– Тетя Настя умерла несколько лет назад, – сказала я. – Думала, вы знаете.
– Нам не от кого знать, Лизавета нечастый гость здесь, особенно в последние годы, а связи с Настей у нас давно нет.
– Вот как. Значит, сама она не бывала здесь?
– Должно быть, лет пятнадцать, если не больше. После смерти Сергея, отца ее, Лизавета здесь не появлялась.
Получалось, Лиза отправила меня в дом, который сама и не знала вовсе. Было ли там все так радужно, как она описывала?
– Надеюсь, дом на месте и его не смыло в озеро, – невесело улыбнулась я.
– Со смерти старика Захара и не бывал в доме, – дед отвернулся от меня, устремив взор куда-то к озеру, которое едва виднелось за деревьями.
– Деда Лизы?
– Да, Сироткина.
– Рыбачили мы на днях, были неподалеку, – сказал Данил. – Жуткий он.
– Брось ты ее пугать, – махнул рукой в его сторону дед. – Мы вернемся за машиной позже, не забудь бак залить.
Он подхватил меня под локоть и потянул к своей машине.
– Милка, должно быть, заждалась нас.
Я мягко вывернулась из его руки и повернула обратно.
– Один момент, – сказала я и заглянула в багажник своей разбитой машины. – Тут был мольберт. В своих вещах, которые вы занесли в гостиницу, я его не нашла. Надеюсь, он не повредился при аварии.
Багажник был пуст, не считая непонятно как попавших туда пожухлых листьев.
– Вы об этой странной деревяшке? – дед кивком подозвал меня и открыл заднюю дверь своей машины. – Я сегодня только заметил, что не выложил ее.
– Мольберт. На него крепится холст на подрамнике.
Дед непонимающе уставился на меня, затем перевел взгляд на деревянную конструкцию. Я подумала, что из всех слов он понял только «крепится» и пытался понять к чему именно.
– Это чтобы рисовать, – пояснила я.
Мольберт лежал на заднем сиденье УАЗа и был целехонек. Я села в машину и поежилась от взгляда Дани. Он был сильно встревожен, и эта тревога передалась мне. Меня буквально распирало узнать, что так пугало в этом доме такого здорового мужика, как Даня, но дед лишь отмахнулся, сказав, что местные – мастаки выдумывать всякую чушь. Поняв, что у деда выспрашивать нет смысла, я решила позвонить вечером Лизе и расспросить ее.
Пока дед травил какие-то истории за столом, я извинилась и вышла в уютную гостиную, все так же погруженную в полутьму. Горел лишь один ночник у самой лестницы – уступка старика темному времени суток. Отец Милы сидел на прежнем месте, поблескивая толстыми стеклами очков.
Я подошла к нему и присела на кресло напротив.
– Добрый вечер, Леонид Илларионович.
– Прошу вас, просто Ларионыч. Играете? – спросил он.
– Немного. Вы меня узнали?
– Когда слепнешь, начинаешь прислушиваться к другим органам чувств. Шаги, запах.
Я смутилась.
– Вы пахнете цветами, весенними, вроде ландыша или первых подснежников, – тонкие губы снова растянулись в улыбке. – Партийку?
Мне выпало играть черными. Старик сделал первый ход, один из стандартных, которому меня учил отец в детстве.
– Вы собираетесь жить в лесном доме старика Захара? – спросил он.
– Откуда знаете?
– Я хоть и глуховат, но Люся громко разговаривает по телефону. Всем растрепала, что вы намерены поселиться в этом проклятом доме.
– Люся? – не сразу поняла я, о ком говорил дед.
– Людмила, дочь моя. Ругает, когда Люськой зову ее, говорит, Мила звучит гордо. Ну, да и Бог с ней.
Я поджала губы. Еще вчера я не сомневалась, что о каждом моем шаге станет известно местным, но не подозревала, насколько сильно это будет меня раздражать.
– Почему «проклятом»?
– В силу моего возраста, я мало верю сплетням, но старого Захара знал хорошо. Под конец жизни он превратился в затворника, его в поселке видели не чаще пары раз в год, а то и реже. Странный он был человек.
– В чем была странность? В затворничестве?
Старик пополнил свою коллекцию моей ладьей.
– Не только. Затравленный зверь – вот кого он напоминал мне перед самой смертью.
– Он кого-то боялся? – удивилась я.
– Никого, – проговорил дед тихо, – и всех.
Я нахмурилась, не понимая, что хотел сказать дед, но он сделал свой следующий ход на доске, и я ненадолго задумалась, чем ответить.
– А слухи?
– Слухи? – переспросил хитрый дед, дав себе минуту на размышления.
– Что говорят о доме?
– О, вот вы где! – в гостиную быстрым шагом вошла Мила. – Сёма готов отвезти вас, моя дорогая. Но учтите, что мое предложение остается в силе: вам лучше остаться здесь, комфорт и тишина, не надо ездить за продуктами, готовить самой.
– Спасибо, я буду иметь в виду, – отозвалась я, расстроенная, что нам не дали договорить.
– Я буду ждать вашего возвращения, – подняв на меня огромные серые глаза за стеклами очков, сказал Ларионыч, – чтобы доиграть эту партию.
