Фактор умолчания

– Я не больше, чем кто-либо другой, стремлюсь сгореть в ядерном пекле, – позволил себе неучтивость недавний советник по нацбезопасности.

– Ради бога, – лишь поморщившись, что его перебили, Рейган закончил фразу, – не доводите дело до крайностей.

– Господин президент, сейчас не май шестьдесят второго – ракет на Кубе, нацеленных на Флориду, нет. Прямой угрозы мгновенной конфронтации нет…

– А советские подлодки в ближней, континентальной зоне у наших берегов?

– Я ознакомился с подробным отчетом морской разведки – это был удачный намек мистера Горшкова. Но погрозив пальчиком, большая часть «красных субмарин» ушла. Я уверен, русские не решатся лезть в большую драку. У них сейчас хватает экономических и других проблем, чтобы не лезть в бутылку. И мы можем… и должны действовать жестко, натурально, иначе Кремль не проникнется.

– Вы гарантируете, что вашими… м-м-м… стараниями солдафоны не доведут дело до ядерной войны?

Бжезинский лишь снисходительно скривился, но одумавшись, утвердительно кивнул.

– В таком случае я подпишу за вами особые полномочия, – почти торжественно огласил Рейган. А сев за стол, раскрыв необходимые бумаги, вполне искренне добавил (пожалуй, склонившись в конце на восклицательные знаки): – Есть в этом что-то безнравственное – столь быстро утратить упорство. Мы не можем просто так отступить. Иначе мы – не мы!

Камрань.

Пункт материально-технического

обеспечения советского военно-морского флота

Ославленный до первых полос западной прессы «Красный пират», фигурирующий в штабе Тихоокеанского флота США не иначе как «бандит» и «убийца авианосцев», сейчас нисколько не соответствовал этим названиям-эпитетам, уныло поддымливая из трубы, сурово нахохлившись своими боевыми повреждениями, притихнув у причальной стенки.

Два полуострова, охватывающих бухту Камрань с севера и юга, образовывали удобные внешний и внутренний рейды, закрывая их от волн и ветров.

Акваторию гавани едва рябило утренним бризом, да порой убывающий в патруль МПК[13] чрезмерно резво набирал ход, пуская волну… что разбивалась о ватерлинию равнодушных к таким мелочам многотоннам водоизмещения тяжелого крейсера.

И лишь регулярные приливы-отливы «почесывали» серый борт о кранцы.

Утро. «Восемь» по местному

Откричало привычное, традиционное «на флаг и гюйс – смирно!», однако подправленное к новым реалиям – кормовой флагшток принял советское военно-морское полотнище, как никогда и не расставался.

То же самое и в выстроенных шеренгах личного состава – все шевроны с надписью «Россия» спороты, все, что положено, заменено на «СССР».

Снова слышится команда – строй утреннего осмотра сломался, рассыпался, разбегаясь по поставленным задачам.

Капитан 2-го ранга Скопин Андрей Геннадьевич отошел к срезу борта, на ходу чиркая спичкой, прикуривая на пробу папироску (ради интереса «стрельну́л» у местных расхожую нынче «Приму» – бесфильтровое недоразумение, почему-то названное «сигаретами»).

Курил редко, но курил – от нервов, с психу, иногда и еще реже за компанию, когда компания под выпивку.

Сегодня? Сегодня курил от того, что вымотало, упарило, в общем, задолбало… или с приставкой «под» – подзадолбало!

Оставшись за командира на крейсере, кавторанг, как положено, нес эту ношу «временно исполняющего обязанности», но по привычке постоянно срываясь на свою собачью должность старпома, влезая во все дыры (не затычкой, конечно).

Ну а как иначе, если служба была не совсем служба, а черт знает что! Никакой тебе эталонной крейсерской организации, а сплошной бардак!

Докурил. Бычок… в другой бы раз, честно, воздержался, но морская рябь под бортом обильно колыхалась всяким мусором – там и растворился окурок.

Еще совсем недавно, только-только по приходе в Камрань, вода в бухте была почти идеально прекрасна той экзотической тропической лазоревой прозрачностью… Теперь же, вследствие возросшего судодвижения, грузо-разгрузочных работ, слива всяческих машинных отработок, акватория оказалась в отвратительно загаженном состоянии – покрытая масляными разводами, грязноватой пеной, не тонущей деревянной щепой… а добавить к этому регулярные гранатометания службы ППДО[14], то еще и непонятно чем со дна бассейна.

Лицо кавторанга осветила легкая улыбка, всплывшим в памяти забавным эпизодом.

Практически с первых же дней, едва встали на бочку, заговорили о возможности диверсий, вспомнив, что во время вьетнамской войны именно в бухте Камрани разворачивались тайные операции с применением боевых пловцов, вплоть до специально обученных дельфинов.

И на самом деле – обстановка была весьма накалена, так как поступали какие-то подозрительные сведения и от собственной разведки, и с вьетнамской стороны.

Вооруженная вахта ППДО крейсера была постоянно начеку.

Буквально на третий день спецбортом от Черноморского флота прибыла группа боевых пловцов, как контрмера против вражеских диверсантов.

Впрочем, как сказал их командир – невысокого роста усатенький чернявый одессит со звездочками кап-три[15]:

– У нас не говорят «боевые пловцы». Мы привыкли говорить, как в руководящих документах: водолазы-разведчики.

«Черноморский гость», естественно, осмотрел зону ответственности: пирсы, прилегающую акваторию, прошелся по кораблю, заговорил с командиром подразделения морской пехоты «Петра» о непосредственном взаимодействии ППДО крейсера с его пловцами.

А тут как раз боец вахты (все как положено – в бронике, каске, с автоматом), бдящий на срезе у полубака, вдруг заметил в воде под бортом что-то подозрительное!

Ни минуты не раздумывая, сдернул с плеча «калаш», лязгнул затвором, внимательно выцеливая вниз! Мгновением передумал, вытянул гранату, дернув чеку, метнул! Ухнуло!

И все это на глазах у выпучившего бельма капитана-пловца:

– Вашу ж мать! Да тут врага не надо! Ваши дятлы всех моих поглушат как рыбу![16]

В общем, противодиверсионная служба была организована гибко, в круглосуточном режиме, по скользящему графику задействуя и пловцов, и производя с катеров профилактическое, но плотное бомбометание, с расходом боезапаса до двухсот единиц ежедневно.

День вступал в силу.

Прогудел рейдовый водолазный катер, отошедший от соседней стоянки.

Мимо к отдаленным плавпричалам, где были устроены складские площадки и смонтированы транспортеры для сыпучих грузов, исключительно неторопливо брел просевший по самую грузовую марку «битюг»-транспорт.

Узким «горлом» с внешнего рейда, подправляемый буксиром, показался боевой корабль, пока еще плохо опознаваемый, но уже заявленно потрехствольно топорщась двумя носовыми башнями.

«Кто это там? Судя по всему, артиллерийский крейсер!» – Рука Скопина самопроизвольно дернулась к отсутствующему биноклю.

Командование ТОФ стягивало в Индокитай серьезную группировку. Многие корабли сразу вступали на боевую службу, оставаясь на внешнем рубеже вокруг полуострова, «заглядывая» в гавань лишь по материально-техническим нуждам – в основном залиться от танкеров. Как правило, их командиры не рысачили подобно давешнему «эмпэка» – в пирсовой зоне вели себя степенно, с «любопытством» и уважением салютуя «Пете-громиле», «Пете-ветерану» сигнальными флагами.

С приходом тяжелого крейсера, скажем, БПК (большие противолодочные корабли) теперь на «большие» не тянули.

«А этот потянет тысяч на пятнадцать тонн», – на глаз определил Скопин – входящий во внутреннюю гавань серый красавец наконец показал свою ютовую часть, где явно поздней достройкой-коробкой плохо вписывался в архитектуру корабля вертолетный ангар.

– А-а-а! По всей видимости, «Адмирал Сенявин», и вроде под адмиральским флагом, – углядел-догадался-пробормотал капитан 2-го ранга. – КРУ (крейсер управления), а значит, еще какое-то начальство пожаловало.

«Петр Великий» стоял у одного из бетонных причалов, построенных еще американцами, когда они тут хозяйничали во время «вьетнамской».

Со стороны берега слышалось беспрестанное тарахтение дизель-генератора, питающего водонасосную станцию. С водой на полуострове напряженка – местные источники еще толком не освоили и фактически весь запас пресной был в пришедшем из Владивостока танкере. Существовал строгий график ее подачи на корабли с установленным суточным расходом.

К пристани и непосредственно к крейсеру тянулись дополнительные полевые магистрали трубопроводов.

В корне пирса, где было устроено классическое КПП и прохаживались «штыки» – часовые бригадного караула, произошел утренний развод… отъезжал, надрывно газуя, «уазик».

Дальше за «колючкой», «стрельнув» карбюратором, завелся «зилок»-самосвал.

Чуть в стороне, где высилась гидроподъемником судоремонтная мастерская (тоже штатовская), торчал БПК «Василий Чапаев», у которого, как было известно, доводили до ума «просевший» паровой котел. Там тоже только-только отыграли подъем флага, но все еще доносились трубы корабельного оркестра.

Все эти звуки на несколько мгновений прервала пара «свистков»[17], что промчали «по головам», ложась в вираж по ма́лому кругу, уходя в свою зону ответственности.

Задрав голову вслед, определив по характерной форме крыльев «раскладушки»[18], поправив съехавшую пилотку, кавторанг двинул на низы в машинное отделение. Боцман стуканул: что-то там «черти, мать их, ночная вахта» накосячили – в котельном лопнуло, прорвало, правда, уж к утру все восстановили, но надо было разобраться и сделать втык в дополнение к боцманскому.

На самом «Петруше» главный паропроизводитель (ядерный реактор), конечно, и не думали реанимировать – в Союз идти однозначно на вспомогательных котлах, на нефтянке.

Самое серьезное из работ по плавучести уже было проделано – пробоины залатали-подлатали, откачали забортную воду, продули креновые цистерны. Крейсер облегчился на десятки тонн, а включить сюда расстрелянный боезапас, когда только одна ракета «Гранит» весит семь тонн, так и вообще «всхуднул».

Сейчас дополнительно крепили заведенные пластыри на случай внезапного шторма на переходе.

Наряду́ с продолжающимся ремонтом на корабле параллельно проходила повальная «разборка». Выгрузившийся «яйцеголовый десант» прибывших из Союза инженеров-спецов (все как положено – в пиджаках и очках «товарищи ученые, доценты с кандидатами») снимали практически всю радиоэлектронику, разбирали «по болтику, по винтику», целыми узлами и по отдельности. Правда, все делалось аккуратно и педантично: «концевики» изолировали, бандажили, подписывая – что, откуда, куда шло, к какой системе, к какой боевой части. Как положено, с кипой эксплуатационных бумаг с составлением совместных актов, при естественно полном содействии и помощи личного состава корабля.

«Без суеты и особого рвения – такие дела суеты не терпят. Но двигаемся неожиданно споро! И тут не то что “ломать – не строить”, но однозначно “разбирать – не собирать”. Однако, блин, запара еще та». – Скопин накинул на плечо «пэдэашку»[19], привычно двинул «метку» на доске учета личного состава на «низах» и, чуть пригнув голову, ступил на сходящий трап. Внизу чувствовалось горячее дыхание машин.

Кондиционирование по кораблю подавалось не везде, а учитывая возню с электрооборудованием, энергоснабжение в отсеках веерно безоговорочно центральными рубильниками обесточивали – от греха, чтоб не коротнуло при оголенных разъемах.

Так что в рабочих помещениях температуры порой стояли вполне тропические… словом, воду, что выделялась по портовому графику, экипаж в обратку исправно потовыделял.

От духоты спасались только на верхней палубе… перекурами.

Всё, что демонтировали, поднимали наверх, тарили в специально привезенные ящики, кантовали, частично сносили в ангар на юте, размещая на вертолетной площадке под тентами и маскировочной сетью.

Небо днем как назло было ясное, солнцепалящее, так что перегруз осуществляли в основном ночью, опасаясь шпионской съемки со спутников. Впрочем, заведомо зная график пролета шпионских ИЗС «вероятного противника» над данной территорией, находили уверенные «окна» и для работы в светлое время суток.

Первая относительно малогабаритная партия была подана в загрузочные люки на РКР[20] «Адмирал Фокин», что уже ушел вместе с караваном транспортов, выполняя в том числе функцию боевого охранения.

«Раздели бы до трусов, дай им волю», – продолжал мысленно ворчать капитан 2-го ранга. Сначала удивлялся, что пришлые зарятся даже на технику с заводскими датами «1983». Но потом вспомнил, что хоть тот же «Киров» и был принят под флаг в восьмидесятом, кое-какое вооружение на нем доводили и устанавливали уже по ходу службы[21]: «Ну, с “Кортиками” понятно, там хоть разработка и “семидесятых”, но радиолокационная система модуля более поздней выделки… хрен бы с ним. А на фига им старички-бомбометы? Чего они там не видели?»

«Кортики» планировали скрутить без затей целиком с платформы, заведя концы под кран-балки.

Крупногабаритную ракету «Гранит» (бандура та еще!) решили тащить не целиком, а отделив головной блок с новейшими системами управления и наведения.

А как извлекать всю «бороду», тянущуюся за противолодочным комплексом «Водопад», это отдельный вопрос.

По всем вердиктам, на борту должны были остаться лишь (как необходимость) навигационное оборудование, кое-какие системы связи, подкильная ГАС – все, что нужно для адекватного и безопасного движения собственным ходом.

А в общем крейсер оказывался фактически полностью незащищенным.

Однако переживаний особых никто не испытывал. Эскортное сопровождение на маршруте, судя по нагнанному ТОФ боевому водоизмещению, в придачу с авиацией, обещало быть плотным донельзя.

Само собой со всем снятым «железом» на далекую Родину (далекую и… давнюю) выезжали, «паковали чемоданы» члены экипажа – специалисты по цифровой аппаратуре, инженеры группы РЭБ[22], командиры боевых частей или замы… офицеры.

«А матросики расформированных БЧ останутся не у дел, – продолжал думки кавторанг, – сейчас все усиленно задействованы в работах… чем их потом занять – ума не приложить. Тем более что по кораблю точно Мамай прошел. Упаковали даже телевизоры… и не то что с ЖК-мониторами, а и обычные “лучевые”. Правда, сравнительно поздних годов выпуска. И все же, блин…»

Инженеры-заводчане лишь виновато жали плечами, де у них приказ «все, что имеет научно-производственную ценность – брать».

– Ага, иначе говоря – все, что «плохо лежит», – бурчал, матерясь, боцман. И в сердцах сплевывал, – но уж коль «пошла такая пьянка», считай – не мое, не наше уж…

То и на хрен! И не жалко! Хай берут, хитники. Лишь бы корабль на ходу был, если на носу у нас перегон во Владик.

– А я знаю, чего Генштаб и Кремль так спешат все наши ништяки умыкнуть, – авторитетно заявлял кто-то из «бычков»[23], – боятся, что пиндосы таки решатся по нам ядрен-батоном зафиндилить (шоб никому не досталось!), и тогда все накроется медным тазом.

Сложней дело обстояло с личными вещами. Включая в первую очередь мобильники и более навороченные планшетники (у кого были).

Полковник из КГБ, что вел все дело, приготовил бланки изъятия под опись с целым перечнем по пунктам и даже с прописанными условиями компенсации (интересно, в какой конвертации, доллар – 64 копейки?). Торжественно объявив акцию на добровольной основе (надо ж, какая деликатность!)… но эдак настоятельно, не без строгого намека, сурово рекомендуя.

И что ни говори – против государственной машины не попрешь.

Скопин и сам понимал, что эти девайсы хоть и являются последним «окошком» в былую гражданскую жизнь (у многих помимо киношек, музыки, игр и прочей дребедени, там были личные фото-видео), опасность утечки информации и технологий была очевидна.

Да и ценность для научных бюро страны несоизмерима.

«Бычки» собирали подивизионно экипаж, проводя разъяснительную работу с категоричным вердиктом «сдать!».

Понятно, что нашлись ухари, кто припрятал. Наверняка.

Чувствуя неожиданный укол собственного предательства, Скопин объяснил одному из яйцеголовых (нормальный такой вдумчивый дядька из Воронежского НИИ связи), что если устройство включено – издает электромагнитный сигнал. Снять частоту – и можно пеленговать прямо в отсеках.

Тот, сетуя на отсутствие радиодеталей, все же умудрился сварганить из подручных средств вполне рабочую штуковину.

В итоге еще сумели выудить всего с пяток «мобило-айфонов». Слух по кораблю быстро прошел – неудивительно, если кто предусмотрительно вообще вынул батарейку.

Но не обнадеживались – все эти ухищрения до схода на берег, когда однозначно будет полный и безоговорочный шмон.

Гэбист-полкан, узнав о такой преступной несознательности, набычился. Уж точно, была б его воля – устроил бы сладкую жизнь на борту. Но воли его, как оказалось, не было. Все еще действовало покровительство Горшкова (вон она откуда неожиданная деликатность).

– И? – спрашивал Харебов, когда они в очередной раз после заката собрались у летунов «посидеть с часок за рюмкой». – Салаги-молодняк в охрененье?

Спирта… чистого спиртогана на крейсере вдруг оказалось много. А все из-за того, что по каким-то неведомым нормативам, «под технические нужды на консервацию аппаратуры для транспортировки», заводчанам «на большой земле» его родимого выделили за сотню литров. И теперь «божью росу», разбавляемую до кондиции «шило»[24], усиленно расходовали и списывали… формально. При этом заводская интеллигенция не отставала, сумев показать себя! Вот буквально вчера огорошенно сыграли «человек за бортом»!

Заверещало!

ППДО всполошилось, народ – на палубу, замелькали спасательные круги!

А за кормовым срезом «кадр» плавает, не чешется, плещется – один из «кандидатов наук» перебрал по жаре, решил, понимаешь, освежиться.

– Я говорю – молодняк в ахере? – еще раз переспросил майор.

– В ахере, – выпал из небольшого ступора Скопин, – и не только молодняк.

– Так я и говорил, я предупреждал, как оно будет происходить – и контакт с местным особым отделом, и с другими реалиями «совка».

– Хочешь сказать, «убог»? – с сомнением и вызовом спросил прибившийся к посиделке Сашка Ермилов из штурманской группы. – «Совок»?

– А представь полупустые магазинные полки, серость, нет тырнета, нет «жилетта» с пятью лезвиями…

– Так сейчас и на Западе он скорей с одним лезвием. Сейчас времена еще такие, что нам все покажется убогим. Катался я на «опельке-кадете» восемьдесят восьмого года выпуска – «Приора» тестя куда как технологичней выглядела. Хотя, согласен, по бытовухе Союз однозначно отставал от Запада. Тут не поспоришь.

– У меня какое-то нездоровое ощущение народилось, – морщился после жестковато разбавленного в глотку Скопин, – отождествляю себя и экипаж отдельно от всех этих… не только вечно бдительных чекистов, но и вполне обыденных, нормальных служак, из портовиков и других служб, с кем уже приходится сталкиваться. Будто на разных языках иногда разговариваем, и нас совсем не понимают… не принимают.

Харебов смачно хрумкал, заедая припасенным соленьем, вдруг хохотнул… и, видя непонимание, пояснил:

– Вспомнил случай. Как-то в Скандинавии по туру (у нас с собой было, так что мы не скучали) пропустил на эскалаторе в маркете какую-то бабенку вперед… типа, по джентельменски. А у нее такие формы-округлости сзади! Я такой думаю: «Шведка, не понимает»… ну, и сказанул: «Ах, какая задница!» На что она, такая злая, обернулась и сказала, что, хм… понимает. Так что полкан из КГБ больше молчун, но наблюдательный, и нас вполне просчитал, отклассифицировал. Мы тут, по их меркам, так все поголовно и сплошь диссиденты! Как минимум оппозиционеры соцстрою и самому святому – партии… мать ее ети! Нам бы сидеть тихо в тряпочку, мозоли на заднице натирать. Ан нет, отвыкли-привыкли… к гласности. Для нас некий «бряк» языком вроде и невинный, а у них на почве соцбдительности сто пудов – так и зашкаливает! Особенно… Особенно после твоего загона с тем фруктом из политотдела.

От фрукта в кавторанговском звании только по одним повадкам сквозило «военно-политическим»[25].

Явился, представился, потряс полномочными бумагами и пошел бродить по кораблю, хмуря бровочки на несоответствие канонам советских моряков, а потому ну-ну: «форменное разгильдяйство личного состава».

Экипаж, понятно, в мыле – ремонт корабля, копошня с разборкой, жара, вода по лимиту, все кто в чем. А этот выбритый, подстриженный, вылизанный, попахивающий не иначе «Красной Москвой» (одеколон, кто не знает), явно прямо самолетом из самой столицы. Короче говоря, классический замполит, верный слуга партии.

Сначала насел на офицеров – те отбоярились, сославшись на занятость (хорошо хоть нах… не послали).

Замуля переключился с «идейными» беседами на беззащитный старшинский и рядовой состав. Тут и жалоб не надо, все было на виду и… в общем Скопин не стерпел, высказав «партийцу»:

– Товарищ капитан второго ранга! Им сейчас психолог, а лучше баба да рюмка душевная нужна. А вы им про решения съезда и первичную ячейку. А что враг не дремлет, так они и без вас знают – экипаж недавно вышел из тяжелого боя! И не только, черт возьми – вообще из другой жизни-реальности! Хочу акцентировать – пусть матросики и говорят по-русски, к командиру и к вам обращаются «товарищ капитан», но они другие… познали иные времена и социальный строй. А вы, не разобравшись, не пытаясь осмыслить и понять, сразу начинаете на них пионерские галстуки вязать.

И без перехода, неожиданно, пока покрасневший «рак» не набрал воздуха, сбивая с толку:

– У вас какая машина? В личном пользовании?

Зам растерялся, но быстро взяв себя в руки, с гордостью объявил:

– «Волга».

Скопин хмыкнул (ну-ну, такой и соврет не моргнув):

– А у старшины, которому вы вот только что цитировали «первоисточники», «Мерседес» С-класса, пусть и трехгодовалый. Да вы и С-класс-то не знаете. А матросик-контрактник на полугодичную, годичную зарплату, замечу, легко, без всяких очередей может себе новую «Жигули-Ладу» купить. Из автосалона! И это не достижение социализма… просто жизнь стала другая.

Короче, сорвался, жара допекла, наговорил. Наверное, зря. Но нет худа без добра.

Был у врио[26] командира корабля один ресурс – «звонок другу». Пока еще ни разу не использованный – особисты особого повода не давали, с заводчанами было все «прозрачно». Жаловаться Скопин не любил (из гордости и упрямства), но тут другой случай.

А после общения с Горшковым по ВЧ-связи[27] излишне ретивого замполита адмиральская корова языком слизнула на раз. Только и злорадствовали, надеясь, что этого чудилу за Таймыр услали к белым медведям, учитывая всю секретность вокруг «Пети». Зато и чекисты стали более корректны.

С секретностью, уж по крайней мере от «своих», все было более чем на уровне. Дальше КПП и «колючки» (это второй уровень – ближе к «телу» только особая группа ГБ) никто о происхождении крейсера знать был не должен.

Командование Тихоокеанского флота согласно спущенной Москвой директиве парадно мотивировало повышенную активность в Камрани необходимостью в кратчайшие сроки обеспечить базирование эскадры и авиации. Приоритет был очевиден – полноценное присутствие вооруженных сил СССР в стратегически важном районе Индокитая.

Вот только «фигура» 26000-тонного крейсера, со следами недавнего боя, за тремя периметрами кордона, слишком уж заметная… и не могла не цеплять взгляды экипажей прибывающих кораблей ТОФ и персонала бербазы[28]. И все задачи командирам дивизионов нареза́лись, строясь на обеспечение безопасности «неожиданного гостя».

Но даже командующий 17-й ОпЭск[29] контр-адмирал Анохин Р. А. не мог дать внятных объяснений подчиненным, поскольку и сам имел строго купированный допуск.

Расписавшись в документах под грифом «совершенно секретно», Рональд Александрович знал лишь то, что тяжелый крейсер проекта 1144 «Петр Великий» в особом статусе участвовал в военной операции на стороне Аргентины, проводя обкатку новейших образцов оружия.

Далее, по окончании испытаний и следовании в базу Тихоокеанского флота, со стороны вооруженных сил США против крейсера произошла беспрецедентная провокация, вылившаяся в боевую стычку, в результате которой противник понес ощутимые потери.

И теперь у Генштаба есть основательные подозрения, строящиеся на разведданных, что американцы готовы и дальше продолжить агрессивное давление.

Особой директивой контр-адмиралу приказывалось силами 17-й ОпЭск и базирующемуся в Камрани авиационному полку быть готовым к любым провокациям, с задачей обеспечить максимальную защиту «Петра Великого». А также организовать гарантированную доставку снимаемого с него секретного оборудования.

Подчеркивалось, что в результате диверсий или прямых атак этот важный груз может быть или захвачен, или уничтожен.

В подкрепление к официальному приказу Анохин имел личный разговор с главкомом по ВЧ-связи. Горшков доверительно посоветовал отнестись к предупреждениям о намерениях американских военных с полной серьезностью: «Они жаждут крови! Они жаждут поквитаться за поражение. Счет: уничтоженный эсминец, атомная подводная лодка, а главное утопленный “Карл Винсон”… да-да, самый что ни на есть чертов американский авианосец!»