Идеальным выходом было бы погружение части экипажа в анабиоз. Знаете что это?
– Читал.
– Прекрасно. Значит, это упрощает введение вас в курс дела. Грубо говоря, космонавты на какое-то время заснут, а потом, в нужный момент проснутся. Может, через полгода, год или два… Как пойдёт дело.
– Разве таких, как я, берут в космонавты? – пошутил я с абсолютно серьёзным видом.
Сергеев усмехнулся.
– А разве я говорил о том, что вы станете космонавтом? Всё куда прозаичнее. После испытаний на мышах, кроликах и морских свинках нужно переходить к следующему этапу. Нужны люди, исключительно добровольцы. На них будет отрабатываться экспериментальная технология погружения в анабиоз и выведения из него.
– Значит, в подопытные кролики готовите? – подобрался я.
Сергеев развёл руками:
– Ну, а вы как думали? Будем спасать вас от тюрьмы и прочих неприятностей (я, кстати, в курсе ваших проблем) исключительно из гуманных соображений и любви к искусству? Добро пожаловать в реальный мир, Игорь Николаевич.
Я хмыкнул.
– Давно не верю в абстрактный гуманизм. И всё же, если я соглашусь, что меня ждёт, какие шансы?
Иван Петрович улыбнулся.
– Теперь ваш заход правильный. Ну, что я могу сказать: гарантии вам только в банке дадут, да и то не в каждом.
– И всё же… Я понимаю, что вы не обязаны передо мной отчитываться.
– Любопытство – дело святое. Помогу его удовлетворить. Мы уже проводили эксперименты с людьми. Первые – на неделю – были полностью успешными, без потерь. Когда перешли к уровню один месяц, смертность составила приблизительно тридцать процентов. Мы учли недостатки и скорректировали технологию. Вероятность не проснуться при анабиозе сроком на один месяц составляет сейчас смехотворную величину в две тысячных процента. Но теперь перед нами стоит новый рубеж – мы замахнулись на целый год. Время не ждёт. Его у нас и без того мало.
– Другими словами, я войду в число тех «счастливчиков», которым предстоит проваляться в анабиозе столько, сколько ещё не доводилось никому?
– Да, – кивнул Сергеев.
– Ну, и какова вероятность смерти для моего случая? Есть же предварительные расчёты…
Лицо учёного помрачнело.
– Это неточная цифра…
– Тем не менее.
– Хорошо. Не стану от вас скрывать: вероятность закрыть глаза и никогда больше не открыть укладывается в рамки от двадцати пяти до пятидесяти процентов.
– Вот почему вы ищете подопытных кроликов среди таких как я, – задумчиво протянул я. – С настоящими добровольцами видать совсем туго. Не каждый пойдёт на такой риск.
– Верно. Не каждый, – вынужденно согласился Сергеев. – Большинству не улыбается подобная перспектива. Видите, я с вами честен.
– Благодарю за искренность, – сказал я.
Он внимательно уставился на меня:
– Ну, что: решитесь или нет?
Я провёл по вспотевшему лбу рукой.
– Можно подумать, что у меня большой выбор. Гарантированно сдохнуть в тюрьме или с вероятностью в одну вторую не проснуться в анабиозе… Элементарная математика приходит на помощь. Договорились, я стану частью вашего проекта. Тем более, – я снова вспомнил о жене, – возможно, это поможет мне забыть некоторые вещи.
На полной физиономии Сергеева расплылась улыбка чеширского кота.
– Я почему-то не сомневался, что вы примете правильное решение, Игорь Николаевич.
– Предчувствия вас не обманули, – подтвердил я. – Как будем выбираться отсюда: партизанскими тропами, с применением насилия, – я кивнул в сторону дверей больничной палаты, за которыми по-прежнему дежурил полицейский, – или есть официальный способ?
– Минуточку, – он распахнул свой кожаный портфель и выудил из него пухлую кипу бумаг. – Сначала уладим все необходимые формальности, а потом я заберу вас отсюда.
– Сегодня?
– А что вас смущает? Я уже навёл справки у врача, вы кандидат на выписку. Что недолечили здесь, вылечим у нас в институте. Главное в нужных местах (они галочкой указаны) контракта распишитесь. Остальное я беру на себя.
Я полистал бумаги без особого интереса. Нужно быть профессиональным юристом, чтобы вычленить подводные камни. Увы, я такими знаниями не обладал. Да и не в моей ситуации кочевряжиться. Крепостное право у нас отменено ещё в 1861 году, так что рано или поздно контракт закончится. Кстати, вот и срок – три года. Терпимо.
Расписавшись на каждом листе, вернул договор Сергееву. Он бегло пробежал его глазами, убедился, что я ничего не пропустил, и положил документы в портфель.
– Прекрасно. Начало нашему новому сотрудничеству положено. Главное, ни о чём не жалейте, Игорь Николаевич.
– Не имею такой привычки, – сказал я.
– Тогда займёмся первоочередными вопросами. Простите великодушно, всего один звонок. – Не дожидаясь ответа, он набрал номер и поднёс к уху мобильный телефон. – Всё в норме. Объект готов к сотрудничеству. Приступайте к эвакуации.
Я хмыкнул. «Объект» – это вне всяких сомнений ваш покорный слуга.
Далее события закрутились с бешеной скоростью. За мной прибыли несколько человек в штатском, но выправка выдавала в них людей военных. Мою одежду принесли прямо в палату. Пока переодевался, сразу двое сверлили меня напряжённым взором, не упуская из виду ни на секунду. Видимо, на подписи в договоре толком не полагались.
Мы спустились на лифте в вестибюль, прошли к чёрному выходу, за которым нас ждал микроавтобус с тонированными стёклами. Даже в нём сопровождавшие не позволили себе расслабиться, только крутили головами во все стороны.
Сергеев благосклонно кивнул, снова приветствуя меня. Машина сразу же тронулась.
– Куда вы меня везёте? – спросил я.
– На новое рабочее место, – с улыбкой произнёс учёный. – Да вы не волнуйтесь! Всё будет в порядке.
МКАД стоял в пробке, но мы понеслись по крайней левой полосе с мигалкой и включенным сигналом, водители дисциплинированно уступали дорогу.
Когда микроавтобус съехал с кольцевой, стало ясно, что он держит путь в сторону Восточного Бирюлёво. Потянулись старые, ещё советские девяти и пятиэтажки обычного спального района. Ничего интересного, особенно для того, кто тут бывал и не раз.
Наконец, наш транспорт остановился.
Дверь распахнулась, за ней я увидел абсолютно непримечательное здание из серого кирпича, покрытое металлической черепицей ржавого цвета. Оно больше походило на пакгауз, чем на научно-исследовательский институт.
– Вот мы и на месте, – сказал Сергеев. – Прошу на выход.
Оказавшись на улице, я блаженно потянулся и посмотрел на ярко светившее солнышко. Весна была в самом разгаре. Господи, как время летит! Давно ли была зима…
– У вас ещё будет время надышаться, – заверил учёный. – Мы же вас не сразу в анабиоз отправим. Недельку-другую отдохнёте, пройдёте все медицинские исследования. А пока следуйте за мной, покажу, где будете жить в это время.
Охрана за нами не пошла, осталась сидеть в автобусе. Что-то мне подсказало, что, кроме меня, будут и другие пассажиры, которых понадобится доставить сюда.
Внутри «пакгауз» оказался ещё безыскусней, чем снаружи. У входа с «вертушкой» вахтёр – пожилой дядька, без особого энтузиазма отреагировавший на наше появление.
Сергеев поднёс к электронному турникету пропуск и сделал приглашающий знак рукой.
– Путь свободен. Можете идти.
Мы оказались в широком коридоре с голыми, выкрашенными в оранжевый цвет, стенами.
– Небогато живёте, – сказал я, оглядев эту неброскую «красоту».
– Самое интересное впереди, – пообещал Сергеев.
Он провёл меня к грузовому лифту, способному вместить трактор «Кировец».
– А лифт зачем? – удивился я. – Этаж-то всего один.
– Это он один на поверхности. Наше заведение лишнего внимания не любит. Всё, что надо, находится под землёй.
Створки закрылись, чтобы распахнуться примерно через полминуты.
– Однако глубоко, – присвистнул я.
– Интересы безопасности, – сказал Сергеев. – Но не расстраивайтесь, для вас будут созданы вполне комфортные условия. Прежде никто не жаловался.
Для проживания мне выделили комнату, похожую на гостиничный номер отеля средней руки: небольшой коридорчик с платяными шкафами, по левую руку – санузел с унитазом и душевой кабиной.
В жилой комнате большая кровать, застеленная бордового цвета покрывалом, плоский телевизор, прикреплённый к стене, холодильник, журнальный столик с двумя мягкими стульями. Имелись даже занавески. Раздвинув их, я увидел фальшь-окно. В принципе, логично. Ничего другого в этом подземном отеле ожидать нельзя.
На столике кнопочный стационарный телефон, почти раритет по нашим временам высоких технологий.
Уловив мой взгляд, Сергеев пояснил:
– Связь только внутренняя, в город не выйти. Вы голодны?
Прислушавшись к внутренним ощущениям, я кивнул.
– Можете заказать обед по телефону. Меню на журнальном столике. Готовят тут, кстати, вполне прилично. И да, не стесняйтесь, заказывайте всё, что найдёте. Всё оплачено. А я, с вашего позволения, оставлю вас. Дела.
Он удалился, оставив меня размышлять на тему моего будущего. В виду целого ряда соображений, оно представлялось слишком туманным. Но уж лучше здесь, чем чалиться на металлической шконке, поглядывая на белый свет через решётку и ожидая в любой момент затычки под ребро.
Глава 4
Прозрачный стеклянный колпак с тихим жужжанием опустился надо мной, отрезая от внешнего мира, и наводя на нехорошие ассоциации. Что там у Пушкина в «Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях»? «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч…». Не то! «Не видать ничьих следов вкруг того пустого места; в том гробу твоя невеста» – вот, это уже ближе к текущей ситуации! Аж мороз по коже.
В сказке всё хеппи-эндом закончилось. Но мы-то не в сказке живём.
Всё, хватит ныть! Терпи, казак!
В бедро что-то кольнуло – это инъектор впрыснул дозу релаксанта. Ещё немного и я усну. Эта лекарственная дрянь действует быстро, практически моментально. Бац и всё! Словно обухом по башке.
Свинцовые веки сомкнулись. Я заснул…
И сразу же открыл глаза, чуть не вскрикнув от миллионов невидимых иголок, пронзивших всё тело. Холодно, просто до безумия холодно. Почему никто не говорил, что это настолько мучительно? Предупреждали, что пробуждение – не самое приятное, но не настолько же!
Я выплюнул изо рта трубку, по которой меня пичкали поддерживающей жизнеспособность химией. Предполагалось, что сейчас колпак откинется, и на меня уставится группа учёных с пытливыми взорами. Колпак и впрямь поднялся, только при этом его трясло как припадочного. Я даже принялся переживать, что сейчас всё заклинит. Механизм в разнос пошёл что ли? Непорядок, ребята! За оборудованием надо следить. Тем более за медицинским.
Сразу включился свет, но какой-то слабый и тусклый. Будто не лампочки горели, а допотопная лучина.
А что самое паршивое – никого, ни единого лица в пределах видимости. Что за хрень? Мы так не договаривались.
Самостоятельно выбраться из капсулы – дело непростое. Тело отказывалось слушаться, я прилагал чудовищные усилия, чтобы хоть как-то взять под контроль разом одеревеневшие руки и ноги. В итоге мне это удалось. Я перевесился над краем капсулы и, потеряв равновесие, сверзился вниз аккурат на холодный кафельный пол, едва не разбившись.
Перевернувшись на бок, застонал. Ну где же вы, люди? Должна ведь быть хоть одна живая душа поблизости! Ну не могло моё пробуждение остаться незамеченным, на мне ведь датчиков висело больше чем блох на Барбоске. Они уже всему свету раструбили, что вот он, Игорь Долганов, очухался и жаждет тесного общения, тёплого одеяла и горячего кофе с круасаном.
При мысли о еде меня затошнило. Изо рта потекла непонятная жидкость жёлто-зелёного цвета. Наверное, та гадость, которой я через трубку наглотался.
Опустошив желудок, вытер рукой ставшую липкой физиономию, попытался встать на ноги. Меня качало как тополя на ветру. Такое ощущение, будто разом покинули все силы, а вестибулярный аппарат передал пламенный привет и отключился.
Дело мастера боится, особенно упёртого. Я всё же приподнялся во весь не слишком богатырский рост.
Странно, очень странно. Лаборатория выглядела непривычно, уж больно велик контраст по сравнению с тем, каким мне она запомнилась в тот момент, когда меня укладывали в «люльку». Неужели за год произошло столько разительных изменений? И ведь не игра тусклого света, зуб даю. Словно лабораторию забросили, причём давным-давно.
А ещё воздух. Он тоже странный и непривычный, спёртый. Ещё и кондиционеры накрылись? Сергеев рассказывал о том, что здесь полностью автономная замкнутая система. Хвастался, что построено на века и практически неуязвимо извне.
Но, блин, где же народ? Мне что, ходить по всем коридорам как герой Семёна Фарады в «Чародеях» и кричать: «Здесь прошли люди»?
Тут до меня дошло, что я такой умный и почему-то голый. То есть то, что голый, понятно: меня нагишом в анабиозную капсулу укладывали. Но продолжать хождение в костюме Адама не есть комильфо. Вдруг, распахнётся дверь и войдёт женщина. Какая? Да любая!
Я не ханжа, однако даже гусарам знакомо чувство неловкости. И холодно здесь. Мало того, что после анабиоза трясучка бьёт, так и в самом помещении отнюдь не пляжные условия.
Я принялся искать одежду, памятуя, что тут были вакуумные шкафчики, в которых держали рабочую одежду для персонала. Открывались шкафчики простым нажатием кнопки (слава богу, никаких кодов, шифров или сканирования сетчатки). Содержимое первого меня разочаровало – роба (если быть точнее – комбинезон), которая предназначалась для женщины или для совсем уж мелкого мужчины), подходящий размерчик нашёлся только в четвёртом.
Я поставил мировой рекорд по одеванию. Ещё бы при таком холоде! Обувь, к счастью, тоже подошла – добротные ботинки с высокой шнуровкой и толстой подошвой, неудержимо смахивающие на армейские берцы.
Обувшись и одевшись, я снова ощутил себя человеком, пусть и не с большой буквы. Ну, коль гора не идёт к Магомету (то бишь, дежурный коллектив учёных ко мне), отправлюсь на поиски. Пора разобраться, что тут такое происходит, гром их раздери!
Но сначала маленький тайм-аут. Требовалось время, чтобы прийти в себя. Я ожидал гораздо худшего самочувствия, год в анабиозе не должен пройти даром, вон космонавтам после невесомости приходится долго восстанавливаться, но в моём случае процесс «оживления» шёл ураганным темпом. Будто кто-то вливал в меня огромные порции энергии. Захотелось отжаться или повисеть на турнике. Наверное, организм соскучился по физической нагрузке, решил для себя я и успокоился. Не тот случай, когда нужно бить тревогу.
Прислушался к желудку: вроде тошнило недавно, и сами мысли о еде вызывали рвотные позывы, однако всё изменилось: теперь я входил в состояние голодного духа, готов сожрать быка за один присест. Только кто ж мне его даст? Провизии в лабораторном помещении не наблюдалось. Отсюда возвращаемся к элементарному выводу: надо искать хомосапиенсов, то есть себе подобных. Где они, там пища.
Проблема нарисовалась практически сразу: автоматика дверей категорически отказывалась срабатывать, хотя я в отчаянии истыкал все кнопки. Попытка связаться хоть с кем-то при помощи коммуникатора (он был вмонтирован в панель у злополучных дверей) тоже оказалась бесплодной. В отчаянии я стал орать и колотить по стенам. Ноль внимания, фунт презрения. В мозгу забрезжило нехорошее предчувствие, что меня забыли.
– Замуровали, демоны, – в сердцах сказал я и сплюнул.
Чистота пола и эстетичность волновали меня меньше всего.
Клаустрофобию за собой не наблюдал, но сидение в тесном замкнутом пространстве, да ещё и при столь скудном освещении, нравилось мне всё меньше и меньше.
– Ладно, пеняйте на себя, – громко сказал я, рассчитывая, что мои рассуждения вслух записываются, и если что, всегда можно сослаться на то, что предупреждал. – Если автоматика накрылась известным местом, прибегну к иному способу. Можете назвать его варварским. Кто не спрятался – я не виноват.
Я поднял табурет-вертушку, прикинул его на вес. Тяжёленький. Как раз для моих целей.
Приняв картинную позу (ноги широко расставлены, на лице суровое выражение решительности, в руках табурет), громко и отчётливо произнёс:
– Считаю до десяти. Если двери не откроются, буду вынужден применить грубую силу. Итак, десять!
Медленно досчитав до нуля, убедился, что угроза не подействовала, дверь по-прежнему осталась закрытой.