Цепной пес самодержавия

– Вы хорошо держитесь, господин Богуславский.

– Как мне вас называть?

– Я бы вам представился, но думаю, в это нет никакого смысла, но если хотите, можете звать меня Седым. Скажу только одно: я занимаюсь решением вопросов весьма деликатного свойства. Вот и к вам такой вопрос появился у некоего господина, который попросил меня помочь в удовлетворении его любопытства.

– Слушаю. Говорите.

– Не торопитесь так, господин Богуславский. Для нашей беседы необходима спокойная, умиротворяющая обстановка…

После этих слов водитель издевательски хрюкнул.

– Не обращайте на него внимания. Обделен хорошими манерами, зато как водитель просто незаменим.

На этом наш разговор закончился, а еще через пятнадцать минут мы остановились на окраине города, на пустыре. Впереди были кусты, за ними рос лес. В этих местах мне не приходилось бывать, но для чего меня привезли в такое глухое место, понять было нетрудно. Допросить и убить. Сейчас у меня был шанс, но стоило мне выйти из машины, он сразу исчезнет. Не успел ко мне с переднего сиденья развернуться главарь, как я опередил его:

– Извините, но когда волнуюсь, у меня страшный зуд в голове начинается. Это после ранения. Можно почесать голову?

– Ради бога! Но только без фокусов! – и он продемонстрировал револьвер.

Я неторопливо поднял руку к голове, благодаря чему локоть оказался сверху над пистолетом, сидящего рядом бандита.

– Так что у вас за вопрос ко мне, господин хороший? Задавайте! – И в этот самый миг я ударил левым локтем вниз, по руке с пистолетом, а правой рукой резко и сильно влепил белобрысому главарю костяшками вторых фаланг согнутых пальцев между глазом и ухом. Почти одновременно с ударом левой рукой прижал к сиденью кисть с пистолетом сидящего рядом головореза и тут же кулаком правой сломал ему нос, а уже на отмашке ребром ладони нанес удар шоферу в основание черепа. Шейные позвонки бандита хрустнули, голова дернулась вперед и упала боком на руль. Бросил быстрый взгляд на убийцу, который сейчас держался за нос обеими руками.

– Поговорим?

Сверкнув бешеным взглядом, он попытался меня ударить, но, получив тычок в нервный узел, скрутился на сиденье и заверещал от боли. Открыв дверцу с его стороны, я сильным толчком выкинул его из машины, после чего бросил внимательный взгляд на главаря. Его невидящий взгляд смотрел в пустоту.

«Мертв», – решил я и вылез из автомобиля, держа наготове пистолет. Стоя возле бандита, корчащегося на земле, мне пришлось несколько минут выжидать, пока тот не придет в себя.

– Отвечать! Кто, зачем и почему?

Его попытка отмолчаться стоила ему простреленного колена, после чего он, между воплями и стонами, стал рассказывать все, что знал. Но знал он, к моему сожалению, очень мало. Он и водитель работали тупыми исполнителями под руководством Седого, занимаясь для своих клиентов любой грязной работой: шантажом, вымогательством, пытками, не брезговали и убийствами. Особенно, когда за них хорошо платили.

– Значит, ничего не знаешь?

– Не знаю! Это все Седой! Он вел дела! Я делал только то, что мне приказывали! Христом заклинаю, пощадите!

– Слушай, ты мне надоел! – и я направил ствол пистолета ему в лицо.

– Погодите! Погодите! Вспомнил! Только пообещайте…

– Не торгуйся!

– Седой вчера с каким-то чином из жандармов встречался! Насчет вас! Точно!

– Фамилия! Адрес!

– Не знаю! Клянусь! Они на Фонтанке встретились. На мосту. Видел его один раз и то издалека! Рожа такая мясистая!

– Описать сможешь?!

– Смогу! Только не стреляйте! Я жить хочу! Жить!

При этом его глаза забегали. По всему было видно, что он больше ничего не знал и сейчас только тянул время, чтобы придумать и соврать.

– Все хотят, но не все этого достойны, – менторским тоном произнес я и пустил ему пулю в голову.

Пистолет засунул в карман, решив выкинуть его по дороге, после чего принялся обыскивать трупы в попытке найти хоть какие-то объяснения моему похищению, а после бегло осмотрел машину. Револьверы, кастеты, два ножа, утяжеленная дубинка и несколько пакетиков с кокаином. Единственным предметом, представлявшим интерес, стал бумажник главаря. В нем было с десяток визитных карточек и две непонятные записки, причем одну из них явно писала женщина.

«Все! Это все на потом!» – с этой мыслью я бегом кинулся на поиски извозчика или ближайшей трамвайной остановки.

В определенный момент я должен был сам себе признаться, что коппо-дзюцу не просто вошла в мою жизнь, а срослась со мной, став ее неотъемлемой частью, и, наверно, тогда мое отношение к Окато выросло за рамки «мастер-ученик», несмотря на то, что вне занятий мы не общались. Я выказывал ему свое уважение и послушание почти как отцу, если, конечно, это слово могло подойти к жесткому, педантичному и скупому на эмоции японцу. К тому же все, что могло, уже случилось, а значит, какие-либо переживания не имели смысла, именно поэтому покушение как-то само собой отошло на задний план и сейчас меня больше волновало, как я буду выглядеть в глазах мастера. Объяснять ему я ничего не стал, а просто в стандартных выражениях попросил простить меня за опоздание и уже по выражению глаз мастера понял, что сегодня полностью изопью чашу недовольства Окато.

После тренировки сделал анонимный звонок в полицейский участок и сообщил о трех трупах, а затем телефонировал на работу Пашутину, после чего мы договорились с ним встретиться.

Встреча состоялась в трактире «Дубок», куда в последний раз я заходил, чтобы найти там иуду Боткина. При виде меня губы Михаила сразу растянулись в веселой улыбке:

– Вид у тебя, Сергей, еще тот. Опять Окато над тобой измывался?

– Угу, – буркнул я, не желая вдаваться в подробности. – Слушать будешь?

– Рассказывай!

После того, как рассказал ему во всех подробностях о попытке похищения, я достал из кармана и передал подполковнику бумажник главаря. Тот осмотрел все отделения, пересмотрел визитки, оглядел каждую денежную купюру, после чего приступил к запискам. Минут пять он потратил на каждый бумажный лоскуток, потом положил их в бумажник и покачал головой:

– Да-а! Шарада. Одну писала женщина, причем грамотная. Училась в каком-то пансионе. Смотри, какие заковыристые завитушки на заглавных буквах. Раз не забыла, значит, недавно закончила учебу. Молодая еще. Встреча в том же месте. В 19.00. Подписи нет. Мог бы предположить свидание, так нет! Заметь, нет ни инициалов, ни имени. Влюбленные женщины так не пишут. Чисто деловая записка, правда, написана кокетливым почерком. А вторая писулька, сам видел. Вообще несуразица! Теперь насчет личности Седого. Тут я думаю, мы быстро все узнаем и потянем ниточку, вот только боюсь, что не приведет она нас к тому жандарму. И последнее. Если бы они хотели тебя убить, Сергей, то сделали бы это еще во дворе дома, отсюда вывод: Седой хотел с тобой поговорить. Вот только, по чьему приказу, мы теперь можем лишь догадываться.

– Я это понял. Только поздно, – буркнул я недовольно. Впрочем, это недовольство касалось меня лично. Не смог правильно оценить вполне просчитываемую ситуацию.

– Для начала тебе надо срочно менять квартиру, пока новые незваные гости к тебе не пожаловали.

– Не спорю, надо.

– Есть у меня на примете одна симпатичная модисточка. Обожает крупных мужчин! Так…

– Нет. Если так обстоит дело, то мне лучше вернуться в свою старую гостиницу, тем более что она находится в двух шагах отсюда.

– Как прикажете, господин поручик, – дурашливым голосом, имитируя лакея, сказал Пашутин. – Со всем нашим удовольствием, только прикажите!

К моему удивлению, номер, в котором мне довелось жить раньше, оказался свободен. Знакомый коридорный, увидев меня, обрадовался как родному брату, впрочем, в не меньшей степени он обрадовался полтиннику, вложенному ему в руку, что сразу побудило его к действию: нам был предложен свежий чай с домашним вареньем и баранками. Отказавшись от предложения, я закрылся в комнате с Пашутиным.

– Что делать будем, Миша?

– Думаю, что те, кто прислал убийц, сильно испугались. Ведь они не знают, что бандиты могли рассказать тебе перед смертью, а значит, им сейчас любой ценой надо тебя убрать. Вот только почему именно ты, Сергей? Или это как-то связано с государем?

– Именно с ним, Миша. Думаю, что это была попытка добраться до него через меня. Ты прав, они сейчас в панике и поэтому в самое ближайшее время следует ждать от них новых решительных действий, причем направленных не только против меня.

Пашутин испытующе посмотрел на меня.

– Ты говоришь о покушение на государя?! Это кто ж на такое осмелится?

– Те, за чьей спиной стоит Франция и Англия, которым сепаратный мир – это нож у горла. Ты сам успел убедиться в этом, еще в Стокгольме. Для них это самый простой выход: убрать государя, а затем посадить на трон марионетку.

– Это государственная измена!

– Ты сам мне в свое время говорил, что у английского и французского послов в окружении царя есть много единомышленников. Так вот они, пока еще у власти, пойдут на самые крайние меры, лишь бы сорвать подписание сепаратного мира.

– Да-а… Так далеко зайти… Возможно, что ты можешь оказаться прав, хотя мне трудно в это поверить.

– В убийство государя?

– В измену людей, дававших присягу!

– Слушай, Миша, через восемь дней состоится крестьянский съезд, поэтому займись вплотную охраной государя. Насчет твоих полномочий я все решу. И еще. У меня есть план, но нужно твое участие.

– Слушаю. Говори.

– План называется «Ловля на живца».

– Так ты у нас еще и рыбак оказывается. Ну-ну. Рассказывай, не томи.

– Завтра я делаю вид, что тайно возвращаюсь домой, чтобы забрать, скажем, необходимые вещи и деньги.

– Я бы в это не поверил. Любой нормальный человек, боясь покушения на свою жизнь, спрятался бы во дворце, за тройным кольцом охраны или, вообще, сбежал из города.

– Судя по тому, что они подослали ко мне бандитов, они меня совсем не знают. К тому же, как ты сам говоришь, они готовы на все, лишь бы покончить со мной как можно быстрее. Так?

– Ну, так, только к чему ты клонишь?

– Думаю, если они обо мне хоть что-то знают, то в их представлении я должен выглядеть, как странный и замкнутый человек. По ресторанам и девкам не шляюсь, приемы не устраиваю, взяток и подношений не беру. К царю езжу редко и только по его вызову. Отсюда они сделают вывод: человек не от мира сего, как и все юродивые, и расставят своих людей во всех известных им местах. У тренировочного зала, у дворца, у квартиры. Это их шанс, и упускать его они не станут. Как тебе?

– Подтверждаю: по ресторанам и девкам не шляется, – с легким смешком заявил Пашутин. – Аскет. Пустынник. Ну, ладно, говори дальше, что придумал.

– Слушай…

На следующий день я приехал к своему дому на наемной пролетке и, заплатив извозчику вперед, приказал ждать, пока не вернусь. Бросая осторожные взгляды по сторонам, нырнул под арку, ведущую во двор, затем быстро огляделся и вошел в подъезд.

Поздоровавшись с консьержем, поинтересовался: не приходил ли кто ко мне? Получив отрицательный ответ, поднялся по лестнице в свою квартиру. Мои постоянные оглядывания и нарочито суетливые движения должны были сказать наблюдателю, что человек приехал по острой необходимости и, скорее всего, скоро покинет квартиру, что по нашему мнению должно заставить наших врагов начать действовать быстро и решительно. Выглядело это представление несколько наивно, но если исходить из торопливости и страха неизвестных врагов, то в их положении они должны были скорее рискнуть, чем затаиться.

«Ну, а если не придут, то хоть помоюсь толком, да во все свежее переоденусь, – с этой мыслью, усевшись в кресло в гостиной, стал ожидать незваных гостей. Не прошло и двадцати минут, как из прихожей раздались тихое лязганье и металлические щелчки. Если бы я действительно занимался сбором вещей в спальне, то вполне мог их и не услышать. Место, где можно было спрятаться в квартире, было мной уже давным-давно определено – это была свободно висящая тяжелая и плотная штора в гостиной. Не успел я за ней спрятаться, как из прихожей послышались чьи-то легкие и осторожные шаги.

Два… нет, три человека вошли в комнату. Замерли, оглядываясь.

Вдруг из спальни раздался негромкий мужской голос:

– Там кто-то есть?

Мне не было видно незваных визитеров, но по легким звукам движений было нетрудно определить, что гости разом развернулись в сторону в голоса. Пора! Мягким осторожным движением отодвинул штору в сторону. Ко мне спиной стояли трое: женщина, кряжистый, крепкий мужчина и невысокого роста мужичок с узкими плечами. В руках у девушки был легкий браунинг, а у мужчины – наган.

Единственное, что невозможно было спланировать, так это бесшумность нашей операции, а вот она-то была нам нужна больше всего. У убийц наверняка был свой человек на улице, который должен был проконтролировать со стороны их работу, а значит, при удаче, мы могли взять его или проследить за ним, ухватившись за кончик ниточки, – размотать весь клубок.

В следующую секунду из спальни раздались какие-то приглушенные звуки, потом что-то шумно упало и покатилось по полу. Убийцы напряглись и замерли, видимо не зная, что делать: врываться в спальню или дождаться хозяина квартиры здесь, но я не оставил им выбора, неожиданно возникнув за их спиной. Сначала отправил в беспамятство мужчину с наганом, посчитав его главным исполнителем, а когда женщина уже начала поворачиваться ко мне, резким ударом выбил из ее рук оружие. Несмотря на неожиданность нападения и боль в руке, она показала свою неукротимость, попытавшись ударить мне растопыренными пальцами в глаза. Легко, словно на тренировке, перехватил ее запястье и резко вывернул руку, заведя ей за спину. Она терпела, сколько могла, но, не выдержав нарастающей боли, вскрикнула, и только тогда я ослабил хватку. Третий из их компании, благообразного вида мужичок, с самого начала схватки предпочел нейтралитет. Отскочив в сторону, он замер, всем своим видом старательно показывая, что не намерен оказывать ни малейшего сопротивления. Пегие сальные волосы, потертый пиджачок, невзрачное лицо. Из общего простого и непрезентабельного вида выбивались легкие теннисные туфли на прорезиненной подошве и хитро-цепкий взгляд жулика и вора.

«Уголовник».

В этот момент из спальни вышел Пашутин, держа в руке пистолет.

– Кто тут у нас? Так-с. Целых три злодея. Недурной улов для первой рыбалки. Сергей Александрович, ну как так можно обращаться с девушкой? – при этом он довольно усмехнулся. Я отпустил ее руку. Та резко выпрямилась и, осторожно потирая руку, окинула нас обоих гневно-презрительным взглядом. Она не была писаной красавицей, но, проходя мимо, любой мужчина обязательно остановил бы на ней взгляд. Симпатичное лицо, большие серые глаза, стройная фигура, вот только глаза… В них сквозила такая дикая злоба, что без следа растворяла то приятное впечатление, которое она производила, и я невольно подумал, что так может смотреть только дикий зверь, попавший в капкан.

Пашутин, быстро, но внимательно оглядел всех троих, а затем спросил:

– Сергей, этот громила как скоро очнется?

– Думаю, минут через пять.

Он кивнул мне головой, дескать, принял к сведению, после чего скомандовал:

– Вы оба! Сели за стол! И руки положить так, чтобы я их видел!

Мужичок сразу проделал все, что было сказано, после чего снова замер. Девушка, игнорируя приказ, окинула нас обоих испепеляющим взглядом, а затем громко, но при этом чувствовалось, как в ее голосе клокочет ярость, произнесла:

– Цепные псы самодержавия! Ненавижу вас! Ненавижу!

Она действительно нас ненавидела. Зло. Яростно. Казалось, еще секунда и она бросится на Пашутина. Разведчик усмехнулся, глядя ей прямо в глаза, и тихо сказал:

– Выполняй, что приказано, иначе… – он не договорил, но в его взгляде и тоне было нечто такое, темное и злобное, что не давало сомневаться в его, пусть даже недосказанных, словах. Не выдержав его взгляда, революционерка отвела глаза, а затем села, положив руки на стол. После сцены укрощения строптивой я подобрал с пола ее пистолет, затем обыскал и связал лежащего без памяти здоровяка. Когда вытаскивал у него из-за пояса второй пистолет, тот очнулся и, увидев меня, попытался вскочить, а когда не получилось, зло ощерился. Не обращая на его гримасы внимания, рывком вздернул его на ноги, подтащил к стулу и посадил, после чего встал за его спиной.

– Теперь все в сборе. Желания первым сделать добровольное признание ни у кого не возникло? – обратился к ним Пашутин. После минуты молчания, продолжил: – Желающих нет. Ладно. Теперь скажу вам неприятную вещь. Мы не полиция, а сами по себе, так что руки у нас законом не связаны.

– Бить будете? – хрипло поинтересовался мужичок, внимательно оглядывая нас обоих цепким взглядом.

– Нет. Пряниками покормим и отпустим, – съязвил я.

– Говорите не так. Гм. Действительно, не полиция, но и на жандармов не похожи. Так, чьи вы будете? – поинтересовался уголовник.

– А что ты хочешь узнать, шпынь каторжный? – спросил его с угрозой Пашутин.

– Насколько вы сурьезные люди, хочу знать.

– Раз хочешь, – сказал, подходя к нему, подполковник, – значит… получишь.

Сильным ударом сбил уголовника со стула, после чего деловито, с размеренной жестокостью, стал избивать его ногами.

– Все! Все! Хватит! Вижу – сурьезные люди! Мне с политическими не расклад в одной упряжке идти. Скажу как на духу! – когда Пашутин отступил на шаг, он спросил: – Так я сяду?

– Сиди, где сидишь, а то кровищей скатерть испачкаешь!

– Как скажешь, начальник, – легко согласился мужичок, вытирая кровь тряпицей и морщась от боли. – Я домушник. Мое дело вскрыть дверь, так что тут я ни при делах.

– Кто нанял?

– Не нашего они закона, так что я перед своими чист, – и уголовник мотнул головой в сторону связанного детины. – Он. Мы с ним в свое время на пересылке познакомились.

– Как его звать?

– Афоня.

– Дурачком прикидываешься. Ладно. Поучу тебя еще немного.

Жесткий удар ноги по ребрам не только опрокинул сидевшего уголовника на бок, но и заставил взвыть от боли.

– Все! Хватит! – домушник начал приподниматься, как резко дернулся всем телом и застонал. – А-а-а! Начальник, ты мне ребра сломал. Как я…

– Наверно, не все, если так живо языком болтаешь? – ласково-угрожающим тоном спросил его Пашутин – Так ты попроси! Мне для доброго человека ничего не жалко.

– Афоня Хруст. Шел за ограбление плотницкой артели. У него на доверии людская касса была, так он с ней в бега подался. Теперь вишь, сицилистом заделался. Насчет дамочки ничего не скажу. Впервые вижу.

Пашутин бросил на меня вопросительный взгляд. В ответ я легонько кивнул головой, соглашаясь с ним. Уголовник – пустой номер, надо браться за других членов компании.

Афоня, несмотря на свой грозный вид, на поверку оказался слюнявым трусом. Захлебываясь словами и кровью, он только начал говорить, но был остановлен Пашутиным:

– Спокойно и по порядку, Афоня!

– Предатель! Иуда! Подлец! – девушка, вскочив, сделала попытку кинуться на своего напарника, но я живо усадил ее на место.

– Мне дурно. Воды принесите, – вдруг неожиданно потребовала она. Я посмотрел на подполковника, в ответ тот пожал плечами, и я отправился на кухню. Не успела она взять стакан в руку, как вдруг с силой бросила его в лицо своему бывшему товарищу. Удар, пришедшийся по носу, заставил того сначала вскрикнуть от боли и неожиданности, а затем он попытался ударить девушку. Перехватив его руку, на несколько секунд я выпустил ее из поля зрения, на что, видимо, она и рассчитывала. Сделав вид, что пытается уклониться от удара, она сумела выхватить откуда-то из-под юбки маленький пистолет, но на этом ее удача, впрочем, как и наша, закончилась. Хотя мне удалось выхватить у нее из руки оружие, но она при этом все же успела нажать на спусковой крючок, и пуля разбила оконное стекло вдребезги. Операция провалилась. Тот, кто находился снаружи и контролировал ход операции, теперь был предупрежден.

– Что есть, то есть, – сказал я для Пашутина, у которого на лице появилось выражение, словно он прямо сейчас надкусил лимон, а затем поторопил товарища революционера. – Живее говори, парень.

– Как я уже говорил, приехали мы в Питер из Москвы, две недели тому назад. Нас, вместе с Лисой, прислали на усиление боевой группы Арона. Нас встретили, а после поселили на явочной квартире, а еще через пару дней от него пришел человек. Назвался товарищем Василием и сказал: пройдете проверку кровью, значит, примем. Дал оружие и патроны. Сегодня он приехал на извозчике и привез нас сюда.

– Куда должны были идти, если бы все получилось?

– Э-э… Об этом разговора не было. Товарищ Василий сказал, что заберет нас, – на какое-то время замолк, но когда новых вопросов не последовало, продолжил свой рассказ. – У дома нас высадили. Зашли мы во двор, а у подъезда стоит Пролаза. Мы с ним действительно когда-то на пересылке познакомились. Это… все.

Я бросил взгляд на уголовника, и что удивительно, особого испуга на его лице не было, хотя и на прямой лжи поймали.

– Начальник, не кипишуй! Объясню! Доволен будешь!

Я с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Еще придет его очередь.

– Что вы должны были сделать? – спросил его Пашутин.

– Ну, это… убить того, кто находится в квартире. Только я не собирался стрелять! Поверьте мне! Это Лиса, она фанатичка! Она все время…

– Заткнись! – потом повернул голову к Пашутину. – Миша, телефон у тебя за спиной. Телефонируй в управление.

После того, как жандармы, записав показания Афанасия Трешникова и забрав обоих боевиков, ушли, домушник попытался ухмыльнуться, но сразу охнул от боли в разбитом лице.

– Настроение поднялось? – зло поинтересовался у него недовольный нашим провалом Пашутин. – Так я тебе его враз опущу!

– Вижу, вы люди деловые, хотя и непонятно мне, какой масти, поэтому давайте так сделаем. Я вам кое-что шепну, без записи, а вы мне – волю даете. Договорились?

– Говори! Там видно будет!

– Мы в очко играли у Машки Портнихи, туда и заявился фраерок. Его привел Венька Хлыст. Вот между ними и прозвучала кликуха Арон.

– Арон, говоришь. А Венька, значит, взял и просто так привел на малину фраера? – словно бы с ленивым равнодушием спросил Пашутин, но ощущение создалось такое, словно из мягкой лапы хищника вот-вот покажутся когти. Уголовник это почувствовал и сжался, инстинктивно прикрыв голову руками.

– Начальники, истинную правду говорю!

От его развязности не осталось и следа.

– Тот, кого привели, был товарищ Василий?!

– Не знаю, но он точно из блатных. Раньше никогда его не видел. Зуб даю! Зато Венька его точно знает!

– Представишь нам Хлыста и можешь идти на все четыре стороны!

– Выбора у меня, похоже, нет.

– Почему? Есть! – усмехнулся Пашутин. – Не согласишься, припишем тебя к революционерам-боевикам и закончишь ты свою жизнь на эшафоте.

– Ты чего, начальник?! Какая виселица?!

– Тебя, кстати, как зовут? Только по-человечески скажи, а не свою собачью кличку.

– Макар Савельич Пролазин.

– Ты, похоже, так и не понял, во что вляпался, Макар Пролазин. Те, для которых ты вскрыл дверь, замешаны в покушении на жизнь государя. Как тебе такой поворот?!

Лицо домушника мгновенно побледнело, а на лбу мелкими крапинками выступил пот.

– Нет. Нет! Чем хотите, поклянусь, но не умышлял я смертоубийства царя! Вы же сами все видели! – он оглядел нас округлившимися от страха глазами. – Сдам я вам Веньку! Сдам со всеми потрохами! Чтоб он сдох, паскуда! С него, висельника, спрашивайте, не с меня!