Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник)

Бобби кивнул. Он чувствовал себя так, будто всю свою предыдущую жизнь ждал этого момента: сидеть и слушать, как Бовуар объясняет ему механику мира, о существовании которой он мог ранее только догадываться.

– И все же ледоруб, который действительно пробивает лед, стоит дорого, я имею в виду – очень дорого. Итак, скажем, ты на рынке – мистер Крутой, и кто-то предлагает тебе такую штуковину, и ты не хочешь говорить им, мол, идите гуляйте. Следовательно, ты ее покупаешь. Покупаешь втихую, но не запускаешь сам, нет. Что ты с ней делаешь? Ты привозишь ее домой, даешь в работу своим техам, так чтобы она выглядела как что-нибудь средненькое. Скажем, вгоняешь вот в такой вот формат, – он постучал пальцем по стопке софтов на столе, – и, как обычно, скидываешь своей шестерке, перед которой у тебя должок…

– Погоди-ка, – вмешался Бобби, – что-то мне это не нравится…

– Это хорошо. Значит, ты умнеешь на глазах или, во всяком случае, становишься чуть умнее. Потому что так они и сделали. Привезли программу сюда твоему приятелю-толкачу, мистеру Дважды-в-День, и поделились своей печалью. «Туз, – сказали они, – нам нужно проверить эту хрень, испытать в деле, но мы никоим образом не намерены делать этого сами. Дело за тобой, мальчик». И что же Дважды-в-День? Вставляет кассетку? Никоим образом. Он просто делает то же самое, что сделали с ним большие мальчики, разве что даже не дает себе труда шепнуть словцо тому, кто поработает за него. А делает он следующее: находит базу на Среднем Западе, базу, под завязку нашпигованную программами по уклонению от налогов и блок-схемами отмывки иен для какого-нибудь борделя в Канзас-Сити. Каждый, кто не вчера родился, знает, что эта дрянь по уши во льду, в черном льду, абсолютно смертельных программах обратной связи. И нет ни одного ковбоя в Муравейнике или за его пределами, кто полез бы в эту базу. Во-первых, потому, что она прямо-таки сочится защитой; во-вторых, потому, что складированная в ней мура не интересна никому, кроме налоговых инспекторов, а те, скорее всего, и так уже у владельца на содержании.

– Эй, – вскинулся Бобби, – а нельзя ли пояснее…

– По-моему, я растолковываю тебе яснее некуда, белый мальчик! Короче, он нашел такую базу, потом пробежался по своему списку хотдоггеров, честолюбивых панков из Барритауна, вильсонов, среди которых может найтись тупой настолько, чтобы со впервые увиденной программой пойти в рейд на базу, в которую шутник вроде Дважды-в-День ткнул пальцем и сказал, что это, мол, легкая пожива. И кого же он выберет? Он выберет новичка, того, кто не знает, где Дважды-в-День живет, того, у которого нет даже его номера. Он говорит ему: «Слушай, мужик, возьми это домой и заработай себе немножко денег. Если найдешь что-то стоящее, я помогу тебе это толкнуть!» – Бовуар округлил глаза, он больше не улыбался. – Ну что, похоже на кого-то из твоих знакомых или, может, ты не якшаешься с неудачниками?

– Ты хочешь сказать, он знал, что меня могут прикончить, если я вломлюсь в эту базу?

– Нет, Бобби. Но он знал, что такая возможность существует, если пакет не сработает. Он, в сущности, просто хотел понаблюдать за твоей попыткой – ничего больше. Однако он не потрудился сделать это сам, просто поставил за себя пару ковбоев. А дальше все могло идти двумя различными путями. Вариант первый: ледоруб пробивает черный лед, ты попадаешь внутрь, находишь кучу цифр, в которых ты ни уха ни рыла, выбираешься назад, возможно даже не оставив следов. Ну, ты тогда пошел бы к Леону и сказал Дважды-в-День, что он ошибся с базой. А тот бы жутко извинялся, конечно, – и ты получил бы новую цель и новый ледоруб, а он повез бы этот в Муравейник и сказал, что с ним все в порядке. А тем временем не спускал бы с тебя глаз, просто чтобы последить за твоим здоровьем. Чтобы убедиться, что никто не пришел искать ледоруб, который, как они могли прослышать, ты использовал. Или могло случиться иначе, так, как это едва не случилось: ледоруб оказался бы не того, лед сжег бы тебя насмерть, и тогда одному из ковбоев пришлось бы вломиться в квартиру твоей мамочки и забрать софт прежде, чем найдут твое тело.

– Не знаю… Бовуар, это чертовски жест…

– Задница моя жесткая. Жизнь жестока. Я хочу сказать, мы же говорим о бизнесе, не забыл?

Бовуар рассматривал его с полной безмятежностью. Пластмассовая оправа сползла почти на кончик изящного носа. Он был светлее, чем Дважды-в-День или гигант в костюме, – с кожей цвета слегка разбавленного кофе, и к черному мху коротко стриженных волос уходил высокий гладкий лоб. В балахоне из серой плащовки он выглядел худощавым, и Бобби не находил в нем ничего угрожающего.

– Но нам надо выяснить – и вот зачем ты здесь, – что же произошло на самом деле. А это уже нечто другое.

– Но ты же сказал, что он меня подставил, что Дважды-в-День подставил меня так, чтобы меня пришили? – Бобби все еще сидел в кресле-каталке «Роддома Святой Марии», хотя теперь ему казалось, что кресло ему больше не нужно. – И что теперь эти парни, ну, эти крутые из Муравейника, они его с говном сожрут?

– Теперь ты понял.

– Так вот почему он ведет себя так странно, то ли будто ему уже все по хрену, то ли он меня ненавидит до самых потрохов, да? И он действительно перепуган?

Бовуар кивнул.

– И это все потому, – продолжал Бобби, понимая наконец, почему Дважды-в-День не в своей тарелке, почему он так испугался, – что на меня напали там, на Большой Площадке, и сволочи долики обули меня на деку! И этот софт, он ведь оставался у меня в деке! – Он подался вперед, возбужденный оттого, что сложил все вместе. – А эти парни могут, скажем, убить его, если он не вернет дискету, так?

– Должен тебе сказать, что ты слишком много смотрел кино, – сказал Бовуар, – хотя в общем и целом определенно так.

– Хорошо. – Бобби откинулся на спинку кресла-каталки, закинув голые ноги на край стола. – Ну, Бовуар, кто же эти парни? Как ты их там назвал, хуюнганы? Колдуны? Что, черт побери, это должно означать?

– Видишь ли, Бобби, – сказал Бовуар, – я один из них, а тот большой мужик – можешь называть его Лукасом – второй.

– Ты, наверное, видел такие раньше, – сказал Бовуар, когда означенный Лукас поставил на стол трехмерный проектор, перед этим методично расчистив для него место.

– В школе, – покорно ответил Бобби.

– Ты ходил в школу, парень? – огрызнулся Дважды-в-День. – Почему ты там, черт побери, не остался?

Он прикуривал одну сигарету от другой с тех самых пор, как они с Лукасом вернулись, и, казалось, был в еще худшем настроении, чем прежде.

– Заткнись, Дважды-в-День, – предложил Бовуар, – немного образования и тебе бы не повредило.

– С их помощью нас учили, как отыскивать дорогу в матрице, как получать доступ ко всякому барахлу из печатных библиотек, все такое…

– Тем лучше. – Лукас выпрямился, отряхивая несуществующую пыль с огромных розовых ладоней. – Ты когда-нибудь пользовался им, чтобы получать доступ к печатным книгам?

Он снял черный, без единой морщинки, пиджак; на крахмальной рубашке под ним ярко выделялась пара изящных темно-бордовых подтяжек. Лукас ослабил узел строгого черного галстука.

– Я не слишком-то хорошо читаю, – сказал Бобби. – То есть могу, но это работа. Ну да, я входил. Смотрел совсем старые книги о матрице и о всем таком.

– Так я и думал, – отозвался Лукас, подключая к консоли в основании проектора что-то вроде маленькой деки. – Счет Ноль. Прерывание на счет ноль. Древний программистский жаргон. – Он передал деку Бовуару, который стал вводить в нее команды.

Внезапно в экранном объеме проектора начали возникать сложные геометрические фигуры, выравниваясь вдоль почти невидимых плоскостей трехмерной решетки. Бобби догадался, что Бовуар набрасывает в киберпространстве координаты Барритауна.

– Будем считать, что синяя пирамидка – это ты, Бобби. Вот она. – (В самом центре объема мягко запульсировала синяя пирамида.) – Теперь мы покажем тебе, что увидели ковбои, которым Дважды-в-День поручил наблюдать за тобой. Включаю запись.

Из пирамиды выросла синяя пунктирная линия и побежала по линиям решетки. Бобби смотрел в экранный объем, видя себя, одинокого, в гостиной своей матери с «Оно-Сэндай» на коленях. Занавески задернуты, пальцы бегают по клавишам.

– Пошел ледоруб, – прокомментировал Бовуар.

Синий пунктир достиг стенки экрана. Бовуар нажал пару клавиш, и координаты изменились. Исходную декорацию сменил новый набор геометрических фигур. Бобби узнал нагромождение оранжевых кубов в центре решетки.

– Вот оно, – сказал он.

Из-за стенки экрана возникла синяя линия и потянулась к оранжевой базе. Вокруг кубов мерцали смутные плоскости оранжевого света, которые, когда пунктир подполз ближе, начали вдруг смещаться и пульсировать.

– Сам видишь, здесь что-то не так, – сказал Лукас. – Вон он, их лед, и он уже о тебе знает. Вычислил тебя еще до того, как ты за него зацепился.

Когда синий пунктир коснулся скользнувшей навстречу оранжевой поскости, вокруг него тут же образовалась оранжевая трубка чуть большего диаметра. Трубка начала удлиняться, двигаясь назад вдоль пунктира, пока не уперлась в стенку экрана…

– А тем временем, – сказал Бовуар, – дома, в Барритауне…

Он снова пробежал пальцами по клавишам, и теперь в центре оказалась синяя пирамидка Бобби. На глазах у Бобби оранжевая трубка выросла из стенки экранного объема и по синему пунктиру вкрадчиво подобралась к пирамидке.

– А вот с этого момента, ковбой, ты должен был начать умирать всерьез.

Трубка коснулась пирамидки, оранжевые треугольники сомкнулись, как будто закрывая ее стеной. Бовуар остановил запись.

– Когда няньки Дважды-в-День, – сказал Лукас, – жокеи, в общем-то бывалые и закаленные, увидели то, что сейчас увидишь ты, друг мой, они решили, что их деке пора на большой небесный капремонт. Как и у любых профи, у них была вторая дека, для подстраховки. Подключив ее, они увидели то же самое. Именно тогда они решили позвонить своему работодателю, мистеру Дважды-в-День, который, как можно заключить из окружающего нас бардака, собирался устроить вечеринку…

– Мужик, – сказал Дважды-в-День сдавленным от истерики голосом, – я же тебе говорил. У меня тут были клиенты, которых требовалось развлечь. Я заплатил своим мальчикам, чтобы они присмотрели за ледорубом, они и смотрели, а потом позвонили мне. Я позвонил вам. Ну что тебе, черт побери, от меня надо?

– Нашу собственность, – мягко отозвался Бовуар. – А теперь смотри внимательно, – обратился он к Бобби, – такую штуку, кроме как аномальным явлением, не назовешь, без дураков…

Он ввел команду, снова пуская запись.

На нижней плоскости экрана расцвели жидкие цветы, белые как молоко. Подавшись вперед, Бобби увидел, что состоят они словно из тысяч мельчайших сфер или пузырьков. Цветы подстроились к кубической решетке, срослись с ней, образовав асимметричную структуру с широким верхом, нечто вроде многогранного гриба. Грани были белыми и совершенно пустыми. Фигура в экранном объеме была размером не больше ладони Бобби, но всякому вошедшему в матрицу она показалась бы непомерной. «Гриб» развернул пару «рожек»; «рожки» вытянулись, изогнулись, превратившись в пинцет, который метнулся, чтобы схватить пирамидку. Бобби увидел, как кончики щипцов беспрепятственно прошли сквозь посверкивающие оранжевые плоскости враждебного льда.

– Она сказала: «Что ты делаешь?» – услышал Бобби собственный голос. – Потом она спросила меня, почему они это делают, делают это со мной, убивают меня…

– Ага, – негромко произнес Бовуар, – вот теперь мы хоть как-то продвинулись.

Бобби не знал, куда они идут, но был рад возможности выбраться из кресла. Бовуар пригнулся, чтобы не задеть косо висящую светодиодную лампу, которая покачивалась на двух отрезках крученой веревки; Бобби последовал за ним, едва не поскользнувшись в луже воды с зеленоватой пленкой. Чем дальше от гостиной-поляны Дважды-в-День, тем гуще становился воздух. Стоял тепличный запах перегноя и растущей зелени.

– Вот так это было, – задумчиво произнес Бовуар. – Дважды-в-День послал пару ребят на «Ковина-Конкорс-Кортс», но ты уже ушел. И деки тоже не было.

– Ну, это не совсем его вина, – сказал Бобби, – то есть я хочу сказать, что если бы я не рванул к Леону – а я и правда искал Дважды-в-День, даже подумывал о том, как бы мне попасть сюда, наверх, – то он нашел бы меня, верно?

Бовуар помедлил, чтобы полюбоваться роскошными листьями цветущей конопли, и, протянув худой коричневый палец, тронул бледный бесцветный цветок.

– Верно, – отозвался он, – но бизнес есть бизнес. Ему надо было поставить кого-нибудь следить за твоей квартирой в течение всего рейда, убедиться, что ни ты, ни софт не отправитесь ни на какую незапланированную прогулку.

– Но послал же он Реа и Джекки к Леону, раз я их там видел.

Бобби запустил руку за ворот черной пижамы и почесал заклеенную рану, пересекавшую его грудь и живот. Тут он вспомнил о многоножке, которую Пай использовал как стягивающий рану пластырь, и быстро убрал руку. Шрам отчаянно зудел, превратился в сплошную линию зуда, но многоножки касаться не хотелось.

– Нет, Джекки и Реа – наши. Джекки – мамбо, жрица, лошадь Данбалы.

Бовуар продолжал свой путь, придерживаясь, как решил Бобби, какой-то известной ему тропинки в этом беспорядочном гидропонном лесу, хотя тропинка эта, похоже, петляла безо всякого смысла. Кусты покрупнее пустили корни в огромных грушевидно бугрящихся пластиковых мешках для мусора, наполненных темным гумусом. Мешки местами лопнули, и бледные корни искали себе пропитание в тенях, куда не доставали светодиодные лампы и где общими усилиями времени и постепенно опадающих листьев нарос тонкий слой компоста. На Бобби были черные нейлоновые тапки, которые подобрала для него Джекки, но в них уже набилась сырая земля.

– Лошадь? – переспросил он, уклоняясь от чего-то шипастого, наводившего на мысль о вывернутой наизнанку пальме.

– Данбала оседлывает ее. Данбала Ведо, змей. А в другое время она – лошадь Айды Ведо, его жены.

Бобби решил не углубляться и сменил тему:

– А как вышло, что у Дважды-в-День такая огромная хата? Зачем тут деревья и все такое?

Насколько он понял, Джекки и Реа вкатили его в кресле от «Святой Марии» через какой-то дверной проем, но с тех пор он не видел ни одной стены. При этом он знал, что здание-улей покрывает энное число гектаров, так что вполне возможно, что обиталище Дважды-в-День и в самом деле очень велико. Правда, представлялось маловероятным, чтобы толкачу, пусть даже очень крутому, было по карману столько пространства. Никто не может позволить себе столько места – да и кому захочется жить в вечно сыром гидропонном лесу?

Последний дерм снашивался, грудь и спину начинало жечь острой болью.

– Фикусовые деревья, деревья мапоу… весь этот этаж – лье сан, святое место. – Тронув Бобби за плечо, Бовуар указал на перевитые двухцветные ленточки, свисающие с веток ближайшего дерева. – Все деревья здесь посвящены различным лоа. Вот это посвящено Огу, Огу Фераю, богу войны. Тут растет еще много всего: есть растения, необходимые докторам-травникам, а другие – просто для удовольствия. Но это место принадлежит не Дважды-в-День – оно принадлежит всей общине.

– Ты хочешь сказать, вся Новостройка этим повязана? Тут все вудуисты и всякое такое…

Это было хуже самой страшной фантазии Марши.

– Нет, друг мой! – рассмеялся Бовуар. – На крыше у нас мечеть стоит, еще здесь живут тысяч двадцать, если не тридцать праведных баптистов, разбросаны по всей Новостройке. Есть последователи Церкви сайентологии… Каждой твари по паре, обычное дело. И все же, – он ухмыльнулся, – если надо уладить какие-то дела, этим традиционно занимаемся мы… Но история этого этажа уходит довольно далеко в прошлое. Проектировщики – а строили эти «ульи», может, восемьдесят, а то и все сто лет назад – пытались добиться максимальной автономии. Чтобы люди могли тут сами выращивать пищу. Чтобы могли сами обогреваться, генерировать электроэнергию и так далее. Взять конкретно эту Новостройку: если пробурить достаточно глубокую скважину, достанешь до резервуара геотермальных вод. Там и вправду очень жарко, но недостаточно, чтобы запустить турбину, так что никакого тока не будет. Поэтому на крыше поставили сотню роторов Дарье[15] – их тут еще называют миксерами. Сделали себе ветряные мельницы, понимаешь? Правда, сегодня большую часть своих ватт Новостройка получает от «Ядерной комиссии», как и все прочие. Но эти геотермальные воды накачивают наверх, в теплообменник. Для питья вода слишком соленая, так что в обменнике она просто греет обычную воду из системы водоснабжения вашего Джерси. Впрочем, кое-кто полагает, что и эту воду тоже пить нельзя…

Наконец они вышли к какой-то стене. Бобби оглянулся назад. В мелких озерцах на грязном бетонном полу отражались сучья и ветки карликовых деревьев. Голые бледные корни переплетались в импровизированных баках с гидропонной жидкостью.

– Потом вода поступает в цистерны с креветками, их там выращивают в промышленных объемах. В теплой воде креветки растут действительно быстро. Потом по трубам в бетоне воду качают сюда наверх, чтобы обогревать этот этаж. Вот для чего на самом деле этот уровень – чтобы выращивать гидропонный амарант, салат и тому подобное. Дальше вода снова уходит вниз, в резервуары с сомами, а креветочье дерьмо доедают сине-зеленые водоросли. Сомы питаются водорослями – и все идет по новой. Или, во всяком случае, так было задумано. Готов поспорить, никому из проектировщиков и в голову не могло прийти, что кто-то заберется на крышу и скинет роторы Дарье, чтобы освободить место для мечети. И многие другие перемены они тоже не предусмотрели. Нынешние жители основательно переоборудовали «улей». Но тут еще можно достать чертовски хороших креветок… Да и сома тоже…

Они достигли стены. Стена, целиком стеклянная, была сплошь усеяна бусинами сконденсировавшейся влаги. За стеклом в нескольких сантиметрах виднелась вторая стена – что-то вроде ржавого стального листа. Выудив откуда-то из блестящего балахона ключ, Бовуар вставил его в отверстие в голой стальной раме, разделявшей две створки окна. Неподалеку со стоном ожил мотор; широкий стальной ставень сложился, рывками уходя наверх, чтобы открыть панораму, которую так часто воображал себе Бобби.

Они были, наверное, почти у самой крыши, высоко-высоко, потому что Большая Площадка казалась пятном, которое он мог бы накрыть ладонями. Кондо Барритауна выглядели отсюда как простирающийся до горизонта ковер серо-белой плесени. Уже стемнело, и за последней волной кондо Бобби смог различить далекое розовое свечение.

– Там ведь Муравейник, правда? Этот розовый свет?

– Верно, но чем ближе к нему, тем он непригляднее. Хочешь поехать туда, Бобби? Счет Ноль готов завоевать Муравейник?

– Господи, да… – Бобби прижал ладони к запотевшему стеклу. – Если б ты только знал…

Действие дерма закончилось, грудь и спину стало жечь огнем.